Иллюзия. Часть2

ЧАСТЬ 2




Глава 1
Время начинаний

Будто вспорхнувшее после неожиданной и таинственной встречи c прекрасной девушкой, сердце мое теперь билось как птица в сетке. Ощущение чего-то незаконченного и неясного меня не покидало. Я не помню, когда я почувствовал это в первый раз. Наоборот. Прибавилось чувство безразличия ко всему. Меня не радовали как раньше всевозможные праздники, поездки, какие-то события. Ощущение потери чего-то необходимого наполняло те места, где должны были быть радость или негодование, любовь, наслаждение и даже покой. Мне не было покоя, где бы я, не находился. Я вновь подумал об этом. Я успокаивал себя тем, что может это – возраст, и я уже не тот.
Уже скоро. Придет время, когда нам не нужно будет заботиться ни о еде, ни о развлечениях, ни о себе и не о других. Хотя доподлинно никому не ведомо, что происходит с нами после. Этот беспечный путь налегке, который предстоит человеку после смерти, скрыт от нашего разума. Тем лучше. В который раз мы, смертные, будем цепляться за жизнь, как умирающий тянется за соломинку. Наверно, это правильно, бороться до конца. Но придет конец, конец счастью и страданиям, которыми живет человек. Тогда только покой, вечный покой и свобода. То, что думают или знают о смерти люди, не есть истина. Вообще истина – законченность для всего. Желание постичь истину – только мечта. В поисках истины движутся миллионы людей, но куда бы стремились они, если бы их все их мечты сбывались?
А любовь? Она живет вместе с человеком и всюду движется вместе с ним. Она, как человек рождается, а потом умирает, наверно. Иногда она светит ярко, чаще – только лишь теплится. Иногда она ослепляет человека и лишает разума. Это случается со многими. Это случилось со мной. Случилось через некоторое время после той неожиданной встречи в парке. Три дня, три бесконечно долгих и унылых дня прошли, и вот, наконец, произошли перемены. Когда я спрыгнул с подножки трамвая, когда зашел в дом, когда поднялся на восьмой этаж и вошел в комнату, то увидел Ольгу.


I
За столом очень скромно, положив руки в перчатках на колени, сидела Ольга и дожидалась меня. Она не сказала ни слова. Одетая в длинное черное платье, которое подчеркивало ее фигуру, она казалась мне неземной! Я даже не подумал, как она могла попасть в комнату. У нее не было ключей, одна тяжелая связка все время находилась у меня в кармане. Но об этом я тогда даже не подумал. Я вспомнил об этом гораздо позже. Просто я был несказанно рад ее появлению, она, кажется, тоже.
Она встала, когда я поздоровался, подалась навстречу всем телом и прильнула к моей груди в свитере как после долгого расставания. Я молчал, слушая, как бьется мое сердце. Потом мы долго сидели и слушали звуки за окном и свои беззвучные в этой тишине голоса. Было очень тихо, и тишину нарушал только отчетливый стук часов.
Я не могла придти раньше, хотя ты мог и позвонить! – тихо сказала она.
Сейчас я не стал ничего объяснять, хотя подумал, что мог позвонить во второй раз, но не решился тогда. И сейчас я не стал расспрашивать у нее о причинах, которые не позволили ей появиться раньше. Сейчас мне было хорошо, а что бы было еще лучше – не хотелось. Я попытался попросить рассказать ее о себе, но она упорно обходила эту тему. При этом она так выразительно смотрела на меня, будто говорила: «Вот я здесь, делаю все, что пожелаешь, а ты спрашиваешь меня о чем-то?».
II
Потом мы долго пили чай с коньяком и курили хорошие сигары. У меня была коробка, которая у меня лежала со дня моего рождения. Ольга говорила немного. Правда рассказала, как однажды они с подругой были на море, и как хорошо они там отдохнули. Она поведала об этом так заразительно, что я тоже захотел оказаться там. Я сказал ей об этом. У нее в глазах промелькнула какая-то тень, после чего она заговорила обо мне. Я рассказал, что работа моя размеренная и спокойная, занимает весь дневной день, иногда выходные, что работа мне нравится, хотя порой бывает скучно и даже очень. Она посмотрела на меня с сожалением, встала с кресла и начала ходить по комнате. Как тогда она скинула туфли, то ее длинное платье стало касаться пола.
День близился к вечеру, а вечер обещал быть великолепным. Солнце красноватыми бликами отражалось в окнах домов. Чистый и холодный осенний воздух проникал в открытое окно и освежал мысли.
– Слушай, – сказал я после продолжительного молчания, – а тебя не ждут дома? – и подумал, что выразился неудачно.
– Я тебе надоела? – кокетливо то ли спросила, то ли ответила она.
– Нет, – я просто не хочу, чтобы у тебя были проблемы.
«А на самом деле? Хочется мне домой или нет», – Ольга задумалась, вышла на маленький балкончик, который служил мне местом для курения, посмотрела почему-то вниз, на прохожих. В голове у нее промелькнула идея. Впрочем, об этом она думала постоянно три последних дня. Ею снова овладела жажда перемены мест и новых впечатлений: «Может, это было связано со вчерашним скандалом с мужем. Хорошо еще, что Катя не видела, как он съездил мне», – горько усмехнувшись, подумала она. Правда потом они помирились, и муж предложил ей немного отдохнуть, успокоится. «Решил, наверно тоже развеяться», – сообразила Ольга. Обычно он ездил развеиваться на свою огромную дачу, в поселок «Наречный», со своими друзьями и подругами. Но, может, отчасти это было связано с Гришей. Еще вчера она разговаривала с Катей по поводу путешествия.
– Катя, может, съездим на море как тогда?
Катя сидела в халате, положив свои стройные длинные ноги на соседний стул. Она была только что из душа, поэтому все время поправляла мокрые волосы в промежутках между глотками чая.
– Втроем с твоим новым другом? – сказала она несколько иронично.
Ольге было понятно настроение подруги, но она не думала, что она будет реагировать так агрессивно: «И какое право она имеет так со мной говорить?» Но она сдержала себя.
– Ты же знаешь, что я не могу уехать из дома одна! – Ольга не объяснила бы причину своего отъезда мужу.
«Вряд ли я смогу поехать с тобой», – подумала она, но вслух загадочно сказала:
– Если  хочешь, я могла бы пожить несколько дней в другом месте.
Ольга не ожидала этого, но она уцепилась за такую возможность. Она не могла предположить какой-то подвох, все-таки они были самыми близкими друг для друга.
– Спасибо тебе, Катерина!
– Да что ты Олечка! – Катя оторвалась от чашки и поцеловала в щечку свою подругу.
Сейчас, стоя на балконе, Ольга была полна решимости – осуществить  свою безумную идею. Надо было лишь позвонить мужу, который был в отъезде. «Лишь бы не подошла какая-нибудь из его подруг», – ей совсем не хотелось сейчас знать, с кем поехал ее муж. Потом можно зайти домой переодеться и предупредить Катю. «И все, я свободна!».
Она чувствовала, что слишком торопится, потом непонятно, что задумала Катя, но уже не могла остановиться. Она обернулась в комнату и посмотрела на меня. Потом с легкостью кошки она уселась ко мне на колени своими коленями и запела в ухо:
– Поедем с тобой на море, прямо сейчас, я знаю великолепное место, я там была раньше, тебе понравится обязательно.
Я быстро начал возражать, но потом остановился, пораженный таким обилием чувств, как будто эта поездка прямо сейчас была вопросом жизни или смерти. Она обнимала меня и нежно приговаривала:
– Там будет легко и свободно, хотя бы всего лишь неделю.
Я осознавал, что она несет всякий вздор, но противоречить ей не хотелось. Мне было жаль ее, почему-то. Но потом произошло нечто неожиданное, о чем я в последствии часто думал с чувством досады. Как она сумела меня убедить в необходимости такого путешествия, осталось для меня загадкой навсегда. Вместо того чтобы на следующий день рано утром идти на службу, я вечером предыдущего дня должен все бросить и лететь сломя голову черти куда?
III
Мы спешно собирались, вернее, собирался я. Ольга внутренне вся напряглась, подобрала свою накидку, о которой я совершенно позабыл. Когда, наконец, мы спустились по лестнице и вышли на улицу, было совсем темно. Мы направлялись в сторону дома, где жила Ольга. В комнате Кати горел свет.
– Подожди меня здесь, – попросила Ольга.
Я встал у тротуара и закурил. Казалось, в это время я не соображал, что делал. В мозгах у меня был туман, эйфория обволакивала мое сознание. Это было похоже на сильное алкогольное опьянение, но самое главное при этом, что все это происходило со мной на самом деле.
IV
Я выкурил две сигареты, совсем не спеша. Ольга все не появлялась. Вскоре я стал приходить в себя и испугался. «Что я делаю здесь темной ночью на улице совсем один? – думал я. – Бежать, бежать от этого дома с одиноко горящим окном и как можно дальше. Надо как можно быстрее бежать домой, запереться на все замки и никому не открывать больше».
Но только я подумал об этом, неожиданно передо мной появилась Ольга. Она схватила меня за руку, поцарапав меня длинными ногтями, и увлекла за собой. Мы шли по незнакомым мне улицам, потом побежали все быстрее и быстрее. Я заметил, что одинокие машины, обычно несущиеся на большой скорости по пустынным ночным улицам, больше уже не обгоняют нас. Напротив, они остаются позади, как будто едут назад.
Дальше я помнил смутно. Я почувствовал, как стало холодно, и пронизывающий ледяной ветер продувал мое тело до костей. Как я не старался, я не мог повернуть голову, чтобы посмотреть на спутницу, и смотрел только вперед на черное небо. Только ее рука, ставшая неожиданно такой сильной, тянет меня в черную пустоту.

V
Сон, необычный сон сковал мое сознание. Я пытаюсь оторваться от сна, но это мне не удается. Как будто второпях я собираюсь в необычное путешествие. У меня приподнятое настроение, я укладываю свои вещи в огромную спортивную сумку. Неожиданно я вспоминаю об одном очень важном деле. Я должен сходить на работу к шефу, чтобы отпроситься и договориться об отпуске.
Это странно, в такое время года, ни зима, ни лето – слегка поеживается молодой человек в очках с позолоченной оправой, выслушав спокойно мою просьбу, и – весьма скороспешно. Это женщина? – неожиданно для самого себя заключает он, вопросительно глядя на меня.
