Психушка Соавторство с Леди Писательница Ирина Кав

«В поисках себя»

Немного пафосно, не правда ли? Но такова тут жизнь. Если ты не плетешь свой собственный изысканный разговор из высокопарных и изысканных слов, тебе тут не место. Убей себя и найди в этом утешение.
Каждый вечер, встречая лиловый рассвет в своих бредовых иллюзиях, вызванных транквилизаторами, антидепрессантами и слабительным ты прыгаешь с облака на облако, как в этой древней ирге «Марио».
Это не фильмы, в которых психам дают таблетки. Врачи не – не идиоты, в конце-то концов. Да, садисты и безумцы, но не идиоты. Поэтому нам все препараты колют внутривенно или внутримышечно. И это не табла, которую можно спрятать за щекой.
И хотелось бы рассказать, что ты больше не хочешь прыгать с крыши, не хочешь резать вены, но как это высказать, если язык не произносит тех слов, которые мозг хочет, чтобы он вымолвил? Черт, теперь мы уже не психи.
Мы – овощи.
А наша больница – это овощебаза. Ферма. Они выращивают нас, как овощи. Но овощи пичкают нитратами (или чем-то еще, я не в курсе), а нас успокоительным.
А из-за антидепрессантов мы и не узнаем, когда нас скормят очередному чудищу. Возможно, наша жизнь – всего лишь галлюцинация агонизирующего овоща, оторванного от стебля…



Письмо родителям

«Дорогие мама и папа!
Помните, как писал дядя Федор из мультика Простоквашино? «…у меня все есть…»? так вот, у меня ничего нет. Ни дома, уютного и теплого с холодильником и телевизором. Ни друзей, ни родных. Ни запасов варенья на зиму. Нихрена у меня нет. Права голоса, права выбора. Да и права мысли у меня, по сути, тоже нет. И меня скоро вообще не будет.
Надеюсь, вы счастливы. Жаль, конечно, что вы решили, что никакого сына лучше, чем сын-социопат.
И, заметьте, мне есть, за что ненавидеть мир. Ненавидеть людей, живущих в этом мире. Всех. Счастливых, потому что меня раздражают их улыбки, наклеенные на маски повседневности. И ярко-голубое, словно панель инструментов Windows XP, небо над их головами. Ненавижу депрессивных эмо-ублюдков, потому что их проблемы вымышлены лишь для того, чтоб привлечь внимание к своей тотальной ничтожности. Бесят их наряды, их прически, делающие голову похожей на огромное яйцо, как будто это увеличит объем их убогого мозга! Меня раздражают их значки; неужели некуда больше деньги спускать, пусть бы лучше мне отдавали! Меня раздражают бомжи; нечего их жалеть, они сами выбрали свой жизненный путь, у них был выбор. Но они поленились поднять свою задницу с дивана и сделать хоть что-то.  Теперь их задницы гниют в сточных канавах!
Политики, проститутки, монахи, клерки, певцы и водители автобусов. У меня есть причины ненавидеть их всех. Они заслужили это!
Врачи говорят, что улучшений от медикаментов не наблюдается. Ха-ха, еще бы. Они даже не знают, кого надо лечить»



О, моя Богиня!

Они считают меня безумцем! Ересь, бред и кошмар! Их постигнет кара, я знаю. Богиня накажет их, я уверен. О, моя повелительница, я пытался сделать все, что в моих силах.
Я хотел объяснить им, что в них сидят демоны. Его демоны. Благодаря твоему озарению, я вижу их отвратительные лики, захватившие этих безумных рабов желаний и страстей. Демоны, которых можно изгнать. И я ведь знаю как! Ты одарила меня своим великим знанием!
Эти жуткие твари продолжают порабощать людей, я вижу это, как солнце в ясный день. Эти бестелесные существа поглощают души несчастных! О, Богиня, что же мне делать?
Я наблюдал вчера, как два демона боролись за душу одного из больных. Я не могу подобрать слов, чтоб описать чувства, испытанные мною; но выражение лица того человека отражало гнев и алчность. Я знаю, это были те самые демоны, которых ты показала мне, моя Госпожа, когда одарила меня своей благодатью в первый раз!
О, мне не забыть тот необычайный миг, когда твой взгляд коснулся меня, как будто все частички моего тела запели в унисон. Я стремлюсь к тебе, моя Повелительница, но что же мне делать? Как служить тебе?



Дневник

Видимо они прекрасно знают, что я не переношу запаха лекарств. Но все равно каждое утро, каждый вечер и даже в обед они пичкают меня ими. Меня тошнит от вида иглы, которую они вгоняют в мою руку. Как только начинают действовать препараты, мир становится ужасным и отвратительным. Знаете чувство, когда напившись и обкурившись, пытаешься общаться с людьми, идти по улице или просто сидеть на месте? Вот это стало моей обыденностью. Когда я лежу на кровати и смотрю в потолок, стены начинают отплясывать вокруг меня канкан. В меня вливают очередную дозу лекарств, и я перестаю вообще что-либо осознавать. Все вокруг кажутся ужасными существами, способными лишь на простое выживание. А врачи – неподвижные грозные статуи палачей с песочными часами в руках, что отмеряют, сколько нам осталось жить. Я не знаю, кто я и как сюда попал. Почему это все происходит и закончится ли это когда-либо. Я не помню, что было вчера, а этот дневник – единственное, что у меня есть. Каждый день – новая запись. Каждый день я его перечитываю и удивляюсь написанному. Мне отключают мозги. И вот сейчас зашла грозная медсестра, везя за собой тележку с медикаментами. Мне пора. Завтра я снова ничего не вспомню.



