Приливами потерянной Луны

Поддержать проект выпуска аудиокниги
"Москва - Поднебесная" - http://planeta.ru/campaigns/6732

Приливами потерянной Луны

полный текст романа:

http://bookz.ru/authors/mihail-bo4karev/prilivam_760.html

"Приливами потерянной Луны"


Концептуально новый вид

художественной деятельности

Инспектор полиции Гарри Фулмен сидел в кабинете босса и слушал, как жужжал вентилятор на подоконнике. За окном моросил мелкий грязный дождь, похожий на помехи в не отлаженном телевизоре.

Настроение у инспектора было унылым и подавленным, в точности как небо за стеклом. Вот уже целый час Эльма Полански, босс Гарри, рассказывала истории из своей полицейской биографии, которые она явно сама сочиняла на ходу. Зачем Эльма пригласила его и почему так долго не отпускала, забивая ему голову несусветным бредом, Гарри не понимал.

Гарри натянуто улыбался, стараясь показать этим, что ему очень интересно и занимательно слушать неправдоподобные байки. Но улыбка его была настолько ненатуральной, что больше подошла бы маньяку, входящему в лифт, где стоит девятилетняя девочка в коротеньком платьице за ручку со своим громилой папой. На самом деле его просто тошнило. Гарри решил, что сидит еще ровно минуту, после чего просто встает и уходит, потому что если этот жуткий вечер продлится чуть дольше, он, несмотря на то, что сам является блюстителем закона, будет готов совершить убийство, и убийство особо тяжкое.

Тут на столе Эльмы эпилептически затрясся телефон, и она, как-то странно взглянув на Гарри, подняла трубку. Казалось, звонка этого она долго и нетерпеливо ждала.

***

Карп Фазанович Барсуков открыл дверь своей квартиры и вошел в прихожую. Включив свет, он ужаснулся, дрожь поверженной армией сошедших от страха с ума солдат пробежала по его спине. Карп Фазанович увидел, что квартира его пуста, как улицы провинциального города в три часа ночи. Он был обворован.

Из квартиры исчезло все! Вся мебель, одежда и обувь, постельное белье и тумбочки, где оно хранилось, галстуки и костюмы, которых было ровно два. Пропали столовые приборы и обеденный стол, из кухни исчез холодильник со всеми продуктами, из ванной исчезли полотенца и мыло. Грабители не побрезговали даже мочалкой, серо-зеленого цвета, которой Карп иногда, довольно, впрочем, редко, омывал свое навсегда погубленное неспортивным образом жизни тело. С книжных полок исчезли книги и подшивки журналов, где на обложках молодой Карп, многообещающий, гениальный физик, блистал отнюдь не великолепной внешностью, но глянцем. Да что там журналы – и самих-то полок в квартире не было! Но главное исчезло то, что Карп считал работой всей своей жизни. Он в отчаянии рухнул на пол, всполошив пыль, которая закружилась роем мелких мошек над рыдающим телом потерпевшего.

Осталась в квартире только засаленная, грязно-зеленая, местами ржавая раскладушка, на которой Карп Фазанович двадцать семь лет назад обрел статус мужчины, занимаясь любовью со своей школьной подругой Эльмой Полански.

Карп протер красные, заплаканные глаза, вспомнил отчего-то Эльму, отчетливо и ясно, будто она стояла сейчас перед ним, и вдруг понял, что ему предпринять и кто спасет его. Осознание этого пришло, как озарение, оно влетело в голову Карпа Фазановича, словно свежий ветер в удушливую, много лет не проветриваемую комнату.

– 1 –

Ночь опустила на город свои мохнатые черные лапы, и тяжело карабкалась старуха луна в небесную высь, где маленькие, сморщенные звезды толпились, как фосфорические муравьи. Гарри Фулмен шагал по улице, устилая оставшийся позади путь едким дымом своей отсыревшей сигареты. Было холодно, и Гарри хотел повернуть и броситься домой, выпить стакан скотча, принять ванну и лечь спать, но сделать этого он не мог. Такова работа инспектора полиции – он всегда должен думать, прежде всего, о других.

Сегодня, когда Гарри сидел в кабинете Эльмы, поступило сообщение о краже, дело поручили Гарри. Казалось бы, ничего удивительного в этом происшествии нет, каждый день что-нибудь у кого-нибудь крадут, кого-то убивают, а кого-то даже насилуют, но все-таки дело было необычным.

