Димка и Чухпелек

Из цикла "Наш друг - Димка"
         
         Утром… какое к черту – «утром», – ночью позвонил Димка.
         – Слушай, ты, смотрю, не спишь, я зайду? Я около подъезда.
         – Открыл, – сказал я и пошел к двери.
         – Война? – спросил я, увидев его глаза, которые напоминали два старых пятака.
         – Какая? – он стал раздеваться. Я почувствовал запах. Свежий.
         Я махнул рукой и пошел на кухню.
         – Ты это… если спать хочешь, – я один посижу, – Димка был похож на идиота, только сгорбившегося.
         Я пошел в комнату что-нибудь одеть.
         – Ты дома-то был? – спросил я его, зайдя на кухню.
         – Так я из дома. Мои все с утра разбежались на работу, а я сразу к тебе, – он заговорщицки понизил голос.
         – Говори громко – моих тоже нет. Сразу…  А «врезал» когда?
         – Это ещё ночью. Перепугал всех. Моя следом зашла, а я с бутылкой. «Идиот старый» - только и сказала. «Отморозил ум-то вчера!»  Я-то вчера в прорубь ходил. Холодная вода-то. Свистят, что тепло. Вода, как вода – холодная только. Пришел, «согрелся» и спать лег. А потом…, – Димка опять сделал глаза «пятаками».
         – Встал, врезал, напугал своих и пошел меня будить, – продолжил я, вставая и беря чайник.
         – Спал я. Понял? Спал. А может и не спал. Был я у  Чухпелека. Вот! - он ждал моей реакции.
         – Белая горячка! – сказал я.
         Чухпелек – был шаман, который жил в тайге. Мы иногда бывали у него, но последний раз были года два назад.
         – К нему сейчас и не проехать, – почему-то сказал я.
         – А я на БТРе был, – Димка смотрел на меня, все больше убеждая меня, что – «пусть не «белочка», но что-то из этой породы.
         – Рассказывай, – я стал пить кофе.
         – А это?..  Может?..  – он вопросительно смотрел на меня.
         – Давай! Крещенье!..   Да!.. Семь утра!.. Мы когда последний раз пить начинали в семь утра? – спросил я его.
         – Это как считать? Если «когда продолжали» - то недавно. Осенью, – он повеселел.
         Я, «что было» вытащил на стол.
         – Одной в желудке неуютно, двоим к утру там будет… – начал Димка.
         – К завтрашнему?.. – съязвил я, – Это же вторая сегодня.
         – Третья. Те две несчитово, – Димка повеселел.
         – Ну, и…, – я ждал.
         –  Ну. Пришел домой, рюмку, спать. Поел. Рассказал своим, – как было. Крестик снял, повесил на трельяж и спать. И сразу провалился.
         …И вроде как сразу захожу я к нему в избушку, а он сидит за столом. А перед ним сковорода чугунная стоит с водой, а за ней две свечки. И он руки так ладонями в воду опускает, а потом ко лбу их прикладывает. Не поворачивается и говорит: – Слышу, – собаки молчат, – кто-то из своих. Научил тебя мимо собак ходить  - не забыл, значит. Это как на велосипеде кататься. И понимаю я, что это он тебе говорит. А я – не я, а ты. Понял?
         Я смотрел на Димку. Просто сидел и смотрел, стараясь вспомнить, а что же мне снилось. Мне не снилось ничего.
         – Ты, – говорит, – пока не разделся, принеси-ка мне снега с крыльца. Только не смотри - откуда берешь. Просто зацепи и все.
         Вышел я на крыльцо, собак нет, с перил зацепил снега. Зашел.
         «Клади» - говорит, а сам руки от лба не отнимает.
         «Кипит ум, – говорит, – А ум кипит, когда его мало, или сковородка сильно горячая. Как масло на ней.  Добавлять надо, снять сковородку – не получится. Все равно кипеть будет». И опять руки ладонями в воду  и ко лбу. В воду и ко лбу.
         «Вода, – говорит  мозг Земли, сам знаешь, это, вроде, он как тебе говорит, – Она людей породила и людям больше просить помощи не у кого».
         А я сразу про прорубь вспомнил. Там «батюшка» тоже что-то такое говорил. Про воду.
         – Гадаешь? – я его спрашиваю и так на свечи кивком показываю.
         – Нет, – говорит, – струну настраиваю.
         – Какую, – говорю.
         – А, – говорит, – через человека струна проходит от земли к солнцу. Через позвоночник. Вот её и настраиваю. «Вот только, –  говорит, – Луна, как смычок мешает. Туда, сюда. Туда, сюда.
         – Так луны-то, – говорю, – нет, – ехал, – говорю, – к тебе, – темнота в тайге-то.
