Их жизнь. В краю голубых озёр. Книга 2. Часть 11

               

    В школе окна зала белели искусно вырезанными из белой бумаги снежинками. У потолка висели диннющие гирлянды. Высокая ёлка в центре зала блестела многочисленными игрушками, разноцветными лампочками, белели снежинки из ваты... Красота - аж жуть!
   Парни в праздничных костюмах, девушки, невозможно красивые, в пышных платьях, со взбитыми причёсками, блестящими глазами от всей этой праздничной обстановки... Парни стояли кучкой, о чём-то оживлённо разговаривали: Сашка Лукапёров,Генка Сырьев, Лёнька Луринь, Антон Голуб, Вовка Сорочкин.
   - Привет, мальцы! - Сказал, подойдя к ним, Робка, пожал всем руки.
   - Здорово, путешественник! - Сказал за всех Сашка. Все уже были в курсе. Дагда - городок маленький, все друг друга знают, новости распространяются быстро.
   - Чемодан уже собрал?
   - Мама собрала, и ужин прощальный уже состоялся. Пришёл, вот, с вами проститься, и с девчонками нашими.
   - Ты нас, всё же, не забывай, - сказал Лёнька Луринь, - а то уедешь, и с концами.
   - Да ну, пацаны, вы что! Я буду писать! Зуб даю! - Улыбнулся Робка. Он всё хуже и хуже себя чувствовал, чем ближе подходило время отъезда, тем больнее становилось.
   - Люда приехала? - Спросил он у Вовки.
   - Приехала, вон она, стоит в углу с Лёлей Павлович и Зоей Титовой. - Ответил Вовка. Да, Людмила стояла с подругами, повзрослевшая, исчезла худоба подростка, округлились плечи, налилась грудь. Она заметила его изучающий взгляд, вспыхнули румянцем щёки, стали  тревожными  глаза.
   Зазвучала мелодия песни из кинофильма "Путь к причалу". Робка, как загипнотизированный, не сводя взгляда с её глаз, пошёл к ней... И опять он чувствовал совсем близко от себя её тонкую талию, её хрупкую ладошку в своей левой руке.
   "Если радость на всех одна, на всех и беда одна, в море встаёт за волной волна, а за спиной спина"... - Лились слова задушевной песни из динамика.  Робка смотрел в Людмилины глаза, она, не отрываясь, тоже... "Друг мой - третье моё плечо, будет со мной всегда! Ну, а случится, что он влюблён, а я - на его пути, уйду с дороги - таков закон: третий - должен уйти!" - убеждённо и твёрдо пел парень песню о друге.
   - А я, не уйду! - Вдруг, очень неожиданно, и тоже, очень твёрдо, сказала Людмила, глядя Робке в глаза. И на секунду прижалась грудью к его груди, сжала пальцами его ладонь. И такое одухотворённое лицо было при этом у неё, что Робка почувствовал, как бешено заколотилось у него сердце.
   - Робка, что ты делаешь, - тихонько попросила она, - не уезжай! - В её глазах столько боли и нежности было, что он не нашёлся, что ответить, только сильнее прижал её талию к себе и прижался щекой к её щеке.
   - Неужели тебе в Дагде так плохо? - Опять спросила она.
   - А ты? Ты же, тоже из Дагды уехала!
   - Я из-за тебя из Дагды уехала! Ты слишком много боли мне приносил! - Глаза её стали совсем несчастными, вздрагивали яркие, полные губы.
   - Слишком поздно! Я Лёньке обещал! Билеты уже куплены. - Пробормотал виновато Робка.
   - Причём тут Лёнька? - Непонимающе спросила она. - Он что, тоже с тобой едет? - До Робки дошло, что она имеет в виду его брата.
   - Да нет, это совсем другой Лёнька, мы вместе с ним работаем. Это из-за него я еду в Керчь, там у него друг живёт.
   - Что тебе этот Лёнька? Он тебе - никто! И ты ему - тоже! Откажись от этой поездки! - Её глаза смотрели на него умоляюще.
   - Ты же не отказалась от своей учёбы! - Упрямо сказал он.
   - Это - совсем другое! Я могу на праздники приезжать, летом - каникулы... А ты едешь туда работать. Отпуск - один раз в год, понимаешь? - Продолжала она его уговаривать.
   - Нет, Люда, я решил. Хочется мир посмотреть. Керчь - большой город, порт, там столько возможностей, Чёрное море... Не отговаривай, прошу тебя! - Попросил он. Она помолчала, тяжело  вздохнула:
   - Ладно, решил, так решил.
   