Писатель

Эта история может произойти с кем угодно и когда угодно. Но только не с Вами. Вы в безопасности. Эта история произошла со мной. Но мне тогда не поверили. И вам не поверят. Нет-нет, не бойтесь. Этого не произойдет с Вами. Однажды ночью я проснулся от щелчка выключателя. И задал вопрос, который не следовало задавать. Не забывайте, это всего лишь сказка, которая произошла со мной. Но не с Вами. Я очутился здесь. Я никогда отсюда не выберусь. Меня не отпустят те тонкие нити, приковавшие к железной кровати. Они как лески впиваются в мое тело, режут руки. Они рвут мое тело, и с каждым днем становится все хуже и хуже. Врачи не верят мне. Они не верят никому. Они убеждены в том, что делают. Верят в то, что делают все правильно. Но я знаю, что это не так. Раньше я был писателем. Правда, не особо удачным. Забыл представиться. Меня зовут Ярослав. И однажды ночью ко мне пришел я сам. И теперь он живет моей жизнью, а я просто существую в этой угрюмой палате, выкрашенной в цвет пепла. Это моя история. И она никогда не станет Вашей.



Наказание

«Всегда, везде, в любом месте, в любом мире, я знал, я -  виновен. Я рыдал, я истерил, я бился в конвульсиях. Я ничего не знал. И больше не узнаю. Вся эта жизнь похожа на пустоту. А люди в ней – обычные марионетки. Адекватность приходит по ночам. Но только ко мне. Я сажусь и делаю небольшие записи. У меня под подушкой спрятан маленький грифель и бумага, которую я выменял за пару сигарет. Мой сосед давно молчит. Вероятно, он потерял самого себя. А на меня погано действует солнце и его лучи. Просто из-за того, что я пытался сжечь себя заживо. Зачем? Моя душа была грязна, мое тело было сплошным куском порока. Огонь очистил меня. Но не до конца. Мне не дали закончить начатое дело. И теперь мне кажется, что свет солнца меня карает за мою ошибку. За то, что я дал себя вытащить из очищающего пламени. За мной следит этот огромный желтый шар. А ночь меня защищает от него. Завтра… Завтра я выйду под его обжигающие лучи и завершу процедуру я стану чист. Все свершится, лишь солнце взойдет».

25.06.2010. Архив
«На смоляной крыше больницы был найден обгоревший труп мужчины, тридцати шести летнего пациента из палаты номер 48. По показаниям экспертов смерть наступила вследствие многочисленных ожогов от расплавившейся смолы, которая загорелась, разогревшись на солнце».




Левое крыло, 2 этаж, 14 комната. 19 июня

«Вчера выключили свет раньше, чем обычно. Я к этому не привык. Засыпал с трудом. Без голубого света ночника, но с ядовито-желтым блеском уличного фонаря на стеклах, приходила странная раздражительность. За стеной кто-то рыдал, а с другой стороны доносились непонятные стуки. Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Плач и стуки стихли. Но за дверью начали раздаваться шаги. Все ближе и ближе к моей комнате. Я плотнее завернулся в одеяло. Шаги стали более отчетливыми и к ним добавились постукивания по стенке. Топ-топ, тук-тук… Ритм сердца отбивается вместе с шагами и постукиванием у меня в ушах, производя невероятную симфонию звуков. С другой стороны коридора снова шаги. И прибавляются к предыдущим. И скрежет. Противный кислый скрежет. Они идут ко мне. Оно приближается. Они возле моей двери. Тишина. Все стихло. Но слух пронзил дикий звук, царапанье, будто железных когтей по моей белоснежной двери. Я слышал, как они обдирают краску, рвут дерево, откручивают ручку. Я зажмурился со слезами на глазах и закрыл руками уши. Шум не прекращался. И когда, казалось, эти когти должны были добраться до меня, все снова стихало. Фонарь начал мигать от перепадов электричества, и я услышал его жалобную песню. К нему присоединились листья, нашептывая успокаивающие речи. И прелестный голос девушки-сирены пел и убаюкивал. Но листья заволновались и начали перешептываться все громче и громче, заглушая песню фонаря. А девушка… Её голос превратился в страшный вой, она билась в стекла, этот гулкий рев разносился по всей моей комнате, заполняя каждую её щель. Она была у меня за спиной, она выла мне на ухо леденящим голосом, словно баньши. И в этом шуме я услышал свой крик. От этого вопля у меня кровь застыла в жилах. Через пару мгновений кричала вся больница. Перестукивания в стену, снова рыдания, снова царапанье двери. Беготня по коридору. Стоны и рыдания из комнаты напротив. И резкая тишина. Звенящая тишина. Никого. Только мигающий беззвучный фонарь за окном».