ЧАСТЬ 3
Глава 1
Немного грустное и смешное время
Хотелось немного счастья. Все что не делается, все к лучшему. Все будет хорошо. Все эти слишком расплывчатые, чтобы успокоить, слишком красивые, чтобы поверить, не то – пословицы, не то – поговорки, не понятные и не доступные сейчас моему пониманию, повторялись в различной комбинации в моей голове. Я вспомнил, что последний раз слышал эти слова от Ольги. В сотый раз мысленно я восстанавливал картины, в которых в последние дни и месяцы было столько счастья. Но разве время для счастья так мимолетно? Разве я требовал от жизни чего-то такого особенного, чего мне не могла дать судьба? Или судьба моя уже предначертана раз и навсегда безжалостной рукой?
Вся моя прошлая жизнь не казалась сейчас райским садом, но теперешняя. Что привело меня не в лады со своей любовью, а также друзьями, коллегами по работе, даже с законом? Пожалуй, это было основной трагедией для меня все последующее после этих странных событий время. Все началось с Ольги, это я знал наверняка. Но почему все так получилось позднее? Я винил себя во всем, находил мыслимые и немыслимые комбинации возможных стечений обстоятельств, и как будто уже находил причины, но тут логическая цепочка натыкалась на новое «почему», и все начиналось сначала. А неразделенная любовь? Она изъедала мой организм как серная кислота. Как только сознание касалось какого-нибудь воспоминания, сразу включался механизм подачи этой кислоты. Она капала, сначала в сердце, потом разливалась по всему организму. Так продолжалось мучительно долго, пока кислота не растворялась в жидкости организма или выключался мозг. И самое удивительное. Запасы кислоты не кончались никогда. Они пополнялись регулярно, хотя сам организм этого не замечал. Это было наказанием для него. Но за что? За то, что я влюбился в девушку? Или за то, что я ошибся в ней, или придумал другую в ее образе. Странным союзником в этой чудовищной ситуации служил только страх. В данный момент страх быть убитым или посаженным за решетку ослаблял на какое-то время действие кислоты, хотя страх и не вступал с кислотой в непосредственное взаимодействие.
Под субъективным влиянием этих злых сил мне приходилось существовать последнее время. Самыми счастливыми из них были короткие промежутки времени, когда я забывал об этой боли. Видимо, человеческий организм пытался восстановить свое равновесие, но, слишком большая душевная травма, не давала организму успешно справиться со своей задачей. Беда состояла в том, что проблема как настоящее чудовище жило внутри человека, и оно вновь поднимала голову, как только человек вспоминал о ней.
I
После совещания, которое длилось целый день, муж заехал за Катей. Домой он так и не заехал. А что было делать? Он увлекся ею.
Эти постоянные разногласия с женой так ему надоели. Он понимал, что он сам – не подарок, но он никогда не психовал, не швырялся посудой и не кричал на Ольгу. Она утомляла его своим беспокойством, впечатлительным характером и вместе с тем холодным равнодушием. Именно это равнодушие ко всему окружающему в самые непонятные моменты отдаляли от него ее душевный мир. Он не был человеком ограниченным, тем более невежественным. Стремление к совершенству делали его мягким и заботливым, особенно, когда речь шла о женщине. Женщины были его слабостью. Он, такой видный и внушающий стабильность (как за каменной стеной), конечно, пользовался определенным успехом у женщин, возможно, он привлекал их чем-то еще, но не было никогда, чтобы они первыми приближались к нему. То, что Ольга сделала первый шаг – особенно польстило ему, и он не мог дождаться конца совещания. Несколько раз он не расслышал вопроса, когда к нему обращались, и с растерянностью смотрел по сторонам.
Он подобрал ее на том же месте. Она была еще очаровательней. Длинное вечернее платье было длиннее ног, и оно подметало краями асфальт. Арнольд понял, что сегодня они едут в ресторан. Чтобы вдруг не встретиться с Ольгой он поехал по объездной дороге в лучший ресторан города.
II
Стук вагонных колес притуплял боль. К боли физической прибавилась теперь, когда я успокоился и отдышался, еще и боль душевная. Я предполагал, что она будет мучить сильнее. Она будет преследовать всегда, и приводить к еще большим страданиям телесным. К чему может привести этот заколдованный круг – одному богу известно.
Я попытался спросить, куда идет электричка. Какой-то очень информированный вежливый старичок ответил мне: «На станции в диспетчерской мне сказали, что эта электричка – последняя до «Серебряных Полян», а дальше она не идет. Если Вам нужно ехать дальше, то приходите завтра рано утром. Мне вот нужно дальше, поэтому – не знаю, как буду дальше добираться. Это еще десять верст».
Старичок с надеждой посмотрел на меня, видимо, ожидая спасения в моем возможном ответе.
«Какое интересное название», – думал я про себя, ничего не отвечая своему собеседнику.
За окном стало белее. Это пошел снег. Кажется, он был первым в этом году. Мой внешний вид, наверно, производил на окружающих жалкое впечатление. Всем, вероятно, хотелось поделиться со мной тем, чего у них было в достатке. После пацанов в тамбуре первым предложил свои услуги бойкий парень в очках, который сидел на соседнем сиденье.
– Может, водки? – его предложение было предельно лаконичным, – а то надоело смотреть, как ты трясешься весь.
Действительно, по моему телу время от времени пробегала мелкая дрожь. Трясся я не от холода, вернее, и от холода тоже. Скорее эта была нервная дрожь. Я, не мешкая, согласился, чтобы как-то согреться и успокоиться.
– Спасибо, – ответил я и выпил полстакана.
Как обычно, водка не замедлила разлиться по телу теплом и легким головокружением в голове. Я съел протянутый мне кусок черного хлеба с салом. Потом повторил еще раз. Минут через 30 я понял, что меня клонит ко сну. Минуту спустя после того я подумал о том, что так и не решил, где же мне нужно выходить.
«Серебряные Поляны». Какое чудное название, – подумал я еще раз. – Поляны – это понятно, но вот серебряные, может, покрытые снегом или инеем? Почему я раньше не бывал в этом месте?»
Не успел я решить вопрос, как он повис в воздухе, растворился вместе с другими мучительными вопросами, и я уже где-то летел вместе со снежинками за окном, которых становилось все больше и больше.
III
Маша стала приходить каждый день. Давно уже Ему не было так хорошо, если не считать мучившей его физической боли. Она кормила Его, обрабатывала раны, вернее, ожоги на руках и ногах, какими-то настоями трав и мазями, от которых щекотало в ноздрях. Особенно Ему нравилось лечение картошкой. Обычная очищенная картошка разрезалась пополам и прикладывалась к ранам. В самый первый момент боль проходила вовсе, и Он чувствовал себя гораздо лучше. Правда потом, когда картошка нагревалась, боль снова возвращалась, но за это время организм набирал новые силы, и боль становилась менее острой.
Ему нравилось, как Его кормили. Всего два раза в день, но очень вкусно. Особенно ему нравились пельмени. Иногда они были очень большими, и Он мог съесть только один или два, а иногда совсем маленькими, и Он уплетал их штук тридцать. Вообще, Он отдыхал здесь. Он удивлялся, почему раньше Он не замечал этих вкусных вещей. Ему нравилось, что Его никто здесь не тревожит своими посещениями и расспросами. Как принесли Его в эту баню, так несколько дней Он и пролежал в ней. Он перебрался из предбанника в парную. Здесь было теплее и пахло хвоей с дымком, зверобоем и хозяйственным мылом. У Него были теплые одеяла, и холода Он не боялся. А после чая с малиной становилось настолько жарко, что Он вылезал из-под своих одеял и наслаждался прохладой осени. И Он опять удивлялся, почему Он раньше не мог позволить себе отдохнуть несколько дней, чтобы совсем ничего не делать.
Иногда заходили старые знакомые – хозяин с братьями. Спрашивали только – как самочувствие. В медицинском смысле хозяин полностью доверился дочери, и не осматривал пациента.
Но иногда Его очень тревожило, что он так давно лежит здесь, в то время, когда Он давно должен быть там, в том доме. Кто-то непременно ждет Его, кому-то, несомненно, нужна Его помощь. Тогда Он вылезал из-под своих одеял и пытался встать на ноги. Руками Он еще мог опереться на доски, но вот ногам было нестерпимо больно даже прикоснуться к полу. А идти пешком? Об этом сейчас не могло быть и речи. Все же, каждый день, засыпая, мысленно Он видел этот дом. Дом в слабых отблесках розового заката, и лужи вокруг дома, с его отражением в них.
IV
Ольга никак не могла опомниться. После такой сумасшедшей ночи, – такое сумасшедшее утро. Все, что угодно, но этого она не ожидала. Она упорхнула в неизвестность неожиданно для себя, выходя из кафе. Она сделала это инстинктивно, полагаясь на женское чутье и острое ощущение опасности. Она понимала, что бросает Гришу, но в то же время, если бы она была с ним, их непременно поймали бы обоих. Она могла попробовать подняться с ним в воздух или проскользнуть через узкие щели ограды, тянущейся вдоль улицы, но в такой обстановке сосредоточиться было очень трудно. Рисковать было опасно. Впрочем, обо всем этом она подумала уже потом, в более спокойной обстановке.
Что же ей теперь делать? Она согласилась на предложение «дядьки», но не успела. Вернее, поторопился «дядька», но он найдет объяснение тому, что не сдержал слова. Было только утро, а ответ должен был прозвучать в 6 вечера.
«Не надо было встречаться с Гришей до встречи с «дядькой», – наконец трезвые мысли посетили ее голову. – Теперь Гриша погиб. А если он еще жив, что он будет думать обо мне? Я хотела спасти его, а получилось, что я подставила его. Нет, еще, более ужасное – что он даже не представляет себе настоящее положение дел. Нет, он подумает, что я разлюбила и бросила его. А на самом деле?»
Мысли пошли по второму кругу, и вновь вырос вопрос: Что делать? Идти домой не хотелось, и было страшно. Прятаться ей было негде, да и может дойти до преследования со стороны агентов «дядьки», тогда будет еще хуже. Она вышла из своего убежища и направилась в сторону страшного дома.
Дядька никого не принимал. После отданного распоряжения он мучился угрызениями совести и беспокоился за Ольгину жизнь. Эти вечно пьяные переодетые милицейские бандиты. Они могли пристрелить кого угодно. Он даже не надеялся, что его задание будет выполнено, лишь бы не перестреляли лишних.
– К Вам посетитель, – строгим голосом доложила Сара.
«Дядька» посмотрел, как она закрыла за собою дверь, и невольно поежился, оценив, какую большую площадь занимает на ее теле непокрытая одеждой кожа.
Ольга зашла очень тихо. Тем не менее «дядька» заметил некоторую скрытую враждебность в ее походке. Двигалась она несколько резковато, что портило ее обычно красивую женственную походку.
– Вы не сдержали слово! – начала Ольга первой, потому что это было единственной возможностью для наступления, потому что дальше придется только отступать.
– Неужели? – «Дядька» с удивлением посмотрел в ее глаза. На них уже навернулись первые слезы.
– Мне нужно было просто поговорить с ним, перед тем, как сообщить ответ, – ответила Ольга на немой «дядькин» вопрос. Как мне осточертели ваши никому не нужные правила.
Дядька отчасти был с ней согласен, но он был старше и мудрее ее. К тому же не он придумал их.
– Может, это и к лучшему. Не нужно будет принимать мучительных решений.
От этого вывода Ольге лучше не стало. Она плакала навзрыд, так что бесполезно было уже ее успокаивать.
– Так что же с ним теперь будет, – пыталась выговорить сквозь слезы мучающий ее вопрос.
– Я не знаю, – солгал «дядька».
– Вы врете, я знаю, что Вы врете! Это Вы отдали распоряжение своим молодчикам. Я не отстану, пока не узнаю всю правду.
«Всю правду», – задумался про себя «дядька».
Правду, хоть ее часть. Много бы он отдал в свое время за нее. В его понятии правда стала слишком абстрактным понятием, чтобы оперировать этим словом в разговоре. Правды вообще нет, заключил бы он, но все-таки хотелось верить в какую-то свою правду.
– Хорошо! – сказала Ольга, упокаиваясь и впадая после бурной истерики в холодное оцепенение, – я не оставлю Вас в покое, пока не увижу постановление за Вашей подписью, в котором сообщается о прекращении каких бы то ни было преследований в отношении Григория.
– Так Вы даете слово, что не будете с ним встречаться? – «дядька» решил сделать козырный ход, зная, наперед, что такого постановления не подпишет, хотя бы потому, что нужны еще две подписи высших лиц, кроме того, ни сегодня – завтра приедет господин из верховного начальства, который будет визировать все бумаги секретного ведомства.
– Я согласна, – не зная, что творит, произнесла Ольга в надежде, что хоть это ее желание сбудется.
«Дядька» медлил. Врать ужасно не хотелось. Еще больше не хотелось всяческих неприятностей. Было жаль Ольгу. Он понял, что ничего не скажет ей сейчас.
– Я позвоню, – сказал он приглушенно и сдержанно.
Он нажал на кнопку аппарата.
– Сара, проводи, пожалуйста!
Оцепеневшая Ольга поднялась и пошла тем же путем, каким выходила вчера. Шансов у нее практически не оставалось, а еще вчера она надеялась договориться.
Холодный ветер с мокрым снегом провожал ее всю дорогу до дома, потому что идти ей было больше некуда.
V
– Я знаю ее только с хорошей стороны. Но откуда такая самоуверенность? Как будто кроме ее мнения не существует других точек зрения, – Катя говорила о подруге Арнольду.
Тот молча попивал коктейль, думая, что поступает, не очень хорошо, оставляя Ольгу дома, тем более, что он так и не сумел встретиться с ней за весь день. Отчасти, не более того, он был согласен с выводами Кати о его жене, но насчет самоуверенности, это еще как сказать. При невооруженном взгляде видно, что должной самооценки не хватает, прежде всего, ей самой. Арнольд был настроен более романтично и ожидал любовного приключения, а не собирался выслушивать женские сплетни, тем более насчет жены. Хотя, знает ли он ее настолько, чтобы судить о ней? Ему захотелось сейчас ее увидеть, но тут Катерина переменила вдруг тему, и глазки ее засияли женским обольщением, спина выпрямилась, и высокая грудь приняла горделивую осанку.
– Ты мне очень нравишься, – легко сказала она, помешивая трубочкой кусочки льда в своем стакане.
– Спасибо, – только и смог ответить Арнольд. Не смотря на резкий переход в разговоре, он не потерял душевного равновесия, и продолжил трезво следить за игрой своей спутницы.
– Давай поедем ко мне, – предложила она с наигранной робостью, отводя глаза в свой стакан. Честно говоря, она совсем не знала, как же он поступит.
Арнольд, как настоящий мужчина отказать не мог, тем более, что все равно придется ее отвозить. По дороге, ведущей до местонахождения машины, они несколько раз поцеловались.
Теперь он ехал по короткому пути. Проезжая мимо дома он поехал медленнее и посмотрел, – горит ли в окнах свет. Свет не горел. Катя посмотрела на Арнольда недвусмысленным взглядом и положила свою изящную ручку на его правое колено.
VI
Я проснулся от холода. Меня бил озноб. По замерзшему телу я мог предположить, что бил он меня давно. В вагоне никого не было, кроме парня в очках, который наливал мне водки. Сначала я пробовал его разбудить, – это оказалось бесполезным. По некоторым признакам внешнего облика спящего было видно, что это пытались сделать до меня многие. Под сиденьем стояла чудом уцелевшая недопитая бутылка водки. Тут я заметил, что во рту у меня пересохло. Я сделал несколько глотков. Возымев свое действо, водка растворилась в организме, придав силы. Тогда уже я распрямился, не выпуская пока из рук бутылки, и посмотрел в черное окно. Странно, но оно уже не было черным. Вообще, окно по-прежнему оставалось прозрачным, только на улице было белым-бело, как в сказке. Я сделал еще два глотка и понял, что наступила зима. Может, это был не первый снег, а второй, который бывает ровно через месяц спустя после первого? Тогда наступление зимы подтверждается еще больше. Я вгляделся по внимательней, оценивая толщину снежного покрова. Такой вряд ли растает. Но, с другой стороны, только ноябрь…
Несколько взбодрясь, я вышел из вагона. Как ни странно на платформе никого не было, и я посмотрел вдаль, откуда могли идти поезда навстречу нашей электричке. В тот момент там загорелся желтый свет, с трудом пробивающийся через размытую стену снега. «Поезд», – очарованно произнес я вслух, пугаясь звука собственного голоса. «Поезд – со станции Зима», – оказывается, я вспомнил песню, сочиненную одним моим старейшим другом-музыкантом. Я почувствовал в себе вдохновение тоже сочинить что-нибудь такое культовое. Поезд пронесся мимо, даже не посмотрев на меня. Не знаю почему, но этот поезд поднял мне настроение. Он принес что-то торжественное, что-то божественное, перемешанное с реальной жизнью в правильной пропорции. Я стоял и долго смотрел ему вслед, пока мог различать какое-то движение.