  ...Робка ещё несколько танцев станцевал с другими девчонками, прощался с ними, они желали ему счастливо устроиться на новом месте. Время неумолимо приближалось к 11 часам. "Всё, последний танец! Больше не могу!" - Решил он и пригласил Людмилу. Почти весь танец они протанцевали молча, только в конце он сказал:
   - Мне надо уходить. До встречи, Люда! Я верю, мы ещё встретимся!
   - Можно, я тебя провожу? - Спросила она.
   - Конечно! - Воскликнул он. Они вышли из зала, спустились по лестнице, вошли в раздевалку, он одел куртку и шапку, подошли к входным дверям.
   - Не выходи на улицу, зима, всё-таки, и мне труднее будет, - попросил он. - До встречи! - Он сильно сжал её тоненькие пальчики.
   - Хорошо, - тихо сказала она. "Глаза - как у больной собаки!" - Подумал он, чувствуя, как сердце больно колотится в груди. Он повернулся, скрылся за дверью, отошёл на несколько метров, посмотрел на ярко освещённые окна зала. "Дурак я, дурак!" - Обречённо подумал он и... побежал домой.
   
  ...Провожать Робку пошли всем семейством. Отец нёс чемодан, Лёня сумку с продуктами, мама просунула руку ему под локоть, прижала его руку к своему боку. Сестрички шли сзади.
   Автобус уже стоял на своём обычном месте, возле автостанции, тихо работал мотор. Лёнька с женой стояли возле автобуса, они смотрели на подходивших Гринцевичей.
   - Ну, наконец-то! - Воскликнул  Лёнька. - Я уж, боялся, что не придёшь!
   - Ну да! Я же обещал! А идти нам две минуты от дома. - Ответил Робка. - Здравствуйте!
   - Здравствуйте! - Сказали Владислав с Марией.
   - Здравствуйте! - Ответили Моисеевы. Владислав взял у Лёни сумку с продуктами, поставил сумку на сиденье автобуса, чемодан рядом, на полу.
   - Через пару минут едем, так что, прощайтесь! - Сказал водитель. Робка перецеловался с родными, не мог оторвать глаз от несчастного лица матери.
   - Не забывай нас, пиши почаще, сынок,- попросила мама.
   - Конечно, мамочка! - Воскликнул Робка, чувствуя, как слёзы подступили к глазам. Лёнька тоже расцеловался с женой, первым полез в автобус. Робка за ним, оглянулся, помахал рукой.
     Захлопнулись дверцы автобуса, сильнее заурчал мотор, автобус стал набирать скорость. Робка, не отрываясь, смотрел на маму, отца, обнявшего маму за плечи, на сестричек, прижавшихся к родителям, Лёню, махавшего  рукой. Здание гостиницы заслонило видимость.
   Автобус был почти пустой, кроме них, ещё три пассажира пустились в путь накануне Нового Года.

   
...Все такие поездки на поезде похожи, как похожи и сами поезда. Скажу только, что под монотонный стук колёс вагона на стыках рельсов, у Робки было достаточно времени как следует поразмыслить о своём решении. Он без конца вспоминал несчастные лица мамы и сестричек, сурово сжатые губы отца, машущего вслед ему рукой Лёню, умоляющие глаза Людмилы, когда она тихонько просила: - Робка,.. что ты делаешь! Не уезжай! - И ещё ему очень часто вспоминались её неожиданные слова: - А я, не уйду! - Этот ответ-вызов на слова песни: "Уйду с дороги, таков закон - третий должен уйти!"
   
   И чем больше километров наматывали колёса вагона, унося Робку всё дальше на юг, тем милее и роднее становилась ему маленькая  латгальская Дагда, вспоминались лица друзей, девчонки дагдские казались такими невозможно красивыми, дагдская речушка, дагдские озёра - самыми живописными в мире, а жители Дагды - самыми лучшими на Земле!
   Лёнька уже давно тихо похрапывал на соседней полке, изредка так забавно причмокивая губами, а к Робке сон не шёл, ну никак не шёл, хоть ты тресни! Он так и проворочался с боку на бок всю ночь, провожая глазами  здания станций, на которых поезд останавливался, людей, выходивших из поезда и спешивших попасть в него.
   И постепенно, всё очевиднее, становилось понимание того, что он совершил ошибку. Следующей ночью - Новый Год, самый красивый праздник, Новогодний Бал-карнавал в клубе, наверное, самый последний в дагдском клубе, наспех сколоченном из сборных деревянных щитов вскоре после войны. Уже возвышается на горе, в конце Красноармейской улицы, новый красавец клуб, высоченный, из белого кирпича, с огромными окнами, скорее всего, к следующему Новому Году его сдадут... И уже там будет следующий Новогодний Бал.
 
