Большая охота ч. 5

                VIII

- Вася, - приняв «зебру», говорю матросу, - внимательно - вперед, я - в промысловую, на капчас.

- Добро, Степанович, - отвечает Вася и занимает мое место. Просьбу мою он воспринял как передачу штурманских полномочий, а с ними и капитанского кресла. Пожалуй, уснет, думаю я, но не прогонять же его. Да и некогда с ним торговаться, а он сейчас разведет бодягу. Спешу в промысловую рубку.

Вообще-то здорово волнуюсь. Как-никак, а буду выступать от имени капитан-директора флотилии. Сейчас капитан спит, и я, надо полагать, первая на флотилии фигура. Включаю аппаратуру, жду, когда прогреется, затем беру микрофон, произношу спокойно, размеренно:

- Внимание, малыши! Говорит «Волна». Говорит «Волна». Даю пеленг.

Дважды по минуте на щите горит красный сигнал. В это время китобойцы пеленгуют нас, определяют свое положение относительно базы. Я зашифровываю по «зебре» свои координаты, записываю на всякий случай все, что нужно сообщить. Готово. Судовое время 05.00. снова берегу микрофон, нажимаю тангенту и начинаю капитанский час:

- Говорит «Волна». Доброе утро, товарищи старпомы! Сообщаю обстановку. Десять, полсотни, двадцать два, десять. Далее: двадцать два, десять, сорок семь, девятнадцать. Повторяю…

Я уже успокоился, прислушиваюсь к своему голосу. На малышах, конечно, слышат, что выступает не старпом, а четвертый. Интересно, это их не задевает? Какой-то там «салапет» им вроде инструкции читает. Хотя какой я салапет? Я вполне мог быть сейчас вторым штурманом или даже старпомом на том же «Закаленном». Или «Звонком».

В июне месяце сразу на двух малышах один за другим погибли старпомы. Вернее, погиб один, на «Звонком», а на моем «Закаленном» просто умер. Прямо на мостике, на вахте. Накануне, говорили, он радиограмму из дома, от жены получил – ушла, что ли, она от него, - а утром…

Доктор наш Олег Крестьянинов говорил, что похоже на инфаркт, но вскрывать сам не стал. Упаковали Сергеича в два ящика – деревянный и цинковый и затолкали в морозильник.

Неделю спустя во время охоты старпом «Звонкого» боцману решил пособить. Они сразу двух китов забили, оба под бортом, обоих накачать надо, чтобы не утонули, вешками и наплавами снабдить и за следующими бежать. На хорошую кучку, на сленге китобоев – лушпайку, тогда выскочили.

Пока боцман на правом борту с одним кашалотом возился, старпом взялся левого накачать. Пробил пикой, скомандовал: «Воздух», - а когда компрессор «дунул», пика из туши выскочила и обратным концом старпому в грудь – навылет.

Уложили его рядом с Вычужаниным, Сергеичем, в морозилку, а через пару недель обоих на транспорте домой отправили, родственникам «подарки»…

- «Волна», сорок четвертому! – это «Гуманный» зовет. Я немедленно отзываюсь.

- Слушаю вас, сорок четвертый.

- Константин Степаныч, прошу еще раз долготу.

«Узнал Севастьянов», - почему-то радуюсь я и повторяю координаты. Черт, голова кружится от собственной значительности. На воспоминания потянуло. Хотя какие могут быть воспоминания?! Работать надо!

- Внимание, малыши, - говорю в микрофон. – Прошу вашу обстановку. Семнадцатый, вам слово.

Принимаю сообщения китобойцев, наношу на карту их позиции. Все по-деловому, никаких возражений относительно координат. А ведь все они не преминули воспользоваться погодой, определились по звездам. Значит, я свою работу делаю нормально, не зря получаю свой пай и зовусь главным звездочетом.

Однако как вас, братцы разнесло! «Бойкий» аж в ста шестидесяти милях к северу от нас. Ну да ему простительно, он – разведчик. А «Звездный», «Гневный», «Надежный» – эти-то зачем за сотню миль ускакали? Впрочем, не моя это печаль. Вот поднимутся старпом с капитаном, доложу обстановку – пусть разбираются…

- Следуем прежним курсом, - закрываю я капитанский час. – Связь, как обычно, на третьем канале. Счастливой вахты.

Только выключил передатчик, в рубку сунулась Васина голова.

- Степанович! – Вася явно встревожен.

- Что случилось, Вася?

- Там это, пароход большой. Похоже, на нас топает.

