Истории среди облаков. История первая

Я еще не хочу покидать мира грез. Прикрытые ресницы тонут в хрустальном тумане. Зыбкие контуры живого, искрящегося, алого потока проступают сквозь него, волнами тепла касаясь век и разбиваясь на миллиарды золотисто-розовых брызг. Как опасно притягательна глубина, как необычна форма, как таинственна суть... Медленно я открываю глаза и вижу закат, отраженный в маленьком квадратике окна. Последние часы уходящего дня таят в себе нечто непостижимо печальное. Кажется, что в вышине вздрагивает невидимая струна, издавая едва уловимую мелодию. Раз за разом созерцая закат, я воскрешаю в памяти события, так круто перевернувшие мою жизнь. Отрывочные картины мелькают перед глазами: автомобиль, везущий меня и моих близких по узкой горной дороге. Откуда нам было знать, что дорога эта ведет не на шумную городскую ярмарку, а в холодную пропасть вечности. Нелепая случайность распорядилась нашими судьбами. Я и теперь ясно слышу хруст уходящей из-под колес земли, вопли перепуганных сестер и четко вижу побелевшие от напряжения пальцы отца, отчаянно вцепившегося в руль. Все они - мать, отец, сестры погибли и лишь мне, по какой-то нелепой прихоти судьбы удалось выжить, но тяжелая травма позвоночника навеки приковала меня к постели. Возвращение к жизни стало для меня кошмаром. Ужас, отчаяние, боль... "Почему я не погибла вместе с ними? Почему должна нести этот крест ничтожного существования?" - без конца бросала я в пустоту мучительные вопросы и жалобы.
Я узнала цену родственным чувствам, ибо слышала перебранки родни, которые, стоя над изголовьем больничной койки, метали друг в друга слова, словно пропитанные желчью шары. Наконец моя судьба была решена. Все то немногое, что я имела было распродано, а меня взяла на попечение одна из теток. Так я очутилась в убогой комнатке с застоявшимся, затхлым воздухом, которая отныне стала моим домом. Врачи вынесли вердикт - «безнадежна", и позабыли про меня; за ними в небытие ушли друзья, знакомые, соседи. Я беспомощна и потому никому не нужна. Два раза в день мне приносят еду и напоминают о своем благодеянии родственники, в чьем доме я живу. Вот, пожалуй, и все. Медленно день за днем я погружалась в холодную пучину отчаяния, пока однажды не бросила случайного взгляда в покрытое тонким слоем пыли окно. Кусочек неба приковал мое внимание. Я долго созерцала его, чувствуя, какое магическое успокаивающее действие производит на меня вид этой бесконечной, переменчивой дали. Она будила фантазию, рождающую в голове самые неожиданные мысли. Небо - хранитель человеческой памяти. Именно там плетется тонкая нить истории. Теперь я ясно осознаю это. Может быть облака, принимая разнообразные формы, доносят до нас тени прошлого? Я рассеянно скольжу взглядом по небесам, сменившим пурпурную мантию на скромный серо-синий плащ сумерек. Мне кажется, или я действительно вижу сияющую нить пути в пелене зыбкого тумана. Мои тяжелые веки смыкаются. Я ощущаю прохладные волны, которые качая, бережно уносят меня прочь. Все дальше и дальше... В реальность давно забытых веков. Сизая вуаль облаков спадает на лицо. Все глубже и глубже погружаюсь я в туман, растворяясь в нем. Ночь окружает меня. Легкой тенью несусь я над черными силуэтами спящей земли. В свете луны блестит широкая лента реки, ветер чуть колышет верхушки деревьев. Я вижу резкие контуры какого-то строения и медленно соскальзываю вниз. Дом, таящий в себе жизнь, привлекает меня. Я чувствую запахи мха и лишайников, облепивших старые камни массивной ограды. С ними спорят ароматы цветов, в широких вазах выставленные на воротных столбах. Легко перемахнув через стену, я попадаю на просторный двор и спешу по темной аллее к дому, залитому лунным светом. Это внушительное двухэтажное здание с плоской крышей, на которой мягко вырисовываются силуэты цветочных клумб. В свете луны я вижу ряд колонн в форме стеблей папируса, поддерживающих легкий навес. Медленно моя тень облетает дом, любуясь богатыми порталами, открытыми сверху и поднятыми на несколько ступеней; усаженными деревьями галереями, тянущимися вокруг крыши; карнизами, украшенными пальмовыми листьями и фигурками богов... Здесь владычествует сон, окутавший каждый уголок туманом покоя и забвения. Я останавливаюсь у деревянной двери с двумя створками. Остается проскользнуть внутрь и затаиться в ожидании утра...