– Да, – просто соглашаюсь я, чувствуя какое-то понимание. Я ни в коем случае не хотел…, но бывают моменты в жизни, – не продолжая, я замолкаю, дабы не сказать лишнего.
Последний мой довод или как это было, сказано успокаивают моего начальника
– Только недолго, максимум неделю, – говорит он смилостивившись.
– Согласен, сегодня – понедельник, в следующий понедельник я здесь, – говорю я, подмигивая шефу, и незаметно удаляюсь.
По дороге в аэропорт, где я должен встретиться с девушкой, созваниваюсь со своими друзьями, чтобы те не ломились в мое отсутствие в дверь. И вот я сижу в великолепном кресле аэробуса, который несет меня в Севастополь со скоростью девятьсот километров в час. На плече у меня спит красивая девушка. Длинноногая стюардесса предлагает мне минеральную воду, и даже коньяк в красивой маленькой рюмке. Расслабленный, примерно после часа лета я начинаю засыпать. Вспоминаю, что ключи от машины я оставил Витьку, и о ней не стоит беспокоиться.
VI
Я лежал на роскошной кровати и чувствовал, что тело мое разбито, и ни один мускул не желает напрягаться для движения. Сколько времени я мог так пролежать – неизвестно. Усилием воли я все-таки сбросил с себя обломки сна и приоткрыл глаза.
Первое, что я увидел, – была полуобнаженная девушка, в которой я признал мою недавнюю спутницу. Она стояла напротив зеркала в шелковом халате, который держался у нее только на поясе. Она натиралась каким-то душистым кремом, от которого у меня щекотало в ноздрях. Я тут же закрыл глаза, дабы не обнаружить свое пробуждение и с испугом стал вспоминать и соображать, где бы это я мог находиться. Все вокруг было очень реальным. Нереальным было лишь мое присутствие здесь.
Эта процедура с кремом казалось вечностью, хотя длилась, наверно, всего около получаса, в течение которого у меня затекли рука и мышцы шеи. Мне хотелось повернуться, но я боялся обнаружить себя.
Комната, в которой мы находились, была очень скромной и небольшой, но весьма милой. «Но что же я лежу здесь, когда мне нужно собираться на работу?» – пытался сообразить я.
– Вставай, соня! – прервал мои размышления звонкий голос. – Я знаю, сколько ты спишь, уже десять часов.
– Как десять? Неужели я проспал? – с ужасом подумал я.
– Нет, тебе совсем не нужно сегодня идти на работу. Тебе не нужно будет ходить туда целую неделю.
Я не мог больше притворяться. Я поднялся в кровати и спросил: «Каким же образом?»
– Ты же мне сам вчера все рассказал о том, как удачно ты договорился с шефом на неделю твоего отсутствия на рабочем месте. Кстати, насчет машины тоже! – Ольга с неохотой оторвалась от своего занятия и в первый раз посмотрела на меня.
Мне показалось, что это она сделала лишь для большей убедительности, потому что и так видела меня насквозь.
– В самом деле? – обескуражено произнес я, силясь припомнить упомянутые события, – может это только сон, а может сон и есть отображение настоящей реальности.
Я слегка приоткрыл веки и не без удовольствия стал наблюдать за происходящим. Чтобы убедиться, что я не сплю, я слез с кровати и обнял Ольгу за талию.
– Так значит мы в отпуске? – все еще, не веря, воскликнул я, на всякий случай, ощупывая знакомое тело.
– Конечно же, и сейчас мы идем в бар завтракать, а потом загорать на камнях. Там не так много людей, и место очень красивое.
VII
Мы лежали на больших пологих камнях и с удовольствием смотрели на огромные волны. Место нашего расположения было действительно великолепным. Отсюда был виден весь пляж и несколько трехэтажных гостиниц, составляющих местный курорт под чудным названием «Изюминка». С одной стороны, к нему примыкал лес, со всех других сторон – окружало море. Там, где кончался пляж, начинались невысокие горы, у подножия которых мы и расположились.
– Может, искупаемся? – предложила Ольга, и первая бросилась в воду.
Я не мог себе представить, что с такой высоты можно вообще прыгнуть вниз головой туда, где под водой могли скрываться острые камни, ударившись о которые уже никогда не выплыть на поверхность.
Через десять секунд Ольга появилась над поверхностью моря в белом купальнике. Она была похожа на акулу, которой через несколько секунд предстоит сражаться с огромной волной. Еще не оправившись от пережитого, я не рискнул проделать то же самое и только наблюдал со стороны, как, справившись с волной, Ольга возвращалась обратно. Она, не спеша, поднялась по тропинке, ведущей наверх, и остановилась возле меня, довольная собой и блестящая на солнце. Я смотрел на нее и чувствовал, как бьется мое сердце не от страха, а от непонимания происходящего, наверно, как рыба, выброшенная на берег бесстрастным рыбаком.
«Может, ко мне вернется мое самообладание, как только пройдет какое-то время», – успокаивал я себя этим. Правда, однажды я спросил Ольгу: «А куда же мы неслись с тобой по ночным улицам, и почему же было так холодно?» Эти воспоминания были очень зыбкими и, пожалуй, единственными с того времени, как со мной произошло что-то странное и необъяснимое, что не укладывалось в сознании привычным образом. Ольга ответила очень просто: «Мы торопились в аэропорт, а по дороге такси, в котором мы ехали, сломалось. Пришлось бежать быстро. Было холодно, потому что в Благодатном уже не май месяц».
VIII
Но постепенно солнце, воздух и вода сделали свое дело. Обычно так случается с каждым существом, которое попадает под власть благоприятной среды. Я успокоился и не задавал множество вопросов, раньше беспокоящих меня. Ольга выглядела безоблачной и веселой. Она постоянно забавляла меня своей бесконечной болтовней. На третий день мне уже не хотелось никуда уезжать, а на четвертый хотелось, чтобы это длилось как можно дольше. Хотя мы в течение дня не делали ничего особенного, на следующий день хотелось проделать именно это еще раз.
IX
После неожиданной встречи в парке в том злополучном городе Благодатный Он уже больше не сомневался, что не ошибся в выбранном пути. Он знал, что пройдет еще совсем немного времени, и Он сумеет добиться своего. Может, это будет не сейчас, но очень скоро.
Когда Он уже начал думать, что осталось треть пути, а может и меньше, случилось несчастье.
Теперь по утрам, даже когда светило солнце, было весьма прохладно, а иногда на траве и кустах образовывался иней, а на земле появлялись первые замерзшие лужи. Иногда в воздухе кружились первые снежинки. Они падали, не достигая земли, но в воздухе пахло сыростью.
Когда Он переправлялся через овраг, он не заметил, что на самом дне его текла речка. Но первые заморозки скрыли ее нетолстым слоем запорошенного снежком льда. Одна нога Его благополучно перенеслась через опасный участок, а другая, почему-то, сделала шаг поменьше и как раз остановилась на тонком льду. Лед проломился, Он потерял равновесие и оказался по пояс в ледяной воде. Последствия такого купания были для Него плачевными. Выбравшись из воды, Он, было, побежал быстрее в поисках жилья, но его поблизости не оказалось. Тем временем одежда, особенно штаны и рукава, замерзли, стали жесткими, и лежали на теле как куски льда. Если бы не промокли спички, все – было бы проще. Он развел бы костер, как-нибудь обсох и согрелся. Но в Его положении об этом даже не стоило думать, потому что спички, которые лежали в кармане, промокли, а теперь замерзли. Сначала Он бежал, потом стал быстро идти, а потом остановился, обессилив и замерзая. Как Ему казалось, Он должен был бежать в сторону дороги, но почему-то даже не было слышно шума проезжающих машин, и Он стал сомневаться в правильности выбранного направления.


Глава 2
Время свершений

Но как это всякий раз случается, как только я пристрастился к такому беззаботному времяпрепровождению, наступил конец этой сказочной недели. Хоть я находился в эйфории, и у меня, пожалуй, было не все в порядке с головой, за астрономическим временем я следил. Еще я подумал о том, что необходимо как-то вернуться – ни денег, ни расписания движения наземных или воздушных транспортных средств у меня не было. Естественно я сказал об этом Ольге. Ольга посмотрела на меня как на обузу. Надо сказать, что к концу этой недели настроение ее резко изменилось. Скорее всего, ее заботило что-то, что осталось дома. Она часто оставляла меня в самом неподходящем месте или в самое неподходящее время. По мере того, как разум мой прояснялся, я начинал осознавать, что это путешествие не совсем по мне. Может, я был страшной занудой, может, потому, что все с самого начала происходило не по моей воле. Да. Наверно. Последнее предположение не давало мне покоя с самого начала.
Вечером в воскресенье Ольга сказала мне, что мы возвращаемся, и в понедельник я обязательно буду на работе. Билеты на утренний самолет она мне не показала, но я и не настаивал. Утром, так утром. В конце концов, я был рад перемене в своей жизни. Я сказал Ольге, что за всю мою жизнь со мной такого не было, и что она самая прекрасная и загадочная из всех женщин. Она грустно улыбнулась, но ничего не ответила.
I
Немного страшный высокий человек в черной одежде сидел за прямоугольным столом в очень необжитом кабинете. Казалось, раньше тут был кабинет начальника какого-нибудь правительственного учреждения или ведомства. Мраморные стены, которые придавали таким зданиям строгость снаружи, внутри делали его неуютным и суровым. За столом рядом с суровым начальником сидели подчиненные и внимали ему.
- Не все же время вам предаваться веселью. Знаю я вас. Вино, карты, женщины. Только за последний месяц на представительские расходы ушло денег больше, чем на выполнение наших первоочередных задач.
Присутствующие переглянулись. Все понимали, о каких задачах он говорит, но то, как он сказал об этом, заставило их усмехнуться.
- Я еще закрывал глаза на то, как в наших ведомствах устраивают всяческие проделки, видимо от скуки. Третьего дня мне было доложено о том, что несколько наших так сказать товарищей устраивали полеты средь белого дня над городом, дабы выявить сильнейшего. Это еще – куда не шло. Слава дьяволу, люди могли принять их за метеориты или хищных птиц.
– Все они понесли наказания, – ответил один из сидевших за столом.
