Кот, гулявший сам по себе. 3 часть, гл. 2

   … Ничто не дается так морально тяжело, как попытка «политкорректно» и «в рамках» доказать свою правоту начальствующему дураку. И полную неправоту его. Особенно, если дурак занимает изрядной высоты кресло, распираем ЧСВ (чувство собственной важности), имеет связи и со своей «неправоты» уже приготовился поиметь «профит». Дурак, с которым Сашка беседовал уже битый час, был вдобавок убелен сединами, украшен научными степенями и «непроходим»… ну просто фантастически. Разработанное лично им «усовершенствование» вело к леденящему душу кошмару на стадии наладки-освоения и непрерывной головной боли на несколько лет вперед  до полного износа оснастки, и возможного возврата «на круги своя». Каких-то экономических выгод «изобретение» тоже не несло совершенно никому, разве, что автору. Да и то – копейки. Вообще - это была чистой воды блажь: ну, зачем тебе даже не узел, а одна деталюшка с ресурсом, в разы превосходящим ресурс всего мотора. Что, когда "тягло" развалится, детальку эту скрутят и назад на завод привезут, чтобы её на новый двигатель поставили? Просто увидел человек у одних одно, у других – второе, у третьих – третье, и стрельнула ему мысль собрать всё это воедино и объявить себя самым умным, а нежизнеспособный гибрид «ужа с ежом» - технологическим прорывом. Попытки объяснить, к чему его затея сейчас приведет, всякий раз наталкивались поначалу на честный, лучезарный, отеческий взгляд и благожелательную жестикуляцию, а потом – на открытое раздражение и рубящие удары ребром ладони по столу. Даже внешне он чем-то напоминал незабвенного Михал Сергеича. Разве, что – не «гэкал». В какой-то момент Сашке показалось, что они говорят на разных языках, или начальник Конструкторского Отдела сейчас пребывает в ином измерении. Сашке уже  хотелось раз-другой щелкнуть пальцами перед его глазами, чтобы убедиться в его присутствии «здесь», или откровенно спросить с применением ненормативной лексики  - он, действительно, дурак, или обдолбаный. Видя умоляющие глаза сидящего рядом ведущего конструктора (размазня, такая), и, что все усилия положительного эффекта не дают, он отступился. С трудом преодолев соблазн треснуть оппонента лежавшей на столе нынешней версией детали промеж рогов, или, уходя, треснуться самому о косяк двери. Ладно… в конце-концов, на своем уровне он отработал, а дальше пусть вступает в дело тяжелая артиллерия. А, она может и не вступит: возможно, в том-то и вся интрига, чтобы «засидевшийся» придурок публично и во всей красе накосячил. Будет повод его «попросить». Дороговато, правда, эксперимент обойдётся…
   Вернуться «домой» он решил, не петляя меж производственных корпусов, а выйдя за проходную, и пройдя по аллее вдоль завода пару остановок пешком, Успокоиться и остынуть. Достав из кармана пропуск, Саша вдруг задумался над очередной усмешкой судьбы: пропуск у него был на руках почти постоянно, а вот воспользоваться этим в корыстных целях как-то не получалось – ему постоянно нужно было где-то присутствовать. В проходной уже была очередь на выход – как раз закончилась смена, и рабочий класс толпой валил за ворота, украшенные лозунгом «спасибо за добросовестный труд». За воротами плотный поток людей приветствовали «комитеты по встрече». С одной стороны внимание выходящих за проходную людей пытались привлечь несколько человек с плакатами и красными знамёнами. Под предводительством похожего на Швондера человечка в кожаной куртке и кожаной кепке, с мегафоном на груди. С другой стороны потока им противостояли люди под флагами трёхцветными, зелёными и ещё каких-то непонятных расцветок. Предводителя у них не просматривалось, они что-то кричали хором и невпопад, и выглядели как-то хаотично. Кроме них стояли и шныряли группки людей в оранжевых тогах (пели и стучали в бубны), перешитых из простыней белых балахонах (пели и тренькали на гитарах), в черных бушлатах и беретах (молча раздавали листовки с чем-то вроде «доколе», и «к топору»), в самой обыкновенной одежде (проникновенно предлагали немедленно пообщаться о вечном и любви к ближнему, совали в руки книги). Внимания на них обращали мало. Отстоявшим смену у станка мужикам хотелось вмазать стакан и завалиться дома на диван перед телевизором. Стаканы разливали добрые бабушки на всём пути от ворот проходной и до остановки. Не бесплатно, разумеется. В их сумках, помимо бутылок, лежала и нехитрая закуска «на хлебушке». Сервис. Народ к ним тянулся, в отличии от пикетчиков. Отстоявшим смену у станка женщинам нужно было торопиться домой - им ещё предстояла возня с детьми, суета по дому и кормёжка домочадцев. В том числе «скотины, успевшей где-то наклюкаться, и валяющейся теперь на диване перед телевизором». Но, нехитрые заботы проходивших мимо людей краснознамённого кожаного пикетчика, похоже, совершенно не волновали. Он продолжал, как заведённый, ходить по кругу и рыкать в мегафон, что они сегодня в пикете по поводу объявленного властями «года согласия и примирения». И, что такое согласие и примирение возможны лишь в том случае, если разграбившие страну личности уберутся за её пределы. Собственно, а почему просто возьмут и уберутся? Тогда уж пусть сначала сдадут хапнутое, а потом - уберутся. Деньги - в кассу! Только вот не верилось, что кто-то всерьёз этих митингующих воспримет, и какие-то телодвижения в сторону границы будет изображать. Впрочем, как и их оппонентов, собравшихся по тому-же поводу, но призывающих к гражданскому миру и согласию. А вот навязчивые адвентисты - баптисты - пианисты регулярно хомутали замотанных жизнью баб, которые отчаялись не то, что обрести рай земной, а просто продохнуть: свести концы с концами, вывести мужика из запоя, ребёнка снять с иглы. Обещание быстрого решения насущных проблем и обретения душевного покоя тут проходит безотказно.