Во-первых, сообщили об этом непосредственно Эльме Полански – начальнику полиции, что само по себе было странно, а во-вторых, обворованный утверждал, что ограбили его пришельцы из параллельного мира и что они украли у него ценнейшее открытие века, (что это было за открытие, потерпевший сообщить отказался). Когда Гарри выслушивал от Эльмы столь незначительные факты, он был уверен, что это просто розыгрыш, но ошибся. Эльма оставалась удивительно серьезна. Конечно, можно было предположить, что потерпевший вовсе никакой не потерпевший, а очередной шизофреник, бежавший из лечебницы, но это явно не так: ограбленным был знаменитый ученый, исследователь непознанного, физик, парапсихолог, лауреат Нобелевской премии Карп Фазанович Барсуков, но информацию эту еще нужно было проверить.

– Вы Барсуков Карп Фазанович? – спросил Гарри Фулмен, когда ему открыл дверь обрюзгший, небритый, в запыленных очках, мерзкого вида тип.

Мерзкий тип подозрительно посмотрел на Гарри, дернул правым глазом и ответил:

– Вы кто такой?

– Гарри Фулмен, инспектор полиции.

– А документ при вас? – еще подозрительнее осведомился уже не просто мерзкий, как показалось вначале Гарри, а омерзительнейший тип.

– Вот, пожалуйста, – инспектор показал жетон.

Тип, прищурившись, впился своими маленькими глазками в металлическую бляху, долго смотрел, подозрительно жуя губы, и, наконец, произнес:

– Проходите. – Он отстранился, чтобы пропустить гостя и тут же нервным голоском предупредил: – Обувь снимите в прихожей, мне грязь в квартире ни к чему.

Гарри снисходительно посмотрел на Барсукова, взял валявшуюся на полу тряпку, которой оказался выходной шарф Карпа Фазановича, и небрежно вытер ей свои туфли. Карп Фазанович, видя это, раскрыл рот, но сказать ничего не успел, так как Гарри задал ему вопрос.

– Итак, что у Вас похищено?

– Э-э… все!

– Все?

– Кроме кровати.

Гарри заглянул в комнату и увидел посередине жилища древнюю ржавую раскладушку и полосатый матрас на ней. Больше в комнате, действительно, ничего не было. Помещение освещала тусклая лампочка, болтавшаяся без плафона, а на подоконнике стояла целая батарея бутылок из-под разных горячительных напитков.

– Вы алкоголик? – спросил, не поворачиваясь, Гарри.

– Нет, я парапсихолог, – ответил ошеломленный наглостью гостя Барсуков.

– Работаете где-нибудь?

– Вот уже пятнадцать лет я заведую лабораторией крупнейшего научно-исследовательского института нашего города, – с достоинством отозвался Барсуков. – И, вообще, какое Вам дело до моей работы?

– Вы утверждаете, что Вас ограбили пришельцы из других миров. Так?

– Так.

– Я прихожу к Вам домой и созерцаю нищенскую квартиру и похабного вида человека в ней. Опочивальня ваша похожа на логово бродяги, кругом бутылки. Однако Вы утверждаете, что Вы ученый. Так?

– Так.

– Скоро уже час ночи, я хочу есть и спать, а вместо этого выслушиваю какой-то бред от человека, больного белой горячкой, потому что он пьет, не просыхая, неделями. Так?!

– Так, – ошарашено ответил Барсуков. – То есть, нет, не так! Это все чистейшая правда. Клянусь! Я действительно ученый. – Он начал рыться в карманах и извлек свой именной пропуск в институт. – Вот, смотрите!

Фулмен взял протянутую ему карточку и внимательно ее изучил. Оказалось, что, к сожалению, мерзкий тип не врет и что на самом деле он ученый, лауреат Нобелевской премии и заведует лабораторией по изучению паранормальных явлений среды, о чем и было написано в его документе.

«Да, – подумал Гарри, – лауреат, а живет как спившийся дворник. Интересно». Гарри достал свой блокнот, посмотрел в него и поднял усталые печальные глаза на Барсукова.

– Вы, господин Барсуков, сообщили, что у Вас похищено величайшее открытие века. Не так ли?

– Именно так?

– Что это за открытие?

– Это… это… нет, я не могу этого сказать!

– Почему?

– Э-э… это секретные военные разработки, – нашелся Барсуков.

– Неужели? – Гарри улыбнулся. – Что же тогда Вы звоните в полицию, а не в департамент Госбезопасности? Что Вы скрываете, Барсуков?!

Карп Фазанович стал бледен, и глаза его принялись резво метаться из стороны в сторону, как две ошалевшие по весне кошки.

– Но, понимаете ли… – начал оправдываться он.

– Нет, я ничего не понимаю! – перебил его Гарри.