- Я еще закрывал глаза на то, сколько казино в городе пострадало от ваших дьявольских проделок. Это можно было объяснить волей случая. А сколько раз я вытаскивал наших людей из «кутузок», из которых они не могли выбраться самостоятельно, потому что уже не могли сконцентрировать остатки своей энергии, потраченной впустую. Я уже не говорю про вытрезвители, которых в нашем городе во множестве. Я как представитель нашей миссии в этом городе несу ответственность за все, что не делает нам чести.
Высокий страшный человек достал из деревянной коробки сигару, немного покрутил в пальцах, ожидая, когда ему дадут огня, и закурил. Присутствующие поняли, что главное будет после этого. Все, что он сейчас говорил, они слышали на каждом заседании в этом мрачном кабинете. И в этот раз пока ничего нового он не сказал.
– Да, я знаю, что все это вы уже не раз слышали, – угадав их мысли, сказал он, – но я буду повторять об этом снова и снова, пока все не изменится. Отдельный вопрос о женщинах. Вы все знаете, до чего доходит их фантазия. Можно, конечно закрыть глаза на некоторые вещи, все равно с ними не справиться, – говорящий сделал многозначительную паузу, – но еще раз хочу напомнить вам, что нельзя допускать одной вещи, самой главной – рождения детей нашими женщинами от людей. – Наверно, мне не нужно объяснять – почему? Вы это проходили еще в школе.

Надо сказать, что потомство обычных женщин не считалось дьявольским, а обычным человеческим, хотя и было зачато от дьявола-мужчины. Тем не менее, когда это было доказано службами, уполномоченными на такие расследования, то это пресекалось немедленно. Мужчины в этом случае подвергались страшному наказанию, а женщины и их дети обычно погибали. Это было просто объяснимо. Он сам лично знал несколько таких случаев, когда обычные женщины рожали детей, наделенных некоторыми сверхъестественными способностями. Но со стороны медицинских светил утвердилось мнение, и его недавно стали придерживаться политики и губернаторы в своей деятельности, что такое потомство не представляет опасности для процветания их общества, потому что в следующем поколении такие способности у людей исчезают. Тем не менее, на практике нередки были случаи печального исхода, как для людей, так и для дьяволов. В каждом конкретном случае это решалось судами по-разному. Все зависело от необходимого количества доказательств вины мужчины-дьявола. Женщина здесь в расчет не принималась и проходила по делу при наличии факта рождения ребенка от этого мужчины.

Речь грозного начальника стала более отрывистой и грозной: «Вы все хорошо знакомы с философией, которой мы придерживаемся в своем поведении. Зло, которое мы поддерживаем в мире настолько важно, что без него невозможна людская жизнь, а также добро».
Хотя ему было не совсем понятно, почему вообще приходится заботиться об этих людях? Заботиться о том, чтобы зло поддерживалось на том, необходимом для человеческой жизни уровне? Не проще ли было заняться своей жизнью? Но как он не старался вообразить себе это общество, изолированное от людей, так и не мог вообразить в своем воображении оное.
И еще говорящий подумал о том, что в этот раз он преподнес эту мысль c философской точки зрения. Скорее он не учил своих подопечных высшим материям, но просто сам наслаждался своим не красноречием, но собственными философскими выводами. А осекся он из-за слова добро, которое не приветствовали в дьявольской философии. Последние, прогрессивные учебники заменили понятие добро – на другое, имеющее прямое отношение только к людям. В последней такой книге он читал определение людского добра, как некоторое субъективное представление человека в некоторый момент времени и в некоторой точке пространства о способах противостояния человека в отношении зла или его последствий. Это спорное, на его взгляд, определение не объясняло всей сущности понятия «добро». Он был уже довольно стар. За свою долгую жизнь среди людей он научился их понимать. Он считал, что они не такие уж и плохие, скорее даже наоборот. Единственное, что всегда вызывало его непонимание, так это детское представление о природе зла. Люди почему-то всегда стремились побороть зло или уйти, убежать от него, хотя как они не старались, зло по-прежнему было рядом и подстерегало человека на каждом шагу. Он не мог себе позволить такой вольности, но иногда ему хотелось крикнуть:
«Глупые создания. Что вы называете злом? Если вы считаете злом горе, что тогда бы вы называете радостью? Или вы считаете злом несчастье, то, что, по-вашему, есть счастье? А, если, в конце концов, вы считаете злом смерть, то в чем заключается смысл бесконечной жизни? Можно сказать, что радость – просто отсутствие какое-то время горя, а счастье временное прекращение несчастий».
На минуту он забыл об аудитории, затем вернулся к своей последней мысли о замужестве своих людей с обычными людьми. Это на самом деле было проблемой. Дьявольское общество изо всех сил старалось оградить себя от таких браков, дабы сохранить чистоту, и возможно благодаря его усилиям случаи рождения незаконного ребенка пока в его губернии не были замечены, по крайней мере, пока он занимал свой высокий пост мэра. Этой проблеме уделялось самое пристальное внимание. Этой цели служил целый секретный комитет, который занимался сыском. Даже малейшие намеки на возможность сожительства приравнивались к преступлению. Нередко такие случаи после их подтверждения кончались трагически не только для дьявольского общества, но и для людей.
– Я хочу закончить свою мысль и подытожить все вышесказанное, – продолжал градоначальник. – В начале октября к нам пожалует высокий гость, самый-самый…
- В связи с этим я прошу принять необходимые меры, чтобы не опростоволоситься. Что же касается последнего вопроса, то начальнику секретного отдела я предписываю с завтрашнего дня разослать секретных агентов по местам. Я думаю, что списки адресов у вас имеются?
– Конечно, – ответил начальник секретного отдела.
– На этом заседание считается закрытым. Жду ваших докладов послезавтра в то же время.
II
Когда все разошлись, он еще сидел за своим столом, сгорбленный и уставший. Он вспомнил о маленькой девочке с синяком на лбу. На его вновь смотрели испуганные заплаканные глаза. Он спрашивал: «Как тебя зовут?».
III
Ольга сидела в доме мужа на втором этаже перед окном в спальне и думала.
За окном не спеша падали листья, то, поднимаясь выше, то, падая вновь, описывая замысловатые круги. Это был следующий день после возвращения с моря. Она хорошо выспалась и позавтракала, но смутная тревога, которая закралась в ее душу в последние дни на морском побережье, больше не покидала ее. Она устала от этой тревоги. Думать, каждый раз думать, что ее встреча с Григорием не случайна и обречена судьбой, было ей нелегко.
Она была совсем ребенком, когда умерла ее мать, но она помнила события, предшествующие этому и сейчас знала о причинах ее смерти. Она хорошо выучила правила дьявольского общества еще в школе, где она была отличницей. Она была знакома со страшным мэром – «страшным дядькой», как она прозвала его еще маленькой. Ему она была обязана своей жизнью и теперешним своим особым положением. Только он один знал правду, что ее родила земная женщина, которую пришлось умертвить. Решение было принято на секретном совете. Как ему доложили, задание было выполнено в короткий срок, но виновного им так и не удалось найти. А ее, пятилетнюю девочку, он обнаружил совершенно случайно в заброшенном доме и подобрал. Для нее навсегда осталось загадкой, почему решение Совета не коснулось и ее. В таких вещах никогда не придавали значения, кем были виновные – преступники, женщины или дети. Ольга помнила, как мать поцеловала ее на прощание и сказала: беги быстрей, как будто ей надо было добежать до ларька с мороженым. Как тогда она от страха быстро побежала, на какой-то миг оторвалась от земли и, потом уже, не касаясь травы и камней, понеслась в неопределенном направлении, пока не ударилась головой в деревянную стену. Это и был тот самый заброшенный дом.
Надо сказать, что она всегда опасалась, что ее порочное прошлое станет достоянием гласности. Ее не страшила сама смерть, не хотелось умирать так рано. Она смотрела на улицу и радовалась не теплым, но по осенне-ярким лучам желтого света. Она не могла представить, что ее вдруг не будет. После долгих раздумий она постепенно успокаивалась и приходила в себя. Все это было давно. Все утряслось. Сейчас она жила с мужчиной – хозяином этого дома. Она познакомилась с ним год назад, когда они плавала на яхте по морю. Ей было разрешено жить в этом доме после долгих ее упрашиваний и с подачи страшного “дядьки” в качестве агента для разведывательных, секретных целей Совета. Взамен ей было поручено раз в месяц сообщать о планах большой строительной компании, в руководство которой входил ее муж. Поначалу эта мысль была ей противна, но постепенно это стало обычным делом. Тем более, что ничего особенного в этом сейчас она не находила. Она передавала, что считала важным из болтовни мужа страшному дядьке и на этом ее миссия заканчивалась. Иногда она даже забывала об этом. Тогда ее находили агенты и напоминали. Она не имела ни малейшего представления о делах, которыми занимался ее муж, а также для чего все это нужно Совету. В ее маленькие женские планы не входило причинять кому-то зло или вершить правосудие или претворять планы. Она была просто женщиной.
Что было самым обидным – ей было запрещено иметь детей от ее мужа.
IV
В этот день я появился на работе как обычно. В половину девятого я открывал дверь своей конторы. Как всегда зазвенели колокольчики, как будто приветствующие мое появление. Сидящая прямо напротив девушка подняла на меня удивленные глаза, мысленно поздоровалась и сказала:
– Где же ты был столько времени, солнышко ты мое ясное?
– В служебной командировке! – четко ответил я, улыбаясь.
В глубине помещения я поздоровался с мужчинами в красивых жилетах, которые тоже странно отреагировали на мое приветствие.
«Может, что-то случилось?» – подумал я и одновременно сообразил, что, скорее всего, случилось что-то со мной.
Сидящая напротив длинноногая девушка протянула мне телефонную трубку:
– Тебя хочет видеть шеф!
– Алло, доброе утро, это Григорий.
– Зайди ко мне, пожалуйста!
Немного сутулый молодой человек выглядел возбужденно. Я давно, наверно, не видел его таким. Это обстоятельство несколько поколебало мою прежнюю уверенность в себе.
– Я хотел бы все-таки узнать, товарищ Григорий, где же Вы были в течение недели? – спросил шеф после непродолжительного молчания.
– Я же Вам все рассказал неделю назад, – удивился я.
– Мне ничего не передавали мои заместители, а Вас, кажется, я видел последний раз в пятницу вечером.
Видимо, нарисованное на лице моем удивление, озадачило и шефа. Кажется, я начинал догадываться, в чем дело!
