Я?

Я?

Обыкновенный выходной день. Качу сетку с продуктами по маркету, едва поспевая за супружницей. Варьирую между прочими сетками, так же не успевающими за авангардными каблучками. Цок-цок. Шур-шур. Шмяк, сетка еще рублей на пятьсот потяжелела. Шмяк, шмяк, шмяк! Это когда-нибудь закончится?!
Пакетики, кулечки, этикеточки… Воистину, шоп-кросс – сильнейшая черта слабого пола. Куда уж нам… Я уже прошел последнюю стадию отупления, а каблучки все цок-цок. Шур-шур. Шмяк! Шмяк!! Шмяк!!!
Помутненный взгляд раздвоился, воспользовавшись отключкой сознания, каждое око наслаждалось временным суверенитетом. Одно нехотя поглядывает за искрами из-под каблучков, другое пялится по сторонам. Право, все грибочки и кактусы Кастанеды, с нашим шопингом и рядом не стояли!
Неожиданно свободное око, словно за что-то зацепилось. Внутри похолодело, сердце сжалось и зябко завибрировало. Отец?! Руки невольно отпустили сетку с грудой «шмяков».  Резко обернулся. Ф-фу! Зеркало. Никогда б не подумал, что так похож на отца… царство ему…
Магазинная суета позади, все кулечки и пакетики расставлены по местам, некоторые уже попыхивают на кухне в кипящей кастрюле, напоминая о себе бренчащей крышкой. Пока благоверная упивается успешным походом, спешу в ванную комнату.
С непонятным предвкушением запираюсь. Вот оно. Зеркало. Нет, когда осознанно смотрю на отражение, отцовское есть, но «собственное» преобладает.
От горячей струи из-под крана зеркальная плоскость потеет. Отражение теряется в капельках. Это я? Дядька, перешагнувший сорокалетний рубеж. Скажи, что у тебя есть? Работа, дом, суета. Все. Все? Это я?
Стираю с зеркала водяную муть. Изображение вновь четкое, но будто с движением ладошки стерся десяток лет. Сколько? Тридцать? Залысина-то уже есть, мужичок! Не тушуйся, паря, то ли еще будет! Глаза еще упрямые, в них планы на ближайшее будущее. На работу. На дом. На суету. И все. И это я?
 Кран разгорячился, пар плотно окутал стекло, по зеркалу поплыли слезинки. Жестко вытер «нюни» с запотевшей плоскости. Ну? Так и есть. Через след пробежавшей ладони угадывается высокий лоб двадцатилетнего парня. И это я? Работа, дом, семья? Ха. Лоб качнулся, через сдвоенный след пальцев показались дерзкие глаза. Врешь, мужик! Миллионы, дворцы и нобелевские премии!
Стирать не успеваю – стекло тут же потеет. Хватаю полотенце, смахнул крупную росу. Мальчик. Господи, и это я? Собирающий ржавые бочки и прочий хлам вместе с единомышленниками для строительства «самого настоящего» космического корабля?
Что дальше? Дальше-то что??? Комкаю полотенце, тру-тру-тру. А стекло теряет зеркальность, с каждым движением темнеет, превращаясь в чернь зева бездны. И это я? Я.
Стук.
- Хорош мыться, пошли есть!
Меня так много, и все еще не ели.
- Уже иду!