От Сталинграда до Люксембурга ч29 Лагерь для офиц

                ЛАГЕРЬ ДЛЯ ОФИЦЕРОВ

         Затем Федора кинули в Вышний Волочек. В специальный  лагерь, где проверялись только бывшие командиры Красной Армии. К ним отношение было особо не доверительное и подозрительное.
        Для тех, у кого не было никакой вины перед Родиной,  процедура пристрастной  проверки вызывала психологическое потрясение, этакий шок.
        «Мы снова оказались за колючей проволокой под  напряжением, с убедительной охраной и на скудном лагерном пайке для подследственных, от которого, как утверждали лагерные остряки, жив будешь, но дорогу к Марусе позабудешь... 
        Никак не ожидали мы, что, вырвавшись из лагерей фашистских, попадем снова за колючую проволоку у себя на родине, что дома нас ждут страшные унижения», писал бывший военнопленный С.Бибиков.

         Вспоминает Федор Бичехвост. Я еле успевал записывать.
  «В том лагере подошла моя очередь на опрос.
         - Кто Вас знает, что Вы были в плену, работали по репатриации?
         Это молодой офицер ведет опрос  в кабинете. Казарма разделена фанерой на кабинки для допросов. На кабинке  надпись «СМЕРШ» - это комиссия государственная. Поверяют офицеров и солдат, что были в Германии.
         Офицер все время задает мне вопросы. Много он написал.
          - А теперь идите и переходите в это здание, где помещаются проверенные нами.
         Выхожу. А дверь фанерная. Стоит возле капитан, высокий, подтянутый, чистый.
          - Вас на минутку можно задержать?
          - Я после допроса.
          Он:
           -  Не угадываете меня?
           -  Никак нет. А что-то мерещится мне, что где-то видел, а не вспомню.
           Он:
          - Да… Война… А я Вас знаю… По Пятигорску… Находился затем на фронте я, присвоили  капитана… Остатки наших направили для  участия в  этой проверке.
           И тут припомнилось  мне, - рассказывал отец.- Он, этот капитан, тогда был  совсем молодой, в Пятигорске, в моем  училище. В нашей роте, во взводе, сержант.
           А я, как офицер, был дежурным по гарнизону. Гляжу, вечером идут на КПП два друга от базара, а сами крепко выпивши. Наши, из училища.
           - Ах, Вы,…- ругаю их,- идет война, а вы пьяные! 
            Молчат, пыхтят. Приказал отвести их, нет,.. не на гауптвахту, а на кухню, накормить – и спать, чтобы к утру протрезвели.
            В рапорте об этих «парубках»-нарушителях я не указал. К чему ломать было их   молодую жизнь.
            Теперь этот капитан и говорит мне:
            - А ведь нас по законам военного времени могли трибуналом судить...
            Почему-то думаю я,- дополнил рассказ отец, - он  подтвердил, что знал  меня, как  офицера училища в Пятигорске.
 
           При проверке от Федора требовали назвать людей, которые засвидетельствовали бы его нахождение в немецком  лагере в Люксембурге, в лагере Гожаке под Бордо во Франции и т.д.

            Читаем лишь малую часть его допроса.       
            «Вопрос: Кого вы знаете из офицеров связи?
            Ответ: Из офицеров связи, пребывавших в зоне оккупации англо-американских войск, я знаю следующих:
           1. Мойса, имя отчество его не знаю, бывший военнопленный, житель города Киева.
           2. Морозов Сергей Маркович, бывший военнопленный, уроженец Чкаловской области.
           3. Невязанный Николай Иванович, бывший военнопленный из села Дробовка Дробовского района Полтавской области.
           4. Жердеев Виктор, отчество не знаю, откуда он не знаю.

           Вопрос: Кто с вами находился в лагере в гор. Бордо?
           Ответ: Вместе со мною в лагере в Бордо  из Сов. граждан были следующие:
           1.Чиханов Василий Иванович, житель гор. Москвы.
           2.Бобраков Дмитрий Иванович, отчество не точно, житель Пологовского р-на, невдалеке от ст. Пологи, находился с 1946 года в трудармии.
           Кроме этого, есть еще много девушек, находившихся в Бордо, в данное время проживают в гор. Пологи, но фамилии и имена их не знаю.
           Больше показать ничего не могу, показания с моих слов записаны правильно, сам читал, в чем и расписываюсь.
                Подпись (Бичехвост)
                Допросил Нач 5-го ТОМТП  Ст. жд капитан  Ряднов
               
          Вот что еще вспоминал отец, уже в преклонных годах, почти ослепший и глухой, с палочкой, трижды оперированный, но жилистый и духом весьма крепкий!