*  *  *

Алдатти рассеянно наблюдала в небольшое круглое зеркало за руками рабыни, умело и быстро заплетающей ее великолепные черные волосы в тонкие косички. Юная египтянка вздохнула.
"Эта прическа всегда отнимает так много времени", - досадовала она. А в этот день время казалось особенно драгоценным. Ведь сегодня в их доме праздник. Отец Алдатти - генерал Янтинефер навестил семью в сельских владениях и по этому поводу собирает гостей. Среди них наверняка будет тот, при воспоминании о котором сильнее начинало биться сердце в груди у девушки. Канеамон - ее двадцатишестилетний дядя. Алдатти мечтательно улыбнулась и закрыла глаза. Заветный образ тут же предстал перед ней таким, каким она запомнила его со времен их последней встречи. Прошло семь лет. Юной египтянке шел тогда восьмой год, но столь нежный возраст не помешал ей оценить и восхититься хрупким юношей с задумчивыми глазами.
"Каков же он теперь? - встревожилась девушка. - Может быть, годы изменили его?" Она открыла глаза и чуть тряхнула головой, словно пытаясь отогнать неприятные мысли. При этом булавка, сдерживающая еще не заплетенные пряди, выскользнула и мягко шлепнулась на узорчатую циновку. Рабыня охнула и, быстро отыскав булавку, снова заколола волосы непоседливой госпожи.
Со стороны двери послышались легкие шаги. В комнате появилась служанка, принесшая завтрак. От корзинки из пальмовых листьев потянуло аппетитным ароматом вареных овощей и свежевыпеченных пирогов, с вазы выглядывали глянцевые бочка фруктов. Алдатти нетерпеливо заерзала на месте, чувствуя, что голодна. Благо рабыня уже уложила ее волосы, и теперь пристраивала на голову изящную, цветную повязку. Мельком глянув в зеркало, Алдатти решительно поднялась. У нее еще будет время подумать о туалете. Она представила себя в лучшей одежде с драгоценными украшениями. Да уж, пожалуй, дядя не сможет остаться равнодушным. Алдатти знала, что красива, но до сих пор в сельской глуши некому было оценить ее бесспорные прелести. Отец, занятый войной и развлечениями и не желавший обременять себя семьей, редко появлялся здесь, и уж тем паче не собирался приглашать их в столицу. Правда, в последние годы ситуация несколько изменилась. Янтинефер стал приезжать чаще и оставаться дольше. Возможно, это было связано с его сильно пошатнувшимся положением при дворе фараона? Алдатти слышала кое-что о скандальной истории, связанной с женщиной... Впрочем, девушка мало задумывалась над этим, как и над всем остальным напрямую не касающимся ее особы. Раньше, когда визиты Янтинефера воспринимали скорее с удивлением, чем с радостью, тайная мечта его старшей дочери переселиться в столицу казалась неосуществимой. Зато теперь появилась неплохая возможность пробить себе дорогу в свет. Смутно девушка догадывалась, что отец неспроста пригласил на сегодняшнюю вечеринку Канеамона, которого считал весьма удачливым и перспективным молодым человеком.
"Власть - это норовистая лошадка, которую Канеамону удалось обуздать", - говаривал Янтинефер в день своего приезда. - И теперь он не упустит ее ни за что" Еще тогда Алдатти заметила, как переглянулись ее родители, а у Табури, ее матери, блеснула в глазах надежда. Это заставило девушку прислушаться.
"Кто бы мог подумать, - ведь раньше никто не хотел принимать всерьез этого разряженного юнца. В конце концов, именно на этом отношении Канеамону и удалось ловко сыграть. В нем не видели серьезного противника, а он почти беспрепятственно шел к своей цели. Многие и опомниться не успели, как оказались у него за спиной", - Янтинефер сокрушенно вздохнул и почесал затылок. Помолчав немного, он продолжил: "Канеамон хитер, жесток и расчетлив, а это именно те качества, которые нужны мужчине, желающему удержать власть и преумножить свои богатства. " Сделав снова небольшую паузу, генерал со значением добавил: "Теперь Канеамон подумывает о женитьбе. Он рассказывал, когда мы встретились в Мемфисе, что подыскивает красивую, воспитанную девушку из хорошей семьи... " Взгляд Янтинефера остановился на старшей дочери. Несколько минут он внимательно изучал ее, притихшую и робко поглядывающую на него своими огромными черными глазами в бархатистой кайме ресниц. Даже теперь, сидя в своей комнате за завтраком, Алдатти ощутила легкую дрожь волнения, пробежавшую по телу. В самых смелых мечтах она уже мнила себя женой Канеамона и ярчайшей звездой столицы. Блеск славы и богатства уже слепил ей глаза. Девушка отодвинула от себя блюдо с дымящимися овощами. Что-то ей расхотелось есть. Тут же худенькая рабыня поднесла тазик и кувшин для мытья рук. Умывшись и вытершись льняным полотенцем, Алдатти поспешно покинула комнату. Ее босые ноги зашлепали по мозаичному полу коридора. Несколько служанок выскользнули вслед за госпожой, готовые выполнить любое, внезапно возникшее ее желание. В доме царило всеобщее оживление. Всюду сновали слуги с ношами на головах, с корзинками, наполненными разнообразной снедью, в руках. С нижнего этажа до слуха Алдатти доносились возбужденные голоса. Там подготовка к празднику шла полным ходом. Всюду что-то скребли, мыли, прибирали... Стены и колонны украшались свежими гирляндами цветов. Во дворе стучали палки - это служанки выбивали пропитавшиеся пылью циновки. На кухне работа тоже кипела. Об этом свидетельствовали ароматы свежеприготовленной пищи, витавшие в доме. На полу стояли накрытые от мух корзинки с фруктами, кувшины с вином и пивом. В многочисленных сосудах из пористой глины охлаждалась вода. Суета и вид драгоценной посуды, уже извлеченной из шкафов, добавляли свою особую нотку в предпраздничное настроение Алдатти, и еще раз подтверждали, по крайней мере, так казалось девушке, что сегодняшний день разительно отличается от всех остальных. От него ждут многого! Алдатти бродила по дому без цели, просто упиваясь этой новой необычной атмосферой праздника. В одном из коридоров первого этажа ее и застала мать, сама руководящая работой слуг.
- Ты здесь? - удивилась она. - А следовало бы заниматься своим туалетом. Или ты намерена появиться перед гостями в этом платье?
- Я только хотела ... - начало было оправдываться девушка, но Табури резко оборвала ее:
- Ступай и займись собой! Неужели ты не поняла, дочь моя, что должна быть ослепительно красива сегодняшним вечером?
- Но я и так красива! - дерзко возразила та. - Мне не нужно тратить много часов, чтобы выглядеть великолепно.
Она гордо вскинула изящную головку.
- Ты красива, - терпеливо согласилась мать, - видят боги это правда. Но сегодня, - она сделала многозначительную паузу, - ты должна произвести особое впечатление.
Решившись отбросить условности, Табури заговорила напрямик:
- Твой дядя, брат твоего отца, любит путешествовать. Он видел много стран, городов... красивых женщин. Он изведал их любовь, но так и не сумел полюбить сам. Его сердце ищет чего-то особенного. Он вправе желать наилучшего, учитывая его высокое положение.
Видя тревожные огоньки в глазах дочери, Табури поняла, что победила. Излишняя самоуверенность Алдатти дала ощутимую трещину. Похоже, до сих пор девушка не задумывалась о том, что в мире есть другие красавицы. Это открытие больно укололо ее, и ни слова не говоря, юная египтянка поспешила назад в свою комнату, где покорно отдалась в руки рабынь.

*  *  *

Шторки паланкина лениво покачивались, пропуская внутрь порции горячего, пыльного воздуха. В куче разноцветных подушек сидел молодой мужчина. Его необыкновенно ярко подведенные глаза уныло смотрели в одну точку. Всем своим видом путешественник производил впечатление скорее идола, чем живого человека. Свернутые в трубку локоны его высокого парика свисали, прикрывая часть лица и цепляясь за традиционную бородку в форме куба. Он поминутно раздраженно поправлял их руками. При этом на тонких запястьях позвякивали золотые браслеты. Золото блестело и на многочисленных перстнях, и на воротнике, и на тонком браслете на левой лодыжке. Из-под полы прозрачного верхнего платья, надетого поверх белоснежного передника, высовывался кончик драгоценных сандалий из тонкой кожи. То был Канеамон, ехавший на праздник к своему брату. Мужчина не спешил. Иногда его тонких губ касалась загадочная улыбка. Он знал причину радушия брата. Многие годы пока он, сметая со своего пути все преграды, рвался к богатству и власти, "добрый" братец не вспоминал о нем. К чему генералу Янтинеферу бесполезный родственник? Обычно о существовании такового предпочитают забыть. Но теперь, когда Канеамон переживает свой головокружительный успех, о нем вспомнили, более того - его признали! Молодой мужчина снова усмехнулся, припоминая, каким заискивающим тоном разговаривал с ним брат во время их недавней встречи. Что ж роли поменялись. Плутовка судьба сыграла злую шутку с некогда блистательным генералом, сбросив его вниз и одновременно возвысив его брата.
"Я упомянул, что желаю жениться, и он тут же решил подсунуть мне одну из своих дочерей. Какую же? Как мне кажется, там нет ни одной, созревшей для брака. Разве что старшая - Алдатти (он с трудом вспомнил имя племянницы). Сколько ей лет? Тринадцать? Пятнадцать? Может быть и больше... Что ж, даже забавно глянуть, как они станут ублажать меня. Пожалуй, я даже подыграю им. Спектакль, цену которому буду знать лишь я сам".
Он нервно рассмеялся, предчувствуя пикантное приключение. Впереди замаячили очертания поместья Янтинефера. Канеамон откинулся на подушки и напустил на себя томный вид.