Действительно, природа резко изменила свою внешность. Изменилось буквально все. Из черного – все превратилось в белое. Один только серый поезд с синей продольной полосой на боках выделялся на общем фоне. Красивые ели особенно красочно смотрелись на фоне обнаженных лиственных деревьев. На платформе снега было по щиколотку. Я стал понимать, что ботинки мои не по сезону, да и весь прикид тоже. Не смотря на это, я ощутил в своем настроении перемену к лучшему. Конечно, это могло быть и от водки. Нет, я думаю, от всего сразу: от перемены обстановки, места, даже времени года. Я радовался снегу как ребенок. Как будто я был деревом, для которого снег зимой означает спасенные от мороза корни жизни.
VII
Я понял, что нахожусь в Серебряных Полянах. Еще я понял, что какое-то время поезд уже стоит здесь.
Первой мыслью было пойти на местную станцию, чтобы спросить, когда первый поезд до города. Грязное и неприглядное помещение железнодорожной станции Серебряных Полян не внушало оптимизма и вызывало дисгармонию по сравнению с названием и гармоничной природой вокруг. Естественно, спросить было не у кого. Я пытался разобраться с закодированным расписанием движения электропоездов, но цифры в самом нужном месте были потерты или размыты, так что не понятно было: то ли в 6 часов 15 минут, то ли 9 часов 45 минут. Еще было непонятно, как долго я ехал. Может быть два часа, а может все шесть. Решая непосильные задачи, я направился вдоль платформы ближе к поселку или деревне. Дорога, петляя между кривых заборов, уводила дальше от стации. Не представляя, что же еще можно выяснить, я брел наугад в неизвестном направлении.
Затем заборы резко кончились, и дорога повела через лес. Я чувствовал, что сейчас будут еще дома. Не прошел я метров пятьсот, как вновь появились строения, но уже повыше и солиднее. Это были, в основном кирпичные, капитальные коттеджи с верандами и прочими прибамбасами. Некоторые из них были полностью или частично освещены специальными лампами, так что выглядели они очень эффектно, вырисовываясь неожиданной картиной из темноты ночи. Постепенно я стал замерзать, особенно ноги в летних ботинках. К тому же они промокли, и чувствовал себя я крайне дискомфортно. Я решил почему-то свернуть в какую-нибудь сторону. Только я подумал сделать это на очередной развилке, как услышал лай собак. Если бы я заблудился, то этот признак человеческого жилья порадовал бы меня, но в данный момент я не на шутку обеспокоился. Романтическое настроение стало куда-то пропадать. Я пошел быстрее, иногда оглядываясь, не понимая, откуда ждать опасности. Ходьба перешла уже на бег, когда я разглядел, наконец, штук 5 собак, которые гнались за мной. Я подумал бы, что, может, я забрел на какую-нибудь чужую территорию. Это был не лай голодных собак, но сытых и ухоженных, засидевшихся без дела псов, которые дождались сейчас своего часа. Не оглядываясь, я бежал по какой-то дорожке, постоянно сбиваясь и проваливаясь в снег. Погоня продолжалась бы недолго. Вскоре они настигли бы меня и задрали, если бы не то, что случилось на самом деле. На очередном повороте я свалился и с ужасом ожидал нападения, потому что убежать было бесполезно. Один из псов вскочил мне на спину и давил всеми четырьмя лапами на мое тело. Как потом оказалось, это была кавказская овчарка. От ее мокрых лап спина моя стала сразу мокрой и холодной. Остальные не набросились не меня, а только сели по сторонам и перестали лаять, как будто выполнили свою задачу и могли расслабиться. Я попытался приподнять голову, но не сделал этого из чувства самосохранения. Сердце мое разрывалось от бешеного ритма, вперемежку с испугом. Я пролежал так довольно долго, радуясь хотя бы тому, что жив.
– Ко мне! – я услышал чей-то звонкий женский голос.
«Наконец-то», – подумал я, расправляя плечи.
Собака спрыгнула с меня, и побежала к хозяйке. Я приподнялся. Чуть поодаль стояла невысокая девушка, лет тридцати в осенней куртке с капюшоном. Взгляд ее был полон удивления и снисхождения. Слава богу, в нем не было никакой брезгливости при виде моих жалких останков. В ее глазах отражались снежинки, и было видно, что она смеялась, когда поняла, что я не вор и не грабитель. Но кто же? Она переминалась с ноги на ногу в своих лосинах и ждала, когда же я поднимусь. Мне стало неудобно, что такая симпатичная девушка мерзнет из-за меня, но когда я встал на ноги, то понял, что сейчас окоченею. Холодный порыв ветра еще больше убедил меня в моей правоте.
– Я не хотел, – только смог сказать я, замечая вокруг себя какие-то деревья.
Они росли настолько тесно, что за ними ничего не было видно.
– Я прошу прощения, – девушка сделала шаг навстречу, – но что Вы делаете в моем саду?
Значит, действительно, я перемахнул где-то через забор или проник между неплотно стоящими столбами и очутился в охраняемых владениях. Собаки вроде забыли о моем присутствии, но только я попытался приблизиться, чтобы объяснить хозяйке свое появление, как одна из овчарок рычанием показала мне, что сейчас броситься на меня, если я сделаю хоть еще один шаг. Вторая сидела у ног девушки и подставляла свою морду ей под руку.
– Если можно проводите меня до ворот, я сбился с дороги, я ехал на последней электричке.
– Сейчас Вы ее не дождетесь при всем желании. А, кроме того, прежде чем она прибудет на станцию, Вы околеете.
– Что же мне делать?
Девушка ничего не ответила, оттолкнула своей маленькой ручкой тяжелую псиную морду, повернулась на 180 градусов, очевидно направляясь в сторону дома, и одновременно приглашая меня следовать за ней. Я, было, пошел по ее следам, но сначала заколебался, вспомнив про собак. Без хозяйки собаки по-прежнему представляли для меня большую угрозу. С другой стороны, если она удалится достаточно далеко, то меня уже никто не спасет. И как мне не хотелось сдаваться на чье-то попечение, пришлось собраться с силами и последовать за ней. Я прошел по следам через какой-то сад, и мне открылось вдруг необыкновенное зрелище. Все дело было в освещении. Там в саду было настолько темно, что разглядеть ничего не было никакой возможности. Девушка, очевидно предполагая, что вид ее дома произведет на нежданного ночного гостя немалое впечатление, специально задержалась в небольшом флигельке, ведущим в другие помещения огромного дома. Но дело было не только в размерах. Все дело было в гармонии. Казалось, от него веяло теплом. На какое-то время мне даже стало жарко. Примерно на уровне второго этажа висела необычная конусообразная лампа, которая излучала пучком свет, который, доходя до земли, охватывал весь двор. До сада, окружающего дом, свет не доходил, и для наблюдателя со стороны дома создавалось впечатление, что какие-то необычайно высокие и крепкие стены окружают дом со всех сторон и превращают его в неприступную крепость. Мне захотелось представить, как выглядит дом с этой точки наблюдения днем, но девушке надоело стоять, и она позвала откуда-то из темноты, чтобы я проходил за ней дальше.
Винтообразная лестница вела наверх. Стены тоже были освещены скрытыми в них лампами и как будто раздвигали замкнутое пространство. Подъем длился достаточно долго, и я всю дорогу старался идти быстрее, чтобы не отстать от своего проводника. Комната на втором этаже, куда мы пришли, не была гостиной или холлом, скорее – это было что-то вроде зимней веранды. Мне так показалось, потому что большую часть стен представляли собой окна настолько больших размеров, что зимой такое помещение согреть невозможно.
Мы прошли еще через какую-то дверь и оказались в милой и уютной комнате. «Это совсем другое дело», – успел подумать я, на миг, потеряв девушку, и обнаружив ее тотчас со стаканом изящной формы в руке. «Наверно хрусталь», – сообразил я.
– Не бойтесь, – сказала девушка, протягивая стакан.
– Это очень кстати, – заметил я, замечая, что я весь дрожу, – а что это?
– Водка, конечно, – удивилась она. На лице ее было написано определенное недоумение по этому поводу, как будто она лечила всех желающих излечиться от простуды, таким образом, и никто не задавал подобного вопроса. Конечно, я задал глупый вопрос, но еще меня поразило, что там было ровно половина стакана. Но я замерз настолько, что сейчас, наверно, выпил бы и целый.
Затем девушка протянула дольку лимона, после чего я поблагодарил ее.
– Благодарить меня будете позже, а сейчас в баню.
– Как в баню? – я ожидал, что мне предложат помыться, например, в душе, но чтобы вдруг в баню?
– Просто сегодня вечером мы топили баню, и она еще не остыла. Я дам Вам полотенце и простынь. – Она показала рукой в противоположном направлении от места в прямоугольной комнате, где мы находились. Я понял, что нужно идти через ту дверь.
– Спасибо, – с некоторой робостью тронулся я в предстоящий опасностями путь, на ходу нескромно соображая, кто же это мы.
– Я, пока Вы будете согреваться в парной, принесу что-нибудь попить, а сейчас пойду, приготовлю что-нибудь съестное на ужин. Я сама еще ничего не ела. Вообще я не люблю ужинать одна.
– Очень благодарю, спасибо, – я еще что-то хотел сказать, польщенный столь особым незаслуженным вниманием к своей персоне. Еще я отметил это для себя потому, что столько внимания и предупредительности мне никто не оказывал. Возможно, тому виной был сам я, отвергая такие попытки, например, со стороны Ольги, а сейчас меня об этом не спрашивали. А, может…
– Ну, Вы пойдете или так и будете, как статуя, стоять здесь, – девушка раздосадовано улыбнулась.
Только сейчас я заметил, что еще не двинулся в направлении указанной мне двери, а повис на одном месте, сделав первый шаг. Видимо, подействовала водка, или я терялся от присутствия незнакомой очаровательной девушки.
Как ни странно, баню я нашел достаточно быстро. Скинув грязные останки всего, что на мне было, я буквально залетел в парную. Жара стояла невыносимая. «Большой любитель попариться, этот хозяин», – про себя я решил так называть хозяина и бани, и очевидно дома. Еще я подумал, что я совсем не тороплюсь возвращаться обратно в дом, наслаждаясь неожиданным гостеприимством хозяйки. Я с удовольствием предавал озябшее тело жесткому пару и с не меньшим удовольствием после этого морозному воздуху предбанника.
Вдруг я услышал осторожные шаги. Это хрустел снег под чьей-то легкой обувью.
– Я принесла Вам компота и сливы, – дверь отворилась ровно настолько, чтобы могла пролезть трехлитровая банка и объемная пиала.
Я принял приношение по очереди, быстро успокоившись. Я мог разглядеть девушку. А она меня не могла видеть, потому что свет в предбаннике я не включил.
– Если что, включатель прямо около двери, надо просто пощупать рукой, он сам включится.
Пока она говорила, я заметил, что она уже переоделась в домашний наряд и вышла, накинув куртку с мехом лисицы. Она тут же пошла обратно, придерживая длинные полы платья, чтобы не намочить о мокрый снег. Легко очерченный силуэт сказочно и незаметно исчезал в черной пустоте.
Я с жадностью выпил пол банки, понимая, что теперешнее мое счастье именно в этом алом вишневом компоте, а две минуты назад счастьем было обдавать себя до изнеможения необыкновенно горячим и жгучим влажным паром, исходящим от березовых веников.
На какое-то время я успел подумать, что хорошо вот так забыть о действительности, оставшейся за двумя десятками железнодорожных станций на востоке. Забыть и предаться покою, исходящему от этого дома. Забыть настолько, чтобы вовсе не возвращаться обратно к этим бесконечно нерешенным проблемам, от решения которых не наступает чувство ни удовлетворения, ни покоя.
И тут капнула кислота. Разогретое от быстрых ударов сердце быстро разнесло ее по всем капиллярам. «В самый неподходящий момент», – подумал я, сидя в предбаннике, почти остывший, завернутый в полотенце, и уже собирающийся выходить на волю. Только сейчас я собирался постоять во дворе и охладиться настолько, чтобы весь жар, накопившейся в теле с шумом вышел наружу. Потом пойти поужинать с уже знакомой мне маленькой хозяйкой большого дома. Чертовски хотелось, есть после пережитых волнений и потрясений. Я даже был удивлен тому, что я почти позабыл о недавних событиях.
Но за дверью появилась «действительность». «Действительность» выглядела уставшей и серой. Она стояла и не пускала меня к себе самому. Кислота капнула второй раз, третий и вдруг полилась тонкой струйкой. Я, всегда с юмором переживающий все тяготы действительности, с такого рода переживаниями раньше не сталкивался. «Тебе не уйти от меня!» – огромная пасть «действительности» с жадностью раздвинулась и готова была меня проглотить. С другой стороны от меня виднелся хвост этого странного чудовища, который метался, пытаясь треснуть меня по спине, чтобы я быстрее влетел в его пасть.
Я стоял и не мог сдвинуться с места, ошарашенный таким поворотом событий, как будто не я сам был его неудачливым изобретателем.
VIII
Ольга проснулась глубокой ночью. За окном было темно. Тем, кто привык просыпаться утром, в первый момент ночного пробуждения становится очень не по себе. Но почему? С этим вопросом она заснула, забылась, с этим проснулась посреди ночи. Ее терзало чувство вины перед Гришей. Еще она считала себя всеми брошенной, от этого ей становилось еще хуже. Она не любила жить одна. Поэтому она всегда жила сначала с Катей, потом с мужем. Может мне пойти с утра к страшному «дядьке» и еще раз попросить его об одолжении? Что может быть хуже неизвестности? И в чем причина неизвестности? Вот бы позвонить куда нужно, и кто надо ответил бы мне, где сейчас Гриша, жив ли он?
Ей стало страшно. В другой раз темнота за окном навеяла бы ей воспоминания о романтических встречах, но сейчас наводила жуткую нервозность. Нужно выпить что-нибудь согревающего и будет легче. Джин с тоником стояли рядышком в маленьком шкафчике. Смешав жидкости в нужной пропорции, она выпила за несколько приемов содержимое стакана. Правда перед тем, как сделать последний глоток, она опустила палец с кольцом в стакан. Она хотела попытаться снять его, что-то палец затек, но ей это не удалось. Она даже рассмеялась. «Неужели я уже пьяная?» – подумала она.
Общая картина довольно скоро поменялась. Во-первых, исчезло чувство напряженности. Во-вторых, все показалось ей ни таким уж страшным и безысходным. Завтра она пойдет к «дядьке» и не уйдет до тех пор, пока он не примет мои условия. Да, она вспомнила подробности вчерашнего разговора. Тогда она поняла, что он не выполнит ее просьбу. Но почему?
Этот вопрос застрял у нее в голове, и ей стало даже смешно. Так бывает, когда держишь в руках какой-нибудь предмет, затем положишь его куда-то перед собой, а через секунду не можешь найти. Ты спрашиваешь себя, куда же он делся, когда я его сюда положила?
Второй стакан усвоился даже быстрее, но ответ на вопрос так и не нашелся. Может все-таки попытаться? Неожиданное решение само залетело в голову. А, может, удастся что-нибудь разузнать там?
Ольга спешно переодевалась. Она старалась одеться как можно незаметнее. Она надела черный бюстгальтер и трусики, на них самые плотные колготки и обтягивающие черные шорты. Сверху, самую короткую эластичную куртку и даже перчатки. Еще забыла сапоги. Она посмотрела на себя в зеркало и была приятно удивлена произошедшей в ней перемене. От стремления к действию потерянный взгляд ее приобрел, наконец, обычное выражение – хищницы, отдыхающей после пожирания очередной жертвы. Она повернулась. Несколько изогнувшись, она проверила гибкость своего тела в нижней от талии области, и осталась довольна ею. Выскользнув в ночной двор, она отправилась в направлении страшного дома. «Только бы за проститутку не приняли», – подумала она и прибавила шаг в направлении страшного дома.
IX
Ольга знала, что высокий господин приехал сегодня и находится именно в этом доме. План ее был довольно рискован, но вместе с тем очень прост. Она захватила с собой бинокль, который нашла в рабочем столе мужа, баллончик с газом из своей сумочки и фляжку с коньяком из буфета. Ей было очень холодно в таком обмундировании, а, сколько времени может занять это мероприятие, она даже не могла предположить. Первое, что ей пришло в голову, залезть на одно из деревьев, растущих вдоль дома. Деревья были высокими, но не выше дома. Они дотягивались своими кронами до верхнего этажа, но удержаться на тонких ветках не предоставлялось возможным. Она залезла примерно до уровня третьего этажа и перевела дыхание. Прямо, напротив, в горящем окне не было никого. Примерно через пять минут появилась горничная в белом халате и стала натирать полы. Это занятие продолжалось очень долго. Ольга несколько раз отхлебнула из фляжки, но дрожь не проходила, особенно окоченели пальцы в тонких перчатках. Ольга решила, что ошиблась кабинетом, но тут в кабинете появилось двое мужчин.