Выхожу в рулевую, беру бинокль. Действительно, впереди, чуть справа вижу огни, которых не должно быть. Вышел на правое крыло, поднялся на пеленгаторную, чтобы взять пеленг на чужака. Здесь, на самом верху надстройки ветер свищет разбойником, гляжу в окуляр пеленгатора и ничего не вижу от слез. С трудом запеленговал – 430. Спустившись, включил локатор «Лоран», пока разогревается, звоню на всякий случай старпому. На этот раз он отзывается хриплым голосом.

- Старпом на связи.

- Василь Лаврентьич! (куда ни кинь, одни Василии), встречное судно наблюдаем.

- Далеко?

- На глаз милях в двадцати. Сейчас определю точно. Локатор только включил.

- Добро, - говорит Лаврентьич и тут же спохватывается: - ты капчас провел?

- Конечно.

- Фу ты, слава богу, - успокоился чиф. – Как погодка?

- Для охоты отличная.

- Да ну?! Сейчас поднимусь.

Через минуту-другую открывается дверь штурманской. Однако это не старпом. Это Рита. В руках у нее большой лист – карта погоды.

- Доброе утро! – приветливо говорит она.

- Утречко доброе, Маргарита Борисовна! – галантно кланяется Василий. – Какую вы нам погодку сегодня наколдовали?

Вообще-то она с этой картой до капчаса должна была прийти. Проспала, что ли?

- Посмотришь, Костя? – Рита подошла ко мне.

- Извините, Маргарита Борисовна, потом. За встречным надо присмотреть, - как бы в оправдание показываю на горизонт.

Она, кажется, удивлена моим обращением – ведь мы давно на «ты», - а я почему-то сердит на нее. Не из-за этой же карты – погоду мы и без карты видим. Наверное, я на себя сержусь – за то, что столько времени ушами хлопал рядом с нею.

- Может быть, вы мне координаты дадите? – она тоже перешла на официальный тон. Приходится на минуту зайти в штурманскую и нанести на карту погоды наше место. Почему-то оно оказывается в самом центре глубочайшего циклона.

- То ли дождик, то ли снег, - пропел я, хотя понимаю, как это неуместно, как глупо. Наверное, я покраснел от стыда, и Рита, увидев это, даже не обиделась, а рассмеялась. Меня словно ветром вынесло в ходовую, к локатору.

Пеленг на чужака почти не изменился - сорок два градуса, дистанция двадцать четыре и пять, - я нанес первую точку встречного на маневренный планшет.

- Так, что мы имеем? – неожиданно раздается голос старпома. Он входит в рубку с левого крыла – видно, прогулялся по воздуху после тяжкого сна. Я выпрямился у локатора, молчу, предоставляя Лаврентьичу самому выбрать бинокль или локатор. Он предпочел последнее, прилип личностью к тубусу, обняв индикатор обеими руками.

- Что-то солидное, - говорит чиф, вдоволь насмотревшись на экран и отходя к иллюминатору. – Почти тридцать миль, а такой яркий сигнал.

- Кажись, это военный корабль, - не совсем уверенно заметил Василий. Глаз у него наметанный, недаром столько лет в бочке марсовым просидел, да и служба на сторожевике не круизная прогулка.

- Перейти на ручное управление! – скомандовал чиф.

- Есть перейти на ручное, - отозвался Вася и щелкнул переключателем на тумбе авторулевого. Курс – сто восемьдесят восемь.

Я вновь определяю позицию встречного, рассчитываю элементы его хода: курс пять градусов, скорость двадцать семь узлов.

- Ты не ошибся? – спрашивает старпом. – Уж больно резво скачет.

- Нет, - уверенно отвечаю я. – Все правильно.

- Средний ход! – скомандовал старпом.

Я передвинул рукоять машинного телеграфа с «полного» на «средний» ход. Он долго звенит, пока наконец телеграф в машине не согласовывают с нашим. Там уже привыкли к неизменно «полному» и, видно, не верят глазам своим. Старпом на всякий случай звонит в машину: будьте готовы к реверсам, - заодно запрашивает температуру забортной воды.

- Ни фига себе! – повесил он трубку. – Тропики без очков видать, а вода десять градусов. И чего мы тут ловим?

Звонит телефон, Лаврентьич снова снимает трубку.

- Доброе утро, Андрей Иваныч!.. Встречный по курсу. Далеко еще, но идет быстро. Да, добро.