*  *  *

Гости стекались отовсюду. Хозяин дома с женой и детьми встречал их у парадных дверей. Рекой лились цветистые приветствия и комплименты. Янтинефер великодушно призывал на прибывших благословение богов. Самым последним в поместье заявился Канеамон. Хозяин оказал ему особую честь, встретив у ворот и проводив через сад к дому. По пути братья обменивались традиционными приветственными фразами. Вот и ступени, ведущие на террасу, в глубине которой маячат фигуры женщин. Канеамон поднял глаза, и в тот же миг, из тени, отбрасываемой увитой цветами колонной, появилась Алдатти. Яркий свет искрами сыпался с ее ажурного, золоченого воротника, играл на тяжелых серьгах и диадеме, разукрашенной драгоценными каменьями и эмалью. В этом сказочном ореоле света лицо девушки казалось божественно прекрасным. Канеамон от неожиданности отшатнулся назад, не сдержав восторженное восклицание. Девушка походила на видение. Под тонкой, словно сотканной из тумана накидкой виднеются изящные контуры ее фигуры, обтянутой белоснежным платьем. Янтинефер, украдкой поглядывающий на брата, усмехнулся. Он остался доволен впечатлением, которое удалось произвести его дочери. Да, Алдатти прекрасна. А красота - это сила. Главное правильно использовать ее. Следом за девушкой на свет вышли и остальные члены семьи генерала. Но Канеамон не смотрит на них, не в силах оторвать взгляда от Алдатти. Он вяло ответил на приветствия, и жар обжег его, когда губы девушки дрогнули в ласковой улыбке. На миг в голове мелькнула мысль - оставить свои планы, пасть к ногам этого божества и возносить ему молитвы до конца своих дней. Но мужчина слышит голос брата, приглашающий пройти его внутрь дома, и затаенная злоба берет верх над так внезапно вспыхнувшей страстью. Канеамон, в окружении всей семьи, следует в приемный зал, и на каждом шагу до него долетает тонкий аромат ЕЕ благовоний. В зале гости рассаживаются на свои места. Хозяева заняли высокие кресла, украшенные резьбой и инкрустированные лазуритом и бирюзой. Такое же кресло предложили и Канеамону, как почетному гостю. Напротив, на табуретке сидела Алдатти. Красивые молодые служанки, раздающие гостям цветы и благовония, едва одеты, но Канеамон и не взглянул на их соблазнительные прелести, плененный черными глазами Алдатти. Он наблюдал, как с озабоченным видом она надевает на голову традиционный колпачок, пропитанный ароматным маслом. Теперь, когда официальная часть завершена, пришло время подавать все, что приготовили для пира. Тихо заиграли арфы, успевших появиться в зале музыкантов. Меж тем, слуги внесли подносы с жареным и тушеным мясом, рыбой, птицей и вареными овощами. Расточали пряные ароматы соусы, радовали глаз груды фруктов и кубки, наполненные медом и сливками. Все это оставлялось на столах черного дерева, в центре которых обязательно стояли букеты цветов и кувшины с вином и пивом. Да уж, Янтинефер не поскупился! Гости с явным удовольствием поглядывали на угощения. Пир начался под мягкую музыку арф. Бархатистые глаза Алдатти то и дело скользили по расположившемуся напротив Канеамону, с каждым разом выхватывая все новые и новые черты его лица. Эти взгляды украдкой о многом поведали девушке. Всего, как ей казалось, было чересчур в ее дяде: вычурной одежды, драгоценностей, косметики на слишком женственном лице. Во всем его облике было что-то чрезмерно слащавое и неприятное. "Идол" – это прозвище подходило Канеамону как нельзя лучше. Вечно застывшее выражение на лице вносило в общее представление весомую лепту. Алдатти заметила, что остальные откровенно глазели на именитого гостя. Его присутствие и надменный вид невольно заставляли людей чувствовать себя скованно. Никто не решался обратиться к Канеамону с вопросом. И только вечно словоохотливый и простой Янтинефер разряжал атмосферу рассказами о войне, подвигах и славе. Алдатти не слушала разговоров. Перед ее взором плыли картины из заманчивого будущего. Она видела себя в сиянье богатства и поклонения. Маленькое сердечко трепетало от сладкого предвкушения. День, когда сбудутся мечты, был близок. Она знала, ибо видела взор, которым одарил ее дядя в первые моменты их встречи. Конечно, ведь она была красива, и так естественно, что в сердце мужчины пробудилась любовь. Любовь, которая подобно путеводной звезде т дочери близкого к опале генерала путь к счастью. Канеамон увезет ее в столицу, она будет введена в круг знати, и все, все вокруг станут преклоняться перед ней, и может быть даже взгляд фараона...
- Ты много путешествовал, многое повидал, брат мой, - услышала она громкий голос отца, - значит, сможешь по достоинству оценить то чудо, что я сейчас намерен продемонстрировать.
Горделивые нотки в тоне Янтинефера заставили Алдатти на время отбросить свои честолюбивые мысли и вернуться к действительности. Чудо? Что за чудо может продемонстрировать отец? В ее взоре промелькнуло нетерпеливое любопытство.
- Что ж, брат мой, - помедлив, откликнулся Канеамон, лениво растягивая слова. - Покажи нам то, что желаешь. Но, как ты правильно заметил, я объездил полмира и многое повидал. Вряд ли меня можно чем-либо удивить. "Что в вашей жалкой провинции может заинтересовать меня?" - ясно читалось за этими словами.
Алдатти нахмурилась. Такой ответ, в котором сквозило явное пренебрежение, пришелся ей не по душе. Янтинефер, похоже, разделял ее чувства и потому с вызовом произнес:
- То, что я хочу показать вам, приобретено в одном из военных походов. Итак, смотрите же, почтенные гости!
Он сделал широкий жест рукой. Тяжелые шторы в проеме двери качнулись, пропуская двух молоденьких рабынь. Они сопровождали высокого, стройного юношу, всю одежду которого составлял простой белоснежный передник. По рядам гостей прошелся легкий ропот восхищения и недоумения. Никто и никогда еще не видел раба, подобного этому. Его светлую кожу лишь чуть-чуть позолотило горячее солнце Египта. На фоне загара еще ярче выделялись тонкие черты молодого лица. Ясные голубые глаза сыпали хрустальными искорками. Бледно-золотистые кудри в беспорядке спадали на высокий лоб и мягкими волнами спускались на спину и плечи. Алдатти ошеломленно разглядывала крепкое, мускулистое тело юноши, его прекрасное мужественное лицо. Взор раба скользнул по собравшимся и остановился на ней. Голубые глаза полыхнули жаром. Сердечко Алдатти бешено забарабанило в груди, отвечая на немой призыв в глазах незнакомца. Казалось, в этот миг мир перестал существовать, и мягкий свет окутал тех двоих, к которым уже искала путь волшебница любовь. Любовь, рожденная светом, разрушает все, что породил мрак. Любовь стирает все рамки, устанавливая свои законы и правила.
Полупрозрачную звенящую ауру, образовавшуюся между двумя, забившимися в унисон сердцами, разбил насмешливый голос Канеамона.
- Ты привез из похода этого раба? Что ж, он не плох. Его мускулатура пригодится для работы на винограднике, брат мой.