Вытянув руки по швам, страшный «дядька» стоял перед «высоким» господином. Для высшего начальства, прибывшего из центра, специально выделили отдельный кабинет, еще больше пугающий, чем у градоначальника «дядьки». «Дядька» стоял около пятнадцати минут перед господином, думая, как же все это может закончиться. Было около часу ночи. Но господин никуда не торопился. Сегодняшний ужин ему понравился. Такие командировки в провинциальные городки ему были по душе. Здесь он отдыхал от столичной суеты, а по вечерам мог расслабиться.
– Почему здесь так холодно? Чтобы не замерзнуть, приходиться постоянно ходить. Я советую Вам осмотреть все окна, может, в каком-то из них не хватает стекол. Так что же Вы мне скажете насчет последнего моего вопроса, который касается нашего общего друга, как бишь его там?..
– Григорий, Григорий Александрович.
– Вот, как насчет Григория, – господин кружил вокруг «дядьки», как коршун над полевой мышью.
– Все необходимые меры уже приняты, – ответил дядька, удивившись резкой перемене темы в разговоре с начальником, – он нажал на кнопку, искусно спрятанную в столе, и заказал две чашки кофе.
Ближайшее окно выходило на балкон. На этот балкон никто никогда не выходил, и он был естественно в плачевном состоянии. Даже бетонный пол раскрошился, и на улицу иногда падали мелкие осколки разрушаемого дождем и ветром искусственного камня. Около дома росли старые липы, такие же старые, как и сам дом. У корня они были такими толстыми, что их невозможно было обхватить даже вдвоем.
Последнее, что обсуждали находящиеся в комнате военные, было нашумевшее дело о несанкционированных полетах начинающих агентов спецшколы на военных истребителях. Это было оплошностью его заместителя, вернее начальника спецотряда, который не проследил за своими подчиненными. После ночных гуляний они решили развлечься и не придумали ничего более забавного, чем полетать. Одному богу известно, потому что никому подробности этого дела не известны до сих пор, как они смогли проникнуть на охраняемый военный аэродром в таком состоянии. Полетать на человеческих сверхмощных машинах было излюбленной мечтой каждого агента спецшколы. Устройству летательных аппаратов посвящался целый курс в академии. В тайне все завидовали им, но виновных пришлось очень строго наказать. Теперь они охраняют местные тюрьмы. Сам «дядька» отделался строгим выговором и лишился премии по итогам года.
– Так вот, – продолжал господин, – устав ходить, и немного согревшись, он присел на диван, – с завтрашнего дня приказываю Вам лично заняться поисками пропавшего без вести.
– Будет исполнено!
– Я не понимаю, как могло получиться, что таким количеством боевой силы и техники не удалось поймать одного человечка. – Генерал шесть лет учился в Академии Боевых Искусств и любил при случае щегольнуть красным словцом. – Он ускользнул из-под самого вашего носа, – и господин показал указательным пальцем, сделав полукруг в воздухе перед самым носом «дядьки», какой вираж сделал человечек, ускользая от преследователей. Для этого ему пришлось подняться с дивана, куда он снова опустился тотчас, исполнив свою миссию.
– Для меня самого это загадка! – понимающе сказал «дядька».
– Подождите, а что же этот молодой человек мог делать в этом кафе в столь ранний час один, алкоголь там, как написано в ваших сводках, не предлагают. Значит, – генерал поднял руку и вытянул указательный палец в направлении потолка, – он там с кем-то встречался, – рассуждая сам с собой, он пришел к неожиданному для себя заключению.
– Совершенно верно, – не противоречил «дядька» генералу, – там так и написано: встречался со своей подругой.
– Что за подруга? – Господин забегал по комнате. Очередной полукруг он закончил возле балкона. Ему показалось, что в темноте, скрывающей деревья, что-то блеснуло.
– Она исчезла в толпе, мы ее не сумели задержать, впрочем, трудно было разобрать, какая из девушек, выбегающих из кафе с падающими осколками стекол, его. Наш агент, который сидел за соседним с ними столиком и мог бы опознать девушку, был найден мертвым, его придавило крупным осколком витринного стекла.
– А разве в донесениях нет ее описания? С Вашими способностями в деле опознания, у Вас передовая техника составления фото роботов, – невольно польстил генерал «дядьке».
– Только незначительные детали, к сожалению, по таким данным можно заподозрить половину женщин города.
– Я сам займусь этим, – вскрикнул генерал, задетый упрямством «дядьки». Впрочем, особой необходимости в этом не было. Он уже отдал личные распоряжения на этот счет и был уверен, что кто-нибудь хоть что-то раскопает, пусть не существенное, но он утрет нос этому «дядьке». – Можете идти, – окончил генерал, опускаясь на диван. Ну и денек сегодня!
Но уйти «дядька» не успел. Как только он направился к двери, в нее ворвался один из его молодых подающих большие надежды агентов. В руках он держал папку, похожую на большой сложенный конверт. От волнения он забыл даже остановиться в дверях, представиться и попросить разрешения войти, а потом уже разрешения доложить. Вместо того он раскрыл свой конверт и высыпал на журнальный стол перед диваном, за которым сидел генерал, всю пачку. Впрочем, на фотографиях ничего не было видно, кроме груды каких-то стекол. Дядька не знал, что ему делать, но уйти не посмел и остался в том же положении, в котором находился.
Тем временем Ольга, совершенно окоченев, решила пробраться на балкон. Как она это сможет сделать, она еще не решила. Но она была уверена, что ей нужно обязательно узнать, что же там происходит. Взлететь в таком обмороженном состоянии, нечего было и думать. В том высоком человеке с орлиным носом она узнала страшного «дядьку». Рискуя быть замеченной, она поправила сумку с кожаным поясом на талии, перевернула бинокль назад и повисла на толстом суку, ближайшем от балконной ограды. Если бы в этот момент наблюдатель посмотрел в окно, то увидел бы темный, но различимый на свету, падающем из окна, человеческий силуэт. Но как только она перебралась через решетку, ее не стало видно. Она чувствовала, что балкон необитаем и здесь ей ничто не угрожает. На ее счастье, должно же ей когда-нибудь повести, на застекленной двери, выводящей на балкон, одно стекло было слегка разбито, и она припала ухом к проему, всем телом превратившись в слух.
Бывают минуты, когда генералы прощают солдатам непозволительные выходки. Видимо, это был один из таких случаев. Упертый солдат разложил перед генералом наиболее различимые фотографии, на которых было видны столики, за столиками – мужчины и женщины, стаканы и чашки.
– Говорите, – ничего толком не поняв, сказал утвердительно генерал, обращаясь к агенту.
– Прошу простить его, это наш лучший агент, про себя мы называем его агентом № 007, – заступился дядька.
– Хорошо, говорите, – генерал без эмоций уставился в глаза агенту № 007.
– Эти снимки я отобрал у одного фотографа, который в тот самый день снимал местные достопримечательности и в нужный момент оказался в том самом кафе, в которое зашел, чтобы промочить горло.
– Так, ну и что же?
– Я продолжаю, Так вот если эти три фотографии положить в такой последовательности, то становится все ясно!
– Что ясно? – генералу, наоборот, пока все было только неясно.
– По порядку. На первой фотографии, Вы видите, это разыскиваемый Григорий и его спутница, вот впереди еще расплывчатая спина нашего агента за ближним столиком. На второй, – волновался вспотевший агент, – более крупным планом те же, только лиц уже не видно, но виден стол, за которым они сидят, руки, видимо женские, на столе чашки, пирожное, а рядом кольцо, золотое кольцо в синей коробочке. Но самое главное, на третьей. Вот тот же стакан, это рука девушки, только уже с кольцом, а коробка открытая и пустая. Снова смотрим на вторую, там кольца нет, зато просто лежит в коробке. Теперь Вам ясно!
Дядька зажмурился. Он понял, что это конец! Его ученик превзошел его. Случайно. Но это уже не имеет значения.
– Так что же Вы предлагаете? – спросил генерал.
– Предлагаю отыскать девушку с таким кольцом на безымянном пальце.
Ольга посмотрела на свой безымянный палец на правой руке. Это было ее воспоминанием о Грише. «Странно, как это я совсем про него забыла? – подумала она». Ольга не могла расслышать всего диалога. До нее долетали только громкие и отчетливо произнесенные слова. Чисто автоматически она решила поправить кольцо на пальце, потом попыталась снять, но не тут то было. Кольцо решительно не хотело двигаться в обратную сторону. Этого не может быть! Такого она еще не видела. Но вдаваться в физическую сторону вопроса, не было времени. Она чисто механически спрятала руку с кольцом у себя на поясе, и тело почувствовала, насколько она ледяная.
Прошло несколько минут в гробовом молчании. Первым, как ни странно собрался с мыслями «дядька».
– А если она его выбросила, тогда что? – решился сказать он.
– Действительно, если, предположим, она его потеряла? – очнулся генерал.
– Я знал, что Вы спросите об этом, – торжествующе заметил агент № 007. – Если бы не было одного обстоятельства, о котором я сейчас сообщу, я бы не пришел так спешно к Вам. Видите ли, на снимке я обратил внимание на странную форму этого кольца. Оно имеет конусообразную форму за счет особенности отливки. Так вот. Я проконсультировался у лучших ювелиров города. Они в один голос заявили, что не приветствуют вообще изготовление подобных золотых украшений. Обычно такие экстравагантные вещи дарят возлюбленным всякие придурки. Короче говоря, надеть его просто, а снять не представляется возможным. Это объясняется обычным физическим свойством соприкосновения кожи и металла. В одну сторону, где диаметр больше кольцо скользит без препятствий, а в другую – собирает кожу с пальца и не двигается с места. Короче говоря, снять его можно только в специальной мастерской.
«Этого еще мне не хватало», – подумал про себя «дядька».
– Хорошо, – потер руки генерал, объявляю Вам благодарность. Кстати, в каком Вы чине?
– Лейтенант, товарищ генерал.
– Будете капитаном. В следующий раз не забудьте постучаться, когда будете входить и прочее по уставу.
– Есть, товарищ генерал, разрешите идти.
– Идите. А Вас, товарищ градоначальник, я попрошу остаться!
X
Арнольд проснулся, как всегда, ранним утром. За окном как вчера пели птицы, не смотря на холодный, пронизывающий ветер. Воробьи, растопырив свои перья, с трудом удерживались на раскачивающихся ветках лип, покрытых толстым слоем снега, теснящихся на городской улице, и чирикали о чем-то своем. Светило яркое осеннее солнце, что не очень гармонировало с настроением Арнольда. Он даже не посмотрел в окно и не заметил, как изменилась природа.
Арнольд был не доволен собой. Арнольд был всегда чем-то не доволен. Но он знал, что это сейчас пройдет. С ним в кровати лежала красивая обнаженная женщина. Она еще спала, пребывая в далеких неземных странах. Она лежала спиной к Арнольду, и он мог видеть красиво очерченный силуэт ее бедер и ног, не покрытых одеялами. Он пойдет на кухню, сварит себе и, может быть Кате, чашечку кофе. Может, принесет ей в постель, а, может, выпьет в одиночестве на кухне, и дневная суета заслонит тревогу за Ольгу.
Так он и сделал. Вчера вечером, вернувшись с Катериной из ресторана, он не успел рассмотреть квартиру, где она остановилась. Еще он так и не успел спросить, зачем она переехала сюда, впрочем, сейчас это ему становилось все понятнее и понятнее. Приятно растянувшись, он сидел в домашнем халате в удобном кресле и потягивал кофе в одиночестве. Сегодня у него был выходной, поэтому вчера он позволил себе расслабиться. «Все-таки надо съездить домой и узнать, что же произошло?» – размышлял про себя он, но со сборами спешил не очень. Выпив чашечку, он достал любимые сигары, только отрезать кончик было не чем. Он потянулся за ножом, который лежал на столе, но дотянулся только до кончика рукоятки. Нож упал и загремел на плиточном полу. Через минуту появилась Катя. Закутанная в полотенце, она была очень соблазнительной. Она уселась Арнольду на коленки широкими бедрами и уперлась теплой грудью почти ему в шею. Арнольд свободной рукой обнял ее за талию и так оставался некоторое время с чувством удовлетворенного самолюбия от обладания роскошной женщиной. Еще он думал о том, почему раньше он не замечал в Катерине, насколько она женственна и прекрасна, насколько с ней все просто и естественно.
XI
Он встал на ноги и удивился произошедшей с ним перемене. Так все в природе, медленно протекая, вдруг разрешается, формируясь в законченной форме. Мы не замечаем, как появляется бутон цветка или зреют плоды. Но вдруг, в какой-то момент ты замечаешь, что цветок распустился и стал настоящим законченным творением природы, а что-то маленькое и незаметное стало настоящим спелым яблоком, готовым брызнуть соком, если вонзить в него свои зубы.
Он удивился, что ноги его уже не чувствуют боли, хотя нет, боль еще оставалась, но стоять на ногах Он уже мог. Он неуверенно вышел из бани и увидел Мышелова. Ему рассказали, что это он нашел его в овраге. Мышелов радостно взвизгнул и помчался навстречу. Бежать по снегу было ему непривычно, и он припрыгивал как заяц, отчего было смешно. Он потрепал собаку и присел на ступеньках и огляделся вокруг.
Природа ослепила Его своей белизной. На крышах деревенских домов, на проводах, столбах и дровах, траве, везде лежал снег. Он взял горсть с земли и подул. Горячее дыхание спалило сразу несколько снежинок, похожих на застывших манекенов. Но они не исчезли, только растаяли и мелкими каплями упали на землю.
Сейчас в доме никого не было, и Он был очень рад этому факту. Будет время собраться с мыслями перед дальней дорогой. Он не ждал, что хоть кто-то Его возвратит. Этот вопрос был для Него решенным. Это был вовсе не вопрос. Это была Его Идея. В этом заключался смысл Его существования.
На дворе было уже прохладно, но Он был рад холодному воздуху после спертого, пропитанного травами, банного духа. Солнце светило, и он повернул голову так, чтобы его теплые лучи попадали на все лицо. Ему вдруг захотелось, есть, и вспомнились народные гуляния, на которых он столько съел, что потом его организм не принимал ничего целый день.
Три дня назад, когда еще Он не мог самостоятельно передвигаться, два здоровенных мужика принесли его, на себе, на берег спокойной медленной реки, по берегам которых Он брел так часто, и посадили посреди невысокого холма, стоящего чуть в стороне от поляны, где уже собирался народ. Нельзя сказать, чтобы на этот праздник сходилась вся деревня, но большая ее часть – это точно. Он так и не узнал, за что ему оказали такую честь, может, хотели похвастаться перед гостем, а, может, хозяин дома, в котором Он жил, был не последним человеком в деревне. Пока подтянулись последние, первые были уже навеселе. Самый разгар праздника наступил после захода солнца. Это было сигналом. Как только последние его лучи в последний раз коснулись линии горизонта, радостные вопли огласили реку и лес вокруг. Поначалу, все шло организованно и чинно, но потом скатилось к анархии и беспорядку. Мужики постарше вели себя более достойно. Они в основном пили самогон и горланили различные песни. Молодежь вскоре уединилась в некоторой стороне, и у них началось что-то вроде игр. Это были догонялки, но почему-то по двое. Девушки сидели верхом на парнях и гонялись за убегающими парами. Нередко наездницы падали, и в этот момент берег оглашался победным криком парней. Падали обычно те, которые были пойманы. Обычно, догоняющие хватались, за что придется, и потому многие девушки были в ободранных платьях, а половина вовсе без них. Но это не могло остановить игру, а тем более, потом все пошли купаться голышом, потому что костер вскоре погас, а там, в темной реке при свете луны все равно ничего не было видно.
Такого отчаянного веселья Он не наблюдал давным-давно. Дело было не в играх, а в том, что они веселились по-настоящему, а Он не мог этого. Он пребывал в каком-то отрешенном состоянии настолько продолжительное время, что забыл, что это – веселиться.
Ему приносили и самогон, и вареное пиво. От самогона его пробил такой аппетит, что он наелся соленой свинины с хлебом и луком до отвала, но чувство сытости принесло лишь удовлетворение для тела, но не души. Затем наступило порядочное опьянение, и все происходящее было не совсем реальным.
Особенно завораживающими воображение были танцы, где, как положено, танцевали все в общем кругу, а самые отчаянные и бесшабашные вырывались в центр круга и выделывали акробатические номера. Но когда местный композитор играл на гармони что-то вроде бального танца, то в кругу танцевали сразу несколько пар. Их движения шли не от последовательности определенных движений, но, скорее, подсознательно следовали внутренней свободе движения рук и ног в такт музыкальному ритму.