    Большие перемены, видимо, вообще способствуют сносу крыш у народонаселения в промышленных масштабах. Пару дней назад Сашка застукал мастера ОТК за чтением книги в дешёвом переплёте, излагавшей методику изменения своей жизни в лучшую сторону, через «посыл счастья» даже не к ближним, и не ко всем окружающим подряд и без разбора. А в первую очередь - к богатым. Типа: благослови чужое богатство, и тебе самому отвалится его кусочек. Удивился настолько, что пролистал книжицу, пока мастерица справку делала. Ни шиша не понял. Особенно порадовал пассаж: дескать, увидел дорогую машину - прикоснись и пожелай всех благ её хозяину. С какой радости? «Это машина Стелькина, а он – взяточник…»  И, вообще ясно сказано было: «Не собирайте себе сокровища на земле, где моль и ржа истребляют... Но собирайте себе сокровища на небе.»
   Саша выбрался из сутолоки перед проходной на любимую им аллею. Время ещё было, можно было не просто прогуляться пешком, а сделать это не спеша. Потом вечерняя оперативка, быть на которой сегодня просто необходимо, и - домой. На оперативках Саша непроизвольно задремывал, едва тема собрания отдалялась от его компетенции – ночами спать Машулька не всегда давала. Главное – проснуться, если, что вовремя. Мир не без добрых людей – толкали в бок при необходимости. Но сегодня выспаться на оперативке  не получится: атмосфера будет ядовита, как возле дерева Анчар. Все камни были давно уже раскиданы и собраны, и настало время ими убивать. Главного механика. Пришедший к ним с полгода назад по чьей-то «высокой» протекции «механикус» умудрился за это время испортить отношения со всеми, с кем должен был если не дружить, то хотя-бы работать рука об руку. Куда там. Работу свою (вернее, выполнение своих обязанностей) механик организовывал, исходя из трёх постулатов:
   1. «Все умрут, а я останусь…»
   2. «В очередь, сукины дети…»
   3. «Один я - Дартаньян, а все вокруг ...»
   Вдобавок, имел привычку превентивно топить тех, кто готовился или просто мог выкатить к нему претензию. Совсем как в том каноничном анекдоте про цирковое представление, во время которого, после каждого объявления шпрехтшталмейстера, некто с галёрки кричит о нетрадиционной ориентации выступающих артистов.  Гимнасты, дескать, носят трико в обтяжку. Клоуны - лица красят, дрессировщик - жесток с животными, а фокусник - просто всех обманывает. Такое счастье не может длиться бесконечно, и сегодня механик доигрался: его парни крупно лопухнулись, тормознув жизненно необходимый обрабатывающий центр на пару суток минимум, а всем обиженным ранее найдётся, что добавить прямо сегодня. Немало оборудования срочно сломается и потребует немедленного вмешательства. И не дадут ему спокойно заниматься центром. Помогать, естественно, тоже никто не будет. Люди в цеху собрались не злопамятные, но злые, и память у всех была хорошая. Значит уже не пара суток, а больше. Заначка готовых деталей, конечно, найдётся, и партию деталей отправят в Венгрию строго во-время. Но от «ответственности» механика это не освободит. А, погоны здесь за меньшее отрывали. Так, что, согласно канону, сегодня начальник цеха должен был объявить смертельный номер: прыжок из-под купола цирка вниз головой на бетонную плиту. Без парашюта и страховки. А с галёрки знакомый голос начнёт истерично вопрошать у людей, нетрадиционной по его мнению ориентации, куда они его, собственно, тащат. Как ни крути, но если ты плюнешь в общество — оно утрётся, а вот когда общество плюнет в тебя - утонешь. Сашка думал так вполне искренне. Не разочаровать его было просто нельзя...
