ЧИК - и готово. Гл. 1

С виду это была обычная частная клиника, которые  по всему городу занимают первые этажи жилых домов. С приятным глазу фасадом, двумя хорошо освещёнными и вычищенными ступеньками и стеклянной дверью, сквозь которую видны были рецепшн и симпатичная брюнетка в белом на голове и теле, опустившая глаза в бумаги.

Вывеска так и гласила: «Клиника  бесконтактной хирургии «ЧИК – и готово».

Рядовые обыватели, живущие в этом районе, проходили мимо, даже не задумываясь о том, что это за зверь такой – бесконтактная хирургия. Все, конечно, в той или иной мере были в курсе того, что где-то в Индонезии или ещё дальше хилеры-целители или врачи-самоучки умеют вынимать внутренности, не повреждая кожи, промывать их в рассоле квашеной капусты или бочонке с мочёной брусникой и засовывать обратно, обогащённые витаминами и микроэлементами.

Но чтобы здесь, у нас, между зданием районного суда и трансформаторной будкой? Кто ж мог бы в это поверить. Да и какая разница, что написано на вывеске? Разве можно сейчас верить тому, что пишут, говорят, поют или танцуют.

Но это обыватели, никогда бы по доброй воле не ставшие резать лицо, живот или самое святое – грудь жены.

Слава создателю сферы услуг для комплексующих, у подобных клиник и их ближайших коллег-психотерапевтов клиентов сейчас хватает.

Представим, что мы с вами получили возможность попасть туда. Войдём же внутрь вслед вон за той уборщицей, чтоб не засветиться открыванием дверей, и посмотрим, что там происходит.

*** 

– Я вже закончила, Инна Ильинична, – вежливо произнесла уборщица, обращаясь к даме на рецепшн.

– Хорошо, Снежаночка, – вежливо кивнула, судя по всему, местный администратор. – Повесь ключи и можешь идти.

– Пробачте, – снова обратилась уборщица, – там у третьий палати мадам Быковская дуже рыдае.

– Да, спасибо, я в курсе, – вздохнула Инна Ильинична. – Сейчас папа освободится и навестит её.

*** 

Становится любопытно. Тут, оказывается, и палаты есть. Одна точно, в которой безутешно рыдает некая мадам Быковская. Пройдём тихонько дальше. Да и что это за папа, интересно взглянуть.

Так. Это, похоже, кабинет врача, чистенький и просторный. За ним, справа по ходу, запертая дверь с надписью «Операционная». Туалеты, какая-то кладовка. А вот и сдавленное рыдание слева, из-за двери с цифрой три. Чуть приоткрыто, вполне можно  позволить себе взглянуть.

Что ж, вполне неплохо. Похоже на гостиничный номер на одного. И удобства, и телевизор, а вместо больничной кушетки – полутораспальная кровать. На ней-то и рыдает мадам. Сразу видно, уже прооперирована. Всё лицо, за исключением глаз и носа, плотно забинтовано.

Фу, еле успели отскочить от двери. Маленький, лысенький, чистовыбритый мужчина в белом на голове и теле и бежевых сандалиях на ногах вошел к мадам.

– Что тут плачет наша рыбонька? – страдальческим голосом спросил мужчина. – Мамочка хочет домой или просто почесаться?

– Бу-бу-бу, – раздалось в ответ откуда-то из бинтов.

– Сейчас, сейчас, – радостно отреагировал мужчина, взял скребок, лежащий на столе и начал энергично почёсывать мадам Быковскую по разным частям головы. – Почешем нашу Светочку, Светулечку, нашу Светлану Ибрагимовну. Шоб она была нам здоровенька и не потеряла ни грамма, как золотой запас страны. И вот здесь, и вот туточки, и даже там, где нас не просили, и ещё в том месте, где мы и так знаем, шо надо.

– Ммммм, – счастливо раздалось из-под бинтов.

– Вот и славно, – выдохнул мужчина. – Так я пойду? Спокойной ночи.

Он обернулся и мы смогли прочесть надпись на бейджике. «Чижевский Илья Константинович». Так вот кто такой этот «ЧИК», который «ЧИК – и готово».

– А вы что здесь делаете? – спросил врач, глядя на нас.

Мы только рот открыли, параллельно пытаясь сообразить, что же мы, действительно, тут делаем, как за нас ответили.

– Ну, Илья Константиныч, – проныл кто-то рядом. – Ну, миленький.

– Кто разрешил вам вставать? – приглушая звук, крикнул врач. – В постель, немедленно. Я иду следом.

В дверях стоял тучный мужчина лет сорока с забинтованным животом, хорошо заметным через незастёгнутый халат.

Пациент посеменил по коридору и вошёл в следующую палату. Мы с Ильёй Константиновичем устремились за ним.

Толстяк улёгся и уже с кровати продолжил нытьё:

– Сколько можно, доктор. Вторую неделю валяюсь тут, на вашей жидкой кашке пощусь.

– Милый Пётр Сергеевич, – вздохнул Чижевский. – Мы, кажется, с вами сразу обо всём договорились? Две недели после операции под моим присмотром. Красота требует жертв, не так ли?

– Уже и не знаю, – пробурчал пациент. – Смотря каких. Хоть бы курицы кусок отварили. За такие-то деньги, что я вам плачу.

– Вот отпущу, и ешьте, что хотите, – ответил доктор, – если желаете снова ко мне попасть. А пока – строгая диета, ни соли, ни животных жиров. Ладно, горе вы моё, сейчас скажу Инночке, она вам орешков принесёт, грецких. Грамм пятьдесят.

– А сто? – попросил толстяк.

– Семьдесят и ни грамма больше, – отрезал Чижевский и вышел из палаты. Посомневавшись, он приоткрыл следующую по ходу дверь. Там лежала относительно молодая женщина с  перебинтованной грудью. Она читала.

– Всё хорошо? – слегка дрогнувшим  от избытка чувств голосом поинтересовался врач.

Из-за книги выглянуло миловидное лицо:

– Замечательно, Ильюша. Зайдёшь?

– Попозже, – покраснел Чижевский и выскочил из палаты. Он постоял у двери, успокаиваясь, и, выдохнув, направился к рецепшн. Оттуда раздавался какой-то гул.

– Что значит, приём окончен? – шумела молодящаяся дама в белой шубе, возвышаясь над столом администратора Инны. – А пробки в городе вы уже не учитываете? Я записывалась заранее и никуда не собираюсь уходить, пока меня не примут.

– Что за шум? – подходя, поинтересовался Чижевский, вглядываясь в лицо пациентки. – Это у вас губки сохнут, рыба моя?

– И не только, – промурлыкала дама, машинально прикрыв ладонью рот, покраснев и скорчив трагическое лицо, – но об остальном – конфиденциально.

– Пройдёмте, – Илья Константинович открыл перед пациенткой дверь своего кабинета.


(продолжение следует)