    А он теперь сидит в поезде... "Мама, мамочка, -шептал он, кусая губы, - что я наделал! Какой же я дурак! На кой чёрт мне всё это надо было?" И ещё он чувствовал себя предателем, удиравшим от своей семьи, от мамы, от сестричек, от брата Лёни, которым он был нужен больше всего на свете, и не только из-за денег, которые он зарабатывал, нет, он был им защитой от пьяного отца, который становился очень агрессивным, когда напьётся...
   
     Ему вспомнился случай, когда осенью, в воскресенье, они с Алькой Пудниеком боксировали в комнате мальчишек, открылась входная дверь и вошли отец и его друг Павел Иванов. Павел зажимал платком разбитый нос, платок весь был в крови, а у отца красовался под левым глазом распухающий след от удара кулаком:
   - Кто, где? - Вскричал Робка.
   - Возле дома, только что, - ответил отец.
   - Пошли! Покажешь! - Приказал Робка.  И втроём они выскочили на улицу: отец, Алька и Робка. Возле перекрёстка, рядом с гостиницей, отец молча показал на двух поддатых мужиков. Алька с Робкой молча, стремительно, подскочили к ним. Алька с разбегу, в прыжке, врезал в челюсть одному из них, тот отлетел метра на два, проехался на спине по траве и так и остался лежать.
   
   Робка затормозил перед вторым мужиком, у того были безумные от страха глаза, только что одним ударом вырубили его друга... Робка нанёс ему стремительные удары прямыми с обеих рук, может, шесть, а может, и восемь, он потом и сам не мог вспомнить, сколько их было.
   Из носа мужика потекла кровь, губы тоже были разбиты, он постоял несколько секунд шатаясь, и рухнул на дорогу. Робка взял его за шиворот и подтащил к лежавшему, положил рядом. Отец смотрел на сына и Альку изумлёнными глазами, у него даже рот открылся от удивления. С тех пор отец очень зауважал старшего сына, безоговорочно признав в нём взрослую силу, и сразу замолкал, когда в нём начинала буянить пьяная агрессия, стоило только Робке угрожающе сказать: - Батя, прекрати!
   
    А теперь поезд уносил его, защитника, от мамы, от сестёр, от брата, всё дальше на юг... Лёня ещё мал, да он и не будет такой защитой, как Робка, он другой, он - не драчун, он - тихий...
    Новый Год встретили в вагоне. Проводница, женщина средних лет, полная, миловидная, шла и восклицала, широко улыбаясь:
  - С Новым годом, граждане пассажиры! С новым счастьем! С новыми успехами! Здоровья вам большого!- Пассажиры, многие, уже поддатые, восклицали ей в ответ:
  - И вас - с Новым Годом! Будьте и вы здоровы! Счастья вам!- Лёнька Моисеев достал бутылку водки, припасенную ещё из дома:
  - Давай и мы с тобой, Робка, встретим Новый Год, как люди, что мы, хуже других, что ли?
  - А, давай! - Махнул рукой Робка. - Только, у меня, Лёня, водки нет...
  - Ну, и что! - Широко улыбнулся Лёнька. - В другой раз, ты меня угостишь! Доставай закуску. - Они разложили на столике свою нехитрую снедь, Лёнька откупорил бутылку, разлил в маленькие стаканчики водку.
  - Ну, Робка, с Новым Годом!
  - С Новым Годом, Лёня! - Они чокнулись, выпили, Лёнька залпом проглотил водку, Робка отпил половину, поставил стаканчик на стол.
  - Ты чего, Робка? - Удивился Лёнька. - Мы ж, не на работе! Новый Год, всё-таки!
  - Я не пью, Лёнька, ты же знаешь, хватает того, что мой батька пьёт, что ж мне, таким, как он, становиться? - Сказал Робка.
  - Ну, это ты правильно сказал! - Посерьёзнел Лёнька. Он нарезал дольками колбасу, Робка отрезал кусок вареного мяса, тоже порезал его, закусили, похрустели солёным огурчиком.
  - Между первой и второй - перерывчик небольшой! - Воскликнул Лёнька, налил себе полный стаканчик, долил Робке.
   - А теперь, Робка, давай выпьем за то, чтобы нам хорошо устроиться на новом месте! Чтобы не пришлось жалеть о том, что мы поехали в Керчь! Согласен?
   - Согласен! - Ответил Робка.- Чокнулись, выпили, Робка опять половину стаканчика. Закусили. В вагоне становилось шумно. Многие пассажиры, так же, как и они, отмечали праздник со спиртным, то тут, то там, слышался смех, шутки.
  - И на кой чёрт, Лёнька, мы с тобой попёрлись в дорогу на Новый Год? - Не выдержал Робка. - Что мы, на несколько дней позже не могли поехать?
  - Наверно, могли, - виновато улыбнулся Лёнька. - Но я же, обещал другу, он ждёт! Слово надо держать, если ты настоящий мужик! Так ведь? Правильно я говорю?
  - Да, правильно, конечно, правильно! Только как подумаю, какой сейчас в дагдском  клубе Новогодний Карнавал, аж дурно становится! - С досадой сказал Робка. - На танцах драки часто случаются, а вот на Новый Год, все такие весёлые, счастливые, что и драться никому не хочется... И вообще! Какой же красивый праздник, Новый Год! - Он задумчиво улыбнулся, вспоминая лица друзей, девчонок, толкотню  в небольшом зале, когда все устремляются танцевать...
    И опять, такая тяжёлая тоска начала сжимать сердце... Когда теперь он сможет обнять маму, прижать её к своей груди? Увидеть сестричек, брата, друзей? Не раньше, чем через год!
    Очевидность ошибки стала такой ясной, что он с трудом удержался, чтобы вот тут же, немедленно, не сказать Лёньке, что он уедет обратно...
   "У Лёни там друг. А у меня кто? У меня абсолютно никого! Все, кого я люблю, кто мне дороги, там, в Дагде... Нет, сейчас я, конечно, ничего не скажу Лёньке, не буду ему портить праздник... Уезжать надо сразу же, как только приедем, пока деньги есть на обратную дорогу". - И от этого созревшего решения он сразу почувствовал облегчение.
  - Ну что? Ещё по одной? - Спросил Лёнька.
  - Нет, Лёня, я больше не буду, а ты выпей, праздник-то  какой! - Робка лёг на верхнюю полку, ещё какое-то время прислушивался к разговорам вокруг, а потом незаметно крепко уснул.
   
