Дедушкины рассказы

               
                Про Смоленск.
  После войны от города – героя Смоленска осталась лишь десятая часть. Почти все дома
были разрушены бомбежками. Пострадала и крепость. Осталась башня – Веселуха и часть крепостной стены. Решили зачистить всю территорию крепости, и застроить домами. Саперы подготовились к взрыву стены. Капитан распорядился заложить 200 граммов взрывчатки. Рвануло. Стена не разрушилась. Заложили – 500 граммов. После взрыва стена, как стояла, так и стоит. Капитан приказал заложить килограмм. В домах расположенных по – близости вылетели стекла, а крепость не разрушилась. Капитан пошел по домам, выяснять, сколько надо теперь стекла. С моим отцом он поругался. У капитана покраснело лицо, и налился кровью шрам на правой щеке. Он орал и его трясло. Капитан вышел. Отец сказал: " Он контуженый, и на него не надо обижаться ". Капитан вскоре вернулся с бутылкой водки. Они с отцом сели за стол и стали вспоминать войну.
Моя мама пояснила, что кирпич изготавливали в Киеве, и в глину добавляли яичные желтки. Готовый кирпич из Киева, конвеером, передавали из рук в руки люди, стоящие друг за другом, до Смоленска. Было принято решение о реставрации башни и части стены.
Теперь это исторический памятник.
               
                История в пути.
  Отец был офицером и его часто переводили на новое место службы. Переезжали, как правило, по железной дороге. Мы ехал в Белоруссию, эшелоном, в вагоне для перевозки скота. На полу солома. По бокам нары. Печка – буржуйка посредине. Около неё лавки. Поезд остановился. Отец узнал, что остановка будет длительная. Меня одели потеплей и отец меня возил на саночках вдоль состава. Несколько раз отец меня спрашивал:  " Не замерз? " Я отвечал: " Нет ". Хоть ноги и замерзли – я не признавался. Очень хотелось подольше покататься на санках. Мать стала ругаться, что мы долго гуляем, и меня втащили в вагон. Я сел на лавку у печки. От неё шел жар, а верхняя часть накалилась до красна. Неожиданно паровоз стукнул состав для сцепки. Я полетел на печку. Успел выставить перед собой руки. От боли заорал. Мать меня оттащила. У меня пальцы были обожжены очень сильно. Военврач мне ожоги намазал ксираформовой мазью. Потом всю дорогу мне перевязки делала мать. Обожженные пальцы очень долго болели. На одном пальце только тонкая кожица наросла, а мясо сгорело. Теперь он у меня мёрзнет. Мерзнут и ноги. Я всё таки их подморозил. Так в одночасье я подморозил ноги и сильно обжегся. Этот переезд мне запомнился на всю жизнь.