Он не заметил, как сам оказался в кругу танцующих. Он только услышал громкие крики вокруг, огласившие берег. Он сам не понял, что встал, наконец, на ноги. Мало того. Он даже пытался сделать несколько танцевальных движений, только не смог оценить, насколько они получились.
Пока костер погас не совсем, он видел, как в прибрежных с рекой кустах молодой парень обнимал и целовал совсем молодую девушку, а та визжала от восторга, но вместе с тем пыталась еще и сопротивляться. Она разжимала своими тонюсенькими ручками его сжатые локти, локти разжимались, и она чувствовала, что вырвалась на свободу и сможет от него убежать, но затем руки сжимались опять, и она вновь пропадала в его объятиях.
На какое-то мгновение он сам ощутил себя на месте этого мужчины, но какая-то раздвоенность помешала Ему цельно представить себя на его месте. Казалось, просто Он не может сосредоточиться в полной мере в допущенном именно ему объеме жизненного пространства. Не потому, что сейчас у Него болели ноги, и Он не мог встать и пойти. Не потому, что Он был немного не в себе. Но почему, Он не знал. Он не знал этого давно. Он думал об этом постоянно. Он думал об этом, когда брел вдоль дорог и полей, когда купался в прибрежных водах рек, по берегам которых он шел. Он думал об этом даже тогда, когда спал. Те минуты, чаще всего это происходило во сне, когда Он казался сам себе цельным, когда душа и тело жили одной жизнью, были самыми счастливыми в его жизни. Поэтому Он представлял себе, как счастливы в эти минуты орущие бабы, спасающиеся бегством, и агрессивные мужики, стремящиеся в погоне за ними обогнать друг друга.
Он представлял себе, как можно заслушаться народной песней, которых сегодня Он слышал во множестве, когда в хоре голосов, летящих прямо к звездам в ночной пустоте, выделяется самый мощный и свободный. И в тебе вместе с ним рождается непонятная и неведомая жизненная сила. Будто вместе с ним ты становишься не тем, что есть, но кем-то другим, лучше и светлее. Вместе с ним ты проживаешь снова и снова часть прожитой жизни, которую ты воспринимаешь теперь по-другому. Ты заглядываешь в мир, где ты никогда не был, но обязательно там окажешься.
Он знал, что непременно эта сила есть в нем, иначе как Он мог пройти столько бесконечных дорог, попадая в самые непредвиденные ситуации, и все же оставаясь целым и невредимым. Пока Он не был тем человеком, который мог бы сделать все это. Он не был им сейчас, в данный момент. Но Он им обязательно будет, когда Он дойдет, наконец, до этого дома, как Он мысленно представлял его Себе. Он снова и снова видел свою мечту. Видел дом в слабых отблесках розового заката, и лужи вокруг дома, с его отражением в них.
XII
Но что-то произошло! Сначала я не понял этого, но звонкий голос этой девушки заставил меня придти в себя.
– Где Вы там запропастились. Я уже начала думать, что с Вами что-то стряслось, – девушка показалась около дома и легкими быстрыми шагами направлялась в сторону бани.
Не знаю, столько я простоял на морозе возле дома в одной простыне, но пар из меня точно весь вышел. Я понял, что «действительность» отступила, спряталась где-то глубоко внутри меня, где-то в подсознании.
– Я уже иду, – я пытался выглядеть беспечным и непринужденным. Только быстро переоденусь. Ждать себя на этот раз я заставил недолго.
По дороге на третий этаж по безукоризненно выполненной лестнице я от души поблагодарил хозяйку за баню и вежливо спросил, не злоупотребляю ли я ее гостеприимством. Она ответила, что, наоборот, кроме того, что ей довольно жутковато оставаться одной, еще и очень скучно, когда не с кем перемолвиться словечком.
– Вот будете этой ночью моим собеседником и охранником одновременно. Кстати, надеюсь, Вы не очень рано ложитесь спать? – говорила девушка, все время что-то делая руками.
– Да нет, иногда бывает, что пишу по ночам, – я вспомнил, что долгое время спал в электричке, поэтому чувствовал я себя сейчас сносно.
– Что же Вы пишите? Стихи или прозу? – девушка кокетливо скривила губки.
– У меня сегодня был ужасно трудный день, я даже не думал, что в обычной жизни может случаться такое, еще меньше я думал, что такое может случиться когда-нибудь со мной, – я сказал это по инерции, совсем забыв, что не ответил на вопрос насчет литературного творчества. Вполне понятно, что пугать девушку рассказами о бегстве от милиционеров и о стрельбе я не собирался. – А который сейчас час?
– Два часа тридцать минут, самое время поужинать, – эти слова очаровательное создание произнесло, удаляясь за колонну.
Обеденный стол располагался в специально отведенном для этой цели месте. То есть зримо он был отделен от остального пространства довольно большой комнаты, которая находилась на самом высоком третьем этаже этого дома. Уровень пола так называемой столовой был выше. А подвесной потолок был ниже общего уровня потолка, так что издали столовая ассоциировалась со сценой. Главное отличие состояло лишь в освещении. В отличие от сцены, столовая сейчас была освещена тремя свечами, две из которых были спрятаны в специальных углублениях, сделанных в стене. Третья, больше, находилась точно в таком же углублении, но только в колонне, которая как бы соединяла в невидимое целое низ и верх комнаты, хотя находилась она не по центру комнаты. Свет от свечи падал на стол сбоку. Это усиливало общую картину асимметричности. Я тут же представил себе ужинающих за вечерним столом и догадался, что это будем мы.
Девушка протянула мне бутылку вина вишневого цвета, отчего мне сразу неловко, как будто я должен был принести ее с собой.
На столе, ни много, ни мало, оказалось огромное блюдо, на котором ногами вверх лежала закопченная курица. Розово-желтая корочка на ее брюхе сразу вызвала у меня выделение желудочного сока. Кроме того, было заметно, что в сшитом нитками брюхе курицы, что-то запеклось вдобавок.
– Это индейка, – сразу опрокинув меня на обе лопатки, похвасталась девушка.
– Я думал курица, – сознался я миролюбиво.
– Прежде чем мы выпьем, я хотела все-таки узнать, как Вас зовут. Честно сказать, надоело обращаться на Вы.
– Согласен, меня зовут Григорий, – напыщенно произнес я, наполняя стаканы темно-красным вином.
– А меня Маня, правда, чудесное имя?
Я стал вспоминать, не слышал ли раньше я что-то похожее. Но не вспомнил. Мы чокнулись и сели за стол. Мы вели себя, как в лучших рыцарских романах. К тому же обстановка очень располагала. И тема разговора – подстать лучшим традициям классической литературы.
– Так что же ты пишешь? – после выпитого стакана тон Мани стал сразу более раскрепощенным и своеобразным.
– В смысле? – Я чуть не поперхнулся. Как эта девушка могла подумать, что я писатель?
– Да ты сам пять минут назад говорил, что пишешь по вечерам или ночам! – неподдельному возмущению Мани не было границ.
– Ах, – выдохнул я, – тут я испугался не на шутку, конечно, я говорил о своих записях в старый дневник, только куда же я его подевал? Если я потерял его где-нибудь по дороге сюда или в поезде, я себе этого не прощу.
– Что произошло? – Маня была напугана не меньше меня.
– Мне обязательно нужно найти свою тетрадь. Эта очень дорогая для меня вещь.
– Пойдем, я тебя провожу, скорей всего ты оставил его в бане, когда раздевался.
– Дневник лежал на полу предбанника, я полистал его, как будто, чтобы проверить, все ли страницы целы. Потом опять положил за пазуху.
– Все нормально, можем возвращаться, извини, что побеспокоил.
– Так значит это твой дневник? – Спросила она меня по дороге.
– Да, записываю иногда, что придет в голову, а в последнее время в голову приходит особенно много всего, особенно про любовь. – Многого мне сказать не удалось, потому что подъем на третий этаж быстро окончился.
– Я подогрею индейку, а ты наливай пока, сегодняшний ужин никак не начнется.
На столе стояли плоские тарелки с салатами и зеленью. Я накинулся на один из них и с жадностью проглотил.
На столе снова появилась индейка, на этот раз она стала более поджаристой и загорелой. Маня попыталась выяснить, как я попал сюда в столь поздний час.
– Так ты приехал на электричке?
– Да, кажется, на последней. Честно говоря, я проспал всю дорогу. Кстати, а ты не знаешь, как далеко эти Серебряные Поляны от города? – поинтересовался я.
– Десять часов.
– Неужели? – мне казалось, что я попал в какой-то пригород.
Чтобы меня вновь не посетили мрачные мысли, я отрезал кусок индейки и смачно проглотил. Маня только дивилась моему аппетиту. Во все время нашей трапезы я пытался узнать от нее, почему она ночует сегодня одна в таком огромном доме, но случай никак не подворачивался. Мы болтали о пустяках, как будто знали друг о друге практически все и больше, как трепаться, ничего не оставалась.
– Кстати, Гриш, – после третьего стакана обалденного вина Маня стала называть меня по имени, – если хочешь, то можешь остаться у нас на пару деньков, а потом приедет муж. Он обещал устроить целый спектакль по случаю дня моего рождения, будут даже горные лыжи, если не растает снег, а еще, скажу тебе по секрету, к нам должны приехать друзья – настоящие рок музыканты, я тебе о них потом расскажу подробнее. Так вот, они здесь специально для узкого круга единомышленников дадут свой настоящий первый концерт. У них есть свои инструменты. Андрюша у них выступает в роли спонсора и одновременно продюсера, – на одном духу, не закусывая, выпалила она.
– Спасибо за приглашение, я и так у тебя в долгу, – так значит эта маленькая девчонка еще и замужем, за каким то богачом. Этого, признаюсь, я не ожидал никак. Ну, брат или отец, тогда понятно. Но муж, да еще продюсер рок группы.
– Пожалуйста.
– Так тебя почти можно поздравить с наступающим днем рождения? – старался не выдать я своего волнения. – Ужасно хотелось спросить, сколько же ей лет будет через два дня, но этого сделать было нельзя. Но Маня снова прочитала мои мысли.
– А знаешь, можешь мне ответить на один вопрос. Мне просто интересно, на сколько ты ошибешься? – видимо сам факт хоть небольшой, но все же ошибки был достаточно очевиден. Маня изрядно захмелела, но по всему было видно, что пила она очень редко и только по случаю, как, например, сегодняшнему.
– Я готов, – не сказать, чтобы я был пьян, но слова несколько тяжеловато стали не срываться с губ, а сваливаться постепенно, как камни с горы.
– Сколько мне исполнится? – Маня положила голову на свои сжатые в локтях руки и спрятанной в глубине глаз издевкой смотрела на меня снизу вверх. Именно в этот раз я обратил внимание на выражение ее глаз, вообще я осмотрел ее с ног до головы.
Маня в третий раз прочитала мои мысли и даже встала из-за стола, чтобы я мог лучше оценить ее. Я даже не успел заметить, когда она успела переодеться, потому что в последний раз она сидела в длинном вечернем платье, а сейчас в более коротком, но более открытом бежевом платье с красными вставками сверху вниз в авангардном стиле, отчего моя и так не легкая задача еще более усложнилась. Маня отошла подальше, сделала небольшой быстрый поворот вокруг своей оси с наполовину полным стаканом в руке, показывая свои стройные спортивные ноги без капли изъяна. Глаза ее блестели огнем и втягивали понемногу в себя жертву. Пауза стала затягиваться.
– Двадцать пять, – выдохнул я по минимуму, не видя другого для себя выхода.
– Да ты что?
– Неужели меньше?
Маня повернулась последний раз на своих каблуках необычной формы и придвинулась к столу. Аппетит у нее явно повысился, как будто я сразу выпалил ей дюжину комплиментов. «Мне бы твои проблемы» – подумал я про себя, так и не решив для себя поставленную задачу.
Казалось, я попал в другой мир. Мир, где не было и не могло быть никаких потрясений и войн. Природа и чистый воздух, баня и физические нагрузки могли сделать из любого несчастного или несчастливого в последнее время человека после нескольких дней пребывания в такой обстановке счастливым и спокойным.
– Завидую я вам, – объединяя обоих хозяев этого дома, сказал я после нескольких секунд пережевывания индейки, – мои друзья сказали бы о тебе, что ты самодостаточная. Достаточность, самодостаточный. Вот въелись словечки, подброшенные мне в общении на службе с продвинутыми друзьями.
– А что это значит?
– Мне кажется, что достаточность не есть в высшей степени образованность или культурность, но развитое до совершенства умение не требовать ничего от окружающих тебя людей. Даже, прежде всего, от себя в первую очередь, а потом уже – от других, – потянуло меня на философию. – Конечно, это очень опасное ощущение. Невозможно приветствовать такое настроение постоянно, потому что это может привести и обязательно приведет с течением времени к деградации личности или, по меньшей мере, к лени и безволии. Самодостаточность лишь переходный период перед новым стартом, как награда за проделанный ранее труд. Самодостаточный человек – это человек, проще сказать, признающий жизнь человека, как данную свыше ценность. И он может заблуждаться насчет многих вещей, но не будет требовать от себя или от других разрешения своих проблем, потому что он не требует ничего от них.
– Что, значит, не требовать? Можно не требовать, но хотеть. Хотеть от себя или от других. Разве ты не хочешь, чтобы тебя любили? Я, например, об этом не задумываюсь, все выходит как-то само собой.
– Делать то, что хочется, еще не значит существовать с собой в ладу. Иногда приходится делать то, чего совсем не хочется.
– А, может, проще научиться получать удовольствие даже от нелюбимого занятия? – Маня сбила меня с толку, и, как это иногда бывает в разговоре, упущенную нить мысли я уже не поймал.
Дальнейшая беседа протекала все в том же размеренном ритме. Иногда Маня вскакивала из-за стола и весело хохотала так, что мне, кажется, ее звонкий голос могли слышать прохожие, если бы таковые проходили мимо в столь поздний час.
XIII
– Так что же, милостивый государь, мы будем с Вами делать? – обратился генерал к «дядьке», когда агент № 007 покинул этот мрачнейший кабинет.
«Что делать? – Именно об этом он думал сразу после появления этого агента № 007. – Если поймают Ольгу, то ей не отвертеться. Предупредить ее нет никакой возможности. Ее спасет только, если она избавиться от кольца. Но на это нужно время. А времени как всегда нет. Что же мне ответить этому болвану в генеральской форме?» – размышлял он.
– Я приму самые действенные меры, – только и смог ответить «дядька».
– Хорошо, завтра, с самого утра жду Вашего доклада и первых результатов. Кстати, как Вы собираетесь искать девушку? И не забудьте про окна в моем кабинете. Чтобы на всех окнах были плотные шторы, и все балконные двери надежно закрывались.
Девушка сидела на корточках на леденящем ветру ни живая, ни мертвая. С этой минуты она в розыске. Она поняла, что Гриша жив. Это было единственной, хорошей новостью. Но, если они узнают, кто встречался с Григорием в этом чертовом кафе, то ему предстоит скрываться от них всю оставшуюся жизнь. А что делать ей?
«Во-первых, не стоит появляться дома, пока я не избавлюсь от кольца. Во-вторых, нужно как можно быстрее найти ювелира, который смог бы мне помочь. Понадобятся деньги. А что было бы, если бы я ничего не знала?» – Ольге стало не по себе от одной мысли отвечать перед высшим дьявольским собранием, ожидая приговора.
Ольге пришлось возвращаться обратно той же дорогой. Замерзшие пальцы не могли надежно цепляться за ветки. Она чуть не сорвалась, когда перелезала с балкона на дерево. Она шла по асфальту, стараясь остаться не замеченной, в сторону того района, где предположительно должна была быть сейчас Катерина. До сих пор она не вспоминала о подруге, а сейчас она вспомнила, что не знает даже ее адреса. Она сделала еще пару глотков из фляжки. Мысли ее сразу прояснились, и она вспомнила, что говорила про магазин «Сладкая жизнь», в котором она покупала колготки, и который был рядом с домом, где она жила. Она должна мне помочь. Холодный ветер развевал длинные волосы, не умещающиеся в черной шапочке. Ей очень хотелось домой. Она хотела увидеть мужа, но возвращаться домой было уже поздно.
Двигаясь в направлении упомянутого магазина, Ольга не могла предположить, что сейчас Ольга находится совсем в другом месте, на окраине города, да еще и не одна. Она долго стучалась в дверь квартиры, где, как она предполагала, должна была находиться Катя. Потом она заплакала. С горя она выпила всю фляжку. Куда же ей идти теперь? Как плохо оказывается, когда некуда больше идти. Воинственное настроение ее рассеялось. Хотелось лишь тепла и пищи. Она брела наугад в неизвестном для себя направлении. Сначала она думала пойти к знакомому ювелиру, может он подскажет, куда ей обратиться со своей проблемой, к тому же дело было очень срочное. Но в таком виде и в три часа ночи стучаться спящим людям было безумством. Оставалось одно – дождаться утра в каком-нибудь ночном баре поблизости. Уж в барах и казино недостатка в городе не было.