         – Нет, – говорит, – просто её не видно тебе. Двадцать шестой день сегодня. Жаба – тотем мой. Болото. Опасный день – по вашему, и для меня - тоже. Сил с годами меньше, а отдавать больше приходится. Вот и приходится «струну» подстраивать.
         – А свечки? – я его опять спрашиваю.
         – По пламени строю, – говорит. «На слух» уже сложно стало. Шею, – говорит, – вроде настроил. Все семь, – говорит, – частот, для каждого позвонка вывел, вроде легче стало.  Шея – это почти самое главное.
         А семь тонов, что у человека, что у воробья, что у жирафа.
         – Я что, – говорю, – главнее-то?
         – Копчик. Корень это, – говорит, – С землёй связь. Через него сила Земли входит. Как, – говорит, – устанешь, – так сразу же в землю его втыкаешь. Через него «струна» и входит.
         – А выходит, – говорю, – откуда?
         – Из темечка, – говорит, – Бывает из «родничка». Тяжелее, – говорит, – эти настраивать, – и сам себе по груди похлопал.
         – Почему? – говорю.
         – Резонаторы – ребра каждый раз по-разному модулируют, – говорит.
         – Не! Ты понял? «Модулируют» – говорит, – Димка смотрел и ждал чего-то от меня.
         Я пожал плечами, хотя понимал о чем идет речь, но мне было непонятно, причем здесь Димка.
         Я похлопал себя по «щиту» под горлом, – вроде «глухоты» не было. Звук вниз не шел, выходил через плечи, как положено, – все было нормально.
         Димка посмотрел на меня и тоже похлопал себя по груди.
         – Вот и Чухпелек так же хлопал. Только он рот открывал, – сказал Димка.
         …– Сбил ты меня. Давай ещё, – он посмотрел на бутылку.
         – Давай, – сказал я.
         Мы выпили. Димка опять похлопал себя по груди, прислушиваясь.
         – Хэ-хэ, – выдавил он. Помолчал и добавил, – Батя у меня так делал. А почему? Не знаешь?
         – Знаю, – сказал я, – только давай об этом потом. Что старик ещё сказал?
         – Ну, вот! Я тогда подумал, раз уж там, спрошу, что да как. Спрашиваю его, – «А как вообще обстановка-то сейчас? Ну, у нас-то?
         А он, представляешь, мне говорит:  «Вихри враждебные веют над нами». Не, ты понял. Так и сказал – «Вихри враждебные веют над нами!»
         Я говорю:  «Ну и чё?» А он говорит:  «Тебе-то что. Ты под кедром, знаешь, за что схватиться». А я-то понимаю, что это он тебе говорит, а не мне. И вдруг я-ты понимаю, о чем он говорит и спрашиваю: – «А другие?». А он говорит: – «Кто другие? У других – другое.  У тебя кедр есть, не будешь за него держаться, – ему не за кого будет. О себе думай! Разрежет верхушка вихрь, а тот вниз к земле не пойдет. Нет у него силы у земли».
         Ты что-нибудь понял?
         – Понял, – сказал я, потому, что понял, что сказал старый шаман. Только понять не мог откуда и что было ждать. Всё, вроде, было нормально. Да и у всех –  тоже, вроде?..
         – Я говорю ему, вроде как от тебя: – «Вихрь то откуда? Зима. Метель – куда не шло, а вихрь-то откуда зимой? А он говорит: – «Белая ворона уже сидит – весны ждет».
         Ну, я про весну-то вспомнил. Выборы, то, сё.  А как будет, – спрашиваю. Интересно всё-таки.  А он говорит: – «Как будет – через месяц скажу. В день Гидры скажу. Или после. Страшный день будет».  Понял – «страшный день будет». А когда день гидры-то, ты знаешь?
         – Знаю, – говорю я Димке.
         – Когда?
         – Мы уже будем в «зюзю» в этот день. Начнем  к двадцать третьему готовиться. А то все праздники в один день не уложим. Переживем. Все вместе будем-то! – сказал я.
         – Ну, вот я ему и говорю: -«И что это белая ворона?»
         А он говорит: – Давно было,  очень давно.
         Был я тогда на Кавказе, почти рядом с Эльбрусом. По делам был, – не просто так. Вот тогда мне один старый алан – Наурз и рассказал эту притчу.
         – Оставил старый горец своим семи сыновьям отару да пса и умер.
         Пасли братья отару по склонам да лугам, пес знал свое дело – помогал с того и жили. Но время всему приходит. Стали братья то один, то другой вниз бегать. То на невест посмотреть, то среди людей побыть, то в празднике поучаствовать, в борьбе себя показать, в скачках и других подвигах молодецких.