                Про Эстонию.
   В Эстонии, на остров Саарема шли на корабле. Сестра и я бегали по палубе. Корабль качало, и нам было весело. Нас родители спустили в трюм. Там, рядом с нами, сидела старуха, худая и с крючковатым носом. Мать нам сказала, что это Баба – Яга, и если мы не будем слушаться, то она нас заберёт. Сестра и я старались сидеть тихо – тихо. Но через некоторое время старуха стала нас угощать леденцами, и мы её перестали бояться. Опять бегали и шумели.
 Потом долго ехали в колонне машинами. Ехал я в и последней машине, и в середине колонны, и в первой. В последней машине мы мчались с предельной скоростью. А в первой – потихоньку с частыми остановками. Дожидались отстающих -  из хвоста колонны.
  Нас разместили жить в больших палатках. В нашей палатке было пять семей. Посредине буржуйка, на которой варили еду. Рядом стояли: ведра для воды, тазики и корыто. В каждой семье по 1 – 2 ребенка, и у кого -  то, ещё и бабушка. Мужчины ночевали в казармах.
 Отец меня взял на пирс. Там солдаты, что то делали. Я кидал камешки в море, бегал за чайками, но они быстро улетали. Увлекаясь, отошел от солдат метров на сто. Подошел к лодочному причалу. Сюда и причалил эстонец на моторной лодке. Он подошел ко мне. Расспросил: " Кто ты такой? Кто твой отец? "  Я ответил, что мне три года. А на вопросы: " Сколько у вас солдат? Сколько пулемётов? " – я не стал отвечать. Эстонец позвал меня в лодку, покататься. Я не пошел. Тогда он меня потянул за руку. Я стал упираться и кричать. Меня услышали. Отец, старшина и двое солдат быстро подбежали. Я рассказал всё. Эстонец  стал лопотать по своему, и знаками показывал, что не понимает. Ферштеен  нихт! Мои слова к делу не пришьёшь. Проверили документы. Они в порядке. Старшина влепил эстонцу затрещену, и тот быстро сел в лодку, завел мотор и направился к острову Мухо. А это пограничный с Финляндией остров. Трудно себе представить, что со мной было б, если бы меня увёз эстонец.
 Здесь были белые ночи, и родители долго нас не могли приучить вовремя ложиться спать.
 Как то, утром подморозило и мы, несколько семей, пошли через болото, к колодцу, за клюквой. Через пару часов вернулись, насобирав по кузовку клюквы. Детям строго -настрого приказали, что бы без родителей никто ни смел, ходить на колодец. Тут болото! Но один из мальчиков постарше, уговорил нас малышей пойти за клюквой. Мы человек пять, в возрасти от двух до пяти лет, отправились к колодцу.  Вскоре подтаяло. Мы все намочили ноги и вообще, не могли идти через болото. Нас кто – то заметил, стали из досок прокладывать гать. Нас по очереди переносили на сухое и так же по очереди лупили, за непослушание. Однажды  неожиданно  похолодало. Взрослые и дети оделись в теплую одежду. Отец сказал, что в Финский залив приплыл айсберг. Как он смог проплыть от Северного Ледовитого океана, через тёплое течение Гольфстрим ? Военные корабли на рейде стали расстреливать из орудий верхнюю часть айсберга, и через день потеплело.
 Из палаток нас переселили в новые домики, которые построили солдаты. Женщины – эстонки рано утром приносили нам в бидончиках коровье молоко, и ставили нам на крыльцо. Потом, вылив молоко, мать мыла бидон, клала туда деньги, и ставила бидон на крыльцо. Так же поступали и наши соседки. Эстонки вечером бидоны собирали, а утром опять привозили. Зимой они приезжали на финских санях. Это по существу, стульчик на полозьях. На стульчик клали вещи или сажали ребенка, а эстонка разгонялась, вставала на полозья и по инерции долго ехала. Потом опять так же. Меня несколько раз так покатали. Когда был гололед и сильный ветер, солдаты распахивали полы шинели, как паруса, и  катились на подошвах сапог.
 Но жить на острове было опасно. " Лесные братья " – так называли недобитых в войну эстонцев, воевавших против СССР, во Вторую мировую войну, часто убивали наших солдат. Похороны были, чуть ли не каждый день. По ночам к нам домой часто заходили пограничники, проверять документы. Жить было тревожно, но интересно.
  По соседству жили два брата. Один первоклассник, другой, как я. К ним со мной пришел поиграть еще один – постарше. По радио шла передача: " Дуэль Онегина с Ленским ". Старший брат сказал: " А у нас на шкафу, в чемодане, папин пистолет". Залез на шкаф и слез с пистолетом в руке. Несколько раз попытались выстрелить в картину, потом – друг в друга. Меня позвала мать кушать. Только сели за стол, как раздался выстрел. Мать и я побежали к соседям. Старший брат лежал на полу с темной дырой, вместо глаза. На стене  мозги. Это старший мальчик снял пистолет с предохранителя и нажал на курок. Случайно, но это ЧП. Всем офицерам, имеющим трофейное или наградное оружие, приказано было: " Всё сдать. И патроны". У моего отца  был трофейный бельгийский пистолет с патронами. Он не сдал. Мать, только через два года, нашла спрятанный пистолет. Я уже раньше обнаружил и втихую играл с ним. Выкинула его в общий туалет. Потом там ковырялись местные пацаны. Но успешно или нет, мне не известно.
 

                Самара – городок.
 