 ...Керчь встретила их пронизывающим ледяным ветром. Он так обжигал лицо, что, казалось, сдирает кожу. Николай, лёнькин друг, встретил их на перроне. Сначала они молча разглядывали друг друга, потом оба одновременно шагнули вперёд, неуклюже крепко обнялись, и стали тискать один другого. Робка с улыбкой стоял рядом и любовался ими. Как это приятно, когда встречается на свете такая крепкая мужская дружба!
    Потом Николай внимательно окинул взглядом невысокую робкину фигуру, задержал взгляд на его глазах, протянул руку:
  - Николай. -Робка крепко сжал его кисть.
  - Роберт. -Николай одобрительно улыбнулся:
  - Цепкий! Такие на стройке нужны! - Лёнька убеждённо сказал:
  - Не сомневайся! Работает - будь здоров! Любая бригада будет довольна!
   "Лучше сейчас, чем потом!" - Решился Робка.
  - Лёня, - начал он, чувствуя, что краснеет, - ты только не обижайся на меня, ладно? Я ещё в дороге решил, вернее - понял: я совершил ошибку... - Он увидел, как холодеют глаза у Лёньки, и как сжались в кулаки его пальцы. - Лёнь, не злись, и постарайся понять меня, хорошо? Наверно, мне нужна была эта поездка, чтобы я, по-настоящему, понял, насколько мне дороги, мама, сёстры, брат, даже батя, хотя он бывает таким невыносимым, и как мне без них плохо!
    И, вообще, насколько я люблю нашу Дагду, своих друзей, девчонок дагдских... Было много времени подумать об этом. - Он окинул глазами перрон. - Наверно, летом здесь красиво, а сейчас ветер такой противный! Лёня, ты здесь будешь не один, вон какой у тебя друг настоящий! А я - так, вроде, как третий лишний... -
    Николай усмехнулся и сказал:
  - В дружбе лишних не бывает. Разве что, плохие друзья. Не даром же говорят: " Не имей сто рублей, а имей сто друзей!" Ладно, Лёня, на то она и юность, чтобы ошибаться. Молодец, что имеет смелость признаться в них... Когда уехать хочешь, Роберт?
  - На ближайшем поезде, что тянуть? Пока деньги есть. - С облегчением сказал Робка.
  - Погости хоть пару деньков, куда торопиться-то? - Предложил Николай.
  - В поезде отдохну! - Отмахнулся рукой Робка. - Я уже по дому заскучал.
  - А не стыдно будет перед своими, перед друзьями? - Спросил, всё ещё хмурясь, Лёнька.
  - Моя ошибка, мне и краснеть! - Ответил Робка. Они зашли в здание вокзала, купили билет на обратную дорогу, потом поехали к Николаю.
   