– Да послушайте же, Вы! – нервно крикнул Барсуков, брызнув слюной, как флакончик дезодоранта. – Это не может стать, пока, достоянием гласности, и потом, – эксперименты еще не закончены и…

– Что вы скрываете? – вновь перебил его оправдания Гарри, пронзив профессора взглядом, как букашку. – Или вы мне сейчас все сами расскажете, или я позвоню, куда следует, и вам придется все рассказать другим, более отчаянным людям. Все ясно?! – припугнул инспектор в момент вспотевшего от такого поворота профессора.

– Да, – безысходно вздохнул Карп Фазанович.

– Ну, вот и хорошо. Рассказывайте.

И Карп Фазанович рассказал инспектору о том, что он изобрел межпространственный проникатель, позволяющий переносить любую материю из одного измерения в другое, что изобретение это уникально по своей сути, что цены ему нет, что это величайшее открытие в истории человечества.

Конечно, Гарри по молодости лет почитывал фантастику и, в принципе, представлял себе, что такое параллельный мир, бластер, межгалактический лайнер и прочие бесчисленные атрибуты данного жанра литературы, но сейчас, слушая невероятные «факты», которые столь убедительно и самозабвенно извлекал из себя обворованный лауреат, Гарри погружался в состояние, подобное детскому трансу. Так молодые мамаши рассказывают своим чадам невероятные истории, с такой правдоподобностью, что усомниться в их реальности нельзя никак. Из рассказа Барсукова выяснилось, что мир не только может иметь «параллельную реальность», а просто не может без нее существовать в принципе. Мало того, реальностей этих невообразимо много и все они взаимосвязаны, как связанно между собой все, что существует на нашей земле, во вселенной, галактике, макро- и микрокосмосе. Но связь эта имеет свои законы, и нарушать их нельзя, иначе неминуема катастрофа.

– Вот представьте себе, – взволнованно объяснял Барсуков, звеня бусинками пота, как модница дорогим колье, – ваш мозг, а точнее, один его центр, руководит моторикой ваших рук, а другой центр мозга отвечает за память, и пока каждый занимается своим делом, все у вас в полном порядке. Вы берете в руки яблоко, ощущаете его вес, чувствуете гладкость кожуры, твердость, и память автоматически заносит эти данные в свой специальный каталог, и потом, в следующий раз, когда у вас в руке окажется другое яблоко, вы будете иметь возможность сравнить те данные, полученные при первом контакте с предметом; с новейшими, полученными от нового. Так складывается для человека картина всего мира и всех предметов и явлений в нем. А теперь предположим, что связь этих центров мозга нарушена или неправильно функционирует, что получится тогда?

– Что? – заинтересованно спросил инспектор.

– А получится тогда вот что. Вы держите яблоко, и в это время стучит где-то рядом, ну, скажем, отбойный молоток, и еще, скажем, как раз на вас капает дождь, а память фиксирует эти два несовместимых элемента в одно, и это одно и будет вашим представлением о яблоке. То есть яблоко для вас будет: первое – цикличный грохот, и второе – мокрый дождь. Понятно?

– В общем, понятно, только это, знаете… – начал Гарри.

– Конечно, конечно, пример отвратительный, – перебил его Карп Фазанович, невротически махнув рукой, будто отгонял приставучую муху, – но поймите, я вам объясняю, как ребенку, на пальцах, но вот вам конкретный пример: наш мир, в котором мы с вами в данный момент находимся, существует во времени и пространстве, и все мы – разумные существа, животные, насекомые и прочие организмы, населяющие его, неминуемо движемся с потоком времени «вперед», мы знаем, что было в прошлом, мы можем это зафиксировать, но будущее для нас недоступно. Так?

Гарри согласился.

– А ближайший к нам параллельный мир существует, в отличие от нашего, «во времени», «послевремени» и «надвременем», термины, конечно, условные, но я постараюсь объяснить. Для тех, кто живет в этом мире, нет понятия пространства как такового, пространство для них – это само время, поэтому там не существует прошлого и будущего, нет истории и памяти, нет предположений и догадок, и населяют этот мир всего три существа. Человеку, конечно, трудно представить себе такой мир, но можно попробовать представить себе его так: если взять три разных кадра кинопленки и склеить их поочередно один с другим в бесконечную ленту, а потом запустить кинопроектор, где пленка движется снизу вверх. Так?

Фулмен кивнул.

– Теперь взять ту же пленку и кинопроектор, но движение будет обратным сверху вниз, – Барсуков внимательно посмотрел на Гарри, будто хотел увидеть сквозь глаза, что тот ел на обед, – а третий кинопроектор будет крутить ту же пленку, но с отставанием в две доли секунды. Теперь все три изображения надо последовательно наложить друг на друга и синхронизировать, и мы получим примитивный макет нашего параллельного мира…

– Я что-то не пойму, – возмутился Гарри, – что же мы увидим на экране?