   По возвращении оказалось, что, для начала, оперативка перенесена аж на восемнадцать-нуль-нуль. Начальника цеха вызвали к директору производства на выволочку. С собой он прихватил Сашкиного начальника - Сергеевича. Так, что на вечер Саня, вроде как, «главный по тарелочкам». Центр «убит» качественно. Механик жив и здоров. Заначки деталей  - нет. Оказывается некоторое время назад центр уже вставал, но событие было сокрыто.  Производственники пошли механику навстречу и спасли, отправив «нычку» в составе очередной партии, и не успев её восстановить. Идиоты. В благодарность он их погрузил в дерьмо буквально через пару дней. А, сегодня и начальство, узнав, что остались без штанов, моментально покарало извращённым образом. Легче, правда, никому не стало — капец подкрался реальный, и даже вполне осязаемый. Выйдя в цех и приблизившись к эпицентру катастрофы,  Сашка нехорошо затосковал. Начальника цеха, и Сергеевича не просто вызвали в управу, взамен прислали заместителя директора по производству (непонятно по каким вопросам) Воронова, которого  Саша узрел в окружившей агрегат толпе. Известного, как человек «большого ума» и сумасброд. Сашка предпочёл бы видеть либо самого «производственника» - круглого и лысого Шпильберга, страшного в гневе, но умного и способного вникнуть в ситуацию. Либо его другого зама - жизнерадостного здоровяка Киреева, умеющего распутать самый безнадёжный клубок. Но уж никак не Воронова, которого называли за глаза не иначе как «Попугаевым», или, просто «попугаем», за редкостное умение многократно, точно мантру, повторять данную сверху установку, и неспособность к самостоятельным суждениям. Ну, и за постоянное желание всех если уж не попугать, то застращать - непременно.
   По пути на совещание Саша обогнал идущего туда-же Воронова, которого сопровождал ожесточенно жестикулирующий механик. Сашка подумал-было, что речь идет о чем-то имеющем отношение к делу, но, по долетевшим до него обрывкам разговора и веселым смешкам – понял, что механикус заряжает в свежие уши набившую всем оскомину историю, как он в молодости возвращался со своих шести соток на персональном «ушастом» «запорожце». У «запора» вдруг стала включаться только третья скорость, трогалась таратайка на ней с десятой попытки, а всё веселье заключалось в том, сколько народу позади его рыдвана бесилось на дороге. Особенно - на светофорах. Оперативку сегодня проводили не в обычной комнате, или кабинете одного из начальников, а в актовом зале, где проводились большие и торжественные сборища. Саша, пользуясь моментом и борясь с приступами сонливости, рассматривал легендарного Воронова. Внешность вполне фамилии соответствовала - жгучий брюнет с иссиня чёрными волосами, уложенными в идеальный пробор. Высокий и статный. Красавец мужчина. Бабы потупее от него просто млели. Сам он считал себя донским казаком, и даже составил генеалогическое древо, которое гордо повесил в кабинете. Узнав об этом, острый на язык Игорь съязвил, что не знает, как насчёт людей и собак, но все ему знакомые коты с уходящей вглубь веков родословной - поголовно нежизнеспособные дауны, норовящие нагадить в обувь, и сдохнуть, простудившись на сквозняке. Хотя в древе Воронова, по-слухам, значились и атаманы, и есаулы, и герои войн, и даже Георгиевские кавалеры. Поиск исторических корней был модным веянием, и Саша тоже отдал ему дань, но не смог продвинуться дальше прадедов. Один из который, будучи разночинцем, скромно проживал в Хабаровске. Дед по этой линии был «русее» некуда, статен и русоволос, но благодаря разрезу серых глаз - его взгляд с постоянным хитрым прищуром был бы вполне уместен в ставке Чингисхана (Сашку самого частенько принимали за «своего» и приглашали на сабантуй). Этого деда Александр знал только по фотографиям, и тот, будучи запечатлённым в форме офицера Военно-Морского Флота неизменно вызывал у него восторг и ассоциации со Штирлицем. Дед не дожил до шестидесяти — инфаркт. Незадолго до этого на «судостроительном», где дед работал военпредом, была авария на реакторе строящейся лодки. Если и не схватил дозу, то понервничал, наверное, изрядно...