          «Не думал я, что жизнь занесет тогда меня во второй раз в Вышний Волочек, с той проверкой в запасном стрелковом полку.
          Первый раз прибыл я в Вышний Волочек простым солдатом.
           В 1939 году. В Финскую зимнюю кампанию. В первую для меня войну… 
           А всего службы в армии, на фронтах, да в лагерях и в Запанной Германии  у меня  9 лет, промелькнуло, как один день… Ноги  мои в сапогах пол Европы протопали…
            
           Так вот, слухай. Окончил я тогда, перед финской, службу в погранвойсках в  Молдавии в Тирасполе. Уже собирался на отъезд домой.
           Ночью подняли  по тревоге. Куда неизвестно, но всех с вещмешками.
           Друг-односельчанин Кириченко, он старше меня был, забеспокоился:
           - Надо как-то сообщить домой, чтобы не ждали скоро. С женой осталось на хуторе  у меня трое ребятишек.
          (В архивах Министерства Обороны  недавно разыскал я, что Кириченко попал  в плен. Он, в отличие от Федора, не выжил. Погиб в лагере смерти Ламсдорф, о чем никогда  не знали его дети - мои старшие друзья детства, Толик и Володя. О месте захоронения своего отца они исестра их Зина услышали от меня, будучи уже сами в летах.  Они сберегли фотографию своего отца от 1941 года, которую мы и помещаем здесь. 
            Эшелоном довезли нас, вояк необстрелянных, до Киева. Дорогой мы держимся с Кириченко вместе. Едем в товарняке. По вагонам прошел слух -  направляют на финский фронт.
            Везут нас через Вышний Волочек. Уже зима, снег, ветры. Выдают лыжи с палками, полушубки, подшлемники, винтовки и зимнюю форму.
            Нам стало ясно – на фронт. У состава давай тренироваться на лыжах – мы были неученые на лыжах, первый раз их увидели. В Молдавии, где служили, снег выпадал и тут же  таял.
 
            Везли нас через Ленинград. Вот и Карелия. И небо и облака и земля сравнялись одинаково. Поезд идет, в теплушках печки. А по снегу люди едут на оленях, на собаках. Нам в диковинку! Мы, как дураки, свистим, орем на них из вагонов.

           Потом  много снега…. Снег блестит далеко-далеко. Стоят белые медведи. Вылезли на солнышко погреться, стоят столбом. Там увидел я Белое море. Везут дальше. Выгрузились.
           Стоит дремучий лес, ели, а под ними снег, сверху дождем осыпается. А ребята некоторые были здесь, и говорят. Разгребешь под ними снег, там мох. Вот тебе и перина, чтобы спать. А морозы страшные, под 45 градусов. Обмораживали руки, ноги.
           Вели потом нас по Пя-озеро, по замерзшему льду. Недалеко от финского города. Готовились взять. Впереди где-то шли бои.
          «Будьте на ходу! И в готовности!» - предупреждали.
А мороз  такой, что чубы потные прихватывало. Мы в валенках и портянках.
           Неприкосновенный запас - это кусок сала мерзлого, его топором не урубишь. Галеты -сунешь  в горячую воду, чай выпьешь.
            Вокруг непроходимые леса. Давали по 100 граммов спирта, каждому из своей фляжки, наливай в колпачок. Я не выпивал, раз - и за воротник выплесну.
           Если выпью,  то хана – быстрее убьют.
           Провели стрельбища в сторону финнов. Винтовки сначала привезли все смазанные солидолом - не протертые.
           Через 3-4 суток надо было взять этот город штурмом. Кругом лес. Ни наши орудия, ни танки не прошли бы. Были наши заставы. Там  и служили  мы  с дружком Кириченко в особом ударном полку, далеко от Пя-озера.
           В городе Кандалакша я провалялся с неделю в госпитале…».

          При прохождении проверки Федора в Вышнем Волочке на него пришло положительное подтверждение из Москвы. За время службы по репатриации выплатили ему деньги, и  выдали литер на проезд к месту жительства.
           В военном билете его появилась запись. 
           «11.1945 -  12.1945  на спец. проверке. 359 запасной стрелковый полк, 14  запасная стрелковая бригада.
     Уволен в запас 17 декабря 1945 г. из 91 стрел. полка 33 стрелк. дивизии, командир стрелкового взвода, лейтенант. Приказ МВО № 02613 от 14 декабря 1945 г.».

            Итак, Федор Бичехвост был признан не виновным.
            Ибо уволили его в запас из той же 33-стрелковой дивизии, того 91-го стрелкового полка, в котором он вступил на фронт в июне 1942 года в большой излучине Дона, защищая подступы к Сталинграду.
            Круг службы его замкнулся благополучно. Но не будешь потом каждому злопыхателю совать под нос военный билет с этой записью, а вот то, что он был в плену, любой может  плюнуть ему в лицо…      
      В один из зимних дней вывели их строем из лагеря  на вокзал. Ехать! Все облегченно вздохнули,  вроде мытарства остались за спиной.
          Остались ли, мелькали мысли у Федора?..