– Да в том-то и дело, что ничего особенного мы не увидим, теоретически изображение будет статичным, равномерно пульсирующим, но в действительности мы будем знать, что видим новые и новые кадры и что движение есть, но, так как мы знаем наперед, что кадра всего три и новой информации не предвидится, нам это станет смотреть утомительно. Правильно?

– Ну конечно…

– Вот в этом-то все и дело. Человек живет не во времени, а со временем, он, как пассажир самолета, купил билет, сел и полетел. Он может ходить внутри салона, смотреть из окна, спать, мечтать, рожать детей, но с каждой секундой он будет приближаться к конечному пункту рейса, и когда самолет прибудет к месту назначения, все закончится, хотя, конечно, это спорный вопрос. А в параллельном мире три его обитателя и есть сами себе самолет, пассажир и маршрут. Понятно?

– Нет, – честно ответил инспектор.

– Ну, да ладно, дело не в этом. Самое ужасное – это то, что может случиться, если два наших столь непохожих мира сомкнутся в одну цепь. А мой прибор может это сделать…

– Так зачем же вы его создали? – Гарри непонимающе посмотрел на ученого.

– А как же вековая мечта человечества заглянуть в будущее? А жажда открытия? Я ученый, а не сельский техник, – гордо заявил Барсуков, тускло блеснув стеклами очков, – и потом, откуда мне было знать… – Тут он замолчал и задумчиво уставился на груду пустых бутылок на подоконнике. Гарри тоже посмотрел на бутылки и спросил:

– Скажите, Карп Фазанович, а почему вы так позорно живете?

– Позорно? – брезгливо повторил Карп.

– Ну, честно говоря, когда я к вам вошел, подумал, что это какой-то притон алкоголиков, разве что не воняет у вас. – Гарри немного кривил душой, запашок был, правда, не сильный, и, вероятнее всего, исходил он от носок Барсукова. – Вы ведь Нобелевский лауреат? Это же куча денег.

– Да что деньги, – Карп вздохнул, – деньги я потратил на исследования, а живу я так, – он окинул свою комнату безразличным взглядом, как импотент нудистский пляж, – живу так, потому что мне все равно…

Оба надолго замолчали.

– И все-таки, я не могу понять одного, – начал Гарри, – если для того, чтобы попасть в параллельный мир, нужен ваш проникатель, а он находился у вас, то как тогда его могли похитить пришельцы из этого самого параллельного мира? И почему вы так уверенны в том, что это именно они? И вообще, чем вам может помочь полиция?

– Похитили, несомненно, они, – Барсуков деловито скрестил на груди руки и значительно посмотрел на инспектора глазами проницательными, как он полагал, – больше некому. Да и, кроме них, никто о проникателе ничего не знал, и потом, это не материальный объект, человек его похитить не смог бы…

– То есть как не материальный? – удивился инспектор.

– А так. Это, проще выражаясь, сгусток энергии – тринадцать радиоволн различной частоты, замкнутые в определенной последовательности на долю секунды.

Гарри непонимающе посмотрел на профессора.

– Но где-то же вы это хранили?

– Вот здесь. – Барсуков постучал себя указательным пальцем по голове.

Гарри улыбнулся.

– Я, конечно, мало понимаю в науке, профессор, но кое-что, знаете ли, и мне понятно. Как можно украсть из квартиры то, что хранится у человека в голове?

– Очень просто, – ответил Барсуков, сверкнув глазами, – создавая проникатель, я, в первую очередь, замкнул время. На это ушли годы, – он оглядел свою квартиру, – каждая вещь, находившаяся в этой комнате, располагалась строго в определенном месте и взаимодействовала непосредственно с волновой структурой времени. Вы, может быть, слышали о том, что всякий предмет хранит в себе всю информацию, когда-либо полученную им?

– Возможно, что-то слышал, – задумался Гарри.

– Путем кропотливых расчетов и долгих экспериментов мне удалось замкнуть в этой комнате время в кольцо на секунды. Как я это сделал, вы все равно не поймете. Ну, а потом уже я связал определенные радиоволны в некую структуру. Созданное таким образом поле и являлось пространственным проникателем, и находился он здесь, – Барсуков рукой указал в сторону подоконника, уставленного пустой тарой, – но в то же самое время и здесь, – он постучал пальцем по лбу, как недоверчивый покупатель по кожуре арбуза, – я – это ключ к проникателю, так как время замкнуто было на мне самом.

