Круиз 1. Начнём, пожалуй, с конца

                КРУИЗ ПО ТИХОМУ

                С благодарностью
                Белоусову М.С.
                Желаю Вам в жизни таких же друзей.

                1.
           Начнем, пожалуй, с конца

Как оказалось в дальнейшем, этим рейсом мы с Мишаней завершили наши долгие совместные морские путешествия. Это сейчас они для нас на уровне приключений. А тогда… В те времена, ребята, это были морские геофизические работы. И геологические сопутствующие. Поисковые государственные. На нефть и газ. А также «воякам» они были нужны. Кстати, им это во все времена необходимо. В любом серьезном государстве. Они нам, Министерству геологии СССР, на это денежки «отстегивали».
Ну, а лично для нас, это были заработки, во-первых. И, во-вторых: возможность походить по морям и океанам за государственный счет. И под его защитой. Это очень важно. Особенно сейчас это понимаешь. И зарплата, по тем временам, была для нас весьма  устраивающая.
И вот в Петропавловске наш, прямо скажем, маленький гидрографический пароходик «Федор Матисен», подойти, после завершения похода, к причалу не смог. Нас это не удивило нисколечко. Так во всех портах мира бывало. Особенно на рейде любимой Гаваны. По полторы – две недели там ждали. По десять раз в день спрашивали: «Ну, когда, ребята?». А в ответ очень дружески жизнерадостно: «Маньяно, амиго, маньяно». Это значит – сейчас, вот-вот, дорогие друзья.
Ну, не будем отвлекаться. О Кубе – потом. Тем более, что, честное слово, лучше страны, чем остров Свободы, ни до, ни после мы не видели. Мишаня был там раньше меня. Меня везде, как уже все повидавший, водил, лучшим в мире мороженым кормил. Где шлепнуть рома, я соображал сам.
Встали мы на рейде, внешнем, около часу ночи, по-местному. По нашему, камчатскому, стало быть. Долго ждали комиссию. Комиссия это значит: погранцы и таможня. Ну, прибыли они, трясут нас. Погранцы только выпить не прочь, а таможня, как ей положено, хочет всего.
Я бы переиначил всем известные слова так: «Таможня берет добро». Ладно. Все заняты своим делом. И тут, бляха-муха. Еще не закончили это все, а подошел буксир и стали грузить ящики. Другой экспедиции. Московской. Так еще не бывало.
Мы шесть с половиной месяцев болтались в Тихом. Нас бы сначала выпустили, а уж потом… Как-то странно.
- Ну, мля! – говорю своему ближайшему старому испытанному Мишане.
- Это что же деется-то? А?
Тогда еще такого эрзац-заменителя словечка типа «блин» и в помине не было. И слова и дела наши были натуральными.
- Что же это за приход такой?
«Приход» - это сход на берег. Возвращение стало быть. Смазан, выходит, приход напрочь.
Мишаня глазы свои круглящие выкатил донельзя, по каюте заходил справа – налево, башку свою, почти квадратную, слева - направо наклонил и хитрющее-раздумывающе загундосил:
- Ну, не знаю, не знаю, Вадюньчик, в чем тут что зарыто. А может девки там наши, бля, нас так сразу и видеть не очень хочут.
Вот ведь как Мишка может сразу всю проблему разом обнажить. Как команда: «Кругом!» И сразу выпить захотелось. А выпить-то и нету. Практически нету. У меня только один сувенирчик мексиканский остался. Из Мансаниловки.  Сам же Мишаня мне на этот презентик и указал. Пузырь с желтоватой спиртовой настойкой на каком-то червячке. Червячок в этой жидкости болтается. Вроде его то ли обсасывать надо, то ли постепенно откусывать.
Жидкость мы приговорили, оказалась послабее нашей водяры. Червячка за борт выкинули. Что с ним дальше стало – не знаем. А нас эта настойка совсем не зацепила. А с нами дальше было так.
Утром очень рано, почти в пол-пятого выполз я на нашу маленькую шлюпочную палубу. Потрусить немного, размяться. Мишаня уже там. И сразу же лапой широкой своей мне роток заткнул. У самого глазы горят весело – восторженно.
- Слушай. Только не ржи.
А сам смехом давится, хрюкает. Внизу под шлюпкой двое громко беседуют. Те, что на наш, уже бывший наш, пароходик влезли, не дождавшись пока мы борт покинем. Сразу чувствуется, что у них была «привальная».
- Ты видишь, какие звезды?... Нет, ты видишь какие звезды, а? – Это первый. Икает. Молчание. Сопение.
- Да я ж тебя спрашиваю, начальничек, же да? Звезды, а?
- Где?... – Второй. Тоже икает.
- Да. Вот. И воздух какой, а? – Пауза.
Опять первый:
- Ты все понимаешь, начальник? Они на этой лоханке план, говорят, выполнили, и даже перевыполнили, а мы, что? Хуже, а? – Пауза. Как положено, курят.
Второй. Твердо запинаясь, очень авторитетно:
- Да… Пойдем… Сейчас закончим… и все… Они слезут… Мы начнем… Главное начать…
Два окурка полетели за борт. Очень характерно, трудно передать словами как, - хлопнула тяжелая, набранная из дубовых досок судовая дверь. Для них рейс начинался.
А для нас рейс кончался. Наш последний с Мишаней совместный рейс. Для меня, как потом станет ясно, вообще последний рейс. А закончится рейс у нас, когда спустимся по трапу, но уже не нашего пароходика «Федор Матисен», а ТУ-154 рейса «Петропавловск-Камчатский – Ленинград».
А сейчас мы помолчали немного. Потом Мишаня глубокомысленно изрек:
- Да. Вот скоро их «Матисен» с борта на борт валять начнет. И тогда процесс для них пойдет…
Сейчас, через годы, вспоминаю, поражаюсь: «Почему Мишаня воспользовался такими словами?» Вы, ребята, обратите внимание, что по имени-отчеству Мишаня тезка только-только приходившего в те времена к власти Горбатого. Вот уж поистине не знаем мы, как слово наше отзовется. Да и мы ли это сами говорим. И творим…
А все ж тогда мы еще очень и очень молодые, весело «пахали» в море. Если удастся, если успеем – попробуем немного рассказать Вам, как у нас глупо, но искренне это происходило. Попробуем, а? Мишаня!...