   Другой прадед имел во владении хутор под Гельсингфорсом, и был отцом семерых детей - четыре сына и три дочери. Двоюродные бабушки говорили, что они уехали оттуда после революции сами, по «идейным» соображением. Вряд-ли: судя по их рассказам, далеко не бедный хутор наверняка был лакомым куском, притягивающим по-крестьянски расчётливые взгляды соседей коренной национальности. И пришлось семейству, прежде чем податься в города, переселиться ненадолго к родственникам в Вологодскую область. Маленький Сашка побывал в тех красивейших местах, в деревнях с огромными старыми домами и диковинными названиями вроде Пельпахта и Кулига. Удивляло то, что уходя из дому, дверь по-старинке "запирали на палку", и то, как мало молодых людей было в этих деревнях. Уже тогда, задолго до «убиения» сельского хозяйства в бурных девяностых. Да и тамошние люди жили в основном не сельским хозяйством, а лесом...
   Встававшие вокруг вытолкнули Александра из полудрёмы — уходили «лишние», оставались только причастные к возникшей проблеме. И началась «вторая часть Марлезонского балета», ради которой «попугай» сюда и припёрся. Он сразу взял инициативу в свои «очумелые ручки», и для начала спросил механика о его потребностях.
У того хватило ума понять, что это вовсе не его звёздный час, и закладывать всех подряд, чтобы вырасти на их трупах, торопиться не стоит. Он вяло пробормотал что-то вроде: «работаем, стараемся, одна команда, все помогают» Тут-то Воронов и усомнился насчёт «одной команды», удивившись, почему не существует обходной технологии производства данной детали. И у него складывается впечатление, что кое-кто прячется за спины  своих героических товарищей. «Не будем говорить, кто, хотя это был Слоненок». То-есть инженеры-технологи. Технологоги... Здесь они, кстати? Саша встал, представился. Почему не разработан обходной вариант? Немедленно поправиться и «устранить затруднение». Воронов несколько раз хлопнул ладонью по столу и рекомендовал немедленно взяться за дело, и чтобы утром детали шли потоком. Саша отрицательно помотал головой. Воронов издал неопределённый горловой звук. Саша попробовал объяснить, что дело не в его нежелании заниматься бесперспективным делом, а в том, что производительность при переходе на другое, имеющееся оборудование, падала в десятки раз, и те жалкие крохи отвратительного качества, что они могли настрогать в отпущенные сроки, никого не спасали — венграм был нужен контейнер и вовремя. Это арифметика. А, потому выходов собственно два: быстро отремонтировать то, что испортили, или притащить и отладить ещё один такой-же. «Попугай» истерил не меньше четверти часа. Он не умел возразить вышестоящему начальству сам, и не терпел возражений «снизу». Идеальный пробор его растрепался, усы слиплись, а галстук съехал набок. Саша Воронова не любил, и потому спокойно на него смотрел, следуя рецепту из известной миниатюры в исполнении маэстро Хазанова. Что-то вроде «...на тебя кричит начальник... ну, и что… он кричит - ты спокоен, он кричит - ты считаешь... пять-шесть-семь-восемь... у него уже сердечный приступ... когда ты досчитаешь до тысячи - у тебя будет новый начальник...» До тысячи досчитать не получилось. Воронов просёк ситуацию и успокоился, рявкнув напоследок, что у Саши выход вообще один: за ворота. Саша пожал плечами и сел. Воронов встал, и сказал, что на сегодня хватит, а завтра он непременно проконтролирует выполнение своих указаний. Сашка был совершенно спокоен: за ворота, так за ворота. Чего орать-то?
   Он не спеша переоделся и собрался домой. В голове было пусто и звонко. Решил немного пройтись пешком: избежать пересадки с автобуса на автобус, и, заодно, немного привести мысли в порядок. Метрах в пятидесяти впереди него по тротуару шёл дядечка, судя по тому, какие он ногами вензеля выписывал, не рассчитавший величины промилле. Хоть тротуар и был достаточно широк, дядечку временами мотыляло от бордюра к бордюру. На несколько секунд после этого он останавливался, и, восстановив управление, шёл уже строго по-прямой. Достаточно ровно и уверенно. Какое-то время. Саша так и шёл за ним не торопясь. Приблизившись к выезду с автозаправки, дядя снова запетлял по синусоиде, и одновременно с ним к «зебре» подкатил выехавший с заправки «ГАЗон» с мигалкой на кабине, надписями «милиция» и вместительным фургоном. В него-то дяде и помог подняться вежливый человек в кителе, при погонах и галстуке. Опоздай на несколько секунд один из участников рандеву, или успей пьянчуга сосредоточиться и перейти на строевой шаг... как знать. Размышляя над гримасами Фортуны, Саша перешёл через дорогу, и недолго постояв на остановке сел в пустой автобус.
   Открыл дверь квартиры и вошёл в прихожую. Было тихо. И уютно. Саша, не снимая обуви, присел прямо в прихожей, привалился спиной к стене. Приоткрылась дверь в комнату, стараясь не шуметь, вышла Даша. Свеженькая. В маечке и шортиках.