- Волна, семнадцатому! – новый голос требовательно врывается в рубку. Сквозь легкое потрескивание эфира из радиотелефона, которое мы просто не замечаем, нас зовет «Разящий». Чиф кивнул мне, чтобы ответил малышу.

- Семнадцатый, «Волна» на связи, - отзываюсь я по «Акации».

- Запишите, - говорит «Разящий», - двадцать пять.

Двадцатью пятью сегодня обозначен кашалот. Я не верю своим ушам и прошу повторить.

- Двадцать пять! – сердито буркнул старпом с «Разящего» и ушел со связи.

- Василий Лаврентьич, - позвал я, – семнадцатый твердого взял.

- Алло, Андрей Иваныч, - немедленно передает чиф капитану, - кажется, малыши заработали. Ну, не кажется. «Разящий» уже взял одного, твердого. Да, хорошо.

Старпом повесил трубку и, потирая руки, подошел к иллюминатору.

- Похоже, сегодня будет веселый денек. Погодка-то, погодка!...

- Это мы со Степановичем постарались, - хвастливо объявил Вася.

- На руле не болтать! – весело осадил старпом.

- Есть не болтать, - ухмыльнулся Василий и замурлыкал «ихалы козаки»…

Во мне тоже поднимается радостное возбуждение, зуд во всем теле, и вроде кулаки чешутся. Подраться бы с кем…

- Это что, - смеется чиф, - бой с тенью или пляска финвала на лине? – Кажется, я совсем забылся.

- Волна, тридцать седьмому! – выручил меня «Закаленный».

- Тридцать седьмой, я Волна.

-  Тридцать седьмой доносит: два нуля.

- Принято, два нуля, - едва не кричу я и смотрю на чифа. – У  «Закаленного» блювал, Лаврентьич!

- Я же говорил, будет весело, - даже не удивляется старпом, а мне вдруг вспомнилось вчерашнее предсказание Риты: «Завтра опять бойня начнется», - и все перемешалось во мне, восторг уступил место растерянности. Оказывается, мы плюем на всякие там конвенции и запреты: блювалов-то бить давно запрещено. Нам нужен план.

С такими мыслями действительно надо бежать на берег. Или снова в пароходство подаваться.

Невеселые раздумья мои прерывает солнце.

Сколько уже восходов я в океане видел. Ну что тут, казалось бы? Все те же вода и небо. Но ни один из восходов не похож на все предыдущие.

         Сегодня солнце вспыхнуло неожиданно и яростно, и будто гигантское зеркало разлетелось вдребезги, рассыпавшись ослепительными осколками по волнам, рикошетом ударив в иллюминаторы, в дверное стекло. Будто и не было еще секунды назад прохладного сумрака в рубке, радужные пылинки – откуда бы им взяться? – заискрились в солнечных струях, и теплая светлая дорожка легла по деревянной палубе, и жутко хочется прошлепать по ней босиком.

Спохватываюсь: нужно запеленговать восход солнца, определить поправку компаса. Вырубаю ходовые огни и – бегом на пеленгаторную. Здесь ощущение бескрайнего простора. Выше меня только антенны да мачты да еще, пожалуй, труба на корме. Крепкий ветер опять выбивает слезу, мешает пеленговать. Наконец удалось. Заодно пеленгую чужака. Это действительно военный корабль. Он уже совсем близко и продолжает идти, не меняя ни курса, ни скорости. Будто протаранить нас собирается.

Возвращаюсь в рулевую. В плетеном кресле в трико и оранжевой бейсболке с аршинным козырьком сидит капитан-директор.

- Доброе утро, Андрей Иваныч! – здороваюсь я.

- Доброе, доброе, - бормочет кэп, глядя в бинокль на встречняка. – Так что это за лайба, Степаныч? – спросил, словно продолжая разговор.

- Фрегат, - отвечаю, не моргнув глазом, хотя понятия не имею в иностранных кораблях.

- Угадал, - насмешливо тянет капитан, сходя со своего трона…

- Волна, семнадцатому! – снова зовет «Разящий». - Двадцать пять.

- Уже третий кит! – не могу сдержать радости.

- Четвертый, - поправил старпом. – «Звонкий» только что за финвала отчитался.

- Ну, держись, разделка, - подает голос и Вася Гузий, почему-то злорадный голос.

- Да, - среагировал на него капитан. – Надо Кругликову позвонить, пусть готовит свою орду. Должно, совсем обленились, зажирели черти.

- Что, будем сами собирать? – спросил старпом.