Мне сразу на ум стали приходить те странные события и связываться, наконец, в нечто осязаемое и оформленное. Первым делом мне пришел на ум утренний разговор с соседом, сидевшим перед входом в подъезд. Вечно пьяный и болтливый, он рассказал мне странную историю. Утром, очень рано, он возвращался домой и увидел, как некое живое тело падает с балкона прямо на асфальт. «У меня глаза на лоб. Сердце сражу,  как защемит. Я закрыл глаза руками, – он показал руками, как он это сделал, – приготовился кричать на всю улицу. Потом, смотрю, – на асфальте никого нет, какая-то девушка идет в конце улицы и поеживается. Я так и опешил», – рассказывал он.
Задумавшись, я даже ничего не ответил шефу, когда тот отправил меня сегодня домой приходить в себя, а завтра приходить к началу рабочего дня и не опаздывать.
– В последний раз и только из моего личного расположения к тебе, – сказал он, заканчивая наши разбирательства.
Я шел домой и думал, как же могло такое случиться. «А неожиданное появление Ольги у меня в квартире еще до того злополучного нашего путешествия? Разве это обычное явление? Как она могла пройти через закрытую дверь? А тем более как могла выйти? Утром я нашел ключи на прежнем месте», – первый раз за это время эти вопросы стали требовать своего разрешения. Теперь мне не казалось таким уж романтическим мое путешествие и знакомство с Ольгой. Я шел как в бреду. Мне не хотелось сейчас возвращаться прямо домой, хотелось все взвесить и обдумать где-нибудь на скамейке в парке. Я завернул за угол и направился к своему излюбленному месту – тенистой аллее. Там не было людей, которые постоянно отвлекали от размышлений. Только я сел и закурил, как ко мне подбежал Витек. Я не сразу его узнал и пожалел сначала о своей попытке уединиться.
– Слушай друг, где это ты пропадал столько времени? А я тебя ищу. Ты мне - очень нужен, – он сделал короткую паузу, – вернее сказать, нужна твоя машина!
Витек несколько притормозил, увидев на моем лице изумление.
– Я же отдал тебе ключи неделю назад, когда уезжал?
– Ты мне? – недоумевая, ответил он вопросом на вопрос.
– Конечно, – сказал я внешне спокойно. – Я сам лично в руки передавал тебе ключи. И вообще, зачем меня искать, если я тебя предупредил, что уезжаю на несколько дней из города?
– Не понял, – Витек начал что-то соображать, – тогда поедем в гараж и посмотрим.
Нехотя, я согласился. После сегодняшних открытий я начинал думать, что у меня не все в порядке с головой. Но хорошо, что ключ от гаража находился в общей связке, и мы отправились для разрешения этой проблемы.
Немного проржавевший замок после некоторых усилий подался. Моя машина стояла на месте. Ключи от машины были спрятаны в отверстии стены. Я всегда так делал, чтобы не брать ключи с собой, а потом забывать их. Витек торжествовал, а мне стало еще хуже. Я распрощался с машиной и с Витькой и пошел в сторону дома. Думать уже не хотелось. Хотелось спать.
V
Немного страшный высокий человек в черной одежде сидел за прямоугольным столом в очень необжитом кабинете. Сегодня он был очень бледен и недоволен делами. Скоро октябрь, а в лучшую сторону ничего не продвинулось. Сегодня он должен был выслушать донесения своих секретных агентов – доносчиков, так он их называл про себя. Высокая секретарша с длинными ногами и голыми плечами постучала и доложила о приближении назначенного времени.
– Сара! Пускай по одному! Дело это деликатное. Остальные пусть ожидают в коридоре, – приказал он, подумав о том, что ей должно быть холодно в такой одежде в этом мрачном склепе.
Агенты, толпящиеся в ожидании своей очереди, были не очень довольны сегодняшним приемом. Обычно они сидели в кабинете начальника и по очереди докладывали. Сегодняшний день предвещал неспокойное будущее, и настроение у них было очень встревоженное.
Черный господин сидел в кресле, и, казалось, не слушал говорящего. В самом деле первые доклады не вызвали у него никакого интереса. В общем-то, вся его работа была ему скучна и до ужаса омерзительна, но что было делать? Приходилось фиксировать эти постоянные нарушения своих подопечных и вести статистическую отчетность перед высшим начальством. Он выкурил уже две сигары. Внимание его стало несколько притупляться, как до него донеслось знакомое имя.
– Со стороны моих агентов, – говорил начальник главного сыскного управления по поводу своих подчиненных, – есть сведения по поводу некой Ольги, проживающей по адресу: Большая Кировоградская 18, в коем месте ей было дано разрешение поселиться по Вашему личному распоряжению, – заметил агент. Высокий господин поднял глаза и заинтересовался.
Агент посмотрел на начальника и продолжил:
– Суть их сообщений сводится к тому, что эта особа несколько раз была замечена с некоторым незнакомым нам человеком, живущим через три квартала. В настоящее время его место проживания устанавливается, – в этом месте агент сделал паузу.
– Что за человек? – черный господин положил руки с сигарой на стол и стал слушать еще внимательней.
– Его зовут Григорий, Григорий Александрович.
– Нет, не имя. Что он из себя, представляет, чем занимается? Меня интересуют все подробности, соберите необходимые сведения о нем.
– А как насчет Ольги? – позволил себе вопрос начальнику, несколько превысив свои полномочия.
– Я займусь ей лично, – он загадочно и сурово посмотрел выше своего собеседника. В обычное время, возможно, он не придал никакого значения этим фактам, но сейчас он насторожился. Не проявил ли он слабость тогда, когда сохранил ей жизнь?
– Установите слежку за этим Григорием, а выделю лучших своих людей следить за Ольгой. – Он не хотел, чтобы столь тонкое дело проходило без его участия. – Если это необходимо можете заручиться моей поддержкой в случае обыска квартиры этого человека.
Дело начинало принимать серьезный оборот. Не хотелось ему думать ничего дурного об Ольге, но он знал ее незаурядную натуру, и мог даже предположить худшее из возможного, а именно это больше всего его злило. Все, что угодно, только никакой любви. Эти необдуманные поступки, один черт мог предвидеть результаты от этих действий.
– Последний раз напоминаю, чтобы Вы приложили максимум усилий для решения поставленной мною задачи. И чтобы никаких проколов. Можете идти, – несколько тише сказал начальник.
Выслушав еще около десяти докладов своих подчиненных, страшный дядька отпустил последнего и отправился на свою квартиру еще раз обдумать происходящее.
VI
Холод, только холод и ничего больше. Он не чувствовал своего тела и не мог пошевелить пальцами обеих рук и ног. Тело его больше не жгло. Он уже не бежал, он просто замерзал. Правда, Он еще мог стоять на ногах, но Он чувствовал, что силы покидают Его. Еще немного, и боль отпустит. Он знал, что когда человек замерзает, он уже не чувствует боли, он просто засыпает. Он с трудом повернул голову на небо туда, где должно было быть солнце, но его было еле видно сквозь затянутую цепь облаков. Он хотел идти вперед, но не мог. Он не знал, что в двадцати метрах от него стоял маленький деревянный домик, откуда валил дым. Пройди он несколько шагов в ту сторону, и он был спасен. «Очень холодно», – было его последней мыслью. Его последний шаг совпал с паденьем. Он рухнул на тонкий снег и больше не пошевелился.
VII
Я проснулся раньше обычного. Нужно было идти налаживать отношения на работе. После чашки дымящегося кофе еще оставалось время, чтобы обдумать вчерашний день. Честно говоря, думать об этом мне даже не хотелось. Все произошедшее со мной вчера потеряло свою резкость и казалось не нужной обузой. Так бывает после долгой болезни, которая, наконец, отступает, и человек забывает о ней, как только становится здоров. Но, к сожалению, как только я больше просыпался, все чаще лезли мысли об Ольге и странных событиях вчерашнего дня. Быть может у меня провалы в памяти? Или пора сходить к психоаналитику? Странно, но раньше со мной такого не случалось. Я вспомнил про свой потрепанный дневник. С трудом я нашел его на третьей полке и записал несколько несвязных предложений.
Сидя за своим рабочим столом в удобном кресле я размышлял о том, что бы это могло означать? Может быть, просто пойти к Ольге и спросить об этом?
Я еле дождался конца рабочего дня. Когда я вышел из офиса опять весело зазвенели колокольчики, но я уже не обратил на них внимания.
VIII
Ольга, не спеша, шла по улице, опустив голову, и вдруг ее посетило острое желание написать записку своему возлюбленному. Она повернула в сторону дома, на ходу сочиняя строки своего будущего письма, так повлиявшего в последствии на ее судьбу, став роковым.
«Милый Гриша, – писала она, сидя за рабочим столом в кабинете мужа, – я пишу эти строки в тайной надежде, что они будут услышаны и поняты тобой, потому что если есть в тебе чувство, какое есть во мне, то сердце твое непременно откликнется…
В этот день, такой солнечный и немного грустный, когда я впервые увидела тебя, во мне проснулось чувство, далекое от любви, но несомненно, что это было желание, может быть, желание чего-то неизведанного, нового, может инстинктивного желания обладания тобой. Но теперь чувство мое к тебе, если это – любовь, не знаю, переполняет меня тем светом, теплотой и покоем, какое я не испытывала очень давно. Ты пробудил во мне чувства, спрятанные в глубине души на самом дне, заваленные в суматохе грудами надежд и обломками несбыточного счастья.
Теперь я счастлива. Как будто это – провиденье божье! Хотя все подвластно дьявольской силе, и, может, эта любовь – иллюзия? Но почему же тогда так бьется мое сердце, и с новой силой хочется жить? Хочется проснуться утром и перемолвиться с тобой словечком. А вкус утреннего чая стал ароматнее, окружающие – менее раздражающими, и вообще весь процесс бытия радужнее и насыщеннее. Неужели все это – иллюзия? Дорогой, не хочется так думать. Мне немного грустно в этот туманный осенний день, и меня посещают невеселые мысли. Наверно, я стала стареть и устала от одиночества. Поэтому, я пишу эти строки. Конечно, я могу придти и произнести их вслух тебе, но мне хочется, чтобы ты сам нашел меня, затерявшуюся между лабиринтами домов или спрятанную в пожелтевшей листве густых деревьев. Когда ты получишь это письмо, не сердись на меня за детские выходки, потому что очень хочется быть с тобой. И еще, ты знаешь, я нашла в тебе покой и умиротворенность, как усталый путник, дошедший до привала и давший, наконец, покой своему уставшему телу.
