Метель

Он так и не понял до конца, что это было. Розыгрыш? Снег? Дождь? Может быть, болезнь? Может быть, безумие... Нет! Наваждение это, дурной сон... Но отчего же он так дрожит, точно чего-то боится или точно за ним погоня? Погони нет, но его только что чуть не выгнали с должности. Позвонили и голосом Дворковича, так, мол, и сяк:
- Президент готов объявить о Вашей отставке.
Чуров долго хранил молчание... ЦИК - ведь это был почти его дом... Да, невзрачен и не молод уже, не мастер красно говорить, не шаркун, светским комплиментам не обучался... Но хоть раз он позволил себе непочтительно трактовать?..  А что до мизера этого, бумажек - так ведь это бунт, это, если желаете знать, непочитание властей, это, сударь вы мой, знаете, чем пахнет?.. Но что поделаешь-то? Завелись там молокососы разные,   женишки завелись. Выживал он их, выживал, и вот видите - какой оборот!.. Благодетель, друг холод напустил... и совсем даже безо всякой церемонии - русским, мол, тебе языком говорят...

Чуров долго молчал, а затем осторожно уточнил о причинах такого решения.
- Мы должны пойти навстречу этим людям в преддверии марта, - объяснил в трубке голос Дворковича. - Кто-то должен, как говорится… Ну, Вы понимаете, да?
Чуров ответил, что должен лично переговорить с Медведевым и Путиным. И поступит в соответствии с решением руководства.
Скептики (а в Сети есть немало скептиков), впрочем, засомневались, звучал ли в аудиозаписи голос настоящего Чурова, или это был, как водится в таких случаях, такой же Чуров, как мы с вами.
Сам председатель ЦИК никак не комментировал произошедшее, и вскоре шутку недели вытеснило не менее яркое событие. Совет по правам человека при президенте РФ выразил недоверие председателю ЦИК Владимиру Чурову и предложил ему уйти в отставку. Как это водится, в связи с утратой доверия.
Российские власти, в свою очередь, отказались пересматривать результаты голосования, а отставку Чурова,  по врожденной русскому сердцу сострадательности, и вовсе обсуждать отказались. Впрочем, безо всякого умиления.
Казалось бы, тут и конец повести, но события вдруг приняли совершенно фантастический оборот. Ни слово, ни перо, ни даже кисть сама... а просто точка. Точка на встречной полосе, точка в тумане. Ну и что же, что точка?..  Он к точке, точка к нему. Вот уж и не точка, а иномарка черная. Господи, да где же это он видел раньше эту тоскливую физиономию? Эту бороду и усы? Уж не по Первому ли каналу?  Ну, и что же, и ничего. Видишь: человек какой-то с мигалкой. Чиновник. Опоздал тоже, поди. Торопится. Две секунды каких-нибудь и и они разминутся на светофоре. Вот уж и разминулись...  Губы у Чурова силятся что-то сказать шоферу и не могут... а машина несется, несется... Чуров, братец, а ведь неладно дело-то... Бог знает по какому случаю, стали его терзать ни с того ни с сего угрызения совести... Смотри-ка: там ведь опять навстречу точка. И, конечно, с вами на переднем сидении,  Владимир Евгеньевич, да! Это тебе уж не Большой Черкасовский. Это уж совсем другое, и не только другое, а именно то самое, чему конца нет, Чуров. Началось, и нет тебе с этого часа прощения.  Вздор, подумаешь, помутнение, происки Госдепа, а кровь-то ведь уж отравлена. Это - твой недуг, Чуров, это - теперь то же, что ты. И он свое возьмет. Он все свое, братец, возьмет...
А в четверг, 19 января, в здание ЦИК вошел человек, как две капли воды, похожий Владимира  Чурова. Через двадцать минут в зале заседания прогремел самый настоящий гром.
- Я прошу внести в повестку дня вопрос об освобождении председателя Центральной избирательной комиссии Владимира Евгеньевича Чурова от занимаемой должности, - сказал человек с бородой и лицом Владимира Чурова.
В зале повисла, как пишут в романах, мертвая тишина.
Члены ЦИК на мгновение будто приросли к своим креслам и, потерявшись, смотрели во все глаза лже-Чурову, который таким же образом смотрел на них.
- Я не оговорился. Я прошу внести в повестку дня вопрос об освобождении председателя Центральной избирательной комиссии Владимира Евгеньевича Чурова от занимаемой должности, - гробовым голосом повторил Двойник.
- Я четыре руки видел "за", но не готов сказать, кто голосовал, - словно в тумане рассказывал потом журналистам секретарь ЦИК РФ Николай Конкин. - Перед столом, где заседали члены ЦИК, стояли камеры и не было видно, кто как голосует. Но не скрою, я удивлен,  что на повестку дня был поставлен этот вопрос. Впрочем, у нас так бурно проходят в последнее время заседания ЦИК, где мы обсуждаем одну и ту же тему. Я уже ничему не удивляюсь...
Припозднившийся Чуров объяснить причины своего предложения отказался. Всё, что ни было в здании ЦИК, все так и устремились на него взором и слухом в каком-то торжественном ожидании. Журналисты толпились поближе и совали ему в лицо микрофоны и камеры. Подальше тревожно перешептывались члены ЦИК. Все говорило о том, что минута для Чурова настала решительная. Председатель ЦИК ясно видел, что настало время удара смелого, время посрамления оппозиции и всех  врагов его. "У меня есть враги, у меня есть враги, у меня есть злые враги, которые меня погубить поклялись..." - хотел было выкрикнуть Чуров, но слова застряли у него где-то на низком старте.
- Сами думайте, у вас голова есть,  только и смог вымолвить наш герой, оставив журналистов в романтической задумчивости. - Оставьте меня. Я хочу думать. Я хочу быть один... 
Рекламные огни тонут  в  зимнем тумане. И опять, и опять тоскливо движется точка, и навстречу ей еще тоскливее движется другая.