           Пренебрежительное, а то скверное отношение к военнопленным в Советском Союзе  осталось надолго. Хотя после госпроверки огромное количество их было возвращено для прохождения службы в рядах армии.
           Это негативное отношение началось меняться нехотя, спустя многие годы и  десятилетия. Но все это  время, ни в чем неповинным солдатам и офицерам, изгоям советского общества, надо было пережить.  Судьбы очень многих оказались трагическими.
           Немало их «загремело» в лагеря ГУЛАГа, нередко необоснованно, и только потом кого-то оправдали, реабилитировали…

           Маршал Жуков впоследствии отмечал, что  «наиболее грубые извращения нарушений законных прав военнопленных были связаны с необоснованным привлечением их к уголовной ответственности. 
            Значительное количество военнопленных, возвратившихся на родину, было подвергнуто различным наказаниям, начиная со ссылки на спецпоселение и кончая высшей мерой наказания.
           Советское законодательство предусматривало суровую ответственность за преднамеренную сдачу в плен, за сотрудничество с врагом и другие преступления, направленные против Советского государства.
            Однако из советских законов не следовало, что военнослужащий, попавший в плен вследствие ранения, контузии, внезапного захвата  и при  других обстоятельствах, не  зависящих лично он него, должен нести уголовную ответственность».

           Осужденные за сам факт попадания в плен, за то, что выжили в немецкой лагерях смерти, несмотря на болезни, голод и издевательства, узники сталинских лагерей направлялись на принудительные работы.
           Их гнали массами в забои шахт, на стройки, лесоповалы и другие тяжелые места для восстановления разрушенной промышленности. Их везли в переполненных эшелонах, один за другим. И больше ночами, чтобы люди не сведали. Под неусыпной охраной.
           А гражданских лиц из неволи немецкой насильно направляли в отдаленные сельские районы страны, поднимать захудалые хозяйства. Запретили проживание в крупных городах,  жестко ограничили их прием на мало-мальски приличную работу.
           Всех их десятилетиями преследовали анкеты с графой о нахождении в плену.

           Даже мы, их дети, при поступлении в техникумы и ВУЗы, заполняли эту  строгую графу о нахождении своих родителей в гитлеровском плену. И лично автор.
             Ведь до 1956 года Федор Бичехвост, как и все  военнопленные офицеры, находился под жестким негласным надзором органов госбезопасности. 

           Когда наступило официальное снисхождение к бывшим военнопленным, я уже работал в прокуратуре. Был допущен к секретной почте, понятное дело, под расписку. В наши "благословенные времена демократии", будучи на пенсии, не получал  отказа в визах для выезда   в Западную  Европу, которую изъездил батя в поисках советских граждан.

          …А пока трещит морозами, завывает метелями  зима 1945 года. Федор едет, спешит на родину. Ох, как хочется быстрее домой!
     Но куда же ему в первую очередь ехать? Проездной литер выписан в Сталинградскую область, домой. А на Украине где-то мучится его Татьяна?
     Но туда, к ней проездных документов у него нет! А патрули военные - они, ушлые, везде.  На каждой станции, и в поездах проверяют...
     Но Татьяна-то ждет. И Федор рискнул - рванул в поезде на Украину, и чемоданы с вещами надрывали плечи.
           А за спиной оставались у него два советских лагеря.   
Так, а сколько же прошел он, перенес этих лагерей-то?..
           Немецкие – это Миллерово, Белая Церковь, Штукенброк, Триер, Диффердинген.
           Советские – это Франкфурт-на-Одере и Вышний Волочек.
           Вот и получается,всего 7 лагерей прошел. И, слава богу, выжил.

           Худой, уставший и изможденный после всех немецко-советских лагерей, он  спешит с надеждой, что, может, у них с Татьяной  кто-то родился… Сын или дочь?..

          Но нет еще меня, и не появился на свет божий младший братик Саша, которого я буду нянчить… На которого с малку неизгладимое впечатление произведут услышанные рассказы родителей о нахождении в Люксембурге и Западной Европе, и привезенные оттуда фото их жизни.
          И он, потом профессор Александр Федорович Бичехвост, создаст капитальный научный труд «История репатриации советских граждан: трудности возвращения (1944-1953 гг.)".

         …А сейчас есть только битком набитый людьми, гремящий на рельсах эшелон, который мчит Федора по разрушенной, обгоревшей и нищей от войны-разрухи Украине….
         Мчит его в светлеющее утро, в сиреневую  даль за горизонтом, туда, где  ждет его Татьяна… 

             Заключительная глава здесь:http://www.proza.ru/2012/08/02/1472