Блюститель закона два раза моргнул и уставился сначала на подоконник, а потом на Барсукова.

– И? – спросил ничего непонимающий Гарри.

– И? И что, и? – передразнил Барсуков инспектора, глядя на него так, будто он объяснял ему, что курица – это птица, а не рептилия. – И его украли!

– Так чего же вы хотите от полиции? Что бы вам вернули ваши вещи?

– Да причем здесь вещи? – опешил Барсуков. – Нужно предотвратить катастрофу! Вы что, так ничего и не поняли? Мир уже начал меняться. С того самого момента как вы ко мне пришли, могло произойти такое…

– И все-таки я никак не могу понять, чем вам может помочь полиция? Относительно кого или чего я, по-вашему, заведу уголовное дело?

– Нет, нет! – тут же раненым птенцом встрепенулся профессор. – Никакого дела быть не должно, для этого нужны только вы и никто кроме…

Гарри удивленно посмотрел на Барсукова.

– Почему именно я?

– Вы подходите, – полушепотом произнес профессор и зловеще улыбнулся.

– 2 –

Придя домой, Гарри решил выпить немного, успокоиться и лечь спать. Услышанная полчаса назад история профессора вызывала у него двоякие чувства. С одной стороны, Гарри, как опытный полицейский, понимал, что имеет дело с не вполне нормальным потерпевшим и, скорее всего, потерпевшим он является не со стороны пришельцев из других реальностей, а урон нанесен ему от куда более банального врага – алкоголя, чему прямым доказательством была сама квартира Барсукова. И в то же самое время Фулмен признавал факт: Барсуков – профессор, лауреат, ученый и, стало быть, человек непростой. Бог его знает, до чего действительно дошла современная наука, расскажи, например, кому-нибудь лет так сто назад о телевизоре, тебя сочли бы сумасшедшим…

Налив полстакана «Red Label», Гарри достал из холодильника лед и, добавив в стакан три аккуратных кубика, встал у окна. Закурив сигарету, он крепко затянулся и, выпустив густую струйку дыма, отхлебнул скотч. В этот момент в комнате зазвонил телефон, Гарри посмотрел на часы, было почти три, и Гарри, в который раз пожалев, что забыл отключить аппарат на ночь, направился в комнату.

– Гарри Фулмен, – произнес инспектор, подняв трубку.

– Гарри, здравствуй! Ты уже был у Барсукова? – это была босс Гарри Эльма.

– Да, только вернулся.

«Странно», – отметил он про себя, чего это она вдруг?

– Та-ак… хорошо, – задумчиво произнесла Эльма. – Завтра утром зайди ко мне и постарайся ни с кем не говорить о том, что он тебе рассказал.

Гарри промолчал.

– И вот еще что, – добавила она торопливо, – завтра, перед тем как зайти ко мне, купи какой-нибудь радиоприемник, желательно небольшой, карманного типа. Да, и захвати чек, департамент оплатит расходы.

– М-м… – промычал Гарри, – ну, хорошо…

– Тогда до завтра, – понизив голос, произнесла Эльма, – и никому ни слова, – добавила она.

Услышав гудки, Гарри положил трубку, глотнул из стакана, сжатого в руке, и тихо произнес:

– Очень странно.

Утром Гарри зашел в магазин и купил, как его и просили, небольшой радиоприемник. После чего отправился выпить кофе в бар напротив свого участка. Сев за дальний столик возле окна, он вместо кофе заказал себе зачем-то пиво и принялся, не спеша отхлебывая золотистый напиток, рассматривать свою покупку. Радиоприемник был размером чуть меньше сигаретной пачки, черного цвета, с серебристым колесиком посередине. Колесико приводило в движение ползунок, который показывал, на какой волне сейчас находится слушатель. К приемнику прилагались меленькие наушники «капли», но был у него с обратной стороны и динамик, маленькая кнопка сбоку переключала приемник в режим наушников или динамика, и Гарри, вставив две маленькие батарейки, переключился на внешний звук. Он принялся, шурша радиоэфиром, искать какую-нибудь новостную станцию, в надежде услышать прогноз погоды.

…распорядился глава районной… а ты люби меня, люби…глубинных вулканических пород, нижние пласты… а а-а а а ала-ла-ла, ну, где же ты, любимая… I fe-e-el good, I knew that I wouldn't of…по словам террористов, все попытки властей…заявил президент Иордании…

Метеосводку он так и не поймал. Выключив приемник, он положил его в карман куртки. В мире ничего не менялось. Слушать радио Фулмен не любил – слишком гнусными были передачи и слишком жуткими оказывались новости. Иногда он слушал музыку, но редко и далеко не всю.