Твоя навеки Ольга».
IX
Рано утром, проснувшись как обычно, Ольга решила прогуляться. Она выглянула в окно, день обещал быть хорошим. Морозный воздух проник ей в легкие и заставил закашляться. Был уже конец ноября, а снега все не было. Иногда, правда, в воздухе начинали кружиться мелкие снежинки, но они испарялись в воздухе, не достигнув земли. Правда, по обочинам дорог виднелись следы снега, которые лежали на зеленой траве. Ольга шла без всякой цели, думая обо всем и в то же время ни о чем конкретно. Сначала она подумала, где сейчас Гриша, но потом вспомнила, что он должно быть на работе. Потом она вспомнила, что ее муж должен уже приехать. Раньше он не уезжал так надолго. А где же подруга? Совсем пропала. Она чувствовала себя совсем одинокой. Не отдавая отчета своим действиям, она пришла к тому дому, с балкона которого она благополучно приземлилась. Зачем она пришла сюда, она не знала. О, нет! Конечно, чтобы передать свое письмо. В душе она сознавала, что это может быть опасно, но ей очень хотелось. А вдруг он дома? Тут вдруг ей показалось, что какой-то мужчина с противоположной стороны улицы пристально смотрит на нее. Она посмотрела в его сторону, но тот отвернулся. «Может, ждет кого-нибудь?» – Ольга в нерешительности задумалась, продолжить ли ей путь или вернуться домой. Но женская настойчивость взяла верх, и она направилась к подъезду, в котором жил Григорий. Когда она заходила в подъезд, ей показалось, что подозрительный мужчина опять посмотрел в ее сторону. Как и следовало ожидать, дома никого не оказалось. Только заскрипели половицы под дверью. Она не смогла не оставить свое письмо в почтовом ящике. Ольга направилась в обратную сторону. На какое-то время она позабыла про мужчину, который, возможно, мог следить за ней. Она снова задалась вопросом, что с ней происходит, может, она действительно влюблена в Гришу?
Вдруг, неожиданно на левое плечо Ольги легла чья-то рука. От неожиданности Ольга даже вскрикнула.
X
Вынырнув из-за спины девушки, человек в черной одежде и черных очках представился Ольге. Постепенно приходя в себя и, начиная соображать, в чем дело, Ольга тщетно силилась вспомнить – не видела ли она раньше этого мужчину среди подопечных страшного дядьки. То, что этот человек, один из его подчиненных, она поняла сразу. Только они появлялись всегда так бесцеремонно и нагло.
– Вас вызывают сегодня к шести часам вечера, – последовала многозначительная пауза, – Вы сами знаете кто, – пролепетал он со служебной интонацией в голосе. Кажется, у Вас неприятности? – с ехидной улыбкой добавил он.
Только сейчас, вглядываясь в лицо незнакомца, Ольга заметила свежий синяк прямо на лбу и под глазом. Ольга сильно встревожилась этим сообщением, но, как ни в чем не бывало, повернулась на невысоких каблуках и направилась в сторону своего дома. Она не могла предположить, что за столь непродолжительное время ее отсутствия могло произойти столько событий.
XI
Часом раньше или чуть больше муж Ольги, приехав, домой и не застав ни Ольги, ни Кати, был очень удивлен. Он приехал очень раздраженный и ходил по комнате, раскидывая, где попало свои вещи. Потом сварил себе кофе. Прошло какое-то время, и он затих. «В самом деле, чего это я завелся?» – размышлял он, сделал несколько глотков, сваренного из намолотых зерен, черного кофе из черной чашки и уставился в окно. За окном кружились легкие снежинки. Улицы были пустынны, не считая старушек, бредущих, не зная, куда и зачем. Вот пролетел, так быстро он старался идти, какой-то черный человек в черных очках и почему-то посмотрел на него в окно. Конечно, он не увидел его в окне. «Ну и что. Так и я делаю иногда, когда хожу по улицам и смотрю в чужие окна», – подумал он, на секунду исключив тот факт, что забыл уже, когда ходил пешком по городу. Только он закурил сигару, как в дверь постучали.
«Звонок же есть», – про себя заметил он и, немного покачиваясь после дальней дороги под собственным весом, пошел открывать дверь. За дверью он узнал того человека в черных очках и черной одежде. Несколько секунд ушло у него на изучение внешнего облика этого странного субъекта.
– Доброе утро, – без всякой интонации произнес субъект. – Если это возможно, я бы хотел поговорить с Ольгой.
– О чем же? – поинтересовался муж.
– Мне нужно передать с глазу на глаз одно важное сообщение, – со служебным достоинством он подчеркнул слово важное.
– Ольги нет, – ответил на второй вопрос незнакомца муж, потеряв теперь всякий к нему интерес. Он собирался зажечь потухшую сигару, но не мог найти, где оставил спички.
Субъект решил, что его непременно обманывают или скрывают Ольгу, и снова заговорил.
– Дело не терпит отлагательств, надеюсь, Вы это понимаете? – начал, было, незнакомец, но тут же осекся, увидев недружелюбное выражение глаз мужа.
Тот было, уже раскурил сигару, затянулся, развалился в кресле, но снова заинтересовался происходящим.
– Что за дело в столь ранний час? Может, я могу чем-то помочь? – спросил он.
Но на беду почти вбежал в дверь субъект «номер 2», такой же черный и в таких же очках. У него были черные волосы, но с сединой, и от того они казались пепельными. Орлиный нос придавал его лицу выражение непреодолимой целеустремленности. Не будучи посвященным, в разговор, он сразу же заговорил, обращаясь к обоим присутствующим сразу:
– Велели срочно доставить, – тут он замялся, – в шесть вечера, – добавил он, понимая, что оказался в неловком положении.
Муж никак не отреагировал, только поправил левой рукой золотую цепь на шее. Тем временем субъект № 2 окончательно для себя решил, что Ольга здесь.
– Нам очень нужно поставить ее в известность, – пытался выразиться субъект с орлиным носом более определенно и настойчиво. Он даже шагнул в направлении кресла, в котором сидел муж.
– Куда это Вы в грязной обуви, – муж не привык к такому обращению и начинал вскипать.
Но орлиный нос не мог уже остановиться, и решил обследовать помещение на предмет того, где же может прятаться Ольга?
– Я Вам этого не разрешал, – муж смотрел то на одного, то на другого и снова встал, преградив дорогу орлиному носу.
Увидев перед собой огромную грудь в полосатой футболке, «орлиный нос» несколько опешил, но тут же сообразил, что ему оказали сопротивление, и прибег к своему излюбленному средству. Он достал наган, маленький и аккуратный и прямо направил его в живот мужу. Муж несколько отпрянул. Затем, недолго думая, взял за запястье руку «орлиного носа», отвернул в сторону, а затем вверх, и «орлиный нос» повис в воздухе на несколько секунд. Затем рука его быстро освободилась от пистолета. Следующим действием мужа был удар в живот и челюсть. Субъект № 2 остался на том же месте. Когда субъект № 1 пытался встать на его защиту, было уже поздно. Муж взял его в охапку и сбросил по лестничной площадке. Половицы неприятно задрожали, провожая ускользающее тело вниз до входной двери. Затем за ним последовал второй. Через минуту вышел муж, прошел, ни глядя, мимо неподвижных тел, сел в машину и быстро уехал.
XII
Когда Ольга вошла в комнату, в ней уже никого не было. Некоторый беспорядок бросался в глаза, но в целом все было на месте. Ольга поняла, что что-то произошло. Своим нутром она почувствовала надвигающуюся над ней грозу. А ведь совсем недавно ничто не предвещало каких-нибудь осложнений.
Был теплый день бабьего лета, и светило доброе осеннее солнце, предоставляя всему живому в последний раз перед долгими ненастными вечерами насладиться его яркими и теплыми красками. Они подолгу сидели с Гришей в том самом сквере, куда он заходил раньше, и просиживал часами один. Совсем недавно им было хорошо и легко. Они не задумывались над будущим и не строили планов. Они по-своему любили друг друга. Прошло так мало времени, но теперь надвигающиеся проблемы и непредвиденные обстоятельства заставляли сделать выбор. День, когда она писала письмо Грише, стал последним днем их безоблачной любви.
XIII
Я не знал, что в этот день, именно в этот час, конец рабочего дня, я был уже не просто Григорием, но был еще подозреваемым № 1. Сказать точнее, я так и не узнал этого и позже. Самое интересное, в чем я оказался виноват, остался для меня загадкой навсегда. Может, в последних записках своего дневника я пытался выразить суть происходящего со мной в последнее время. Не знаю. Какой-то злой рок стал преследовать меня. Может быть, спустя какое-то время, я бы мог разобраться в причинности и следствиях, но как раз времени у меня уже не было. Косвенно, я предполагал, что виной всему Ольга, вернее началось все со встречи с ней. Как бы то ни было, но был известен мой домашний адрес, номер телефона, моя краткая автобиография и даже место проживания моих родителей и тому подобное. Оказывается, было выделено несколько тайных агентов для слежки за мной днем и ночью. А один из них круглые сутки должен был проводить у подъезда моего дома.
И, тем не менее, я шел по улице в тайной надежде увидеть Ольгу. Я шел обычной своей дорогой, не замечая прохожих. Подходя к подъезду, я увидел на скамейке своего соседа. Сосед как всегда был пьян, потому что начинал пить с утра, и к вечеру был уже ни на что не годен. Рядом с ним на лавочке сидел еще кто-то. Только так я мог описать безликую внешность этого господина. Он был совершенно трезв и не мог пить с моим соседом в этот вечер.
«Странные какие-то друзья у этого Федора», – подумал я про себя.
Я поднялся к себе. Дверь открылась как обычно. Я прошел к себе в комнату. Привычным взглядом я нашел на полке свою потрепанную тетрадь-дневник и набрал другой рукой номер телефона. Раздались протяжные гудки – пять или шесть, на протяжении которых я начинал беспокоиться и думать, куда могла пойти Ольга в семь часов вечера. Я устал держать телефонную трубку и направился в свое любимое кресло, по пути захватив свой дневник. Теперь я стал вносить туда записи, много чаще и более развернуто, нежели раньше. Он стал моим другом, моим вторым я. Я делился с ним всем, что было у меня на душе. Но больше пяти-шести предложений дело обычно не шло. В этот час я исписал целую страницу и неприятно заметил для себя, что я очень встревожен и напуган, чему виной последние события… События, которым я по-прежнему не мог найти объяснений. Кончив писать, я перевернул страничку назад, где неделю, может, две назад мой слог искрился счастьем и радостью, переполнявшие меня тогда. Я кончил читать и позвонил еще. На этот раз я положил трубку на четвертом гудке и закурил.