  По приезду в Куйбышев, нас поселили в бараках, где раньше было кладбище. Рядом – воинская часть. Неподалёку был гаражный двор, для грузовиков. А через дорогу, напротив наших окон, морг. Было много больших домов и шуму. Трамваи, автобусы, троллейбусы, много народу. Город был голодноватый – перебои с продуктами. Отец получал паёк, и мы не бедствовали, но: молоко, мясо, яйца были в дефиците. Да и свежий хлеб был не всегда. По ночам шпана ходила с пионерским горном и барабаном, кидали камни в окна и приставали к прохожим. Было и хулиганство и грабежи. Что бы навести порядок возле домов семей офицеров, распорядились, выводить солдат и разгонять хулиганьё. Солдаты с этим справлялись. На руку наматывали ремни и били бляхами.
 Отца назначили дежурным по части. Вечером он повёл на стадион солдат, желавших посмотреть футбол. Гражданские болельщики повздорили с солдатами. Завязалась драка, не в пользу военных. Пришлось ретироваться в часть. Толпа подошла к ограде части. Начали кидать камни и палки.  Один камень рассек отцу лицо. Стали ломать ограду. Отец выстроил солдат с оружием, и когда гражданские, попытались проникнуть в часть, дали залп поверх голов, и со штыками наперевес двинулись на толпу. Всех разогнали. Отцу командир части влепил десять суток домашнего ареста. Его на службу и со службы сопровождал конвоир.
 Из-за того, что наши дома были расположены  на бывшем кладбище, то ночью в  потёмках, невозможно было сообразить, куда идти. Что бы подойти к плачущим детям, родители дезориентировано блукали, по несколько минут. Даже выключатель искали не на той стене. По - видимому, это дурманящий газ от разлагающихся трупов, проникал из под земли.   
 Как - то вечером, к нам во двор полетели головёшки. Это горел  "Кабельный завод". Мужчины полезли на крышу скидывать головешки. Крыши были из тёса. Женщины и дети таскали воду в: вёдрах, тазах, кастрюлях, бидончиках.  Подавали на крышу, а  на земле заливали головёшки. Догадались из гаража подтянуть шланг для мойки машин. К утру пожар, на заводе, затушили.
  Отец часто приносил нам мороженое " Эскимо ". Раньше я мороженое не пробовал. А когда он брал меня с собой, за почтой, на вокзал, то в буфете покупал  ромовую бабку.
Это вкуснее кекса. В выходные, часто катались на катере по Волге. Любовались природой, Жигулёвскими горами.  Впервые привели меня в цирк Дурова. Я был в восторге от слона, который хоботом сажал Дурова себе на спину. И я требовал: " И меня на слона!". Естественно – не разрешили. По этой причине я в цирк больше не ходил, а цирк без слона не признаю. Родители водили и в театр. Там смотрел: " Лебединое озеро " и "Вольный ветер ". Соседка и мама повели детей в бассейн – поучить плавать. Я чуть не захлебнулся, но плавать не научился.
 Когда умер Сталин – все плакали. Сестра мне сказала: " Надо плакать". И мы стали плакать. Почему? До сих пор не знаю. Но все, кого я знал, любили его. Каждый месяц снижались цены на основные товары. А вскоре, после смерти Сталина, не стали платить орденские. У отца два ордена " Красной Звезды ", и он переживал, что теперь детям купить, что-то вкусненькое, будет сложнее. Мать не работала, воспитывала сестру и меня. Научила понимать время по часам. Читала книжки. Я выучил буквы. Растолковывала значение непонятных слов. Заставляла быть аккуратным, но мне не часто это удавалось.
 По соседству жила семья старшего лейтенанта Гукосян. У них была маленькая девочка и мальчик – первоклассник, Эдик. У них было холодно в комнате, и старший лейтенант поставил горшочек для дочки, подогреть на плите. Не сообразив, что перестарался, он посадил на него дочку. Ожог был страшный. Ребенок плакал целую неделю. Её брат, Эдик, всё время  выдумывал что-то и проказничал. Собрал нас двоих помладше, и предложил вечером залезть через форточку в морг. По его словам, привезли покойника, с золотым кольцом. Кольцо надо снять. По жребию, первому пришлось лезть мне. Жутко.  Втроём боязливо подошли к трупу. Кольца не было. Эдик вылезал последний, и его застукал сторож. От своего отца получил лупки. При наказании он всегда клялся, что больше такого не будет. Но на следующий день всё повторялось или были новые проказы.
Ну, а как следствие – наказание.
 Летом, в Куйбышеве, произошла трагедия. В пионерский лагерь отправляли детей. На переходном мостике у теплохода, скопилось много детей. Всем хотелось занять лучшие места. Посадку пустили на самотёк. Мостки стали проваливаться, а с ними и дети. Сзади напирали не видя, что твориться впереди. Дети продолжали падать в воду. Утонуло более ста человек.
    В Куйбышеве мы прожили год. Осталось сильное впечатление. Теперь это Самара.
              12. 03. 2011.            КОНЕЦ.