«Так что же я имею, – подумал Гарри, – украден некий «проникатель» в параллельные миры… но, в сущности, это не прибор, а набор вещей сумасбродного профессора… и вещи ему, как таковые, не нужны… а что же ему нужно… он говорил что-то про прерванную цепь, но я-то тут при чем? При чем тут полиция? И почему это именно я подхожу? К чему подхожу?»

Он посмотрел в окно. За стеклом накрапывал мелкий косой дождь, редкие прохожие быстрым шагом куда-то торопились по своим делам, глядя под ноги и обходя глубокие лужи. Они были похожи на серые тени, оторвавшиеся вдруг от асфальта и принявшиеся бороздить улицы самостоятельно. Атмосфера этого дня угнетала и исчерпывала. Гарри закурил сигарету и посмотрел на часы, было без четверти десять.

«Докурю сигарету и пойду, – решил Гарри, – или… может, еще одну пива?»

Он быстрыми глотками допил содержимое своей кружки и резко поставил ее на стол. Звук привлек внимание официантки, она посмотрела на Гарри, приподняв левую бровь, он же в ответ кивнул. Она тоже едва заметно кивнула и через минуту, подплыв медузой, поставила перед ним кружку свежего солодового напитка.

– У вас замечательное пиво, – улыбнулся Гарри.

– Только для лучших клиентов, – проблеяла официантка и оценивающе посмотрела на инспектора, – может, молодой человек хочет чего-нибудь покрепче? – двусмысленно спросила она, и зрачки ее при этом заметно расширились. Гарри даже слегка смутился.

– Э-э, в другой раз обязательно, – еще раз улыбнулся он, – сейчас я на работе.

– Да? И как… интересная у вас работа?

– Иногда очень.

Официантка пристально посмотрела Гарри в глаза, лукаво улыбнулась и, покачивая формами, направилась к дальнему столику у стены, где сидели два немолодых уже посетителя, явно перебравшие накануне и потому нетерпеливо жаждущие спасительного пива. Гарри не без удовольствия проводил работницу бара взглядом и снова посмотрел в окно. Почему-то теперь настроение его улучшилось, и даже хмурая заоконная действительность показалась ему теперь романтичной и обнадеживающей. Он не спеша допил пиво и, положив на столик чуть больше требуемой суммы, вышел из кафе, направившись в участок.

Когда Гарри вошел в кабинет Эльмы, он почувствовал себя сразу даже не двояко, а, скорее, трояко. Во-первых, он понял, что вторая кружка пива была явно лишней, ведь он опять забыл позавтракать, а алкоголь таких фокусов не любит, во-вторых, он понял, что опять вошел без стука и от этого ему сделалось жутко неловко, ну, и в-третьих, он вдруг осознал, что его босс, оказывается, женщина, и женщина, вероятно, привлекательная в своем роде. Нет, разумеется не для самого Фулмена, но… Все эти три чувства нахлынули на него одновременно и моментально, а потому тут же смешались во что-то подобное хмельной сентиментальной неловкости.

В тот миг, когда инспектор открыл дверь кабинета, он увидел, что его босс Эльма стоит возле окна и самозабвенно целуется со вчерашним потерпевшим профессором Барсуковым. Но видел он это какую-то долю секунды, так как сам же и спугнул столь странную парочку своим появлением. Любовники тут же отпрянули друг от друга, как застигнутые внезапно включенным светом тараканы на темной кухне. Эльма тут же покраснела и потупила взгляд, а профессор заметался глазами и покрылся испариной.

– Я… извините… я… – Гарри попытался закрыть дверь.

– Нет, нет, – остановила его Эльма, – проходите, Гарри. Вот, знакомьтесь, Гарри Фулмен, это… – Она повернулась к Барсукову, но посмотреть на него не смогла. – Ах да … вы же… вы же вчера…

Барсуков оживленно закивал и принялся тереть вспотевший лоб носовым платком. Эльма же принялась бессмысленно перебирать какие-то бумаги на столе.

– Я купил приемник, – нашелся Гарри, сам крайне смущенный этой неловкой сценой.

– Да? Очень хорошо! – Эльма оторвалась от своего пустого занятия. – Вот как раз Карп Фазанович… он хотел…

Барсуков спрятал платок в карман, сухо откашлялся и направился к Гарри.

– Разрешите?

Гарри протянул профессору свой приемник, а сам подумал: «Шустрый, однако, старикашка, как это он так быстро ее охмурил».

– Да, это как раз подойдет, – произнес профессор и, посмотрев на Эльму, утвердительно кивнул головой.