XIV
Страшный «дядька» сидел на своем месте и курил сигару. Он был несколько подавлен. Прошлой ночью он плохо спал и много думал. Совсем скоро должен был приехать тот господин в высоком чине, из-за которого началась эта дополнительная нагрузка на него и его подчиненных. Только что он изучил до мельчайших подробностей бумаги, которые лежали у него на столе. Все они были документами или их копиями, в которых упоминалось небезызвестное имя Григорий Александрович. Ничего необычного для человека в этой личности страшный «дядька» не нашел. Но дело, конечно, было не в нем. Конечно, во всем опять виновата Ольга. Он предупреждал ее раньше неоднократно, стараясь одновременно уменьшить меру своей ответственности. Все равно, он чувствовал свою вину перед ней. Все это тянулось из прошлого, и она к тому же была частью его самого.
Может, все было не так уж и плохо, если бы не письмо. Письмо Ольги он еще не успел прочитать, оставив его напоследок. Датировалось письмо 20 ноября сего года. Он догадывался, о чем шла речь, и это больше всего его беспокоило. Если дело обстоит именно так, а он предполагал – наихудший вариант, то может дойти до того, что дело передадут в более высокие инстанции, где он не сможет помочь ни Ольге, ни даже себе.
Вот за такими невеселыми мыслями застала его Ольга. Было две минуты седьмого. Оказывается, она прошла в свой кабинет и тихо сидела в сторонке, не решаясь заговорить первой.
«Почему она улыбается?» – подумал страшный дядька, когда он, наконец, увидел ее. На самом деле Ольге было совсем не до смеха. Она могла предположить, о чем с ней будут говорить этот господин. По дороге сюда она вспоминала свои последние встречи с Гришей и думала о том, где она могла быть замеченной с ним. Приходилось признать, что замеченной она могла быть где угодно. Два месяца их отвлеченной от размеренной жизни любви прошли под наркотическим опьянением давно забытого и потерянного где-то счастья. Честно говоря, она совсем не думала о безопасности, на время, забыв, что она не только человек. Эти правила жизни и смерти… Олька никак не могла привыкнуть к этим придуманным самим «дьяволом» порядкам и всегда вздыхала, вспоминая про самые страшные запреты. Ей было уже 23. Чувства материнского инстинкта просыпались в ней все чаще. Это был зов плоти. «Возможно, – думала Ольга, – я сумею договориться», – мысль ее прервалась на самом запутанном месте, потому что после некоторого молчания страшный «дядька» наконец заговорил.
– Ольга, – сказал он уставшим голосом. – Ты знаешь, как я к тебе отношусь.
Ольга повела ресничками в сторону черного господина. При любых жизненных обстоятельствах эти черты кокетства и женской наивности всегда проявлялись в ее поведении, заставляя людей, с первой минуты общения относится к ней с попечительской заботой и особым вниманием.
– Что с тобой происходит? – попытался начать разговор с другого конца «дядька». – Ты отдаешь должное всей серьезности твоего положения? Не думаешь о себе, подумай о своем, – он поперхнулся, – или обо мне, – в его голосе промелькнула нотка раскаяния.
Ольга слушала, но никак не могла взять в толк, что же от нее требуется. На ее взгляд она не сделала ничего такого предосудительного. А что может угрожать Грише? А «дядька»? Он сам, кого хочешь, сживет со света.
После пятнадцати минутного разговора «дядька» понял, что его наставления не оказали должного воздействия на невинную душу девушки. Ему показалось, что она вообще не слушает его и думает только о своем. В надежде, что что-нибудь можно еще поправить, он отошел с сигарой к окну и стал читать письмо. Зачем он сделал это при Ольге, он не знал. Возможно, необходима была пауза в разговоре. Чтение длилось недолго. В целом письмо ему понравилось. Он отметил, что в нем не было искусственных признаний в любви, но было только выражение своего отношения к ней. Единственное, его неприятно резанули последние строчки письма: «твоя, навеки…» Он задумался на минуту – что означает в его понимании это «навеки». Но в своих мысленных рассуждениях на этот раз не стал заходить далеко и вернулся к баранам. Он протянул письмо к Ольге.
– Возьми и сожги его. Нет, давай лучше сделаем это прямо здесь.
Веселое бойкое пламя охватило лист бумаги, и отблеск живого огня блеснул в зрачках «дядьки».
– Ты сейчас выйдешь из кабинета, и инцидент, считаю исчерпан. Все, что требуется от тебя, чтобы ты не встречалась с Гришей. Понимаешь: никогда и нигде, не разговаривала по телефону, не смотрела на него из окна своего дома или машины и тому подобное.
Только сейчас смутное чувство тревоги, зародившееся в душе девушки, вылилось наружу прямо из ее сердца. Внешняя среда напомнила о себе. Напомнила властно и воинственно. Все они снова требовали от нее соблюдения правил. Она знала, что они сами постоянно нарушают эти правила и нарушали их раньше. До сих пор она соглашалась с их условиями. А что делать теперь?
– Ты все поняла? – грозно прочеканил дядька. – Жду завтра и непременно с ответом, что ты думаешь о моем предложении.
Ольга встала, решив, что пора уходить. Несколько расплывчатые стены никак не могли открыть тайну спрятанной где-то посередине стены двери. Тем более не находилась и дверная ручка.
«Странно, – думала она. – Я знала, что будет так. Но, почему же я так задавлена этой новостью? Может, потому, что – это уже факт, который больше, чем факт еще не случившийся. Надежда на то, что это не случиться, делают факт назревающий - иллюзорным до некоторого времени.
Сара с голыми коленками и плечами проводила ее по коридору. Ольга очутилась на улице. Ей казалось, что она не помнит, где теперь находится. Она повернула направо, заметив, что от стены отделился какой-то черный человек, будто до этого он был с ней одно целое.
XV
Он шел вперед и только вперед, не останавливаясь. Движение по-прежнему было смыслом его жизни. Просто сейчас Он споткнулся. Это – только случайность и глупое недоразумение. Сейчас Он встанет и пойдет опять.
Он пролежал на мерзлой земле примерно час после падения. Свидетелями этой грустной сцены были только галки и вороны, сидевшие на покрытых инеями ветках или еще зеленой траве. Один раз пробегала дворовая собака по кличке Мышелов. Мышелов обнюхал странного незнакомца, и для себя, видимо, сделал какие-то выводы, потому что тотчас побежал в обратную сторону. А в черной пустоте не погибающего духа еще теплилась жизнь. Он снова видел себя маленьким. Как Он бежит с распростертыми руками, обнимая воздух, и ветер кружит Его в своих объятиях. Он бежит по зеленому лугу, но жесткие листья почему-то не колют голые ступни Его ног, но только щекочут их. Но что особенно было Ему приятно в этот счастливый момент и что особенно волновало и вносило какую-то торжественность – это снежинки. Они кружатся над землей и не тают в теплом летнем воздухе, но, достигнув земли, исчезают. Бело-зеленый хоровод поет ему свою песню о природе и юной жизни, полной таинств.
Он был без сознания целый час. Но Ему не было больно. Затем видения несколько изменились. Он не был уже маленьким мальчиком. Ему снился большой деревянный дом с большими черными окнами. Наступали сумерки. Желто-алый свет, падающий из окон, отражался в лужах отблеском тепла и недоступного покоя. Отражения квадратов окон в лужах делали дом одновременно и объемным и плоским, и можно было стоять на нем, ходить и сидеть, но невозможно было попасть вовнутрь. Но он не пытался попасть туда, потому что всегда считал, что это невозможно, потому что эта Его заветная мечта.
XVI
– Если ты будешь наливать такими порциями, мы тут до утра просидим, – воинственно произнес седой старик, обращаясь к хозяину.
Хозяин, видимо никуда не торопился. Он знал, что, как только будет выпито все, что есть в его доме, они побегут к соседям или на станцию, но все равно не остановятся, пока не уснут за столом.
– Да еще ты тут мешаешься под ногами, – продолжил седой старик, обращаясь к собаке.
– Может, учуял чего, – обрадовано переменил тему хозяин.
– Давайте выпьем уже за здоровье твоей жены!
В первой половине этого дня они отмечали день рождения жены хозяина. Теперь гости разбрелись кто куда. Жена давно уже спала после бани в доме, и видела десятый сон, а они все сидели и поправляли здоровье в предбаннике. Здесь было не очень тепло, но после бани приятный холодок бодрил тело, и будоражил душу.
Разговор не о чем не был скучен говорившим, потому что они давно знали друг друга, но виделись весьма редко. Открытая на природу дверь пропускала свет в предбанник. Этот лаконичный тост был десятым или одиннадцатым, но практически не отличался от предыдущих девяти или десяти. Двое родственников уже спали, один, откинувшись на бревна сруба, другой, – опершись головой на руки, лежащие на столе.
– Жена у тебя молодец, видишь, какой стол приготовила, вот уважила. Давно мы у тебя не собирались вот так.
– Да, – хозяин немногословно опрокинул рюмку водки и протянулся за огурцом.
– А помнишь, Иван, – так звали хозяина, – в прошлом году мы еще ходили на охоту с Мышеловом и подстрелили зайца, а потом готовили его на костре. Тогда никто не спал как сейчас.
– Всем вам не спится, – дверь отворилась и на пороге появилась дочь хозяина.
Маша была очень молода и хороша собой, даже в этой ночной одежде и фуфайке, одетой поверх всего остального.
– Папа! – опять ты за старое! И дядя Митя тоже! Ух! Дядя Митя, я все Вашей жене расскажу!
Маша знала, что это не подействует, просто ее послали узнать, что они живы, а не угорели в бане.
– А что вы братьев не отведете? – Маша потопталась в дверях для приличия и собралась уходить. В этот момент Мышелов забежал за ней, и она чуть не придавила его дверью.
– Что ты носишься как одурелый? Пап! Смотри, он что-то учуял!
– Зайца, милая, наверно. Вот в прошлом году, – начал, было, дядя Митя.
– Иди, иди, спи, – Иван проявил заботу о дочери, – а то еще замерзнешь.