Такое развязное замечание мог себе позволить только Канеамон. Скрипя зубами от злости, Янтинефер отвечал:
- Не спеши с выводами, брат мой. Не самого раба (хотя и вид его чудной заслуживает внимания) я хочу показать вам, а его искусство.
Он подал знак, и раб, опустившись на высокую кожаную подушку, взял в руки арфу. Его тонкие пальцы легли на струны. Еще миг и комнату заполнила дивная музыка. Мелодия была необычной, и гости притихли, слушая ее в немом восхищении. Но еще больше растрогались они, услышав голос юноши. Ибо он запел. Вместо обычных, принятых на праздниках мрачных назидательных тем, темой его песни была любовь. Чарующие, согревающие душу слова и чистый голос, произносящий их, пробуждали в сердцах людей лучшие из воспоминаний. Но больше всех трепетало сердце Алдатти. Оно пело вместе со златокудрым рабом, оно вторило ему, и каждое слово роняло все новые и новые зерна в благодатную почву любви. Блеск богатства и славы, так манящий девушку еще миг назад, потускнел, потерял свою значимость и вскоре вовсе исчез, оставляя лишь едва видимый след в сердце. Образ Канеамона теперь казался Алдатти вульгарным и фальшивым. Разве мог сравниться этот нахохлившийся придворный павлин с прекрасным златокудрым юношей, поющим о любви и не сводящим с нее пылкого взгляда. Очарованная, слушала она его голос. Одна песня сменяла другую. Иногда он пел на языке своей родины, никому не понятном. Но мелодии были столь красноречивы, а сам язык столь мелодичен, что было ясно - речь идет все о той же великой и прекрасной любви, царице рая. Когда же юноша умолк и его пальцы соскользнули со струн, люди какой-то миг молчали, все еще находясь под впечатлением, и не желая покидать нежного и сладостного ореола, окутавшего их. Первым заговорил Янтинефер.
- Ну что, брат мой? Слышал ли ты нечто подобное ранее? Признай, вид этого чужеземца удивителен, но еще более удивительны его голос и его пальцы, способные заставлять арфу то рыдать, то смеяться.
Поморщившись, Канеамон неохотно отвечал:
- Да, пожалуй, этот раб так же искусен, как певцы при дворе фараона.
По рядам гостей пронесся удивленный ропот. Глубокая складка залегла меж бровей Янтинефера.
- Я слышал певцов при дворе фараона, но нет среди них равного этому!
Он указал в сторону златокудрого раба. Канеамон гневно сверкнул глазами: никто не смел ставить под сомнение его слова. Гроза готова была вот-вот разразиться. Табури умоляюще глянула на сидящего среди гостей Нахта, лучшего друга ее мужа. Тот понимающе кивнул и поднялся.
- Твой раб замечательный певец, Янтинефер. Твои столы ломятся от яств; кувшины полны вина и пива. Только наши кубки пусты. Наполним же их и выпьем за мир этому дому и за гостеприимных хозяев. Да будет в их сердцах милость Амона! Да ниспошлет он им здоровье, да ниспошлет им жизнь и благополучие!
Гости оживились, поднимая свои кубки. Слуги засуетились, разливая вино. Послышались голоса, добавляющие к сказанному свои пожелания. Атмосфера мигом разрядилась. Канеамон принял свой прежний отрешенный вид; Янтинефер дружески улыбался собравшимся, и лишь в уголках его глаз затаились едва заметные кристаллики обиды. Меж тем праздник продолжался. Златокудрый юноша покинул комнату в сопровождении все тех же рабынь. Вновь зазвучала привычная музыка, полились назидательные песни. И только Алдатти сидела задумчивая и непривычно строгая. Она вздрогнула, когда Канеамон, совершенно забывший о недавней стычке поднялся и произнес тост в ее честь. В самых витиеватых фразах он превознес ее красоту и призвал на нее милость богов. Янтинефер довольно улыбнулся, и тут же с досадой глянул на дочь, рассеянно глядящую куда-то в сторону.
"Что творит эта глупая девчонка? Она должна выразить этому новоявленному вельможе симпатию и почтение, если хочет видеть его своим мужем. А так? Этот взгляд - она будто бы и не замечает его! Как невежливо! Девчонка совсем отбилась от рук. О боги, пошлите ей хоть немного благоразумия!"
Но боги ничем не могли помочь Алдатти. Благоразумие. Откуда ему взяться в сердце, где родилась любовь. Девушка заворожено глядела в пустоту, отрешившись от всего. Ее мысли витали вокруг образа златокудрого юноши в простой одежде раба, с глазами полными света и голубого льда. Остаток вечера прошел для нее как во сне. Гости, окончательно упившись, стали расходиться по домам. Многим дойти до ворот помогали слуги. Всюду слышались несвязные речи, восхваляющие богов и хозяев дома. Наконец поднялся и Канеамон. И хотя он тоже не раз пригубил терпкого вина, держался все так же прямо. Алкоголь, похоже, был не властен над надменностью молодого вельможи. Рассыпая тысячи искорок своими драгоценностями, Канеамон пошел к выходу. Вся семья Янтинефера сопровождала его. После взаимных прощаний и обмена льстивыми любезностями Канеамон, уже у самых ворот, произнес долгожданную фразу:
- Ты прячешь в своем доме много сокровищ, брат мой. Сокровищ, на которые хочется любоваться вновь и вновь, которые невозможно забыть или с которыми невозможно расстаться.
Говоря это, он не сводил восхищенного взгляда с Алдатти. Та же, казалось, не замечала его.
- Твоя дочь так скромна, - немного раздраженно заметил вельможа, переводя взгляд на Янтинефера. - Похоже, за семь лет, что мы не виделись, она совершенно позабыла своего дядю.
Янтинефер выразительно глянул на дочь, ожидая любезного ответа, но его не последовало. Алдатти была невыносима!
- Моя дочь воспитывалась в глуши и немного дичлива. К тому же вид такого знатного вельможи не мог не смутить ее, - поспешно заполнил Янтинефер неловкую паузу.
Канеамон чуть склонил голову, пряча насмешливую улыбку.
- Ну что ж, остается надеяться, что к следующей нашей встрече она будет чувствовать себя более свободно в моем присутствии, - небрежно бросил он, и еще раз возблагодарив гостеприимных хозяев и призвав богов быть к ним милостивыми, молодой вельможа уселся в паланкин и, задернув шторки, дал приказ рабам отправляться.
"Жаль, - подумал Канеамон, поглядывая сквозь щели меж шторами на Алдатти, - жаль, что ты ЕГО дочь... "
Паланкин, качнувшись, поднялся и через минуту скрылся за воротами. И тут же укоризненные взгляды Янтинефера и Табури обратились к Алдатти. Но та не желала ни говорить, ни тем более выслушивать нравоучения. Потому, пренебрегая всякими правилами, она едва ли не бегом устремилась к дому. Ее родные удивленно переглянулись.
- Может он ей не понравился? - предположила Табури.
- Как это? - изумился Янтинефер. - Канеамон – приближенный фараона!
Табури неопределенно пожала плечами. Ей самой не особо пришелся по нраву молодой выскочка, но спорить с мужем она не решалась. Вместе они направились к дому.
- Нет, все же вечер удался, - заключил Янтинефер, видя следы явного беспорядка и опустошенные винные кувшины.
- Да-да, - подтвердила Табури, - гости остались довольны.
Она твердо решила, что утром поговорит с дочерью.

