Музыка

«Тот век рассыпался как мел, который словом жить умел, что начиналось с буквы эЛ, заканчиваясь мягким знаком». Ю. Визбор

Есть в Ульяновске дом, украшенный литерой "Л" на фронтоне. Согласно справочникам дом построен в 1870-х мещанином М.М. Щукиным, в 1876-1880-х здесь размещалось II-е мужское народное училище. То есть, как можно заметить, буква не встречается ни в имени, ни в фамилии владельца - загадка для краеведов. Но если справочник не дает исчерпывающей информации – может самим придумать объяснение? Возможно г-н Щукин захотел увековечить некую Лидию, или Людмилу? Не важно, важно, что им в этом случае двигала Любовь!

Однажды ранним весенним утром, когда еще холодно, но уже распускается первая листва после дождика, в этот дом въехала пара на извозчике. Бодро соскочил Он, сразу выгружая и багаж, следом робко вышла Она. Вообще они как-то рознились, при этом дополняя друг друга: подвижный, жизнерадостный Он и спокойная, элегантная Она. Да только вот Он по-весеннему весел, а вот Она… нет, и она тоже старается быть веселой, и в глазах тоже вроде радость, но почему-то застилаема слезами. Он в распахнутом пальто, Она зябко кутается в свой казакин и руки прячет в муфточку. Правда, иногда вынимает – прикрывая рот платочком, откашливается. Красивая рука, ухоженная, только вот очень уж истонченная.
Гости у них бывали нечасто, видно было – люди интеллигентные, не шумные, смеялись, разговаривали, но без разгула. И танцев тоже не было. Если не было гостей – выходила гулять наша пара. Неспешно, под ручку, но недалеко и ненадолго. Бывает, пройдут два квартала и назад, Она устало глядя перед собой, Он с трепетом глядя на нее. И так почти каждый вечер. Они были не молоды, и Он терт жизнью, и Она нет-нет да блеснет сединкой из-под изящной шляпки, но видно было – вместе прожитые годы не охладили их отношений. Легко можно было назвать их парой не семейной, а влюбленной, и это не было ошибкой. А потом, когда они возвращались со своей маленькой прогулки, наступал вечер. Зажигалась настольная лампа под зеленым абажуром, штора закрывала окно с открытой форточкой, и звучал рояль. Нет, она никогда не пела, но как восхитительно играла! Чудесные лирические вальсы. Не было в них ни бравурной веселости, ни такой уж меланхолии – одно лишь спокойствие. И любовь.
Музыка не звучала – она лилась, и сложно было понять отчего колышется листва во тьме, то ли от освежающего ветерка, то ли от света в окошке. А может наоборот – тянулась сама послушать? Кто ж ее, листву, поймет. Не раз это вечернее окно, дышащее домашним уютом, привлекало одиноких путников. Бывало идет такой – нос повесил, ногами шаркает и вдруг замирает от изумления – он слышит музыку. Музыка аккуратно, и вроде бы нежно берет его за сердце и вдруг стискивает! Но почему-то не больно, а сладко, тянет вверх и вдруг отпускает! Но почему-то сердце не падает, а летит. Летит по волнам музыки. Некоторые подолгу стоят – слушают, уходят потом с просветленными лицами. А один так вообще – шел мрачнее тучи, а тут услышал, почесал в затылке, да и побежал обратно. Видно осознал, что и его где-то ждет тепло родного очага.
Ах, сколько душ согрело это случайное окно в ночи! Но вот однажды из парадного выскочил Он – волосы встрепаны, сюртук распахнут встреч январской метели, без шапки, стремглав – так, что чуть не попал под подъехавшую карету врача. Пенсне залепило снегом – Он отбросил его в сторону, да так и зашагал, прямо по мостовой, чуть пошатываясь. И рояль затих. Навсегда.

Дом опустел ненадолго, а вскоре наполнился детскими голосами – в дом вселилась школа. Но это уже совсем другая история.