    Катя, жена Николая, худенькая, черноглазая, со смоляными волосами и почти сросшимися чёрными бровями женщина, накормила их обедом, поохала над решением Робки вернуться домой, а потом сказала:
  - И правильно! Там хорошо, где нас нет... А ещё говорят: "Где родился, там и пригодился!" Родной уголок - милее всего! Хуже бы было, если устроился, проработал какое-то время, а потом тоска заела... Нет, лучше сразу! А родные-то как обрадуются!
   
 ...Обратную дорогу домой Робка почти не запомнил. Он находился в таком успокоенно-блаженном состоянии, что почти всё время провалялся на своей второй полке, вставал только, чтобы сходить в туалет и покушать.
    Катя, проникшаяся к Робке симпатией, на обратную дорогу положила ему шмат сала, солёного!, большой кусок вяленой домашней колбасы, отварной в мундире картошки, несколько лучин, буханку хлеба, налила в бутылку виноградный сок.
  - Катя, ну куда мне столько! - Возмутился Робка.
  - Ничего, что не съешь, дома скушаете, не пропадёт! Люди должны помогать друг другу! - Улыбаясь, говорила она. - А захочешь позагорать у моря, приезжай! Летом у нас - красота! - Спустя время, Робка, нет, нет, а и вспоминал этих, очень милых, людей.
   
    Через год приехал Лёнька за своей Анютой. Он получил большую комнату в семейном общежитии, обставил её мебелью, и теперь, вот, приехал в отпуск, за женой. Он пришёл к Гринцевичам с солдатской флягой, полной чачи, виноградной водки, и большим пакетом крупного и очень сладкого винограда.
  - А зря ты, Робка, тогда не остался! Там, на стройке, совсем другая работа: механизация, башенные краны, экскаваторы, бульдозеры, кладку делать - красота!
    Подмости краном подаются, раствор, кирпич, только клади! Зимой нет такого мороза, как в Латвии, раствор всё время мокрый подают... И зарплата хорошая, - говорил Лёнька, когда они пили вкуснейшую чачу, чистейшую, как слеза.
  - Да я всё понимаю, Лёня, и я очень рад, что у тебя всё получилось. Да и как могло не получиться, когда у тебя такой друг - Коля! И жена его, очень милая женщина! Ты им, обязательно, от меня большой привет передавай, хорошо? Я часто вспоминал их! - С тёплой улыбкой говорил Робка. - Сколько Катя мне еды на дорогу положила! А я, ведь, им - никто! Просто - чужой человек!
 
  - Часто чужие люди бывают милее и дороже, чем самая близкая родня! - Ответил Лёнька. - Я, вот, никак не могу найти общий язык со своей тёщей, как ни старался! Не пошло с самого начала, и всё тут! Счастье, что Анюта на моей стороне. Сейчас, как приехал за нею, тёща так и зыркает зенками, как волчица... С другой стороны, Анюта, её единственная дочь, тёща с мужем развелась, теперь она совсем одна остаётся, - потёр подбородок пятернёй Лёнька.
  - А вы её к себе заберите! - Ляпнул, не подумав, Робка.
  - Куда? В одну комнату? Была бы, хоть, кухня, можно было бы там раскладушку ставить... Нет, надо сначала отдельную квартиру получить. - Возразил Лёнька. - Да и то, сто раз надо подумать, прежде, чем её забрать. Отравит она нам жизнь, ей- Богу!
   
    Когда уже изрядное количество чачи было выпито, Лёнька с Владиславом захмелели, а Робка, только мочивший в чаче губы, заскучал, слушая их разговоры, Лёнька вспомнил, что ему ещё предстоит пройти пешком три километра, а на дворе уже темно, стал прощаться.
  - Лёня, а ты дойдёшь? Может, у нас заночуешь? - Предложил Робка.
  - Да ну! Первый раз, что ли? - Сказал Лёнька.
  - Пока дойду, протрезвею, меньше Анютка ворчать будет. Бывайте здоровы!
  - И вам с Аней счастливого переезда! Не забудь Коле и Кате большой привет передать! - Робка проводил Лёньку метров сто, на прощание обнялись.
  - Спасибо, что навестил нас, рассказал о себе, Лёня. Пусть у тебя в жизни всё будет хорошо!  (... Я намеренно забежал вперёд, чтобы закончить рассказ  о путешествии Робки в Керчь. Больше он с Леонидом не встречался. Может, он когда и приезжал в гости в Латгалию, но к Гринцевичам не заходил... Автор.)

Продолжение: http://www.proza.ru/2012/01/21/1970