*  *  *
Луна заливала серебром глубокую синеву ночи. Сквозь прозрачный полог, нависающий над постелью, Алдатти смотрела на большое белесое пятно на стене. Пробившийся сквозь неплотно прикрытые ставни свет открывал ее взору замысловатый рисунок: узкие колонны, которые как бы поддерживают на своих капителях в форме лотосовых листьев богато украшенный карниз потолка. Ниже в сероватой тени виднелся кусочек деревянных панелей, окаймленных цветными полосами. Алдатти тихонько вздохнула. Ей совсем не хотелось спать. Может виной тому были громкие переливистые трели цикад, доносившиеся из сада? А может странная томительная печаль, поселившаяся в сердце? Полежав еще немного, Алдатти решительно отбросила вышитое одеяло и спустилась по лесенке на пол. Набросив полупрозрачную накидку, девушка пошла на террасу. Попадавшиеся на пути разбуженные слуги, осоловело таращились на нее, но это мало заботило Алдатти. Благо терраса оказалась пустой. Девушка опустилась на низкую резную скамью и зачарованно глянула на небо. Эта ночь показалась ей какой-то особенно прекрасной. Откуда-то из глубины парка ветерок доносил негромкую музыку. Кто-то тоже не спал, не мог себе позволить уснуть в столь магическую ночь. Мягкий далекий голос запел. Алдатти не удавалось различить слова песни. Поддаваясь внезапно пронзившему ее порыву, девушка вскочила на ноги. О, этот голос! Она бы узнала его из тысячи. То был голос златокудрого раба. Сама не своя Алдатти бросилась в парк. Луна освещала ей путь. Любовь безошибочно вела ее к цели.
Теперь голос стал яснее. Девушка остановилась и, прильнув к шершавому стволу дерева, прислушалась. Прекрасный раб воспевал ночь.