Один из баров показался ей более или менее знакомым, и она зашла. На ее счастье в дверях никого не было. Она села за столик в уголке, заказала водки и покушать, потому что коньяк хуже грел, и от него у нее повышалось давление. Она втыкала в сердцах вилку левой рукой в кусок свинины и откусывала зубами большие куски, запивая минеральной водой. Правую руку на всякий случай она держала на коленях под столом. После того, как она утолила голод и немного согрелась, мысли ее приняли прежний, рассудительный характер. «Ничего страшного, – успокаивала она себя, – завтра я обязательно найду Катерину.
XIV
Он не помнил, как долго Он сидел у порога и немногословно прощался с людьми, которые спасли Его от смерти. Он не мог им ничего подарить, но они ничего и не требовали от Него. Может, Он не смог выразить в словах то, что испытывал Он по отношению к этим бескорыстным людям, которых сегодня Он все-таки покинет, но Он сохранит в себе это чувство благодарности навсегда.
За спиной у Него висела сумка с пирогами, которые специально испекли Ему в день расставания. Пироги были еще теплыми и грели поясницу. Эти пироги принесла ему Маша, и это особенно было ему приятно.
Он шел вперед и только вперед и думал о том, как много и долго еще ему идти до заветной цели. Сколько еще испытаний уготовил Ему Господь Бог. А, может, его мечта - просто иллюзия, которую он придумал, еще сидя дома, дабы только уверить себя в необходимости такого путешествия. Но, что вернее всего, Он никогда не мог представить себе, что сейчас Он не делает этого. Что Он не чувствует могущественного спокойствия леса, не слышит беспечного щебетания птиц, не видит бесконечного моря ярких и неярких звезд в ночном небе, всего, что рождает в нем неистребимую жажду бесконечного движения вперед. И, как всегда в такие минуты, когда сердце Его было полно радости, оно тотчас начинало ныть и сжиматься, как только Он вспоминал, что ему не с кем поделиться чувствами, которые Он испытывал. Одиночество подгоняло Его на выбранном пути. Одиночество не было для Него привычным образом жизни, он считал это временным явлением, только это временное слишком затянулось. Но Он верил, а без этого нельзя, что Он будет не одинок в конце своего пути. В деревне Он сделал лишь необходимую остановку, чтобы перевести дыхание.
XV
После непродолжительного прощания с Катей, Арнольд, наконец, собрался поехать домой. Чем ближе он подъезжал к дому, тем больше нарастала тревога и пропадала эйфория вчерашнего времяпрепровождения. Он предчувствовал, что что-то произошло. Он поставил машину как всегда. Как всегда он поднялся на второй этаж и открыл дверь своим ключом. Как всегда разделся и прошел в гостиную. Все было на своих местах, тот же стол. Единственное, что было не как всегда, так это то, что за столом сидели гости. Арнольд присмотрелся внимательней и узнал в этих безликих созданиях своих прежних неизвестных посетителей. Ему стало смешно, как будто они не выходили из этой комнаты, а дожидались целые сутки его прихода. Гости выглядели спокойными, но в их неподвижности Арнольд прочитал, что за ними стоит сила, более значимая, чем они. Они пришли поквитаться с ним за вчерашнее. Это он знал точно. Не знал только за что.
– Чем могу служить? – подражая им Арнольд сел за стол напротив них, как будто они встретились, наконец, в условленное время за обедом.
– Вопрос все тот же, где Ваша жена? – Агент с орлиным носом вопросительно посмотрел на мужа, как будто в прошлый раз Анольд обманул его и спрятал жену в сундуке. – У нас есть ордер на обыск квартиры. Но без Вас мы не стали переворачивать все вверх дном. Если Вы нам поможете, то избавите себя и нас от ненужных хлопот.
– Так что же она натворила? Я не видел ее больше двух недель! – Возмутился Арнольд, слегка напрягая голосовые связки.
– Этого, к сожалению, мы сказать не можем. Так, значит, Вы не виделись с момента вчерашней нашей встречи?
– Совершенно верно!
Агент с орлиным носом оказался в тупиковом положении и не знал, что делать дальше. Он переглянулся с первым агентом и сказал:
– В таком случае мы вынуждены будем Вам запретить передвижение по городу и посадить под домашний арест.
– Под арест? – снова удивился Арнольд. – Хорошенькое начало дня. Я должен позвонить на фирму. – Драться с этими ублюдками он не собирался. Хотел, чтобы ему прислали из офиса пару человек-вышибал. Из своего опыта он мог предположить, что эти люди не имеют ничего общего с правоохранительными органами. В принципе их послали на случай, если появится вдруг Ольга.
В свою очередь человек с орлиным носом позвонил тоже.
– Он собирается оказать сопротивление. Где жена не говорит, говорит, что не знает. Да, две недели, – отойдя в сторонку, шептал агент № 2.
– Не нужно привлекать внимание к себе, разборки нам не нужны. Немедленно уходите и установите наблюдение за домом. Нам нужна только девушка, – приказала трубка.
Арнольд с чувством глубокого удовлетворения закончил непродолжительную беседу с замом и положил трубку. Наши друзья тотчас поспешили откланяться, никак не объясняя причину своего спешного отхода.
– Мы зайдем в другой раз, – недовольно прошипел агент с орлиным носом, направляясь к двери.
Арнольд затянулся несколько раз сигарой, которую он достал из нагрудного кармана, и снова вспомнил про Ольгу. Куда же она подевалась. Еще больше он удивился, когда спустя некоторое время обнаружил, что вся верхняя одежда жены лежит в шкафу или на кровати. Он заглянул в холодильник и заметил, что штоф с джином опустел ровно наполовину. В своем рабочем столе он не нашел бинокля, а также фляжки с коньяком в буфете. «Дело серьезное» – тихо протянул Арнольд, разглядывая силуэты проходящих мимо людей. Что же все-таки происходит?
Глава 2
Иллюзия счастья
Все живое на земле стремиться к своей заветной цели. Растение стремится вверх к солнцу, стремится достичь максимально возможной высоты, чтобы получить максимальную пользу от солнечных лучей для своих семян. Животное проводит большую часть времени в поисках пищи, чтобы вырасти сильным и здоровым и оставить полноценное потомство. Люди, по-разному представляющие для себя жизненную цель, стремятся в основном к тому же, что и все в природе. Те люди, для которых такой жизненный путь складывается удачным образом, считают себя счастливыми. Все остальные сохраняют в течение жизни мечту на лучшее будущее и тешат себя иллюзией счастья. Не согласные с природой просто погибают. Но смерть сама по себе не есть конец жизни. Это толчок для жизни новой. Каждый человек несет в себе отпечаток прошлого поколения. Этот отпечаток есть информация, энергия, запечатленная в генах человека. Этот отпечаток есть не только в генах, но есть во всем, что нас окружает. Он присутствует в той или иной форме в произведениях искусства, в повседневной жизни, в отношениях и чувствах людей, в любви и счастье.
Но счастье не есть одно понимание своего высокого предназначения в этой жизни. Тогда счастье всего лишь иллюзия. Но от сознания такого спорного вывода счастье не теряет своей значимости, как не зависит движение земли вокруг солнца от нашего представления об этих небесных телах.
I
Я почти просыпался или почти уже проснулся с такими бредовыми мыслями. Мне ужасно надоел мой практицизм, который начинал проявляться в последнее время в общении с окружающими. Мне было даже не по себе всякий раз, когда я скатывался на подобные рассуждения. Не помню, правда, чем кончился вчера, или вернее сказать сегодняшней ночью наш философский спор, но только мне было немного не по себе оттого, что я вообще коснулся этой темы.
Я лежал, вернее, полулежал в кресле за пределами кухни, в которой мы так славно проводили время. Как только мой разум стал припоминать подробности вчерашнего вечера, так снова защемило сердце, потому что наряду с приятным воспоминанием с еще большой скоростью внеслось пережитое, все, что происходило раньше и еще раньше. Чудовище пока не показывалось, но я знал, что оно подстерегает меня. Еще немного времени, мозг мой очистится от сна окончательно, тогда начнет капать кислота в самое сердце, и кровь, испорченная кислотой, разнесет по всему организму самые неприятные ощущения. Почему они появляются, я понимал, но неясным оставался вопрос о причинах этих страданий, ведь их породила любовь, весьма эйфорическое чувство. Кажется, разреши я этот вопрос, и мучениям конец. Может и так, только разрешить я не смог его и много позже. Это был неразрешимый для меня вопрос.
Еще меня мучили догадки, почему я лежу в кресле, и вообще, я так и не смог припомнить окончания ночного ужина. Слава богу, хоть кто-то мог мне в этом помочь.
– Так что же там с нашими небесными телами? – веселый бодрый утренний голос лишил меня одиночества. Маня выглядела свежей и довольной собой. Она была в домашнем халате с глубоким вырезом на груди, от чего мысли мои сменили свое направление.
– Доброе утро, – сказал я тихо, с силой отталкивая свои сомнения.
– Извини, что тебе пришлось переночевать в кресле, я не смогла донести тебя до кровати.
– Так я уснул прямо за столом? – мне стало стыдно, видимо, сказался трудный день, баня и изрядно выпитое количество алкоголя.
– Ничего, не переживай ты так, – успокоила меня Маня, угадывая в моем растерянном взгляде не сказанные слова извинения. – Мне тоже как-то не по себе, но сейчас я приготовлю крепкий утренний час, настоянный на травах, а ты можешь пока принять душ.
Не смотря на тяжелое физическое состояние, встал я легко и направился по лестнице на второй этаж дома.
– Только не будь очень долго, – пронеслось мне вслед.
Прохладная вода освежила мою горячую голову. Оставшись один на один со своими мыслями, я вновь подумал об Ольге. Каким-то образом нужно возвратиться в город. Надо только подождать, когда все уляжется. С одной стороны, все произошедшее никак не умещалось в сознании, а с другой, не оставалось сомнений в том, что все было на самом деле. Именно так, а не так как хотелось бы. Было совершенно ясно, что Ольга мне дала понять об окончании наших близких отношений. Милиция волновала меня не меньше. Если я находился в розыске, то я не мог попасть ни к себе в квартиру, ни на работу, не рискуя быть схваченным. До сих пор оставался неясным вопрос, куда девалась Ольга. Вернее оставалось очень много вопросов, на которые никто не мог дать ответа. Получу ли я его, даже если приеду в город, и вообще, получу ли я его когда-нибудь.
Я не мог заставить девушку ждать себя очень долго, и быстро облачился в мужской халат. Я до сих пор оставался практически без одежды, потому что она оставался все в том же грязном состоянии, как и вчера.
Чай был наваристым и душистым. Перед чаем мы выпили по рюмочке коньяка, и я нашел это чудесным и своевременным действием. На самом деле, голове стало намного легче и с обрыва сердца слетело несколько больших обломков.
– Так что ты говорил про вселенную с небесными телами? – Мане не давал покоя этот вопрос.
– Нет, – я поправил тему обсуждения, – я говорил не о вселенной, а о самых сильных человеческих чувствах: любви и счастье.
– И что же?
– Я уже не помню предмет нашего обсуждения, знаю лишь, что любовь и счастье, существуя в человеке, в то же время объективно не зависят от нашего представления о нем, значит от сознания человека. Вот в чем парадокс.
– Может, окончим этот бесполезный спор, а после завтрака я покажу тебе свой сад. Надеюсь, сегодня ты не собираешься в обратный путь? – Маня миролюбиво настроила сбившуюся волну настроения на веселый лад и пошла, мыть посуду.
II
Бар закрывался в шесть утра. Ольга посмотрела на часы. Пора было уходить. Она с трудом встала и тяжелой походкой направилась к выходу. Морозный утренний воздух неприятно обдал тело. Тяжелые снежинки то падали с неба, то вновь поднимались с асфальта, подхваченные ветром. Было еще довольно темно. Постовой, появившийся неожиданно на перекрестке, подозрительно посмотрел на странное одеяние девушки.
«Нужно поймать машину», – подумала она. На душе было чертовски противно от сознания своего рабского положения. «Даже домой не могу попасть», – подумала она. Наконец проезжающая мимо серая машина остановился, и голос с акцентом спросил: «Девушка, Вам куда». Ольга еще раз решила попытать счастья и направилась к дому, куда она вчера не решилась постучаться. Если ювелир сможет ей сейчас помочь, положение ее намного упростится.
Она вылезла неподалеку от дома, где жил ювелир, и направилась к дому дворами, чтобы не привлекать к себе внимание. Как потом оказалось, предосторожность оказалась не лишней. Не успела она еще подойти к дому, как в подъезде ей показался горящий окурок сигареты. Маловероятно, чтобы немногочисленные жильцы этого дома могли выйти покурить в столь ранний час на такой холод. Она остановилась и в нерешительности потопталась на месте. Неужели за ночь они могли расставить засады на всех ювелиров в городе. Она рискнула и непринужденным шагом направилась по ступенькам на второй этаж. Подозрительные оказались не в меру пьяными. Они сами испугались и невольно отступили, пропуская странное видение.
– Кто это, Алеша? – спросил, растягивая слова один.
– Это амазонка, – ответил другой.
Седой старикашка в очках оказался уже бодрствующим. Он с нескрываемым любопытством осмотрел поверх очков утреннего гостя и кольцо необычной формы. Впрочем, кольцо ему понравилось. Оно очень эффектно смотрелось на длинных пальцах правильной формы рук девушки. А необычная форма придавала кольцу оригинальность.
– Так почему Вы его не снимете? Ах, да, я забыл! – старичок возбудился, узнав, что ему предлагают кольцо задаром.
– Только, пожалуйста, как можно быстрее! – волновалась Ольга.
Старичок вытащил из комода щипцы необычной формы и направился к столу, чтобы протереть их спиртом.
– Старуха моя болеет, вот всю жизнь работаю с драгоценностями, а себя не обеспечил. Старухе ни одного колечка не подарил, даже на лекарства не могу себе позволить, – сказал он, не закончив предложения.
– В самом деле? – Ольге стало жалко его, и она пообещала вознаграждение сверх стоимости кольца, если он удачно справится со своей задачей. Старичок же был непрост и сознательно давил на жалость. Снял он его в считанные секунды.
– Золото очень мягкий металл и хорошо гнется, так что дело это не хитрое, – заключил он. Но без инструмента его действительно не снимешь, даже с мылом. А инструмент у меня замечательный, – старик заботливо завернул инструмент в тряпку и поблагодарил девушку за то, что ее послал бог к нему на помощь.
Ольга отдала кольцо и деньги и довольная направилась к выходу. Не так уж все и страшно, – подумала она, протягивая руку проезжающим машинам, согнув в колене правую оголенную ногу в высоком сапоге. День только начинался. Солнце золотым отблеском мелькнуло по скатам крыш домов и заснеженных автомобилей и коснулось сознания Ольги. Она уже ехала в сером «Мерседесе» в сторону дома. Опасаться преследования уже не приходилось. Нет улик – нет вины. Этот агент № 007 очень бестолковый. А этот толстый генерал – чудо в перьях. Ольга заулыбалась в зеркало заднего вида и подмигнула молодому водителю, выходя у своего подъезда.
III
Генерал вплотную занялся этим делом, в основном, чтобы доказать этому выскочке градоначальнику, что он тоже может ошибаться. Вести дело было поручено генералом не только страшному «дядьке», но и втайне от него прочим следователям, а также продвинутому агенту № 007, недавно получившему новую должность. Этот агент не остановился на достигнутом. Он разослал агентов по всем ювелирам города с целью выявить, не обращался ли кто-нибудь за помощью. С утра он сидел на телефоне и ждал донесений, каждый час, докладывая генералу о ходе расследования. Генерал до девяти часов находился в гостинице с девицей, которую ему доставили ночью по его личному распоряжению. Он умел сочетать приятное с полезным, как личные интересы с общественными. Он всегда втайне гордился тем, что мог всегда вовремя остановиться. Одной рукой обнимая девушку, а в другой держа чашку с черным кофе, он умудрялся еще разговаривать о делах по мобильному телефону, который держала возле уха его ночная спутница.
– Так, хорошо, замечательно, скоро буду, да в том же кабинете, – генерал поставил чашку на поднос, взял из рук девушки телефон, и, освободив вторую руку, захлопнул ею антенну.
– Может, я пойду? – спросила девушка, поднимаясь с постели.
– Иди, отдыхай, – генерал с удовольствием посмотрел на удаляющийся в ванную голый зад и стал одеваться.
За столом, как на военном совещании сидели градоначальник и агент № 007. Агент был очень возбужден, дядька, напротив, выглядел уставшим и недовольным.
– Какие новости, капитан? – спросил генерал у поднимающегося ему навстречу агента и даже поздоровался с ним за руку. Градоначальника такой милости он не удостоил и ограничился кивком головы и словесным приветствием.