         Любили все братьев, ладные да удачливые были они, да и не бедные – отара-то была не самая маленькая.  Каждый дом был рад такого гостя принять, да за стол усадить.
         … Вот однажды, накануне большого праздника внизу, утром встали братья, отару проверили, барана сварили, наелись, даже часть мяса осталась, отпраздновали тоже и сели на горы смотрят.  Пес отару сторожит, как уж и что он этот пес делал, – не знаю,  а близко к отаре волки не подходили, а овцы его слушались.
         Скучно братьям стало.
         Встал старший брат и тихонько ушел туда, туда, где внизу веселье и праздник.  За ним другой, за тем третий. Все ушли праздник праздновать.
         Остался только младший брат. Да и тот посидел, посидел, видит, – братьев рядом нет, подумал, что скоро должны подойти, – куда-то по делам отошли, посмотрел – пес службу справно несет, собрался и тоже вниз ушел.
         Весело внизу, сытно, кроме мяса там и фрукты, вино.
         …Под утро уже вернулся старший брат  голодный.  Видит, а мяса-то, что оставляли – нет. Сидит белая ворона и теребит косточки, что от него остались.
         Отара в целости и сохранности, но проучил он пса так легонько, где палкой, где пинком, да и вниз обратно пошел. Есть хотелось, а самому готовить не хотелось.
         За ним пришел другой брат. Видит, –  мяса нет, а пес лежит. Проучил его – так легонько, чтоб неповадно было лежебоке, где палкой, где пинком под ребра,  да ушел вниз.
         Пришел третий брат, видит, – братьев нет, мяса нет, пес лежит. Проучил его, да и тоже вниз ушел.
         … Днем уже пришел младший брат.
         Видит – пес дохлый, весь израненный лежит, белая ворона теребит кости от остатков вареного мяса, что оставляли братья перед уходом, а отара вся волками изрезана и ходят по битым овцам вороны белые и черные, а волки сытые рядом лежат.
         Бросился было на них с палкой младший брат, да те только порычали, а с места не сдвинулись.
         Пришел старший брат, – видит младший сидит рядом с псом, плачет, волки да вороны белые и черные по овцам ходят.
         Стал старший младшего ругать, а младший старшего, за то, что отару покинул, – одну оставил без присмотра. Тут и другие братья подошли, поругались да сошлись на том, что пес отару-то не сберег.
         Каждый из старших не признался, что уже был здесь, что отара была жива и здорова, а про себя подумал: – Так тебе и надо, нечего было, – наше мясо есть?
         Только младший, ничего не зная, про то, как старшие братья пса учили, думал, что братья во всем виноваты. Он-то ушел последним, – думал, что братья-то рядом где-то.
         И стал он братьев ругать, да не положено на старших кричать, махнул рукой да пошел вниз – праздник допраздновать.
         А старшие за ним потянулись, – есть-то, – хочется.
         А вслед им смотрели волки и вороны черные и белые – у них пир уже вовсю шел.
         И одна белая ворона тоже им вслед смотрела.
         …Только новости  в горах – быстрее стрелы полета.
         Не приняли их в праздник-то те,  кто внизу был.
         Так со стола в пыль покидали, чтоб с голоду те не ослабли да и выгнали со словами: – Уходите от нас, нищета убогая, нечего здесь ходить, да детям нашим быть примером дурным.
         А куда идти? Велик Эльбрус, а горы – маленькие.
         – Не, ты понял? – Димка стоял и смотрел на меня, выпучив глаза, – Я ему про выборы, а он мне про семерых дураков!  Что за «белая ворона» - знаешь?
         – Знаю. Что дальше-то было?
         – А тут я вспомнил,  приехал-то зачем я к нему.
         Я, вроде как, мёд от Сереги-то ему привез. Сашка-то родила. Помнишь, мы тогда все у него жили. Вот, вроде, как Серёга-то ему и передал мед-то. Вот что, – я к нему-то ехал.  Понял? Вот я ему и говорю: – Совсем забыл. Я ведь мед привез тебе. Сашка-то родила.
         И ему отдаю бидончик-то с медом.
         – Не лавошный? – спрашивает. А сам взял его так меж ладоней и говорит: – Не лавошный. От Раиля Сафарова. Из Башкирии.
         Не. Ты понял, взял в ладони и сразу… Мед-то действительно от Раиля Серёга привез. Был у него там, – Димка посмотрел в окно и махнул рукой в сторону запада.
         – Вот это да! – говорю я ему, а сам на бубен на стене смотрю. Помнишь бубен-то. Желтый такой. Он так там же и висит. А сам думаю: – «Во, дают старики! Как это у них получается?»
         А он посмотрел тоже на коип и говорит: «Дурак ты! Правее смотри».