Месяц ясноокий струн хрустальных
Тонкою рукою чуть касался.
И среди лесов, среди озер зеркальных,
В сумраке ночном мотив рождался.

Песня ночи. С отблеском печали,
С ветром в паре, в облаке из сна
Тихой поступью ты бродишь мех лугами,
Сонных трав касаешься едва.

Тенью призрачной напев твой сладкий
С сеткою тумана клонится к земле.
Плачут звезды, и блестят украдкой
Слезы их росой в густой траве.

Алдатти чуть раздвинула ветви и увидела его. Юноша сидел на ступеньке просторной беседки и лениво перебирал струны. Зашуршавшие под ногами неожиданной гостьи камешки заставили его оборвать пение и оглянуться. Восхищение поспорило с изумлением в его глазах, когда он заметил девушку, залитую лунным светом. Как же она была неправдоподобна, призрачна в длинной полупрозрачной накидке с бледным лицом, окаймленным черным ореолом волос. И лишь глаза - черные с ярко вспыхивающими огоньками выдавали в ней жизнь.
- Ты!? - взволнованно выдохнул юноша, все еще не веря, что не спит.
- Я, - эхом отозвалась Алдатти, и опустилась на ступеньку рядом с прекрасным певцом. Легкая волна цветочного аромата коснулась его лица. Словно зачарованный, он не мог отвести взгляда от девушки.
- Что же ты молчишь? - спросила она. - Сыграй что-нибудь и спой одну из своих чудесных песен.
Повинуясь, он снова коснулся струн. Песня, наполненная огнем настоящей страсти, скользнула к небесам. Алдатти слушала, чуть наклонив голову. Ее губы подрагивали в робкой улыбке. А юноша через песню дарил ей самые нежные, самые пылкие слова любви. Закончив петь, он отложил арфу и глянул на Алдатти.
- Твой голос услаждает слух, - произнесла она. - Твои песни заставляют землю и небо замереть и прислушаться.
- Твоя красота рождает слова для моих песен, о богиня. Мои уста не устают воспевать тебя, а моя память не в силах прогнать твой образ. - В тон ей отвечал юноша.
Разве можно сдержать чувства в такую колдовскую ночь, когда все кажется созданным для любви? Сердце сладко затрепетало в груди Алдатти, как только она услышала слова молодого раба. Она улыбнулась, застенчиво опуская глаза. Чувства, переполняющие ее, были столь новы и малопонятны, что девушка не знала, что с ними делать. Раздумывая над тем, как себя вести она совсем растерялась. Ей вдруг захотелось убежать подальше от этой луны, этой беседки, увитой цветущей зеленью и чар излучаемых белокурым певцом. Но сила вспыхнувшей любви удержала ее. Алдатти даже решилась поднять глаза и заглянуть в яркие зрачки юноши.
- Мне не следует сидеть здесь с тобой, - произнесла она медленно.
- Да, пожалуй ты права, - неохотно согласился юноша и мягко взял ее за руку, словно опасаясь, что Алдатти и вправду решит уйти. Девушка не протестовала.
- Как твое имя? - спросила она вдруг.
- Ашет, - ответил он.
- Ашет, - повторила она медленно, словно пробуя необычное
имя на вкус.
- Это достаточно просто, - заключила девушка.
Ашет улыбнулся.
- Зато твое имя звучит как музыка, прекрасная Алдатти.
С этими словами он поднес к губам ее хрупкую руку и обжег пальцы поцелуем.
- Что ты делаешь? - не поняла Алдатти.
- У меня на родине так поступают, когда хотят выразить бесконечное почтение женщине, - пояснил юноша.
- Вот как, - изумилась юная египтянка. - А как на твоей родине поступают, когда хотят выразить... ну, скажем... любовь?
Ее голос подрагивал от волнения. Ашет был не менее взволнован.
- Когда хотят сказать о любви и не находят слов, женщину заключают в объятья и целуют в губы...
- О!? - еще больше изумилась Алдатти, и почувствовала, как руки юноши обвивают ее стан. Он склонился к ее гранатовым губам и оставил на них легкий целомудренный поцелуй.
Тысячи сияющих искорок носились в голове опьяненной Алдатти.
- Должно быть твоя родина необыкновенна, раз в ней придумывают такие прекрасные вещи, - прошептала она.
Ашет тихонько рассмеялся.
- Да, моя родина необыкновенна, - сказал он, и девушка уловила несколько горестных ноток в его тоне.
- Расскажи мне о ней, - попросила она, полагая, что воспоминания изгонят демонов печали из его сердца.
Помедлив немного, юноша стал рассказывать:
- Моя крохотная страна затерялась в долине среди гор. Серые вершины прячут от всего человечества наши величественные леса, полноводные реки, хрустальные водопады. Древние боги оберегают наш край, принося свои дары: обилие красок, радующих глаз; озера полные рыбы; леса, кишащие дичью; наши сады, осыпающие белыми лепестками землю весной, а летом и осенью дающие хорошие урожаи; наши поля, приносящие вдоволь овощей и злаков... Зло и непогода обходят нас стороной. Наш народ живет в мире и согласии... Вот таков наш мир.
Алдатти задумчиво наморщила лоб.
- Ты описал что-то идеальное. Разве так бывает? – наконец спросила она.
- Бывает, но, пожалуй, только у меня на родине.
- Но как же ты оказался здесь? Почему покинул свой идеальный мир? - спросила девушка, недоверчиво поглядывая на Ашета.
Тот горестно улыбнулся и отвечал:
- Горы оградили нас от зла, но они оградили нас и от перемен. Жизнь в долине порою слишком однообразна, даже скучна. Большинство это устраивает, многие даже уверены, что весь мир ограничивается тем крохотным участком земли, на котором они живут. Удобная отговорка, чтобы ни о чем не задумываться. Мне было тесно в долине. Я жаждал увидеть, что скрывается там, за серой стеной скал. Движимый этим стремлением я отправился в путь. Я долго блуждал, прежде чем нашел выход в каменном кольце и очутился на краю пустыни. Бескрайние пески! Я не знал об их коварстве. Вскоре, страдая от голода и жажды, я свалился на верхушке бархана. Там-то меня и подобрал караван купцов. Они продали меня в Египет жрецу, который обучил меня языку и вообще относился скорее как к сыну, нежели рабу. Но, увы, жрец умер, а меня продали твоему отцу, о прекраснейшая.
Он умолк и чуть отвернулся, чтобы Алдатти в свете луны не разглядела слез, блестевших в глубине его голубых глаз.
- Ты тоскуешь по родине, Ашет? - с сочувствием спросила девушка.
- Там у меня был дом, - отозвался он. - Маленькая хижина на берегу реки. Я ловил рыбу, ходил на охоту, выращивал овощи на небольшом огороде и был вполне счастлив. О, как же все было просто и понятно у меня на родине! И как жесток этот мир. Теперь я задумываюсь - стоило ли покидать долину, чтобы познать его.
Неожиданно он резко повернулся к Алдатти и сжал ее плечи.
- А ты, прекрасный цветок, ты, такая хрупкая и нежная. Этот мир, его законы сломают тебя. Почему ты родилась здесь, где нет места красоте и гармонии? Ведь там, где царствуют предрассудки, я даже не могу открыто назвать тебя своей возлюбленной. Раб и госпожа! Какая глупость! Любовь не знает подобных различий. Любовь презирает рамки.
Затаив дыхание, Алдатти слушала его, затем неожиданно спросила:
- Ты говоришь о любви, но почему думаешь, что любишь? Ты едва знаешь меня.
- Душам, предназначенным друг другу богами, достаточно лишь мимолетного взгляда, единственной встречи, чтобы пробудить чувства. Сердца влюбленных поют в унисон. Разве ты не ощутила, как сходны наши песни? Разве так же, как я, не поняла, что судьбы наши переплелись навечно?
Он нетерпеливо ожидал ответа.
- Да, в моем сердце запылал пожар, как только я увидела тебя, - немного смущенно призналась Алдатти.
- Значит ты и вправду послана мне богами, - с облегчением вздохнул Ашет. - О, моя возлюбленная, - нежно позвал он.
Алдатти горестно покачала головой.
- Мы никогда не сможем быть вместе. Отец, к тому же, планирует мой брак с дядей Канеамоном.
Казалось девушка позабыла, что совсем недавно подобная перспектива не вызывала у нее протеста. Положив голову на плечо Ашету, она тихо произнесла:
- Я не хочу этого брака и не люблю Канеамона.
- Я должен помешать этому, - пробормотал Ашет, обращаясь к самому себе.
- Увы, ты не сможешь противостоять отцу, - заметила Алдатти и добавила. - Как бы мне хотелось унестись в ту твою далекую страну. Мы бы жили в твоей хижине на берегу реки, и тень любви вечно бы витала над нашей головой.
Он вздрогнул, услышав ее слова. Много дней своего рабства он думал о побеге, о возвращении домой. Теперь же, когда к страстному желанию освободиться добавилась угроза потерять любимую женщину, Ашет набрался отчаянной решимости. Он заговорил дрожащим от волнения голосом.
- Давай уйдем туда, убежим от всех. Путь неблизкий, но мы сумеем преодолеть его. Боги помогут нам.
Алдатти испуганно отпрянула от него. Юноша взмолился:
- О, любимая, пойдем же со мной! Это наш единственный шанс.
Девушка глянула на его пылающие глаза, протянутые руки и сдалась.
- Да, я пойду с тобой! - быстро проговорила она.
Рай, далекий и призрачный, уже, казалось, замаячил перед ее мысленным взором. В тот миг идея уйти с этим прекрасным юношей в самую благодатную из земель не показалась Алдатти безумием. Это была сказка, мечта. Все естество девушки захватила идея путешествия. Любовь придала ей сил. Алдатти позабыла о родных и близких, обо всем, что было ей дорого, сконцентрировавшись лишь на этой своей неожиданно пробудившейся вспышке чувств. В сердце 15-летней девушки не было места сомнениям. Окрыленная юная пара решила следовать за путеводной звездой их трогательной первой любви. Время побега было назначено на следующую ночь.