– Нет, вот он прямо зовет меня куда-то в лес.
– Здесь везде лес, – спокойно ответил Иван, – а станция только в пяти километрах отсюда, – заученно добавил он.
– Хватит уже, – дочь сделала гримасу на своем лице, выражающую негодование и снисхождение к отцу. – Я уже не маленькая.
Маше было шестнадцать. И так она иногда отвечала отцу на протяжении всей ее жизни. Так что этой выходки Иван не заметил, а также не заметил, как она побежала вслед за собакой.
– Да играет она просто, – объяснял Иван уже дяде Мити.
Тот одной ногой был во сне, и все терял контроль над своим бессонным состоянием.
Тем не менее, им удалось выпить еще по одной, когда прибежала испуганная Маша.
– Там человек погибает! – большие круглые карие глаза девушки еще больше округлились. – Пойдемте, сами посмотрите!
– Да пьяный, скорее всего! – засыпая, изрек дядя Митя.
– Наш Мышелов к пьяным никогда не подходит.
– Это точно, – сказал отец, соображая, что идти все равно придется, тем более, что кроме него ходячих уже не осталось.
Они прошли вдоль забора, и вышли на пологий склон.
– Да нет, вроде не пьяный, только худой больно, на ладан дышит. Да нет, он просто замерз, – догадался, наконец, Иван.
– Папа, давай быстрее, а то он совсем замерзнет.
Легко взвалив на спину тело, Иван понес его сразу в баню.
– Только в саму баню не надо, – засуетилась Маша.
Сильная боль прожгла сознание умирающего. Он понял, что приходит в себя. Но радостней от этой мысли ему не сделалось. Сделалось больней. Все тело, особенно руки и ноги прожгли миллиарды иголок, которые втыкались в каждую клеточку тела по несколько раз в секунду. Казалось, это будет происходить всегда.
Иван растирал тело прямо водкой, затем поднял голову умирающего и влил в рот полстакана, не забыв дать и огурец. Затем он укрыл больного толстым одеялом. От пережитых волнений и хлопот Иван почувствовал себя хуже, выпил еще рюмку и пошел в дом спать, оставив больного со спящими.

Он ждал этого утра как никогда в жизни. Почему-то Ему казалось, что с рассветом Ему станет легче, но легче не становилось. Становилось даже хуже. Особенно болели пальцы рук и ног. Ему казалось, что Он их отморозил, но не мог посмотреть на них, потому что было еще темно. Но Его ожидания были не напрасны. Как только взошло солнце, пришла Маша. Он не видел ее вчера. Сегодня же она произвела на него сильное впечатление. Много долго после этого Он вспоминал этот миг озарения, когда открылась дверь предбанника, и вместе с лучами солнца и утра в нем появилось еще такое неземное создание. В этот момент ему действительно стало легче, боль отступила. Ворвался свежий морозный воздух, и стало легче дышать. Когда Его осмотрели, то выяснилось, что у него отморожены ноги. Это известие привело Его в замешательство. Как же Он пойдет дальше? Он снова вспомнил тот дом. Он не понимал, почему Его тянуло непременно туда. Это было навязчивой идеей, но не для Него. Для Него это стремление было целью жизни.
XVII
Муж несся по шоссе со скоростью, превышающей допустимые границы, о которых сообщали дорожные знаки. Только тут, на одном из светофоров, он вспомнил о записке, которую, не читая, сунул в карман джинсов, когда уходил из дома сразу после злосчастной разборки с субъектами. Еще тогда он обратил внимание на то, что не сразу обнаружил ее, но не придал этому большого значения. Он съехал на обочину дороги и прочитал: «Забери меня, пожалуйста, с улицы “Левая”, дом № 8. Буду ждать в течение дня, Катя». Конечно, теперь он вспомнил, что записку он обнаружил на полу, когда тряс свои спортивные брюки. Значит, записка предназначалась только ему, и Катя не хотела, чтобы ее прочла Ольга. Муж развернулся и направился по указанному адресу. Конечно, она не должна была попасть на глаза Ольге. «Целую» – это что-то новенькое, таких отношений у них еще не было. Это заинтересовало мужа. Он всегда испытывал влечение к Кате, но не задумывался о перемене в своих отношениях с ней. По идее нужно было заехать сначала домой и встретиться с Ольгой. Но, почему-то он так не сделал. Он остановился на улице Левой напротив дома №8 с другой стороны дороги. «Как только ее сюда занесло? – думал муж. – И почему я должен ехать за ней?»
В этот момент зазвонил сотовый телефон, и муж отвлекся на время разговора со своим «замом» от этих мыслей.
– Арнольд Сандибахович! – возбужденно кричала трубка. – Вас ждут в главном офисе на совещание.
Конечно, муж помнил про важную встречу, поэтому и вернулся с дачи. Это совещание, затянувшееся на целый день, и не позволило ему увидеть в этот день Ольгу. Он не увидел, в каком состоянии она пришла домой и неподвижно лежала несколько часов, уткнувшись головой в подушку. Он даже забыл на некоторое время и про утренние разборки, когда увидел Катю. Она была обворожительна. Она не села сразу в машину, а нагнулась и поздоровалась через открытое стекло двери машины. Темно-бордовое платье, облегающее ее фигуру, выгодно смотрелось на выпуклых формах ее груди и бедер.
– Привет, – кокетливо и нараспев протянула Катерина и протянула руку Арнольду.
Арнольд, немного расслабившись, взял ее руку в свою и поцеловал. Впрочем, он делал так и раньше.
– Как Вы отдохнули? – Катя спросила это по инерции, рассчитывая, какую реакцию произведут на Арнольда ее последующие сообщения.
– Как всегда, милая, – ответил он, подумав, почему она обратилась к нему на Вы.
– А Ольга без Вас не скучала, – сменила тему Катя, вытягивая длинные ноги в салоне и поправляя короткое платье.
– А в чем дело? – муж даже начал проявлять некоторое беспокойство, связывая утренние события с Катиными заявлениями.
– Новый друг, – бесцеремонно сказала Катя, заложив подругу.
– Вот как! Очень интересно, – стараясь быть равнодушным, произнес он.
– Я бы на твоем месте не оставлял ее, так надолго, – совсем по-дружески посоветовала Катя.
Уверенная в себе девушка шла напролом. Ей давно уже надоело ее неопределенное положение. Все время быть на вторых ролях. Ей, такой умной и привлекательной.
Арнольд посмотрел ей прямо в глаза. В них было все, кроме желания помочь или поддержать его.
– Кто же он? – наконец спросил муж.
– Этого я не знаю, – сказала Катя.
Это, в самом деле, было правдой. Катя на самом деле не видела его больше с момента первой встречи.
– Мне нужно на совещание, – вспомнил Арнольд про дела, – куда тебя отвезти?
– Я побуду здесь, у меня кое-какие дела. А вечером забери меня отсюда, пожалуйста, – на последнем слове она тряхнула длинными ресницами и с чувством посмотрела на греческий профиль Арнольда.

Ни что не придает женщине столько энергии в деле соблазна, как зависть к другой женщине, а тем более, очень близкой. Пускаются в ход самые верные и действенные средства, способные убить наверняка, а иногда такие, какие никогда не могли придти в голову раньше, пока не было желания напакостить или навредить. С мужчинами дело обстоит проще, но это менее интересно.
В чем была виновата Ольга? Да во всем! У Кати не было ничего, чем без особого труда завладела Ольга и, поэтому, не особенно дорожила этим. Катя чувствовала, что может все это легко отобрать. Только выждать, только найти подходящий момент.
XVIII
Ольга так и проснулась лицом в подушках. Она пролежала всю ночь в одежде. Спать в одежде оказалось не так просто. Под утро ей стало жутко неудобно, и она разделась. Но спать было уже поздно. Назойливая мысль. Назойливая мысль прожгла пробуждающее сознание. Проблема опять надвинулась на нее сплошной стеной. Она требовала решительных поступков. Ольге же, напротив, хотелось спрятаться, убежать, улететь туда, где никто не мог найти ее в затаенном уголке, где она могла тихо любить, любить Гришу, а может кого-то другого.
Умывшись, она набрала телефон Гриши. Она вспомнила, что он ей давно не звонил. Желание встретиться тотчас с ним, в каком-нибудь уютном кафе, было скорее подсознательным стремлением переложить решение проблем на его плечи. Григорий еще спал, когда она позвонила. Он не ожидал столь раннего звонка. Конечно, он очень обрадовался столь приятному сообщению. Они договорились встретиться в кафе, напротив того сквера, где они часто бывали вдвоем.
Они пришли в назначенный час по одному и заняли столик в уголке. Дымящиеся чашки утреннего кофе предвещали спокойный и счастливый день, если бы не разговор, который предстояло начать Ольге. Пока им готовили кофе, они мило болтали, совсем как раньше. Булочки с маслом, яйцом и сыром выглядели очень аппетитно.
Но время шло. За окном друг надвинулась туча, и заморосил дождь. «Лучше бы снег», – подумала Ольга. Она несколько расслабилась, поддавшись уютной обстановке, и не хотела возвращаться к наступающей действительности. Действительность сидела за спиной, за соседним столиком в числе прочих посетителей, на которых ей не хотелось обращать внимание. Если бы Ольга обернулась. Это был тот господин, которого вчера видел Гриша у своего подъезда рядом с соседом. Гриша узнал его, когда Ольга нагибалась, чтобы достать из сумочки помаду.
«Странно, – подумал он, – что ему нужно здесь в столь ранний час».
Господин, никого не трогая, пил кофе и читал газету. Он совсем не был похож на моего соседа, который, хотя и вставал рано, но в бар с утра мог пойти только за пивом или рюмкой водки. Казалось, он просидит здесь весь день и всю ночь, если включат свет, чтобы видеть типографские буквы. Если, конечно, его не потревожить…
– Гриша, миленький, послушай, – решилась Ольга. – У нас тобой все замечательно. Мне с тобой интересно. Мне с тобой спокойно и хорошо. Я не стала бы все это тебе рассказывать, вернее это и так ясно, – сбивчиво и торопливо объясняла Ольга. – У меня к тебе очень большое чувство, не знаю что это, я не хотела торопить события, но я вынуждена, – тут она несколько запуталась и остановилась, чтобы перевести дух.
Гриша внутренне собрался, как перед прыжком. Это предисловие предвещало что-то неприятное. Слишком красивое начало.