– Отлично, – ответил Гарри, хотя абсолютно не понимал, что к чему и за чем должно подойти.

– Тогда я сейчас в лабораторию, – Барсуков спрятал приемник в карман, – и минут через тридцать снова у вас.

– Да, да, Карп Фазанович, конечно, – видно было, что Эльма уже успокоилась, – я тогда сейчас все Гарри объясню…

Барсуков кивнул, и, слегка засмотревшись на Эльму, пошел, но тут же врезался в стоящего на пути Фулмена. Профессор вздрогнул, извинился и, обойдя препятствие, поспешно вышел из кабинета.

Гарри, секунду помедлив, подошел к столу и сел напротив Эльмы.

– Я – весь внимание…

Эльма, присела в свое кресло, взяла карандаш и начала ритмично покручивать его между пальцев. Раньше он никогда не замечал у своего босса такой привычки.

– Гарри, для начала я должна сказать, что мы… мы с Карпом… с Карпом Фазановичем… мы давно знакомы, очень давно. – Тут она испытующе посмотрела ему в глаза зрачками, в которых читалась просьба не разглашать увиденную сцену страсти и возможная протекция на самом высоком уровне. Гарри понял этот взгляд и едва заметно утвердительно кивнул.

– Да, но это, конечно, не имеет отношения, – продолжила Эльма, – отношения к делу… Понимаешь, Гарри, дело это странное и сложное… и… и потом Карп сам тебя выбрал, – с некоторым удивлением в голосе сказала Эльма, – в общем… тебе поручается…

Эльма говорила очень странно, делая ненужные паузы и повторяя слова, как будто бы она сама не знала, что говорить. Этого Гарри в ней тоже не замечал. Но было ясно, что что-то сказать она все-таки хочет и это что-то дается ей с трудом.

– Эльма, – перебил ее Фулмен, – я и сам вижу, что дело очень необычное. Я просто хотел спросить напрямую. Тем более что вы, оказывается, знакомы…

– Да, Гарри, что? Что спросить? – Эльма тревожно посмотрела ему в глаза.

«Нет, точно, – подумал он, – такой странной я ее не видел никогда».

– Мне показалось, что этот профессор немного не в себе, – карандаш в руках Эльмы снова пришел в движение, и Гарри непроизвольно начал следить за этими манипуляциями, карандаш вращался, как сошедший с ума спидометр при приближении НЛО, – может, у него на почве усталости… или еще чего…

«Интересно, а она давно у него была, – вдруг подумал Гарри, – и видела ли она все эти бутылки? Или, может, они вместе столько выпили?» – Он невольно представил себе эту картину и внутренне поморщился.

… просто нервный срыв, – продолжил он, – все-таки ученый, столько работы, мозгу ведь тоже разгрузка нужна?

Эльма слабо улыбнулась.

– Да, я понимаю… но тут… тут, Гарри, все не так просто… Ты, конечно же… тебе сложно вот так взять и понять… но… я, видишь ли… я сама была в том месте, о котором он тебе говорил. Это не выдумки, Гарри. Все – правда!

– Вы? Вы там были? – удивился инспектор. – Когда?

– Какое-то время назад, – уклончиво ответила Эльма и, встав с кресла, подошла к окну. – Гарри, тебе нужно будет отправиться туда и все выяснить. Карп все тебе расскажет и объяснит. Мы будем держать с тобой связь.

Она снова вернулась к столу.

– Да и еще, дело это неофициальное, ты же понимаешь?

Гарри кивнул, хоть и абсолютно не понимал, почему это он, инспектор криминальной полиции, сыщик, должен заниматься неофициальными делами, да еще и такими бредовыми.

– Поэтому я все оформлю, как твою, так скажем, служебную командировку. Ну, а зарплата… – Эльма присела в кресло и придвинулась ближе к Гарри, – зарплату получишь такую… что я сама тебе позавидую…

Гарри вдруг задумался, какой, интересно, такой зарплатой его заманивают в это попахивающее клиникой расследование. И какова же тогда сумма, что Эльма сможет ему позавидовать? Он невольно представил, как раздаст все долги и уедет куда-нибудь далеко к морю, плюнув на работу, на серый дождливый город, на окружающую его тоскливую, безрадостную действительность.

Тут вдруг на ее столе зазвонил телефон, и Эльма, как будто зная об этом звонке заранее, неожиданно быстро схватила трубку и тут же начала разговор.