   - Где мы шляемся? Чем занимаемся? Что скажем в оправдание? - спросила она шепотом.
   - На работе. Работаем. Ничего, - также шепотом ответил Саша.
   - Понятно: наш папаша снова взял рогатину и убежал в лес, чтобы сразиться с бешеным медведем, и отдохнуть от домашних дел... А, что делать нам, слабым женщинам? Как медведь? Тебя обидели сегодня? - Дашка присела рядом, запустила руку в Сашкину шевелюру.
   - Угу! Двадцать четыре раза.
   - Из них напрасно…
   - Двадцать четыре раза.
   - Ты заслужил сегодня похвалы… Золушок...
   - Триста тридцать три раза!
   - А они тебя?
   - А они как раз именно меня!
   - Бедняжка... Террористка крепко спит. У нас есть с полчасика. Будем ужинать, или...
   - Или! Если успеем, то потом поужинаем. И ещё, Дашуль, я тебя умоляю — не надо больше «Золушки» от Шварца. Я обожаю тамошнего короля в исполнении Гарина, но, хоть убей, не понимаю папашу-лесника: чтобы какая-то сучка издевалась при мне живом над моим ребёнком... да, ещё - заявившись в мой дом со своим приплодом... и ещё делала заявления типа того, что «погоди, я ещё выживу тебя из твоего собственного дома»... Это... это, что ещё за «совхоз имени Рабиндраната Тагора», как говорил мой любимый дедушка!
   - Сашка! Милый мой Сашка! - Дарья тихонько рассмеялась, обхватила мужа за шею и чмокнула его в щёку. - Тигра мой свирепый! Я ни секунды не сомневаюсь в том, что ты прошёлся бы по этой стерве коваными сапогами... о чём я, дурочка - ты не подпустил бы эту заразу к своему ребёнку и своему дому на пушечный выстрел! Я тебя люблю!
   - Я тоже тебя люблю!
   То, что он надумал увольняться, Саша решил пока не говорить. К тому-же, утро вечера мудренее. Они ещё лежали, прижавшись друг к другу, когда проснулась дочь. Какое-то время Масянька гулила и лопотала, общаясь с висящими над кроваткой игрушками. Игрушки не  отвечали. Вскоре Машке надоело одиночество, и она принялась сначала кряхтеть, а потом и громко взывать к совести загулявших родителей. Есть пришлось уже по очереди. Сашке, который сегодня сел за стол последним, в качестве дополнительного приза достались недоеденные дочкой протертые овощи с мясом, из которых после добавки соли, перца и горчицы получался замечательный соус к котлетам.
   Утро оказалось если и не «мудренее вечера», то - более благорасположенным к Александру. С начальником своим он умудрился разминуться. Когда зашёл в кабинет кадровика, и объяснил Илье Васильевичу, зачем пришёл, тот рассмеялся:
   - Ты, что, Санчо? Чего удумал?
  Недолго думая, Васильевич позвонил Сашиному начальнику, тот уже оказался на месте. Поболтав и посмеявшись с ним несколько минут, он внимательно на Сашу посмотрел, и сказал, что тому на днях светит категория «ведущего», а Вороновы - были, есть и будут всегда. Саша пошёл к Сергеевичу. В помещении бюро было пусто, и Сергеевич устроился в своём кресле, взвалив ноги на стол.
  - Привет, шальной! Ты чего начальству перечишь? Есть указание «переместить» — кати, если круглое. Кувыркай квадратное. Скажут - наоборот... а, почему бы, и нет? Нате вам. Знаешь, как жизнь упростится? - начал он с издевочкой.
  - Простите, босс! Но я не буду заниматься этим... как сказать помягче.
«Босс» рассмеялся, и устало махнул рукой:
   - Никто не будет этим заниматься. Ежу понятно. Механика уже наизнанку вывернули, и об стенку шмякнули. К вечеру центр будет готов. Ещё один разрешили заказать на будущее. Шпильберг за нас во все стороны ураганил. Иди, развейся, с литейщиками поскандаль - Антуан к девяти на участок придёт. Заодно забеги, передай вот эту папку Ольге из инструменталки.
   - А, как его слова по поводу «за ворота»?