– По-моему мы близки к цели, – ответил капитан. – Дело в том, что еще вчера вечером я отдал распоряжение установить наблюдение за самыми известными и уважаемыми в нашем городе ювелирами. А самое главное, в заголовках всех утренних газет наш департамент распространил сообщение о том, что сообщивший какие либо достоверные сведения о девушке, которую мы разыскиваем, и принесший кольцо получит вознаграждение в 10 тысяч долларов. Мои люди доставили полчаса назад ювелира, который утром снимал кольцо с одной девушки. Он знает ее в лицо и может опознать. Он дожидается в приемной. Мы специально не допрашивали его без Вас, товарищ генерал.
Генерал остался польщен. Дядька как сидел, так и продолжал сидеть, только лицо его приняло стеклянное выражение, и в груди застрял не родившийся крик о помощи.
– Пригласите его капитан, – генерал опять заходил кругами по центру комнаты, и было видно, каких усилий ему стоит огромная мысленная работа, вызванная только что полученными сообщениями.
– Я прошу прощения, я хотел бы предупредить, что было бы ошибкой вызывать его на допрос и вообще приглашать в наш департамент по особо важным расследованиям. Практика подобных расследований обычно проводилась в особо отведенных для этого помещениях и обычно не без помощи нашей доблестной милиции. В этом случае наше тайное общество было отгорожено от посторонних наблюдателей, и свидетелей после разбирательств убирать не приходилось. – Дядька заметил, что выразился справедливо, но достаточно резко.
– Я приму Ваши замечания к сведению, – только и смог ответить генерал, подумав про себя, что нужно будет обязательно отстранить его от следствия.
Маленький сгорбленный старичок вошел быстро, но, подойдя ближе, замедлил движение. Еще по пути сюда, он пожалел, что позарился на обещанную награду. Просидев полчаса в мрачном склепе, он уже не надеялся выбраться отсюда целым и невредимым, тем более что прикарманил кольцо, скорее всего ворованное, себе. Тем более он не думал, что его сообщение является настолько важным сведением для государства, что ему придется стоять перед генералами в такой красивой форме.
– Мы долго Вас не задержим. Только два вопроса. Вы раньше видели эту девушку? И второй – как ее зовут. Кольцо Вы можете потом оставить себе, а еще обещанную награду. Вам выпишут чек на 10 тысяч долларов.
«Дядька» поежился как от озноба. Ему пришел на память случай с похожим свидетелем, который тоже очень помог сыску. Были нарушены многие инструкции, которые должным образом обеспечивают внешнюю безопасность общества, в итоге свидетеля пришлось убрать.
– Как зовут, не знаю, но раньше видел, всякие колечки делал, браслеты.
– Но опознать ее Вы могли бы?
– Опознать бы мог, если бы увидел, мне нужно хорошо посмотреть на лицо.
Генерал с выражением посмотрел на агента № 007. К сожалению, опознавать было некого. Разве что фотографии. Агент разложил перед стариком свои конфискованные снимки с грудами разбитого стекла.
Как не морщился, старичок никак не мог рассмотреть лицо, представленной на снимке девушки, действительно лиц там почти не было, только руки и чашки.
– А кольцо, что на пальце, именно то, которое я снимал, правда, сейчас оно погнутое и смятое.
– Вам придется подождать в приемной еще несколько минут.
– Кольцо тотчас на экспертизу и снимите отпечатки пальцев, а старика пока поселите в гостинице. Нет не в «Кленовой Горе», а в другой, как уж она называется. Вот, вспомнил. «Ночь перед рождеством».
– Есть, товарищ генерал, – капитан отдал честь и удалился.
– Вы тоже, пока свободны. Кстати, я не вижу пока результатов Ваших оперативных действий. Встретимся вечером на совещании.
IV
Ольга никого дома не обнаружила, в том числе и мужа. У нее создалось бы впечатление, что он так и не приезжал со своей дачи, если бы не табак, рассыпанный на рабочем столе. Нигде никакой записки. В остальном – ей положительно везло. Примерно спустя час, после того, как она ушла от ювелира, туда нагрянули агенты ведомства в милицейской форме. Возможно, если бы они не нагрянули так внезапно и почти в одно время с ней, старикан-ювелир не стал бы давать показаний против девушки. Но для него все было настолько неожиданно, что он сразу признался в своем деянии и согласился под принуждением ехать с ними за обещанной наградой.
Ольга быстро переоделась и приняла душ. На всякий случай она захватила свою сумочку и достала деньги, спрятанные в условленном месте. Дальнейшие свои действия она представляла очень смутно, единственное, чего ей не хотелось – это встретиться с агентами. Придется пожить некоторое время в неизвестности, потом дело закроется или забудется. Еще ей двигало желание увидеть Гришу, хотя она понимала, что в теперешних условиях это невозможно!
Она посмотрела в окно. За окном пошел мягкий снег. Так бывает, когда ветер ослабевает, и температура воздуха немного повышается. Ольга надела свою короткую дубленку и тихо спустилась по лестнице. Она подумала, что как это все она пережила за одну ночь. Еще она думала, куда же все-таки она направляется. Двигаться по тротуару она не решилась и поехала в трамвае. «Узнаю по дороге, где у него конечная остановка», – решила она.
Она не знала, что через пять минут после ее ухода, придут несколько агентов, они сломают дверь, но никого не найдут.
V
В саду звучала музыка. Она неслась издалека, и сюда попадала в трансформированном виде, смешанная с шумом ветра и шелеста еще не опавших листьев. Эта музыка смешивалась с легкими снежинками снега, которые продолжали, начиная со вчерашнего дня покрывать землю и деревья.
Маня водила меня по саду, показывая, где какие плодоносящие деревья, и сколько они приносят плодов летом. Трудно было узнать в том или ином голом и мерзлом заснеженном кусте цветущее или завешенное плодами дерево. Теплое лето осталось только в наших воспоминаниях, и до следующей весны только воображение может воскресить в памяти былую роскошь. Собаки понемногу привыкли ко мне и не рычали, а только с недоверием смотрели в мою сторону.
Прохладный морозный воздух, как нельзя, кстати, бодрил организм, и, нагулявшись вдоволь, мы отправились греться домой. Я чувствовал себя великолепно. Пока я разжигал камин, моя спутница уже подогревала недоеденную вчера индейку, и в предвкушении вкусного обеда настроение повысилось. Веселое пламя, охватившее сухие дрова, представляло резкий контраст с облачной и угрюмой погодой. Маня подтвердила свои выдающиеся кулинарные качества, которые я сумел оценить по достоинству.
Меня мучил вопрос, который касался моего здесь пребывания. После обеда, выкуривая сигарету, я спросил, а что скажет муж насчет моего здесь нахождения. «Вот ты, допустим, это тебя не сильно волнует, а Андрей? Что скажет Андрей?»
«Андрей мне во всем доверяет, мне кажется, так и должно быть, а потому он будет даже рад, что не бросил меня одну на несколько дней. Он очень переживал, когда уезжал по этому поводу».
На какое-то время я успокаивался, но ее возражения по этому поводу не казались мне убедительными. Что-то в тоне ее голоса выдавали смутную тревогу и неуверенность. Конечно, отчасти это объяснялось моим неопределенным положением. А самое главное, я понял, что эта девчонка мне определенно нравится. Нравится ее характер и темперамент, ее походка и движения, спокойствие и уверенность во всем. Она совсем не давала повода мне так думать, но мне кажется, симпатия была взаимной. По крайней мере, в некоторые моменты я это чувствовал. В первую очередь, мне с ней было очень легко. А во вторую, я чувствовал себя более главенствующим в отношениях с ней, хоть и был гостем. Возможно, это она так искусно подстраивалась под меня, но мне это было очень приятно.
Кое-что из этих соображений я записывал в свой дневник. Теперь я не носил его с собой, а держал на полке с книгами. Чем она особенно покорила меня, так это прогулкой по здешним местам на автомобиле. Она предложила покатать ее после обеда. Я с удовольствием осмотрел изящный автомобиль марки OPEL.
– Я пока побаиваюсь ездить, тем более дороги очень скользкие. Вообще то нужно съездить к нашему компаньону по одному делу, – большего она мне не сказала.
Таким образом, я пронесся по мокрой дороге 30 км в одну сторону и столько же в другую. На обратной дороге моя спутница спала, уткнувшись в мое плечо, а я испытывал странное чувство ответственности, неожиданно возложенное на меня. Сегодня, видимо, моя очередь укладывать ее спать. Когда мы вернулись обратно, то было уже темно. Я поставил машину в подземный гараж, взял Маню на руки и понес к двери. Чудом мне удалось открыть дверь с тяжелой ношей на руках. Подъем по винтовой лестнице прошел тоже без приключений. Я отнес ее в спальню и положил на кровать. Я не рискнул раздевать Маню, но грязные кроссовки все же снял. Я включил ночник и посмотрел на Маню. Она спала как ребенок, освободившийся от тревог дня. И я подумал, что, возможно, не такая уж счастливая и безоблачная жизнь даже у такого обеспеченного и милого существа, как она.
Маня сразу повернулась на бок, положила руки под голову и сладко зевнула.
На журнальном столике я заметил фотографию мужа в красивой рамке. Красивое и волевое лицо со значением смотрело на меня карими глазами.
«Как бы не убил меня», – подумал я, переводя взгляд снова на девушку.
– Спокойной ночи, – сказала она в забытьи.
Я ответил тем же и отправился на свою половину. Почему-то сегодня у меня было плохое предчувствие. Я попытался записать несколько предложений в свой дневник, датированный 13 ноября, но слова в предложении слипались в бессвязную формулировку непонятным образом и никак не могли принять форму повествовательного предложения. В основном получались одни вопросы. Я докурил последнюю сигарету, не в силах справиться с тревогой и так лежал в забытьи до утра.
VI
Арнольд из окна увидел модный плащ и бритую голову своего зама и спустился к нему навстречу. На своей машине ехать ему не хотелось. Боевиков не было. На него никто не напал. Выкурив сигару, он все обдумал и решил начать действовать.
– Эдуард! Надо будет помочь мне в одном деле. – Его речь зазвучала в форме просьбы. Он всегда очень интеллигентно разговаривал с подчиненными.
– Я Вас внимательно слушаю.
– Надо будет разузнать, что это за типы стали наведываться ко мне каждый день, сегодня они проникли в мою квартиру до моего прихода. Затем, что им нужно от Ольги, и где моя жена?
– Я позабочусь об этом.
– Только никаких вопросов к Катерине. Она не в курсе событий, поэтому не нужно ее посвящать. – Эдуард глубокомысленно кивнул. – И с этими типами в черном по осторожнее. Неизвестно, кто за ними стоит. Никакого насилия. Пока только сбор информации согласно плану.
– Я все сделаю.
– Часов в семь подготовь мне машину, я доеду до дома, а там возьму свою.
VII
Как обычно в дверях кабинета чиновника, приехавшего из центра, толпилось множество народа. Не смотря на довольно поздний вечер, дверь кабинета все время то открывалась, то закрывалась, пропуская все новые и новые лица, большей частью в военной форме. Молодая девушка-секретарь, рискуя разбиться о каменный пол, носилась по коридору на высоких каблуках, провожая и встречая гостей.
Страшный дядька в последнее время стал менее заметен и не таким страшным. Он чувствовал крах своей карьеры. Он не имел доступа к базам данных, где хранились отпечатки пальцев всех проходивших однажды по делу. Генерал умудрился даже распорядиться насчет смены пароля, и теперь оставалось только дожидаться своей участи. Он чувствовал приближение старости. В человеческом измерении ему шел 625 год. Но почувствовал приближение старости он совсем недавно. Он смотрел на молодые веселые лица подающих надежды агентов, и они не вызывали в нем как раньше прилива бодрости и сил.
Когда в дверях появился агент № 007, все присутствующие зашептались. Уже ходили слухи, что новый губернаторский пост после новых выборов достанется ему. Отдавая должное своему учителю, высокий брюнет подошел и поздоровался с дядькой. Дядька мельком посмотрел ему в глаза. В них не было мести или чувства превосходства. Он выполнял свой долг и был как мальчишка рад своим успехам и своему продвижению по службе.
Через минуту дядька снова потерял контроль над окружающим миром и очутился в омуте своих мрачных раздумий. Даже отыскивать Ольгу теперь не имело смысла. Отпечатки пальцев – это не кольцо, которое можно стянуть с пальца и выкинуть на помойку. Сравнить снятые с кольца отпечатки и задержать хозяина, оставленных на нем пальчиков, было лишь делом времени. Но он мог спасти Ольгу. Он сможет это сделать, если представит факты, которые известны только ему. Оставалось лишь принять решение, после чего его дальнейшая судьба представлялась ему очень туманной. Это решение не было логичным с точки зрения дьявольской теории преобладания зла в мире. Так поступали только люди. Но ему нравились эти трепетные существа своей неистребимой жаждой к жизни, которые они иногда отдавали ради жизни других близких им людей. Он мог предположить, что теперешние более мягкие законы примут во внимание смягчающие обстоятельства и за давностью времени все решится благополучно для Ольги. Но не для него.
Девушка-секретарь чуть не споткнулась об сапог дядьки, когда пришла его очередь. На этот раз его вызвали одного, без агента № 007, что было еще более подозрительным.
Генерал ограничился коротким приветствием и сразу приступил к делу.
– Нам стало известно, что за девушка общалась с Григорием Александровичем в тот день.
– Да? И кто же она?
– Я думал, что об этом сообщите Вы, используя весь свой служебный опыт. Но Вы не оправдываете моих надежд. – Генерал сделал очень длинную паузу, вероятно смакуя последующие новости.
– Я сделал все возможное, – стандартно ответил «дядька».
– Раньше я думал, что для Вас нет ничего невозможного. Так вот. Эта девушка оказалась Вашей подопечной, или, не знаю, как ее назвать лучше, Вам хорошо знакомо ее имя. Ольга Александровна. Остается, надеется, что Вам ничего не было известно заранее. И не Вы организовали этот стратегический план с неизвестной пока целью, но мы это выясним, а также организовали план побега Ольги, а, возможно, и Григория, черт бы его побрал, – генерал собирался сказать все предположения, которые ему преподнес капитан, по частям, но почему-то выпалил сразу все.
Как не готовился дядька к наихудшему варианту, такого – он не предполагал. Обвинить его в каком-то заранее обдуманном и организованном плане, а также в укрывательстве. Это было уже слишком.
– Ольга была лучшей ученицей в начальной школе. Теперь она имеет к нам опосредованное отношение и не участвует в нашей деятельности постольку, поскольку это было решено десять лет назад на совете после подачи ее письменного заявления. Вы можете ознакомиться с этим документом, который хранится в наших архивах. – Дядька пытался сохранить самообладание, но, несмотря на отчаянные попытки, в тоне его речи звучали нотки незаслуженной обиды.
– Я с ним обязательно познакомлюсь, а пока обращаюсь к Вам с просьбой помочь разыскать Ольгу, а также, с Вас пока не сложена задача, разыскать этого Григория. Может, Вы знаете, где она?
– Этого я не знаю, впрочем, все адреса ее возможных место нахождений у нас записаны.
VIII
Он не ожидал, что это может случиться, и это может случиться так скоро. Так бывает, когда с нетерпением ждешь наступления праздника Нового Года, а предновогодние дни тянутся очень медленно, но ближе к полночи вечер ускоряется настолько, что сам момент перехода из одного года в другой практически незаметен. А когда Новый Год уже наступил, то время принимает прежний размеренный ход.
Все случилось как во сне. Нет, не совсем так. Не было лося, который гнал Его за собой. Но в остальном все - и лес, и дом во сне были даже реальней. Наступали сумерки, и в окнах дома светились отблески уходящего дня. На лужах стали появляться корочки льда, и отражение горящих окон еле угадывались в зеркале неровного и темного льда. Был серый промозглый день 14 ноября. Снег по-прежнему шел, шел то быстрее, то медленнее, но было ясно, что зима наступила. В лесу еще встречалась высокая густая трава, которая сохранится и до весны, но грибов уже не было, даже мухоморы куда-то подевались.
Было странно осознавать, но особой радости при виде цели своего путешествия Он не испытал. Возможно, эту радость принесет Ему день завтрашний, но сегодняшний – принес Еему усталость. Он шел вперед и только вперед десять часов подряд. Он не знал дорог, но чувствовал направление, хотя идти по лесу все равно было нелегко. Очень хотелось, есть и пить. Он ходил вокруг ограды и не знал, что ему предпринять.