– Да! Да, здравствуйте! – затараторила она в трубку. – Сколько? Отдуваться опять нам? Ну, знаете, что я вам скажу… это не в моей юрисдикции… да… да… и Пинкербрейкер в курсе… Что? Да мы просто перебросим это дело в главное управление…

Гарри понял, что разговор у Эльмы, скорее всего, затянется. Он встал и пошел к выходу. Эльма сделала вид, что не замечает этого, и еще более оживленно продолжила свой нервный телефонный дискусс.

– …а мне плевать! Вы были обязаны в трехдневный срок…

Гарри вышел в холл и закрыл за собой дверь. Тут же он столкнулся со своим коллегой Иванческу. Сысой Иванческу, сорокапятилетний комиссар полиции, лысоватый, грузный, карьерист-параноик с болезненной отдышкой и слабым сердцем, имеющий жену и двух дочерей, а также молодую любовницу – продавщицу из магазина мужской одежды, о чем в управлении знали все, страдальчески улыбнулся и пожал руку Гарри.

– Как поживает гроза преступного мира? – банально сострил он.

На этот вопрос Гарри не ответил, только посмотрел на Иванческу так, будто видел его первый раз в жизни.

– Да ты, брат, пьян? – изумился комиссар.

– Нет, я не пьян.

– Что, вызывала? – Иванческу со злорадствующим видом кивнул на дверь кабинета Эльмы.

– Вызывала…

– Сам же знаешь, она этого не любит! – назидательно промямлил Сысой.

– Чего этого? – Гарри еле сдержался от желания плюнуть в сальное лицо комиссара.

– Чего, чего… Утреннего отрыва от реальности. – Иванческу посмотрел на Фулмена взглядом строгой матери, поймавшей своего несовершеннолетнего сына с сигаретой в зубах.

«Как он это точно сказал – утренний отрыв от реальности», – удивленно подумал Гарри.

– Ну, ладно, пойду, – комиссар похлопал инспектора по плечу, от чего по телу Гарри прошла брезгливая волна, – дали двух оболтусов на стажировку. Вот они меня… дерут. Как морскую звезду.

Гарри давно заметил за Иванческу привычку говорить метафорами, только метафоры его зачастую были ужасно корявыми и нелепыми. Но в этот раз он превзошел сам себя.

«Утренний отрыв от реальности, – думал инспектор, – прямо про меня. Прямо в точку попал».

Фулмен устало посмотрел на сутулую спину удаляющегося Иванческу и направился в свой кабинет.

Стол, как всегда, был завален бумагами, тут же стояла чашка недопитого позавчера кофе и пепельница, заваленная скрюченными, как болезненные корнишоны, окурками. Гарри вытряхнул пепельницу в корзину и, усевшись в свое кресло, закрыл глаза. Его тут же потянуло в дрему. За окном моросил мелкий, еле слышимый дождь, который приятно убаюкивал сознание и погружал Гарри все глубже и глубже в негу сна.

Странные зыбкие образы из далекого детства, размыто цветные и солнечные, еле уловимо вплывали в его сознание. Вот Гарри – маленький ребенок в коротеньких штанишках, идет с мамой за ручку по ярко залитой солнцем улице. Мама что-то говорит ему, но он не может разобрать ее слов, хотя понимает, что мама говорит с ним довольно строго, и в то же время он чувствует ни с чем несравнимое тепло и нежность, которая исходит от самого близкого и родного ему человека, и это ощущение невероятной заботы и любви окружает Гарри, и мир вокруг наполнен чистотой и светом.

На улице множество людей, одетых в легкие светлые одежды, Гарри не видит ни одного хмурого лица, и сама улица, и площадь, к которой они приближаются, будто бы источают неуловимую музыку счастья. Посередине площади стоит большая гранитная чаша, из центра которой бьют, переливаясь на солнце, струи фонтана. Гарри, влекомый мамой, подходит к краю чаши, она такая высокая, что на секунду Гарри перестает видеть искрящиеся лучи воды, но тут мама нежно поднимает его и ставит на гранитный бордюр, Гарри уже ощущает мелкие брызги воды на щеках и слышит, как струя монотонно шумит…

Внезапный телефонный звонок оборвал сон Гарри в тот самый момент, когда он хотел повернуться к маме лицом. Вздрогнув, он открыл глаза и услышал все тот же шум, что и во сне, только более четко. За окном мелкий моросящий дождь сменился настоящим ливнем, небо приобрело серый, давящий на сознание цвет, от чего в кабинете стало заметно темнее.

Телефон еще раз громко прозвенел, и Гарри резко поднял трубку.

– Гарри! Зайдите ко мне, – голос Эльмы окончательно вернул Фулмена в сознание.

– Иду.

…

полный текст романа:

http://bookz.ru/authors/mihail-bo4karev/prilivam_760.html