- Конечно! Не ждать же до ночи. Пусть малыши работают, не отвлекаются, пока есть возможность. Кстати, далеко до них?

- На полпятого половина на видимости были, - отвечаю я, - а сейчас только двоих наблюдаем, остальные от тридцати миль и дальше.

- Тогда какого черта мы средним идем! Полный вперед!

- Есть полный! - отозвался старпом и перевел телеграф.

- Андрей Иванович, - встревоженно позвал Вася. - Американец сигналит чего-то.

- Вижу, - говорит капитан. - Что он показывает?

- Мягкий знак дает, - отвечаю я. - Приостановите выполнение своих намерений, следите за моими сигналами, - расшифровываю сигнал американца, словно на экзамене. Это точно американец - уже различим полосатый флаг на его мачте. Нам бы тоже надо флаг поднять, не дожидаясь восьми часов. Пусть посмотрели бы.

- А больше он ничего не хочет? - с легким презрением говорит капитан.

- Пока не видно. Повторяет мягкий знак. Что ему ответить?

- А пошли-ка ты его к чертовой бабушке.

- Как? - не понял я.

- По-русски, по-русски, на три буквы. Разве вас в бурсе не учили?

Я выхожу на крыло и, направив прожектор в сторону корабля, до которого уже не более двух миль, выдаю открытый текст, подсказанный капитаном: «Идите к чертовой бабушке!»

На фрегате часто замигали клотиком: «не поняли».

Я снова берусь за ключ и уже медленно, с расстановкой посылаю американца на три буквы.

Долгое «Т» в ответ означает, что на фрегате есть грамотные ребята и понимают культуру общения с русскими. Корабль, не сбавляя хода, лишь чуть подвернув вправо, проносится вдоль нашего левого борта. Голубое небо задрожало в мареве от его широких запрокинутых труб. Сквозь это марево успеваем заметить множество любопытных физиономий на палубах фрегата. Вот он подвернул еще правее и пошел прямо по зеркальной россыпи к встающему над горизонтом солнцу.

- Договорились? - смеется капитан, когда я возвращаюсь в рубку.

- Приятно иметь дело с толковыми людьми, - в тон ему отвечаю я.

- А Степанович, он вообще по-английскому здорово волокет, - не пойму, подначивает меня Вася, что ли? Он внимательно смотрит на репитер перед собой, легонько перекладывает штурвал, только, кажется, ухмыляется, как он говорит, в пшеничные усы. Усов Василий не носит.

Меня вдруг осенило.

- Андрей Иваныч, пока не поздно!..

- Что такое? Пронесло, что ли?

- Да надо с ним по радио связаться, соли попросить. Наверное, не откажет.

- Ты что?! Тебе крышу снесло, что ли? Просить у американца! А наша советская гордость? А честь? Они нам козни строят, а мы: дайте соли горсточку, ради  Христа? Так что ли?

Я опешил, не зная, что ответить. И что я такое предложил? Они что, заклятые враги наши, эти американцы? Карибский кризис вроде давно миновал. А попросить помощи в океане… Это же такая малость - мешок, другой соли.

- Говорят, у тебя, Степаныч, книжки интересные водятся - в библиотеке не сыскать, - на полтона ниже продолжил капитан.

О чем это он? На всякий случай отвечаю:

- Кто вам сказал, Андрей Иваныч? У меня своих книжек только две – «ППСС» и «Похвала глупости» от Эразма Роттердамского. Могу вам дать почитать. Все другие в библиотеке беру. Да, еще трудовая книжка есть, но она в отделе кадров.

- Ты мне мозги не суричи. ППСС, трудовая. И что вообще за тон? Ты после вахты загляни ко мне. Кстати, и замполит хотел поговорить с тобой и начальник первого отдела. Я их заодно позову. Разболтались, мать вашу! Драки учиняют. Ладно, разделка с жиру бесится. Так у меня штурмана драться начинают. Чего делим-то? Давай, подымай толпу - семь уже натикало.

От капитанской проповеди я и про обязанности свои забыл. Подхожу к судовому спикеру, включаю общую трансляцию.

- Говорит китобаза «Владивосток». Судовое время семь часов. Доброе утро, товарищи!..

          Первое время я трепетал перед микрофоном, когда с утренней информацией выступал, козленочком блеял – толпа, наверное, потешалась. А потом ничего, пообвык, стал себя этаким Левитаном чувствовать, диктором всесоюзного радио. После нынешней эскапады Тащеева ко мне вроде прежний козлетон возвернулся.