   - Иди, иди! Он забыл уж про тебя! Его все слушать будут - завод опустеет. Нет, если ты, конечно, принял решение и настаиваешь... но, кадровик тебе сказал? Ты хочешь похерить всё, что действительно, заслужил за эти несколько лет? По-моему, «этот раз» - не повод…
   Забегать в расположенную на краю географии инструменталку не пришлось — удалось назначить рандеву на пути. Правда, Ольга, в свойственной женщинам манере, опаздывала. Саша стоял возле ориентира, мимо которого «пройти и не заметить» было затруднительно - установки для промывки деталей в трихлорэтилене. Огромного механизма пронзительно красного цвета с множеством конвейеров, и герметичных кожухов. Красы и гордости производства, купленной за бугром за бешеные бабки. Не работающей из-за безоговорочного запрета СЭС, как следствия непрекращающихся протестов «зелёных», неведомо откуда прознавших, что есть на заводе такое чудо. Несмотря на регулярно подаваемые в соответствующие инстанции документов о безопасности установки, разрешения не давали. «Зеленушки» устраивали пикеты у ближайшей проходной  (на территорию их не пускали, но туда регулярно ходили СЭСовцы). Все упёрлись в эту несчастную установку, которая уже тихо ржавела от безделья. Хотя, в сотне-другой метрах от корпуса, где она стояла, располагалась «дружественная» литейка. Где алюминиевые сплавы обрабатывали хлором и серой, экспериментировали со свинцом и сурьмой, а о таком пустяке, как фенолформальдегидная смола и её «целебные» пары, вспоминали, когда глаза резало до невозможности, и дыхание совсем уж перехватывало. Вся эта дрянь добросовестно собиралась с рабочих мест и через одну здоровую трубу улетала прямиком в «атмосферу», поскольку дорогущие очистители купить и смонтировать сначала позабыли, а потом стало просто не на что. Там всё было «нормально», хотя в близлежащих домах уже при умеренном зюйд-весте дышать было нечем. Возможно, инспектора просто боялись заглядывать в душное, грохочущее и лязгающее пекло, где перемещаться приходилось, лавируя между раскалённых печей, контейнеров с горячими отливками, страховидных литейных установок, и уворачиваться  от носившихся погрузчиков с ковшами расплавленного металла. Алексей по-долгу службы заходил туда несколько раз, и вынес стойкое убеждение, что «ад» для угодивших в него здешних работников именно так и будет выглядеть. Широчайший выбор пыток, казней и мучений. Физических и моральных, И ребятам как-то привычнее, роднее. А уж Седьмую Казнь Египетскую (… и Господь произвёл гром и град, и огонь разливался по земле; и послал Господь град на землю Египетскую; и был град и огонь между градом...) они  сейчас и сами, время от времени, устраивали. Бабахая расплавленным металлом и кусками шихты из плавильных печей в потолок и калеча оказавшихся рядом людей. Разнообразные конечности тоже лихо оттяпывали. Охрана труда и главный инженер за голову хватались, да только, куда там... Почему бабахнуло? Человеческий фактор: шихту завалили в раскалённую печь, не просушив предварительно. Влажной. А, состоящая из атомов кислорода и водорода вода в таких случаях бабахает похлеще пороха. Почему защитный экран в полтонны весом вдруг помчался на облепивших литейную машину ремонтников, отдавливая руки, ноги и головы? Правильно: человеческий фактор. Потому, что вокруг всё гремит, грохочет, ничего неслышно, а самому оператору непонятно - какую кнопку нажимать. Вдобавок, у оператора за плечами шесть классов средней школы, и две «ходки» за ограбление пивного и газетного ларьков. И других людей - нет, потому, что торговать часами и трусами проще, выгоднее и безопаснее. И беда давно уже общая: у самих неделю назад новенький электрик обесточил половину цеха, чтобы поменять лампочку в сортире...
   Увидев Ольгу, Саша не спеша пошёл навстречу. Та была как обычно свежа, начёсана, накрашена, в приталенном чистеньком «рабочем» халате и с каской в руках. Женщины, конечно в самую грязюку не лезли, но как им удавалось «выглядеть» и здесь, и тем более в каких-нибудь «литейках», Саша так и не понимал. Полюбовавшись, он отдал ей папку. Перекинулись парой слов. Пора было бежать на участок, где уже наверняка разбойничал Антуан, он же - Тошка, со своим новым «падаваном». Саша шутейно пообнимался с Антоном: «Здравствуйте, здравствуйте! Ну, кто вы у нас сегодня?» С удовольствием посмотрел, как его Сергей молодецки возит мастера участка носом по... недоработкам и упущениям.  Тот не в меру о себе возомнил, и вздумал вчера что-то буровить, когда Саша пытался ему помочь и отвести от стены, о которую тот примерился биться головой с понятным результатом. Вроде неглупый мужик, жизнь повидал, но амбиций... И, похоже, спринтер. С коротким дыханием. Пришёл сюда с месяц назад, и долго здесь не задержится. Ох, как Серёга его умывает! Однако, пора было вмешаться, потому, что могла пострадать честь флага. Да, и Тошкин ученик начал сужать круги вокруг проблемки, в самой сути которой лежал их с Сергеевичем досадный ляп. Ну... С кем не бывает? Как сказал Портос: «Великий Помпей проиграл Фарсальскую битву, а король Франциск Первый, который кое-чего стоил - бой при Павии». Просто, прикреплённому к станку члену профсоюза смотреть нужно почаще, что там делается. И будет вам счастье. А новая оснастка придёт уже в издании исправленном и доработанном. Но, всё равно, пора было  злодея оттуда вынимать:
   - Хищник твой, что-то уж больно разрезвился.