*  *  *

День прошел для Алдатти как во сне. Благо никто не обращал на нее внимания. Отец с друзьями и слугами уехал на охоту, мать следила за сбором винограда. Вечером, когда вернувшийся Янтинефер потчевал ужином новых гостей, Алдатти, набив одеждой и едой небольшую камышовую сумку, устремилась к условленному месту в дальний уголок парка. Она шла осторожно, стараясь остаться незамеченной. И только когда зеленая стена парка сомкнулась за ней, девушка побежала, и через несколько минут уже упала в объятья ждущего ее Ашета. У него за спиной висела увесистая плетеная сумка.
- Все так просто, - немного разочаровано протянула Алдатти.
Юноша бросил на нее быстрый взгляд и смущенно ответил:
- Я нахожусь на особом счету у твоего отца. Мне не позволяют работать на винограднике, я пользуюсь гораздо большей свободой, чем остальные. Я должен беречь свои руки.
Он усмехнулся и добавил:
- Дорогая игрушка требует особого ухода.
Алдатти недоуменно уставилась на него.
- О чем ты говоришь?
Он, спохватившись, улыбнулся и поспешно произнес:
- Нам нужно идти.
- Я взяла немного денег, - сказала Алдатти. - Можно будет нанять лодку.
Ашет одобрительно кивнул. Сам он об этом не подумал. Его слепило непреодолимое желание увидеть родину. Юноша не видел впереди ни превратностей судьбы, ни ужаса перехода через пустыню, ни четких ориентиров. Он видел лишь светлый и прямой путь, проложенный сквозь облака его мечтаний к родной земле. Он пойдет по нему вместе с Алдатти - прекраснейшей из женщин. Теперь Ашет находил нечто символичное во всех своих предыдущих скитаниях. Он покинул пределы родины, чтобы найти ее и вырвать из объятий этого порочного мира. А значит, его путь отмечен печатью богов.
Юноша широко улыбнулся Алдатти.
- Пойдем, любимая, - сказал он. - Я отведу тебя в рай.
Эти слова оживили девушку, придали ей сил. Она протянула Ашету руки и решительно последовала за ним. Под покровом зарождающейся ночи они, закутанные в плотные плащи, перебрались через поселок и вышли к реке. Там за несколько монет наняли лодку у сговорчивого крестьянина, который отвез их далеко вниз по течению. Путешествие длилось долго. Алдатти задремала на плече у Ашета. Проснулась она спустя несколько часов, когда небо на горизонте начало светлеть. Под мерный всплеск весел уходила ночь. Меркли звезды, луна укрылась светлыми вуалями утреннего тумана. Волны этой невообразимой вуали окутали реку, ее кружевные кончики скользили по кромке воды. Алдатти поежилась и поплотнее закуталась в плащ, прижимаясь к Ашету. Было тихо, только где-то там за полосой тумана у самого берега шуршали камыши и покачивались сонные лотосы на речной ряби. На белых, еще сомкнутых лепестках поблескивали бриллиантовые капельки росы. Земля, отягощенная влагой, неохотно просыпалась. Алдатти глянула на Ашета. Роса легкой сеточкой легла на его волосы, делая их более темными и блеклыми. Он сидел, чуть сутуля широкие плечи, в его глазах горел все тот же странный огонь решимости.
О, юность! Только она способна на столь безрассудные порывы. Только в юности все воспринимается так остро, живо и ярко. Одна лишь вспышка, романтическая мечта сметает все препятствия и условности, заставляет, покоряясь ей, мчаться вперед к неведомому - обязательно прекрасному неведомому. Так воспоем же славу юности! Ибо только для нее расцветает пышным цветом мир, ради нее он несет в себе все переливы красок, музыку и красоту. Только в юности самые безумные мечты кажутся легко осуществимыми. Так и Ашет вел свою любимую к родине, овеянной туманами грез. Юноша жил хрупким видением: он и Алдатти на берегу быстрой речушки. Там, в долине он скажет ей самые сокровенные слова, споет самые прекрасные песни. Он верил - придет день, круг замкнется, и счастье раскинет над ним свои крылья.
Лодочник высадил влюбленных в пустынной местности. Полоска чахлой растительности отделяла их от пустыни, бескрайние просторы которой лежали меж юными путниками и их целью. Получив дополнительную оплату за переезд, лодочник удалился. Алдатти разочарованно обводила взглядом окрестности. Унылая местность никак не соответствовала их романтическим настроениям. Кроме того, девушка проголодалась и чувствовала себя совершенно разбитой после некомфортабельного путешествия в лодке. Алдатти подумала, что всегда считала - к счастью следует плыть на большом корабле, возлежа на кушетке в ворохе одеял и подушек, и наблюдая, как проплывают мимо одетые в ажурную зелень берега. Теперь же маячившие впереди желтые барханы пугали девушку. Она спросила невольно дрожащим голосом:
- Нам придется идти по пустыне?
Ашет как-то странно глянул на нее. Похоже, он не особо задумывался о превратностях пути.
- Мы взяли с собой много еды и бурдюки, в которые сможем набрать воды, - пробормотал он, поглядывая в сторону пустыни, потом добавил, бросив на Алдатти умоляющий взгляд. - Но ведь это единственный путь, я не знаю другого.
Девушка устало опустилась на камень. Ашет подавленно вздохнул и опустил голову.
- Пожалуй, моя идея была слишком безрассудной, - признал он. - И я втянул в это тебя.
Он подбежал к девушке и, опустившись на колени, обвил ее ноги руками.
- Просто я так люблю тебя, моя богиня, что не представляю ни пути, ни жизни без тебя.
Эти пылкие, искренние слова тронули сердце девушки. Она улыбнулась.
- Мы можем пойти по берегу реки, до ближайшего города, а там присоединиться к каравану, или нанять проводника и верблюдов,  - предложила она.
Ашет задумался. Эта практическая сторона вопроса, так мало интересовавшая его ранее, теперь вышла на первый план и ставила его в затруднительное положение. Наконец, обдумав все, он сказал:
- В городе появляться крайне опасно. Моя необычная внешность тут же привлечет внимание. А твой отец уже наверняка поднял тревогу. Нас схватят и отправят назад.
Алдатти приуныла. Воспоминание о родине, уютном доме и покое заполнили ее сердце. Романтичная вспышка любви к прекрасному юноше несколько померкла в окружении жестокой реальности. Теперь девушке больше всего хотелось вернуться домой, но она не решалась признаться в этом Ащету. Она стояла молча, до боли закусив губу, чтобы не расплакаться. Впрочем, юноша был не в лучшем состоянии. Он растерялся, поняв, какую ошибку допустил, очертя голову кинувшись в опасную авантюру. Правда, его крайне романтичная натура не позволяла померкнуть свету любви в сердце, но зато заставляла с болью думать об опасности, которой, благодаря его безрассудству, подвергалась Алдатти.
- Мы обязательно найдем выход, - убежденно пообещал он, осторожно касаясь руки девушки.
- Да, да, - поспешно согласилась она тоном, вызвавшим тревогу у Ашета, но тут же слабая улыбка тронула нежные губы. Юноша решил, что это добрый знак и понемногу успокоился.
- Давай поедим, а потом решим, как быть дальше, - предложил он.
Девушка оживленно кивнула. В ее глазах заискрились сотни маленьких искорок. Ашет бросил на пожухлую траву маленький коврик и помог Алдатти усесться. Затем из сумок были извлечены кое-какие припасы: мясо, овощи, хлеб и пиво. Юные путники принялись за еду.
- Мы не можем отправиться в путь одни, - между делом рассуждал Ащет. - Нужны хорошие проводники, чтобы пересечь пустыню. Лодочник говорил, что неподалеку отсюда есть деревня. Тамошние жители, возможно, смогут помочь нам.
Алдатти молчала, обдумывая его слова. Возможно отшельники, мелкими деревнями обосновавшиеся на границе с пустыней, и могли помочь им. Но такое путешествие все же будет опасным и тяжелым. То ли дело большие караваны, груженные товаром, мерно шествующие по проторенным тропам. Но похоже на это-то рассчитывать не приходилось.
- Что ж, - сказала Алдатти, - наверное, ты прав, и мы поступим именно так.
Ашет улыбнулся.
- Отправимся в деревню прямо сейчас, - предложил он.
- Нет, - запротестовала девушка, - я устала. К тому же нам следует подождать, пока спадет жара. Здесь у воды в тени деревьев ее еще можно переносить.
- Но нам нужно торопиться, - настаивал Ашет.
Алдатти укоризненно глянула на него.
- Ты сильный и выносливый мужчина, а я всего лишь слабая девушка. Если уж отправился в путь со мной, то считайся с этим.
Ашет обескуражено закусил губу. Задержка могла дорого им обойтись. Помолчав, он сказал:
- Тогда я мог бы сам отправиться в деревню и обо всем договориться, а ...
- Ты бросишь меня одну? - ужаснулась Алдатти. - Одну в этой пустынной местности. Здесь могут быть змеи и дикие звери...
Ее губы предательски задрожали. Видя это, Ашет сдался.
- Хорошо мы подождем здесь, пока не спадет жара, - сказал он и отвернулся.
- Ты сердишься на меня? - забеспокоилась Алдатти.
- Нет, ну что ты, любимая, - откликнулся юноша.