Он услышал шум моторов, и попятился обратно в лес. Он заметил, что к металлическим резным воротам, пропускающим во двор дома, направляются сразу несколько машин. Он не показал своего присутствия, но продолжал наблюдать за происходящим со стороны. Только несколько минут понадобилось, чтобы приехавшие выгрузились из машин. Через несколько минут поднялся невообразимый шум. Навстречу гостям выбежала какая-то невысокая девушка в лисьей шубке и без шапки, за ней шел, не спеша, высокий молодой человек без верхней одежды. Ему показалось, что Он раньше встречал его. Девушка в прыжке вскочила на руки мужчине, который шел ей навстречу в расстегнутом пальто, и нечаянно сбила норковую шапку с его головы. Тем временем несколько человек выгружали какие-то барабаны и чехлы в форме обнаженных женщин без головы из грузовой машины. Он понял, что это приехали музыканты. Музыкантов было всего трое. Потом девушка подвела встреченного ею мужчину к тому юноше, который шел за ней, и они стали что-то объяснять друг другу. Спустя десять минут на улице никого не осталось, кроме пустых бутылок пива и нескольких смятых одноразовых стаканов. Он рискнул подойти к дому поближе, терзаемый неизвестностью и неопределенностью. Его тянуло в дом как магнитом, но что предпринять Он не знал.
IX
Сверху все громче стали раздаваться хаотичные музыкальные звуки, которые обычно слышатся в театре перед началом концерта, только здесь они казались более резкими и отрывистыми.
– Ну что? Все в сборе, – громко спросила Маня, почувствовав себя настоящей хозяйкой праздника.
– Нет еще, – ответил ее муж, подходя к ней сзади и обнимая за плечи, – не хватает нашего славного друга Бориса, который отстал где-то по дороге.
– Тогда подождем еще, – сказала Маня, – в холле опять послышался гул голосов вперемешку со звуком настраиваемых гитар. От одной из них с толстыми струнами исходило такое дребезжанье, что звенели пустые бокалы, томящиеся на столе в искушении быть заполненными шампанским.
– Все знают, для чего мы здесь, – заорал Андрей. – Мы здесь для того, чтобы как можно торжественнее отпраздновать юбилей моей жены Маняши. Скажу по секрету, что сегодня ей исполнилось тридцать лет.
Я даже покраснел, вспомнив, что ошибся в своих расчетах очень сильно. Я находился в стороне, потому что не знал никого, кроме Мани, но та меня постоянно опекала, и не знаю, что я делал бы без нее, наверно не остался бы вовсе. Все же большую часть вечера я был предоставлен самому себе и наблюдал за происходящим то с одной, то с другой стороны зала.
– Знакомься, это мой защитник и опекун, Гриша, – Маня тянула за руку Андрея, подводя его к стойке, где я потягивал шампанское, как будто мы увидели друг друга в первый раз и не общались в момент его приезда.
– Мне очень приятно. Еще более мне будет приятно, если я не доставил большого беспокойства Вашей жене во время своего здесь пребывания.
– Спасибо. Наоборот. Я очень доверяю Мане. Если она так говорит, значит, так оно и есть. Она сказала, что Вы очень симпатичный. И я с ней согласен. Позволю себе пригласить Вас, лучше давай на «ты». Позволю себе пригласить тебя на наш концерт, может, несколько провинциальный и непрофессиональный, но очень красивый и живой.
Он отвел меня в сторону, отправив Маню заниматься гостями, и с глазу на глаз сообщил очень важную новость.
– К нам направляется самый необыкновенный гость! Он специально приедет последним, и это будет сюрпризом ей и всем на день рождения.
Между тем звуки гитар и ударных стали более ритмичными, и постепенно стали вырисовываться какие-то гармоничные переходы. Видимо, музыкантам удалось настроить свои гитары.
Через несколько минут все стихло. На какое-то мгновение мне почудилось, что невидимая рука выключила звук наших голосов, и за окном стали слышны звуки леса и ветра. Как оказалось позднее, случилось короткое замыкание и пропало электричество. Присутствующие, правда, этого не заметили, потому что комнату-холл, в которой все располагались, освещали, как это положено в такие особенные события, свечи и живой огонь из настоящего камина.
Воспользовавшись паузой, Андрей отправил кого-то узнать, что случилось, сам тем временем залезая на стул со стаканом в руке и собираясь произнести речь. Маня оторвалась от своего собеседника, и, повернувшись к мужу и присутствующим в зале, приготовилась внимать нижесказанное.
– Друзья мои, – легко и непринужденно Андрей обратился к присутствующим, и я невольно направил свой взгляд туда, куда смотрели все. – Друзья! Мы не первый раз собираемся в этом славном месте. Мне кажется, каждый из вас попал сюда не случайно, и любой из вас может вспомнить что-то необыкновенное, связанное с этим местом, что и притягивает вас снова и снова провести несколько дней в этой удивительной компании. – Тут он сделал непродолжительную паузу, во время которой каждый сумел осмыслить несколько запутанный ход мыслей говорящего.
– Сегодня этот сказочный день начала зимы, – продолжил Андрей, – как нельзя лучше предвещает еще, более сказочное событие – день рождения моей жены. – Андрей взял за руку девушку и потянул ее ближе к себе.
Надо отметить, что Маня была очень взволнована. На щеках ее выступил розовый румянец, и она без всякого кокетства чувствовала себя несколько стесненно в этот момент под пристальным взором стольких глаз.
Я про себя отметил необычную торжественность обстановки и даже пожалел, что я здесь, может быть, и не случайно, но только в первый раз. Я смотрел на Маню и невольно завидовал ее мужу. Он говорил о ней искренне и просто, и все были согласны с ним, потому что на самом деле были здесь именно потому, чтобы почувствовать это вместе.
Я не запомнил, чем кончился тост. Звук разбитого стекла означал конец поздравления и начало концерта. Все, у кого были свободны обе руки, дружно захлопали.
Немного неуверенный молодой человек двинулся вперед, чтобы сказать несколько слов в микрофон. Он сказал, что этот концерт никогда раньше не звучал, что это – презентация нового альбома и что-то еще, после чего зазвучали первые звуки сбивчивых аккордов.
Сначала мне это не понравилось. Это не было похоже на отточенные звуки ударных и гитар, которые доносят нам во все остальные дни органы массовой информации.
Но постепенно звуки и простые слова оформились в моей голове что-то образное и осязаемое, проникнув в самое сердце. Стали понятны мелодия и ритм на первый взгляд нестройных песен. Маня слушала на ходу, наливая в движении вина или шампанского. Андрей куда-то пропал, и некоторое время его не было видно. Я изрядно захмелел. Свет стал казаться более тусклым и расплывчатым, как в запотевших стеклах очков.
– Здесь свободно? – неожиданный вопрос вывел меня из состояния некоторой отрешенности. Слева от меня стоял человек, и мне показалось, что я его где-то уже видел.
Его несколько испачканная одежда не вызвала во мне сколько-нибудь удивления, а круглые очки совсем не скрывали его доброго и мудрого взгляда.
– Конечно, здесь свободно везде, – из вежливости я несколько выпрямился на своем кресле. Когда он сел, то его лицо оказалось в тени, и я не стал вновь напрягать свою память, чтобы уяснить себе вопрос его необыкновенного сходства с запечатленным в глубинах памяти образом.
Маня тут же оказалась возле гостя с пустым стаканом и тарелкой с приборами и графином бордового вина.
– Вы не будете возражать, если мы познакомимся, – сказал незнакомец, поднимая свой бокал. – В этот момент стихли звуки очередной песни.
– Конечно же, с удовольствием, – ответил я, отрываясь от плена музыки. – Мне кажется, я слышал эту песню раньше, но по-другому.
– Меня зовут Борис, можно Боря, а Вас? – гость сделал несколько глотков и осушил стакан.
– Меня – Григорием, Гришей, – ответил я прежде, чем выпить. На третьем глотке я осознал, что я не только видел раньше этого человека, но и слышал этот голос.
– Борис Борисович? Гребенщиков? – мое удивление и неожиданная догадка не вызвали у гостя замешательства или беспокойства.
– Как Вы догадались?
Этот вопрос был совершенно излишним. Я протрезвел в одну минуту. Борис, напротив, внешне выглядел совершенно спокойным, хотя и погруженным в свои раздумья.
– А когда Вы приехали? – спросил я, собрав растрепанные чувства через некоторое время.
– Я немного задержался в пути. Но у меня было подробное описание плана, как сюда добраться.
– А как же остальные? Они знают, что Вы здесь?
– Что же, очень неплохо! – не ответив на мой вопрос, воскликнул он после окончания песни, даже где-то похоже на меня. Но вместе с тем гораздо более понятно и ближе к народу. Хотя, может, я и ошибаюсь.
Я молча согласился, по-прежнему не понимая, почему столь почтенный гость был скрыт от прочих гостей и находился здесь в тени, будучи не представленным, публике.
– Не извольте беспокоиться, я так устал от всего этого, – устало сказал Гребенщиков, прочитав мои мысли, – это лишнее, к тому же у меня сегодня выходной, – добавил он не из лишней скромности.
Я понял, что это он специально попросил Андрея не афишировать его персону, насколько это будет возможным.
– Григорий, я прошу прощения, а Вы как сюда попали?
– Я очутился здесь весьма загадочным образом, впрочем, как и Вы, наверно.
– Ладно, пойду, поздравлю хозяйку, а то как-то неудобно, и сразу же вернусь. Надо сказать, что эта ненавязчивая музыка начинает нравиться мне все больше и больше, – сказал Боря, удаляясь в полумраке.
X
Дядька сидел за своим столом мрачнее черных туч, нависших над городом. Практически он уже решил свою участь. Надо, чтобы все доложили этому агенту № 007 и немедленно. Тогда его расторопность пойдет на пользу, и Ольге не причинят особого вреда. Казалось, про себя он уже не думал. Он устал. Он достал сигару, закурил. Затем медленно достал чернильницу с пером и зачем-то вытащил пистолет, положив его на другую сторону стола. Он знал, что не сделает этого. Просто жесткий ствол упирался ему в ребро и мешал думать.
«Товарищ генерал. Сим сообщаю, что ввиду усложнившейся обстановки в деле расследования и дабы не подвергать опасности жизни вверенных мне агентов (сначала он написал людей, а потом, вовремя спохватившись исправил), хочу сообщить Вам следующее:
я не вводил в заблуждение ход расследования и не пытался кого-то выгородить или укрыть. Тем более в моих планах никогда не было организации побега Григория или Ольги. Их местонахождение мне неизвестно до сих пор. Но некоторые факты из собственной жизни, по моему мнению, могут очень помочь…»
Здесь слог его запнулся, пепел с сигары упал на каменный пол и распался на частицы пыли. Он не знал, как ему продолжить.
«Факт, о котором я сейчас сообщу, безусловно, не делает мне чести, но и вреда от него нашему делу нанесено не было.
Ольга – моя дочь, рожденная от человека. Этой женщины нет в живых с самого рождения Ольги. Я скрыл сей факт от высших чинов, следуя эгоистичному желанию сохранить жизнь ни в чем неповинного ребенка»
«Дядька» затянулся глубже и с выдохом продолжил:
«По сему мне, кажется, возможным и здравым поступком будет не считать Ольгу представителем нашего общества, тем более что она не участвует с 10 лет в его деятельности. Что касается Григория, то предлагаю прекратить всяческие его поиски и оставить в покое. Что касается меня, то готов понести за совершенное преступление любое наказание, какое сочтет нужным принять верховный суд».
Дописав еще какие-то соображения насчет осуществления его предложений, дядька поставил дату: 14 ноября сего года.
«Представляю, как будет счастлива Ольга», – подумал растроганный своим признанием дядька. Он запечатал конверт с чувством глубокого удовлетворения. Он решил сегодня же отправить письмо с посыльным градоначальнику. Он позвонил в колокольчик и убрал пистолет на прежнее место.
Сара по взгляду дядьки поняла, что от нее требуется, и, не говоря лишних слов, забрала письмо.
Вот и все, дядька даже не придал значения тому, что у него нет еще сведений экспертизы, подтверждающих, что отпечатки пальцев, найденных на кольце, принадлежат Ольге. Он торопился отправить письмо, боясь передумать или снова мучиться выбором правильного решения. Когда двери за Сарой закрылась, он достал из шкафчика коньяк и залпом выпил полстакана.
XI
Как условились, Арнольд возвращался домой из офиса не на своей машине, на всякий случай, захватив машину сопровождения.
Ничего подозрительного, подъезжая к дому, он не заметил. Его зам на всякий случай остался в офисе и дежурил на телефоне. Ничего конкретного по заданию шефа тот не узнал, и он начинал думать, что беспокойство Арнольда – всего лишь результат его сложностей в личной жизни.
Арнольд вышел из машины в сопровождении двух охранников и тут только заметил двоих сидящих в машине людей, которые наблюдали за этим участком улицы.
Наверно, ждут, когда появится Ольга, еще он подумал, что это означает, что ее опять нет дома.
Арнольд открыл дверь своим ключом. Когда он вошел, то увидел Катю. Она сидела в кресле в своей излюбленной позе. Ее длинные ноги лежали на стуле, который стоял возле кресла. Увидев Арнольда, она не пошевелилась, только повернула голову в его сторону.
– Мы же условились, что я заеду к тебе? – сказал, раздосадовано, Арнольд.
– Но ты же не заехал, – Катя скривила губки, обнимая себя своими руками и подавляя недовольство.
– Мне нужно было заехать домой, забрать кое-какие вещи и машину.
– У тебя нет, чего-нибудь выпить? – более миролюбиво продолжила Катя.
Арнольд, быстро справившись с пальто, собирался уже открыть дверцу шкафа, как увидел в окне несколько подозрительных типов, ужасно похожих на недавних своих посетителей. С бутылкой джина в руках он подошел ближе к окну. Быстро посоветовавшись, они направились в сторону его дома. Не на шутку обеспокоенный, Арнольд набрал номер своего офиса.
– Я слушаю, – беспечно ответил зам.
– Быстро вышли ко мне группу поддержки. Кажется, они задумали что-то. На всякий случай дай им автоматы и гранаты.
– Я думаю, это лишнее – ответил зам, затягиваясь сигаретой.
– Я тоже так думаю, но все-таки распорядись. Пусть подъедут к моему дому и ждут указаний.
– Будет исполнено. На всякий случай, номер команды 999.
Арнольд захлопнул аппарат и направился на кухню. Катя, справившись, наконец, с противоречивыми чувствами, которые стали одолевать ее все чаще, подошла к Арнольду.
– Значит, мы поедем ко мне? – спросила Катя.
– А что это за квартира, где мы были? – Арнольд задал вопрос, глядя на нее через жидкость стакана, наблюдая, как растворяются пузырьки тоника, становясь прозрачными.
Но ответить Катя не успела. Неожиданный выстрел заставил оконное стекло рассыпаться на мелкие осколки. Стакан выпал из рук Арнольда и рассыпался на мелкие кусочки.
Как оказалось впоследствии, это был случайный выстрел снайпера, который располагался на крыше соседнего дома. Одновременно с выстрелом послышался топот бегущих по лестнице. Арнольд выглянул в противоположное окно и увидел, что уже подъехала на самоходной машине серо-зеленого цвета команда 999. Он скороспешно отдал приказания по телефону 999 и приказал Кате собираться.
Когда они направились к черному ходу, в дверь уже стучали, потом послышались редкие выстрелы. Арнольд уже выходил в сад, который вел на противоположную сторону улицы, когда услышал пушечный выстрел. Видимо, стреляли из гаубицы. Арнольд тащил Катю за рукав, а испуганная Катерина, закрыв уши руками, постоянно твердила одно и тоже: «Какой ужас»!
Случайные прохожие, оказавшиеся вблизи от места событий, стремглав уносили ноги. Через 5 минут после бегства виновников грозного военного торжества дом и близлежащие постройки превратились в настоящий пожар. Участники битвы, вконец запутавшись в сложной тактической обстановке, в темноте отстреливались друг от друга, унося ноги. Примерно через час после начала нападения агентов все закончилось. От дома остались одни догорающие бревна, деревья в саду были обуглены. На улице лежало несколько трупов. Машина хозяина представляла собой странное зрелище. Перевернутая на один бок, она была похожа на телегу, у которой по дороге отвалилось колесо.
XII
«Будь, что будет», – вконец замерзший, Он решился на отчаянный шаг. Сначала Он ходил вокруг дома, не зная, что предпринять, и думая, что кто-нибудь выйдет подышать воздухом. Но вот уже час, как Он прогуливался, совсем рядом с входом, но Его так никто и не заметил. Он протиснул голову под прикрытую створку окна и посмотрел вовнутрь. Это была туалетная комната. В любую минуту туда мог кто-нибудь войти. Тем не менее, Он благополучно спустился по стенке на пол, и, справившись с учащенным дыханием, стараясь не опрокинуть или не задеть различные предметы, попадающие на Его пути, продвигался в темноте коридора. Через несколько секунд, Он набрел на барную стойку, таких в доме было две. Одна из них сегодня пустовала. Взяв наугад увесистый графин, Он удалился в неприметный угол за стойкой на неопределенное время. Зачем Он здесь? Он хлебнул горячительной жидкости из графина и тут же почувствовал, как тепло растекается по всему желудку, зажигая тысячи искр. На какое-то время голод отпустил Его, и мысли приняли сосредоточенное направление.