– Я постараюсь как можно короче. В общем, нам нужно некоторое время, может быть месяц, не встречаться.
Прыжок не состоялся. Он затянулся и замер над пропастью. Казалось, еще несколько слов, и будет достаточно, чтобы никогда не добраться ни до того, ни до этого края. Даже господин напротив насторожился. Казалось, его глубоко затронули слова девушки, которые шли из самого сердца, но, скорее всего, он их не слышал в общем людском шуме. Прямо с неба над моей головой свисала петля из добротного материала и слегка покачивалась.
– Ты не удивляйся, пожалуйста, и ничего не спрашивай, так будет лучше нам обоим. Это не навсегда, только на какое-то время. Я никуда от тебя не денусь, а ты лучше разберешься в своих чувствах ко мне. Все у нас будет хорошо.
Веселый шут, чудом держащийся за конец петли, все старался накинуть ее на мою голову. Я не мог понять, почему это у него не получается. Я не задавал вопросов, пока я только слушал, находясь практически в шоке. Это было все, но больше всего выделялся вопрос: «ПОЧЕМУ». Рядом с ним кружился еще «зачем». Но он был не так заметен по сравнению с всепоглощающим «ПОЧЕМУ». Много позже, уже успокоившийся и чувствами сроднившийся с землей и травой, я все равно не мог понять, почему нам надо было расставаться. Это самоистязание и самоуничтожение не могли принять ни мой разум, ни тем более мое сердце. Сердце вообще скомкалось в груди и билось в неритмическом узоре. Если бы она сказала, что не любит, или любит, но у нее есть причины. Да, сейчас она говорила именно о причинах, вернее о том, что они присутствуют, но сказать о них она не может. А, может, причина – это обобщенный образ неприятия чего-нибудь во мне? Куда же она, эта «ПРИЧИНА» тогда денется потом? Может, вырастет или уменьшится, или трансформируется в другую, менее значимую. Шут тем временем, пользуясь тем, что я увлекся, набросил свою петлю прямехонько мне на шею. Особенно убило меня: «Все будет хорошо». Уж лучше, чем сейчас, не будет никогда. Я знал, что ничего не поправить, если она так решила. Возможно, завтра она пожалеет о нем, захочет меня увидеть или услышать, но, выждав, все равно «РЕШЕНИЕ» займет свое место. Приговор будет исполнен, только раньше или позднее. Я знал, что дело совсем не во мне. Только в ком или чем. Этот вопрос перекликался с вопросом, состоящим из одних заглавных букв, и практически повторял его. Петля затягивалась. Вряд ли слабенький хозяин шута смог затянуть толстою веревку на моей шее, но что он будет долго мучить меня – это факт! Время как искусный лекарь будет и есть всегда со мной, но время в каком-то другом измерении. Оно постоянно отдаляет и отдаляет в сознание восприятие этой родившейся однажды боли. Но случается, что она напоминает о себе снова и снова, и время не лечит в такие моменты, скорее даже наоборот.
– Мне нужно идти, – заканчивала Ольга, и к концу нашего разговора, по-моему, мы стали только друзьями.
Большую часть ее объяснений я не понял и спустя некоторое время. Я пытался вставлять вопросы даже во время ее монолога. Я противоречил, она соглашалась со мной, выражая в процентах чувство моей правоты, но ее решение было ростком в ее сердце, и оно росло и развивалось независимо от моей и даже ее воли. Я не знал, что же мне делать и куда сейчас направиться – на работу или домой.
Чувство ответственности, было, взяло верх, но тут случилось невообразимое и непредсказуемое. Не было только пушечных выстрелов.

Пока они сидели в кафе, уже решалась их судьба! Сразу несколько сообщений поступило к «страшному дядьке». Первое, что в наш город из центра выехала «высокая особа», причем лично «дядька» его не знал. Второе и все последующие сообщали об одном и том. Сразу несколько агентов, включая и того, что сидел в кафе, сообщали о встрече Ольги и Григория. Дядька был не доволен. «Может забрать сразу обоих?» – но тогда Ольге не выкрутиться. Если только Григория, тогда ему крышка. Не смотря на свою жестокость, ему было, все-таки, совсем по-человечески жаль его убивать. Предупреждал же я Ольгу! В общем-то, она сделала свой выбор. Но, несмотря на доводы, что-то в душе мучило, и решение не принималось. Гонец ждал у дверей. Присутствующие в данный момент в этом мрачном склепе агенты переглядывались. Как охотничьи собаки, готовые рвануться за добычей, как только их спустят с поводка. Но хозяин все медлил. Дядька закурил вторую сигару. А что, если Григорий погибнет случайно, например в перестрелке. В принципе, потом можно свалить все на милицию. Они делали так и не раз, переодевшись в милицейскую униформу. Он что-то пошептал на ушко ждавшему в дверях агенту. Агент кивнул головой и бросился исполнять.
Они поравнялись с дверьми, когда несколько выстрелов разбили витринное окно. Зазвенели падающие стекла. Григорий заметил, как большой осколок попал прямо в того господина, который сидел возле них и читал газету. Народ в панике бросился к выходу, хотя выход был уже везде. Григорий не успел сказать Ольге ни одного слова. Последнее, что он помнил – это побежали быстрее, и ее рука, выскользнув из моей, исчезла вместе с хозяйкой белоснежной ладони. Ее почти мгновенное исчезновение было очень странным, но в тот момент мне некогда было рассуждать. Видимо, пока я толкался в дверях и наблюдал, как придавило стеклом того господина, она и потерялась из виду.
Я бежал в толпе и понемногу стал замечать, что толпа рассеивается, но остаются убегающие и преследователи. И когда последние убегающие исчезли в подворотнях я понял, что гонятся именно за мной. Не знаю, что придавало мне столько сил сейчас, но бежал я быстро. Когда я бежал по проезжей части, то даже обогнал автобус. Преследующие меня не стреляли, но это не значило, что я им нужен был живой. На повороте несколько раз я обернулся и понял, что за мной гонится милиция. Особенно вырывался вперед черный милиционер с рыжими усами. Иногда мне казалось, что они даже не бегут, а летят или прыгают, как кузнечики. Теперь я бежал по узкой улице, не знаю, зачем я выбежал на нее. И тут вдруг, далеко впереди я услышал вой сирены. Эта была милицейская машина. «Мне хана» – было ошибкой бежать по такой прямой улице, где некуда свернуть. Я несколько снизил скорость от безысходности и бежал гораздо медленнее. Милиционер с рыжими усами буквально дышал мне в спину и даже пытался достать меня дубинкой, когда милицейская машина вдруг резко затормозила чуть сзади от направления моего движения, и мои преследователи бросились врассыпную. Рыжему деваться было некуда, и мы дальше побежали вдвоем. Несколько раз я оборачивался, чтобы прояснить обстановку, но оттуда больше никто не появлялся. С рыжим мы добежали до вокзала. Я никогда не бегал так далеко. В моей груди клокотал воздух, потерявший кислород. Кислород не успевал насыщать мои легкие. В глазах стоял туман, и направление своего движения приходилось определять почти наугад. У рыжего, похоже, были те же проблемы, но расстаться со мной он никак не хотел. Еще я успел подумать, что я бы, в другой раз, сдался, но сейчас мне было непонятно, что я натворил. Чувство невиновности придавало силы моему негодованию против насилия, поэтому я не сдавался.
Еще неизвестно зачем я взял с собой свой дневник. Утром перед уходом я хотел черкануть пару слов после Ольгиного звонка, но почему-то спрятал его за пазуху, и теперь он доставлял мне дополнительные трудности. Мне казалось, что я бежал целую вечность. Я срезал какой-то поворот и чуть не свалился, дорога резко спускалась с какой-то насыпи. Потом я понял, что это железнодорожное полотно. «Удивительно, почему я не споткнулся», – успел подумать я, но тут же боль во всем теле, снова отозвалась в мозгах. Еще я подумал, почему же не стреляет милиционер с рыжими усами. Не успел я обернуться, как над моей головой просвистели пули. Я понял это теоретически по большой скорости полета пуль и особому звуку, с которым они пронеслись надо мной. Оказывается, «рыжий» упал, споткнувшись на рельсах и, не в силах подняться, стрелял лежа. Инстинктивно, я тоже упал, и, поглядывая по сторонам, пытался сообразить, что же делать дальше. Надо сказать, что, несмотря на повышенную от бега температуру моего тела, земля была промерзлой, и перспектива дальнейшего нахождения на ней в лежачем положении меня не радовала. Когда очереди с насыпи умолкли, я вскочил, по крайней мере, мне так показалось, и побежал дальше. Я никак не мог сообразить, с какой стороны у нас находится железнодорожный вокзал. Рельсы здесь сходились и расходились в разные стороны, а сосредоточить свой взгляд вдаль не было никакой возможности. Собственно говоря, у меня не было плана спасения. Если бы не «рыжий», я попытался бы проникнуть в свой гараж и уехать на машине, но кто знает, нет ли теперь и там засады, и куда ехать на ней?
И вдруг я услышал шум приближающейся электрички. Оказывается, теперь я понял это, что вокзал остался позади, а мы неслись в западном от города направлении. От этого вывода легче не стало. Опять замаячил силуэт рыжего мента. Тут я решился. В этом месте электричка шла медленно, и я сначала пошел, а потом начал бежать за ней. Мимо меня проносились вагоны с наглухо закрытыми дверьми, и мой план начал срываться, как вдруг сзади я услышал голоса. Они становились громче и громче.
– Давай, давай! – это прикалывалась компания пьяных пацанов, курящих в тамбуре.
Один из них даже протянул мне руку, и я вцепился в нее из последних сил. Несколько минут я болтался в воздухе, пока поезд медленно набирал скорость. Меня подхватили еще две руки, и я оказался в тамбуре. В проеме открытой двери виднелся участок поля и леса. «Рыжего» видно не было. Я не мог расслабиться, пока окончательно не был убежден в том, что он потерял меня. Поезд ехал все быстрее и быстрее.
Я мысленно поблагодарил своих спасителей и пролез на свободное сиденье.
– На, поправляйся, – сделал дарственный жест один из них, а другой – протянул кусок сухой воблы.
От спазмы дыхания я не мог говорить все это время, но пиво глотнул. Сразу стало намного легче. Пиво было свежим и было как нельзя кстати. На какое-то время я даже забыл про преследователя и отдыхал.