Он не осуждал ее, выросшую в роскоши, под постоянным присмотром и опекой родни и слуг; покидающую двор разве что в паланкине, в окружении целой армии охранников. Ашет корил себя за те тяготы, которые сам взвалил на шею девушке.
"И все же я позабочусь о ней лучше, чем кто бы то ни был. Я отдам ей всю свою жизнь и любовь, я открою ей счастье", – думал он, лаская в своей руке хрупкую ладошку Алдатти.
- Расскажи мне о своей стране, я бы хотела побольше знать о ней, - попросила девушка, надеясь тем самым тронуть его сердце и заставить забыть все тревоги.
- Хорошо, - улыбаясь ответил он, и снова, как в ту памятную лунную ночь заговорил об окутанных голубой вуалью горах, об изумрудных лесах и бурных реках, переливающихся на солнце. Нигде во всем мире не было страны красивей этой! Нигде так не пахли цветы, теряющиеся в ажурной сетке трав; нигде так ярко не светило солнце, разбрасывая повсюду золотые блики; нигде воздух ни был так чист и свеж. Всем своим существом стремился Ашет к этому потерянному уголку земли. Он знал, сердце отыщет верный путь - путь домой. Юноша снова стал пленником своих грез, его сознание унеслось за тысячи километров и витало где-то над родной долиной. Он не замечал, как бежало время, просто позабыв о нем. Ашет смотрел в глаза Алдатти и видел в них тени прошлого, тени родной земли. Так прошло несколько часов. Алдатти, снова очарованная его словами и попавшая под власть эмоций, взяла юношу за руку и решительно проговорила:
- Пойдем, мы должны спешить. Каждый новый шаг приблизит нас к твоей стране.
Они поднялись и прошли несколько шагов. Неожиданно Ашет остановился.
- Моя страна отныне будет нашей, - сказал он. - Ведь теперь она откроет двери и для тебя, той к которой боги отослали меня два года назад. Верю, так было предначертано. Я покинул дом и скитался только для того, чтобы отыскать тебя, любовь моя.
Алдатти улыбнулась, а Ашет, не сдержавшись, потянулся к ее губам. Внезапно, заметив что-то за спиной девушки, он побледнел и резко отшвырнул ее в сторону.
Недоумевающая и ошеломленная падением Алдатти поднялась не сразу, но оглянувшись на приглушенный вскрик Ашета, тут же поняла в чем дело. С расширенными от ужаса глазами, она наблюдала, как молнией мелькнула в траве серая тень. Вскочив на ноги, девушка бросилась к зашатавшемуся юноше.
- Тебя укусила змея!?
- Кажется, мы потревожили ее, - пробормотал Ашет и рухнул бы на землю, если бы Алдатти не поддержала его.
- Ты спас мне жизнь, - прошептала она, слыша, как гулко бьется ее испуганное сердце. - Но мы должны что-то сделать... Укусы некоторых змей смертельны... Ее охватила паника. Немного пришедший в себя, Ашет сел и склонился к ноге, на которой едва были заметны два красных пятнышка. Его мутило, нога горела огнем. Рядом села всхлипывающая Алдатти.
- Дай мне нож, - попросил ее юноша.
Дрожащими руками она вынула из сумки нож с красивой резной ручкой.
- Что ты собираешься делать?
- Однажды у меня на глазах одного человека укусила змея, жившая на винограднике. Ему тогда перетянули ногу жгутом и разрезали ранку, чтобы вышел яд, - с трудом пояснил Ашет.
Алдатти судорожно порылась в своих вещах и, вытащив плотный пояс, протянула его Ашету. Тот перетянул им ногу повыше укуса. Потом решительно провел острием ножа по ранке. Из глубокого разреза заструилась кровь. Юноша поморщился.
- Ты думаешь, это поможет? - дрожащим голосом спросила Алдатти, единственным желанием которой было малодушное стремление оказаться куда подальше от этого места. Романтичное путешествие начинало превращаться в трагедию. Ашет поднял на девушку полные смятения глаза.
- Не бойся, любимая, все будет хорошо, - пообещал он слабеющим голосом.
Прошло несколько мучительно долгих минут. Юноше становилось все хуже. Нога нестерпимо болела, сознание окутывала какая-то мерзкая холодная пленка.
- Алдатти, - позвал он, с усилием открывая глаза.
Девушка сидела в нескольких шагах, не решаясь подойти. По ее щекам текли слезы. Охваченный сомнениями и чувством вины, Ашет попросил:
- Мне нужна помощь... Здесь недалеко деревня...
- Нет-нет, - запротестовала дрожащим от испуга голосом девушка. - Я никуда не пойду. Здесь, в этой траве могут быть еще змеи.
Ашет с трудом изобразил улыбку на своем лице.
- Прости, любимая, что так получилось, - произнес он. – Ты права... Не стоит никуда идти... это опасно...
Он чувствовал, что сознание ускользает куда-то в холодную неизвестность. Ашет противился, зная, что не может умереть и оставить ЕЕ одну. Его потрескавшиеся губы бормотали бессвязные слова, перед глазами в дымке проносились неясные силуэты. Иногда он узнавал их и звал по именам, но они ускользали, уносясь куда-то в немыслимом хороводе. Неожиданно сознание прояснилось. Ашет открыл глаза и с удивлением обнаружил, что уже вечер. Полумрак окутывал землю. Где-то все еще плакала Алдатти. Ее всхлипывания болью отзывались в сердце юноши. Он с трудом повернул голову и отыскал ее глазами.
- Не нужно плакать, - попросил он, видя ее обезображенное слезами лицо, вид которого не вызывал у него ничего кроме сострадания и нежности.
- Почему, почему это случилось со мной!? - в истерике выкрикнула девушка. - Зачем ты втянул меня во все это? Я хочу домой, домой!
Прокричав последние слова во весь голос, Алдатти вскочила на ноги и бросилась к реке. Юноша инстинктивно рванулся за ней, но тут же со стоном опустился на землю.
- Алдатти, - умоляюще позвал он, но слабый голос потух, не успев долететь до слуха девушки.
Она же упала на колени у кромки воды, вознося пылкие молитвы богам. Ей хотелось только одного: вернуться под родной кров и выбросить из головы воспоминания об ужасных событиях этого дня.
- Я совершила ошибку и наказана, - поминутно повторяла она. - Этот раб, он сбил меня с толку, он втянул меня во все это. О боги, верните меня домой!
Словно в отклик на ее слова с реки донесся плеск разбиваемой веслами воды. Алдатти резко вскочила на ноги и огляделась. По реке плыла лодка. Какой-то запоздалый рыбак возвращался домой.
"Он может отвезти меня к отцу", - мелькнуло у Алдатти в возбужденном мозгу.
Она яростно замахала руками и закричала, призывая рыбака причалить. Ее заметили. Маленькая лодка изменила курс и через минуту уже подходила к поросшему камышом берегу. Алдатти нетерпеливо вбежала в воду ей навстречу. Первой мыслью у нее было попросить помощи для Ашета.
"В доме отца его могли бы спасти, - думала она, но тут же другая предательская мысль закралась к ней в мозг: - Но тогда отцу нужно будет правдиво рассказать историю моего сумасбродства. Дочь генерала пыталась бежать с рабом. Отец гордый человек, он не простит".
- Я дочь генерала Янтинефера, - представилась Алдатти, с любопытством поглядывавшему на нее рыбаку. - Один из наших рабов нагло похитил меня вчера ночью и пытался увезти к себе на родину. Но в пути его укусила змея и он умер. Прошу помоги мне добраться назад домой, отец щедро возблагодарит тебя за это.
Рыбак, как и все в округе, наслышанный о богатстве Янтинефера, смекнул, какой выгодой ему может обернуться эта странная, запутанная история. За возвращение дочери, а тем более за молчание Янтинефер расплатится с ним более чем щедро. Про себя благодаря богов за такую удачу, рыбак суетливо помог Алдатти забраться в лодку и заверил, что к утру они будут на месте.
- О, бедная госпожа, - притворно сетовал он. - О, бедная госпожа.
Вечер был на удивление прохладным, и рыбак услужливо предложил девушке плащ. Кутаясь в него, та с удовольствием думала о домашнем уюте и о родне.
"Отец наверняка замнет это дело. К тому же теперь, когда Канеамон готов назвать меня своей женой... "
Алдатти зажмурилась и снова призраки богатства и славы заплясали перед ней яркими огоньками. Подул ветер и несколько ледяных брызг неприятно коснулись ее ног. Девушка поморщилась и возжелала поскорее вернуться домой и избавиться от тягот сегодняшнего дня.
"Когда же закончатся все эти неприятности", – раздраженно думала она, поплотнее закутываясь в плащ.
А в траве, недалеко от берега лежал прекрасный белокурый юноша и шептал пересохшими губами самые нежные слова любви, той, что покинула его, на языке потерянной им родины. И только первые звезды, рассыпавшиеся по темному небосводу, внимали ему и, мигая, роняли на землю свои невидимые слезы...

Как же бесконечна даль ночная!
Призрак сна витает над землею.
Травы шепчут имя мне твое, родная,
Легкий ветер бродит над водою.

Звезды образ твой прекрасный воскрешают,
А луна, в сиянье серебристом,
Нити тонкие не торопясь вплетает
В ночь, касаясь мрака светом чистым.

Ты - пришедшая ко мне из грез богиня;
Ты - любовь, мечтой рожденная поэта;
Без твоей улыбки мир застынет.
Во вселенной мрака ты - крупинка света.

*  *  *