Инстинктивно Он чувствовал, что Ему нужно остаться здесь, по крайней мере, на ночь, потому что идти дальше Он не сможет в любом случае. Казалось, весь запас жизненной энергии Он оставил по дороге сюда. Еще Он чувствовал, что обязательно должно что-то произойти здесь, именно здесь. Может, это будет сегодняшней ночью, а, быть может, завтра?
После нескольких глотков у Него закружилась голова. Стало тепло и хорошо, а на душе спокойно и весело. Чувство неопределенного торжества вновь наполнилось в Его истерзанном организме. Ему казалось в эту минуту, что Он достиг того, чего хотел.
Он забрался в какой-то темный угол, где, как Ему показалось, Его никто не должен найти. У Него слипались глаза, а тело, почуявшее тепло, расслабилось настолько, что уже не слушалось своего господина. Уже засыпая, Он понял, что звуки, которые до Него временами долетали, были звуками музыки. Они были так похожи на звуки, которые звучали иногда внутри Него во время долгих путешествий, но были оформлено во что-то более цельное и осязаемое. Казалось, их можно было потрогать руками, и, засыпая, он хватался за них, как за веревочную лестницу, и пытался дотянуться выше и выше.
XIII
Проехав два круга на трамвае по темным городским улицам, Ольга поняла, чего ей хочется. Конечно, это несколько рискованно, но возможно. Пора было выходить, трамвай подходил уже к остановке, где она постоянно выходила в радостном возбуждении. Водитель посмотрел на нее с некоторым подозрением, но билет у нее был в руке. С легким румянцем на щеках она направилась в сторону дома, где раньше жил Григорий. Где он сейчас? Этого она не знала. Навязчивая мысль не оставила горячую голову девушки. Она, во что бы то ни стало, решила попасть в его квартиру. В такие минуты, когда ей чего-то очень хотелось, ей удавалось сконцентрировать энергию и с легкостью проделывать удивительные вещи.
«Домой я успею вернуться», – думала она. Двигаясь по знакомым тротуарам, она неожиданно для себя дала волю своим чувствам и расплакалась. Может быть, это было чувство одиночества или страха. Она присела на лавку в том самом сквере, пытаясь разобраться в себе и объяснить причину нахлынувшей грусти.
Так прошло минут десять. Справившись со слезами и выкурив сигарету, она успокоилась. Она купила себе пива и залпом выпила всю бутылку. Затем она снова двинулась в сторону дома, на ходу обдумывая свой план. Для начала она решила подняться на крышу по пожарной лестнице, а затем спуститься под видом маляра на нужный балкон. Как ей показалось, никто и не обратил внимания на поднимающуюся по пожарной лестнице одинокую фигуру. Если бы она не держалась руками за ржавые железные перила и не стояла на них ногами, то это бы замеченным, а так ничего особенного. В конце концов, благополучно добравшись до нужного балкона, с которого она как-то совершила падение, она пролезла через незакрытую форточку руками вперед и оказалась в комнате с большими часами. На ее счастье в комнате никого не оказалось. Засады не было, хотя это было очень странно.
Ольга сняла обувь и на цыпочках прошла в Гришину комнату. Она опустилась в кресло и заметила на журнальном столике детскую фотографию Гриши в деревянной рамке. На фотографии улыбалось милое детское личико, которое находилось на переднем плане. Сзади, придерживая его за плечи, стояла молодая красивая женщина, вглядываясь куда-то вдаль мимо объектива фотоаппарата. «Наверно, его мама», – подумала Ольга, отыскивая черты сходства в его облике.
Она откинула голову на подушку, и взгляд ее принял туманное выражение. Часы пробили восемь раз.
XIV
Мне показалось, что наступил перерыв. Музыка стихла, но в холле кричали все дружнее и громче. Я подумал, что не будет лишним прогуляться сейчас и подышать свежим воздухом. Как ни странно, я не мог найти никого из знакомых мне людей. Когда я сидел и слушал, то чувствовал себя гораздо уверенней, а сейчас мое движение из дома на улицу показался мне очень и очень трудным, как будто мне приходилось преодолевать невидимые препятствия.
– Не уходи надолго, – прокричал мне издалека голос Андрея, – сейчас будет вторая часть концерта.
– Конечно, сейчас вернусь, – сказал я сам себе.
На крыльце я обнаружил Маню. Она стояла в лисьей шубке и горячо обсуждала что-то с тем сутулым высоким молодым человеком, который объявлял выступление группы, и, кажется, пел все песни.
– Нет, ты не понимаешь, – говорил он сбивчиво, – видимо от долгого пения, язык его плохо шевелился, но мыслил он глубоко. – Слова в музыке иногда не служат в буквальном смысле этого слова сюжетным образом. Иногда они здесь – просто потому, что некоторые из них удивительно подходят под тот или иной образ.
Мне показалось это непонятным, по-моему, Маня тоже мало что поняла, но она спросила уже про что-то другое. Она была весела, и алкоголь не приходил к ней в образе вдохновенного мечтателя, но в образе веселого удалого гуляки он привлекал ее больше.
Я не стал встревать в их диалог, спустился со ступенек и прошел несколько шагов по дорожке, ведущей в сад. В тени деревьев я увидел Борю. Он стоял без шапки в длинном пальто с поднятым воротником и курил сигарету в мундштуке. Я тотчас направился к нему. Подойдя поближе, я заметил, что в руках он держал бутылку с пивом.
– Может, пива? – сразу предложил он, заметив меня.
– С удовольствием, – от изрядно выпитого количества вина меня несколько мутило, но, в то же время, отрешенное от будней состояние позволяло обращать взор на высокие темы. Я сделал три глотка и вернул бутылку.
– Я Вам не помешал? Можно один вопрос? Он меня всегда волновал, вряд ли мне когда-нибудь удастся задать его снова.
– Пожалуйста, – проговорил Боря, продолжая смотреть куда-то вверх, где струя света, летящая из окна верхнего этажа, освещала широкую полосу, состоящую из мелких снежинок. Казалось, мое присутствие не вывело его из того мечтательного состояния, в котором он пребывал некоторое время, находясь в полном одиночестве.
– Я хотел спросить насчет Вашего творчества. Вы такой на самом деле, каким преподносите себя в своих песнях, или, лучше сказать, каким представляете себе идеал человека, являющего носителем Вашего мировоззрения о том, как нужно жить?
– Вот Вы сами и ответили, конечно, я не такой, я не могу служить идеалом. – Гребенщиков посмотрел на меня, не меняя выражения, застывшего у него на лице. – Сказать по правде, все мои ранние произведения в основном носили это настроение, желание выразить мое, как мне казалось – абсолютно верное, понимание мира и человека, его предназначения в жизни и много чего другое. Но со временем многое изменилось. Сейчас я думаю по-другому, скорее всего поэтому, мои песни не такие цельные и многозначительные и, как я не стараюсь, не несут в себе того заряда энергии, который пронизывал раньше мои творения. Вообще, это удел всякого художника – понять в один прекрасный день, что ты так ничего и не понял в жизни. – Боря прервался на пару секунд, чтобы затянуться сигаретой и продолжал:
Сейчас я понимаю мир не больше, чем раньше, скажем лет двадцать назад. Стало больше знаний, но меньше веры. Для человека вера значит больше, чем знание. Вера дает силы, а знание может подорвать эту веру. Сейчас во мне уживаются различные взгляды на жизнь вообще и человеческую в частности. Я не могу остановиться ни на одном из них, потому что ни опровергнуть, ни доказать этих гипотез невозможно. Знание вообще бесконечно, а знания уже существующие можно представить точкой, через которую проходит неограниченная в пространстве кривая.
– Так Вы больше не верите в то, что несли раньше в своем творчестве?
– И да, и нет. Эти вопросы, которые Вы мне задаете, у меня постоянно в голове. Они занимают умы множества людей. Только обычные заботы спасают их от сумасшествия, заключающегося в попытке приблизиться к разгадке тайн и постижению истины. За всю жизнь я не намного к ней приблизился. – Он глотнул из бутылки и печально посмотрел в мою сторону.
– Невеселый разговор получается. – Я поймал себя на мысли, что согласен не со всем, что сказал Борис, но он не дал мне высказать свою точку зрения.
– В этом и заключается весь фокус. Я наслаждаюсь этой иллюзией, иллюзией того, что, наконец, постигну философию жизни или открою новую тайну. Например, иллюзия счастья сейчас есть во мне, потому что я замечательно провел этот вечер. Неважно, какие химические процессы лежат в основе этого ощущения. Пусть я буду идеалистом всего несколько часов, и мир, данный мне только в моих ощущениях, принесет мне удовольствие им насладиться. Пускай сегодня я не приблизился ни на сантиметр к истине, зато сейчас мне хорошо. И я опять себе противоречу.
Возвращались мы по одному, как и пришли. Пока я изучал траекторию падения снежинок на землю и процесс их приземления, Боря уже исчез из моего поля зрения. Я успел только что-то крикнуть вдогонку и направился следом. Музыканта рядом с Маней уже не было. Девушка стояла с сигаретой, и в клубах дыма блестели ее раскосые, несколько прищуренные карие глаза.
– У Вас сегодня отличный прием, – произнес я тихо, приподнявшись на две ступеньки. – Еще у Вас замечательные друзья, и дом, и сад. Здесь мне все нравится.
– А лично я? – спросила кокетливо Маня, приближаясь ко мне.
– Да, – сказать это простое слово сейчас было легко и весело, хорошо, что она спросила, подумал я.
– Ты очень милый, продолжила Маня, не дождавшись продолжения с моей стороны. – Может, останешься на пару недель, можешь подыскать здесь себе работу. Я так поняла, что в городе у тебя не все прекрасно. Скажу тебе по секрету, – тут она приблизилась еще ближе и выдохнула в мою сторону ароматный сигарный дым, – Андрей снова отправляется в свою командировку, а я как всегда остаюсь одна. Кстати, Андрей не против, если ты останешься.
В эту секунду Маня посмотрела на меня так, словно я уже прямо сейчас собирался уйти в черную пустоту леса. В ее словах было столько обольщения и в то же время неподдельной искренности, что я был готов сделать для нее, что угодно.
Несколько секунд я размышлял, чтобы мне сделать в доказательство своей благодарности, только ничего не придумал.
– Мне было очень приятно провести эти три дня наедине с тобой. – Я сказал это с глубоким чувством.
– А ты помнишь, как мы ели индейку, а ты думал, что курицу. Кстати, ты не разочарован, что я теперь такая старая?
– Ты удивительно сохранилась, сейчас я бы дал тебе восемнадцать, – выкрутился я.
– Когда ты укладывал меня спать, ты забыл укрыть меня одеялом, – сказала она, почему-то поворачиваясь ко мне боком.
– Извини, действительно, надо было это сделать, – с сожалением сказал я.
Маня хотела сказать еще что-то по этому поводу, как вдруг в тишине ночи раздался громкий треск. Раздался мощный гитарный бас, и знакомый голос пробасил:
– В честь очаровательной виновницы торжества начинается вторая часть концерта, в котором прозвучат наши лучшие танцевальные хиты. Приглашаем всех - танцевать, – после бутылки пива речь лидера стала более уверенной и отчетливой.
– Я стоял бы здесь с тобой целую вечность, – вполголоса произнес я, ощущая эту иллюзию счастья, о которой сейчас говорил Боря.
– Подожди, я хочу подарить тебе это, – девушка сняла со своей груди золотой крестик вместе с цепочкой и положила в мою ладонь.
– Спасибо!
– Это в знак нашей… – не успела договорить Маня.
Дверь, ведущая в гостиную, с грохотом открылась, и на пороге появился Андрей с блокнотом в руках.
– Вот ты где! – прокричал он мне в ухо.
Я сжал подарок в кулаке и приблизился ближе к выходу. Маня никак не показала своего волнения, потянув мою руку за собой.
– Секунду, я только запишу твой домашний адрес, – сказал Андрей, доставая авторучку из нагрудного кармана пиджака.
– Ладно, я пойду, а то я совсем окоченела, и гости заждались, – Маня многозначительно кивнула мне и оставила наедине со своим мужем записывать мои координаты.
Андрей с трудом чиркал каракули по небольшому кусочку бумаги, иногда промахиваясь, а потом побежал куда-то во двор.
– Иди в дом, я к сторожу на минуту и сразу обратно, – прокричал он мне, убегая по снежной дорожке, ведущей на другую сторону дома.
Когда я зашел в дом, на меня просто обрушилась лавина грохота и скрежета. С трудом ориентируясь в окружающей обстановке и не находя глазами своего собеседника, я направился к свободному столику.
Надо сказать, что место для зрителей было выбрано очень изящно. Они сидели как будто вместе, но в то же время не мешали друг другу свободно передвигаться. Я отыскал глазами Маню и попросил пива. Вино в меня больше не лезло.
– А разве у Вас есть охранник? – спросил я, когда Маня подошла.
– Да, есть, сторож Сергей. Маленький такой и хрупкий. Когда он появился в первый раз, собаки даже не лаяли на него. Он такой же сторож, как я поэтесса. Самое трудное – найти его. К тому же мы потеряли к нему всякое доверие. Андрей сказал, что кто-то открывал форточку в туалетной комнате, ума не приложу, когда только он это успел заметить. Кроме того, исчез графин с его любимым виски, я пробовала, такая дрянь! А сторожа этого пора уволить, никакого от него толку.
– Андрей побежал за ним поэтому? – вставил я.
– Бесполезно, все равно не найдет ни графина, ни сторожа.
– Спасибо за пиво, сразу полегчало.
Народ танцевал, а я скучал некоторое время. Но скучать пришлось недолго. Не успел я допить второй стакан, как на меня обрушился испуганный Борис. Он закричал в мое ухо, но я ничего не смог разобрать. Только когда начался медленный вальс, я смог разобрать, что он хотел мне сообщить.
– Представляешь, попытался я, было, прилечь в кресло в дальней комнате, большое такое. Опрокидываю в него свое тело. Вдруг из кресла кто-то как заорет. Щупаю руками под собой – нет никого! Ничего не пойму пытаюсь рассмотреть в темноте – ничего не видно. Вернулся обратно, сон как рукой сняло.
– Давай выпьем по стаканчику и пойдем, посмотрим на местного зверя.
Приходилось двигаться на ощупь в темных комнатах и коридорах, освещенных разве что отблеском света, попадающего через окна от уличного фонаря. Боря даже не смог второй раз показать это место, и мы вскоре закончили безрезультатные поиски.
– Ладно, давай бросим это занятие, а то еще не сможем вернуться обратно, – сдался Боря.
Я согласился, и мы вернулись на свои места. Как раз к этому моменту танцы закончились, и, как это бывает, к концу праздника, началась спокойная музыка, располагающая к созерцанию, что-то, похожая на джаз или вальс. Музыка убаюкивала и успокаивала.
«Свет, в окнах зима, спят большие дома», – с этих слов начиналась песня. Как это соответствовало окружающей обстановке и моему лирическому настроению. Это было замечательно, это было стильно и мощно. Я хотел поделиться своим впечатлением с Борисом, но тот, облокотившись на стол, спал и ничего уже не слышал.
Божественную музыку, которая неслась откуда-то снизу и издалека, нарушал только звон тарелок и столовых приборов. Маня неутомимо носилась между столами, собирая стаканы и тарелки. Если бы я огляделся вокруг, то заметил бы, что примеру моего соседа последовали уже многие гости.
Дальнейшие события запомнились мне не столь ярко. Помню, что после окончания концерта мы что-то горячо обсуждали с лидером группы. Я открыл тайну, что их концерт слушал сам Гребенщиков, которому понравились некоторые вещи. Сам он снова куда-то делся. Точно помню, что когда я вставал из-за стола, его уже не было. Главный музыкант, не понимая, что я все-таки имею в виду живого человека, все твердил мне, в чем разница в их творчестве. Мы сидели с ним и курили на перилах высокого крыльца на втором этаже, и я все думал, как бы мне не упасть оттуда.
Затем что-то случилось, я оказался в укромной комнате, в которой я еще ни разу не был, и ласковый женский голос советовал мне раздеться и ложиться спать. Я послушно упал в белоснежные простыни и тотчас провалился в забытьи. Я видел себя летящим в воздухе, окруженный тысячами глаз, которые были всего лишь искрами, появляющимися на теле кристалликов льда в момент соприкосновения со светом.
Но что казалось еще более нереальным, это запечатленный мною неземной образ женского полуобнаженного тела, склонившегося надо мной. Стоит протянуть мне руку, и все прелести неземной красоты достанутся мне и только мне, но тело, налитое свинцом, отказывается повиноваться. События вечера и ночи, выстроясь в непонятную очередь, проносятся мимо меня, осыпая снежными узорами беспробудного сна.
Иллюзия. Часть3
© Copyright: Андрей Скугарев, 2012
Свидетельство о публикации №212012001084
Свидетельство о публикации №212012001084
Рецензии