   Антон махнул рукой:
   - Ладно-ка, пусть пар повыпустит. Глядишь и «дома» спокойнее будет. А, то производственники уже пощады просят. Дескать, замучил их, хамло такое.
   - Хамло как хамло. Микрорайон Дубравный... «Дикий народ, дети гор».  Они там все такие.
   - Не их вина. Ни театров, ни библиотек. Из всех очагов культуры — дискотека при Доме Культуры «Железобетонник». Салун на Диком Западе. Как мы туда отдыхать ездили...
    Тошка мечтательно закатил глаза, и вынул помятую пачку сигарет. Так уж исторически сложилось, что все «очаги культуры» действительно располагались в «старой» части города,  Потому молодёжь новостроек тискалась на дискотеках, чесала кулаки в подворотнях, и качалась в подвалах, после чего курила и трескала спиртное на лавочках. Молодёжь «старой» части города посещала театры, библиотеки, музеи; училась в институтах, укрепляла здоровье во дворцах спорта и бассейнах. И ездила «отдыхать» в «новую» часть города. Антон уже уцепил-было сигарету, но спохватился и сунул пачку назад:
   - Ты боишься, что он на ваш косяк набежит? Так я уже давно об этом знаю, только вот прищемить хвост вам не могу. У самого в пуху всё рыло. А вчера, слышал, наверное, как на сборку залимонили детали с новой пресс-формы, а они не в допуске по геометрии. Поспешили, полудурки - оснастку ещё довести не успели, а её, не разобравшись, на машину закинули и деталей нашлёпали. Потом вам поставили, ну, а вы – обработали, не глядя, и пустили дальше по инстанции. На сборке всё всплыло, и скандальчик приключился небольшой. Кончилось тем, что монтировать узел на «тягло» поставили бойца с бройлерными бицепсами. Начало собираться, правда - со щелчком. Интересно, как потом разбирать, если, что будут...
   Сергей тем временем окончательно завернул мастеру ноги за уши, и довольный подошёл к ним сам. Поздоровался, хитро улыбнулся:
   - Сдаётся мне, господа, что есть тут подвох в самой... основе. Скажем так.
   - Какой такой подвох? В основе чего? - Саша сделал удивлённое лицо, ухмыльнувшись про себя: «Ах, ты, срань такая! Умный самый? На слабину решил проверить?» Продолжил вслух с милой улыбкой:
   - Все ваши подозрения можно легко рассеять. Совместно отбираем партию отливок навскидку, и запускаем в обработку. Ах, да! Простите, сначала проверим их соответствие согласованной нами документации. И конструкторской, естественно. Размеры, припуски, допуски, допуск на припуск и припуск на допуск. Нет, нет, не только базовые размеры, а тупо — все. Там у сборщиков что-то плохо собиралось? Может и у нас потому-же плохо режется?
   Антон хлопнул Сергея по плечу:
   - И побежишь ты к конструкторам подписывать пару карт отклонений. Расскажешь им про новые недоведенные и старые  раздолбанные литейные пресс-формы. А, то и просто – недозакрытые. Да, Санечка, да! Представь себе картину: металл простреливает по разъёму и брызги летят так, что защитные экраны вздрагивают, как под шрапнелью. Один дуболом, знай себе, ковшом махает, а другой, над ним начальствующий «не замечает» - им дешевле браку намолотить, чем норму не сдать. Авось прокатит. Какой-то апокаляпсус, а не производство… Так, вот, Серёга: конструктора  тебя с удовольствием послушают, и за подпись на этих картах поглумятся над тобой по-полной. Или огребёшь тонну брака по геометрии. Слабоват ты ещё против Сани. Принесу тебе завтра кошку — будешь тренироваться. Кстати, Саша, позавчера к нам приезжали немцы, мы с ними мило побеседовали. Поля допусков во многих случаях у них ещё шире наших. Просто конструкция продумана. И расписано, где можно хулиганить, а где — нет. Делается деталюга проще, собирается легче, в брак загоняется меньше, а стоимость ниже. Вся сложность — в задумке, а производство рассчитано на исполнительную обезьяну. У них голова – в голове. А не в заднице. Наши мозголомы всласть накуролесят,  щегольнут умищем друг перед другом.  