Живой асфальт

    Вовсе не правда, что асфальт сер и скучен.
Зимой он хрупок и звонок, скрипит льдинками, ставит подножки бегущим и сердито поскрипывает песком и солью на зубах. А иногда кутается в снег, хмурится сугробами и отращивает жесткий ледяной панцырь, который  дворники будут пытаться скалывать жестоким кайлом, чтобы добраться до его замороженной души...
   Весной он сначала сдвигает со лба грязную белую шапку,  щурится на холодные лучи солнца, потом  чавкает полным ртом мокрого снега, и только спустя время примеряет на себя разные плащи-капуцины: то белый  - из лепестков облетевшей яблони, то пушисто-плюшевый из сережек ольхи и березы, то кольчужный - из майских жуков. Он устраивает белую цветочную пургу и смешивает запахи и звуки... Он обрисовывает себя детскими цветными мелками, классиками и сердечками со стрелами...
   Летом он - совсем живой. Он становится мягким и податливым  - под тяжелыми мужскими шагами и приставучим, как захмелевший матрос - с девушками, когда  норовит ухватить за каблучок и не отпускать от себя, пока туфелька насильно не выдернет шпильку из его цепких лапок. Он может быть испещрён рытвинами, словно оспинами, изранен трещинами и отплевываться крошками, будто поперхнулся. А еще летом он обязательно бывает цветным. Оранжевым - от опавших абрикос-дичек, кроваво-красным - от раздавленных вишен и чернильным - от ягод шелковицы,  прямо здесь, рядом с дорогой, которой меньше повезло, чем тротуару, на которой только жирные пятна от машинного масла и бензина... Летом он горяч, даже зноен, плавит над собой воздух и обманывает людей маревом, изменяя очертания предметов над собой...
   Осенью асфальт  спокоен и размерен. Он поочередно сменяет на себе уже не плащи, а целые покрывала из бордовых, желтых, оранжевых листьев. Он внюхивается в листву, часто хлюпает носом и шуршит по ночам, жалуясь на скорые холода...
    Асфальт... Он может быть живым... И он - живой...