А здесь потом из всех их засад, ловушек и просёров вылезают за счёт мужицкой смекалки. Проще надо быть. Вот в чём их сила. В простоте исполнения. Как у нас в войну. Скажем, вон тот, пресловутый картер у них отливается тремя частями, а не целиком. Легко. Чуть-ли, не на коленке, без помощи литейной машины, размером с большой садовый домик. Потом — сборка в одно целое и обработка. Дорого? Но, брака у них два процента, а не пятнадцать. А, расход металла даже меньше.  Посчитай - уже совсем не дорого. Кстати, знаешь, как гуманные европейцы решают проблему с трихлорэтиленом? Делают помещение с хорошими, герметичными окнами и дверьми, и сажают туда гастарбайтера с ведром, в котором всё и промывают.  Через год его вместе с ведром выбрасывают и сажают нового. Так-то, вот... Кадры решают всё. Надо их только правильно расставить – кого в конструкторский отдел, а кого в помещение к ведру. У нас получается всё наоборот. Ладно: брачок мы свой посмотрели, обидеть вас пока не можем, так, что… пойдём, пожалуй, мы назад. Сегодня надо ещё на вынос успеть: хороним начальника смены. Погиб. Вернее – убили, когда домой шёл с работы. Трындец: на нём и золота- то было крест нательный и обручалка. Денег – тоже не зарплата за три года. Хороший был дядька. Полтинник с небольшим. Неделю назад всем цехом на свадьбу водку и закуску таскали: мастерок женился на контролёрше-ровеснице, а сегодня – вот.
   - Угу! – подключился Серж: - А ещё полгода назад у механиков мастер в гараже задохнулся. Вместе с девчонкой-лаборанткой. Из нашего-же цеха. Решили, что без умысла, не суицид, одним словом. Но! Если учесть, что его жена, и её отец работают у нас-же… всё равно, некрасиво получилось…
   - Да, уж. Работать в нашем Вавилоне и не вляпаться в «лав стори» - надо быть морально устойчивым, как Исаев-Штирлиц. Или, таким-же хитромудрым, чтобы без последствий выпутаться, - Антон ещё раз хлопнул Сергея по плечу: - Пошли, что-ли, хищник…
   Саша посмотрел им вслед. Настроение, вроде как, поправилось. Возвращаясь, он зашёл к висевшему у самого выхода из цеха телефона-автомата — захотелось позвонить домой. Услышать жену. Закрепить появившийся хороший настрой. Телефон был раздрызганный, из-за цехового шума и грохота слышно было плохо, но на всё бюро у них был только один городской телефон, и звонить по нему без особой нужды не приветствовалось. В ответ уже привычно сработал АОН на «другом конце провода», не сумевший определить номер абонента. Александр представил себе Дашульку, идущую в прихожку, к стоящей там «Руси».
   - Алё!
   - Привет, краса моя! Чего жуёшь?
   - Вкусняшку всякую. Завтракаю я. Тебе завидно?
   - Ещё как! Хватит хрумкать. В щёчку поцелуй! (в трубке раздался звонкий «чмок» и весёлый  девичий смех) Ну, вот, вся щека теперь в помаде! Давно проснулись?
   - Не-а! Куда нам спешить? Вечером не уложишь, утром не поднимешь.
   - Счастливые... Планы на вечер? Купить надо чего?
   - Планы? Придёшь с работы - подумаем. «Купить» я тебе список надиктовать готова.
   - Подожди, я блокнот достану, - Саша полез в нагрудный карман. - Как Машка? Тоже проснулась?
   Пауза. Жевать перестали.
   - Какая... такая… Машка? Вовик, это ты, вообще?
   - Нет, не Вовик, - Саша моментально всё понял. Да, и голос у переставшей жевать «вкусняшку» девушки отличался от Дашкиного, это было заметно, несмотря на оставшийся вокруг шум и грохот.
   - Нет, девушка, извините, это не Вовик. Извините, пожалуйста! Я ошибся, набирая номер.
   - Ой! - девушка на секунду замолчала, и звонко рассмеялась: - И, вы, меня тоже, пожалуйста, извините!
   Саша повесил трубку и рассмеялся сам. Настроение улучшилось ещё. Никогда такого не было. Ошибался, набирая номер, он естественно, не раз, но чтобы вот так «в масть» и легко начать «зачёсывать» с совершенно незнакомым человеком. Он немного пожалел, что повесил трубку, не узнав ничего о девчонке, с которой так легко хохмил. Наверняка, ровесница Дашке, и, похоже, тоже сидит с ребёнком. В руке его был блокнот. Дашка... Ну, не отступать же? Подождёт работа — вчера до шести гоняли! Он снова набрал, стараясь не ошибиться. АОН снова известил, что номер не определён.
   - Алё!
   - Дашуль?
   - Да, Санечка!
   - Прикинь, какая хохма со мной приключилась...