         Я смотрю, а там «Моторола» в чехле висит и «зарядка» в розетку вставлена.
         Понял? «Моторола». Старинная такая, с антенной.
         «Раиль звонил, сказал, что мед послал мне», – говорит.
         Димка рассмеялся.
         – Да, помнишь ты. У нас такие сначала были. У меня ещё где-то дома лежит!
         Димка опять рассмеялся.
         – Да. Действительно – дурак. Как я его сразу-то не заметил.
         Он еще посмеялся и опять посмотрел на бутылку.
         «Да-а-а! Я», – говорит, – «изредка ему позваниваю. Если «Абонент недоступен…» все нормально – значит. Ходит где-то по тайге. Ходит, значит, – силы есть».
         Вот, старики, дают!..
         Димка опять засмеялся.
         – Держит он этот  бидончик-то и говорит так, как кому-то: – «Увидели, увидели. Ах, какие молодцы. Увидели, что созрел. В самый раз взяли».
         – Кто? – говорю ему.
         – Малый народ – пчелы. Увидели зрелый нектар и успели взять. Вот Раиль и прислал. Тоже увидел.
         – Как это, – говорю, – увидели? Пчелы-то ведь «по нюху» летают.  А он: – Это вы – мужики «по нюху» летаете. А пчелы – видят нектар. Посмотрите – где у них нос-то?
         Глаза у них. Видят они то, что мы не видим. Мог бы и сам догадаться.
         Темные вы все. «Медведь меня увидел!» Да медведь дальше носа и не видит. Могли бы сами догадаться. Посмотрите на глаза – поймете. Вот он, – да, – нюхом берет!  Почему и на лапы встает на задние  - верховой нюх-то у него. И башкой поэтому крутит. Видел нос-то у него? Как двустволка, длинючий.  Он этим носом тебя выцелит, как из пистолета. Как в обеих ноздрях одинаково – ты тут и есть. А только потом фокус на тебя наводит глазами-то. А уж наведет резкость – тут ты и есть. Ну не ты, конечно, а тот, кто попал в фокус.
         Чё, правда? А, похоже. Помнишь, они как «Лира», башкой всегда крутят. Похоже.
         Вот. Потом ещё про что-то говорили.
         А потом он и спрашивает: – «Пацана-то как назвали?» А я ведь ничего не говорил, что внук-то у Серёги. Ничего.  Тимофей – Тимка, – говорю. А он так сидит и говорит: – «Фы, фы, ры, ры, ш, ш, ш.» И так несколько раз и слушает вроде.
         А потом говорит: – «Поблагодари Сергея за мед и скажи ему, что бросит Тимофей мать, а мать через три года девку родит. Или пусть Сашу перестанут звать Сашей. Александра – куда не шло. В  Сергея внук у него. Только он - дед справится с ним.  Боец. Боец. Будет. Сами так захотели. Грустить не даст.
         – А как это? – говорю.
         – Доминирующая частота у него. Как не складывай – его верх будет. В два раза сильнее деда будет. Но побег от корня. «Ф» к тому же, как две «Р». Ну, это-то не важно. Хотя тоже… Надо два «ф» писать, чтоб нейтрализовать силу-то. Подряд два «ф» - тогда как-то ещё уберечься можно.
         Надо будет Сереге передать. Передать?
         – Передай, – говорю.
         – А потом… А потом вообще… Не поверишь. Давай что-нибудь пожуем, а? Потом просто «крышу снесет».
         Мы посидели, поболтали о том, о сем. Димка немного пообмяк.
         – А мне ведь интересно всё. Я его и спрашиваю: – А как это у тебя получилось-то, что девка родила. Ведь врачи ничего понять не смогли. Не могла, не могла, а тут сразу раз - и пацан. Ещё и девка, говоришь, будет
         Он мне и говорит: – Это не я. Это вы сделали. Пока здесь у меня жили все и сделали.
         – Как это? – говорю.
         А он: – «Девка, – как все. Они ведь почему родить не могут – нутро боится за дитя. Вот и не рожается. Если только нутро безалаберное, – наплевать на дите – родит. А если нутро серьезное – ему уверенность нужна, что с дитем все хорошо будет. Спокойствие, вера и уверенность. Вот она тут с вами пожила, посмотрела на вас, подумала, что «есть же мужики на свете» успокоилась, тайга силу дала, опять же вода очистила. Силу-уверенность в себе девка почувствовала.
         А в люди вышла – мужики-то сразу силу носом чуют. Они к ней. А у неё еще больше уверенности. А мужики ещё сильнее к ней. А у неё выбор уже. Вот так где-то дети и рождаются.
         Белка даже не рожает, если урожая не будет.»
         – А как белка-то знает, что урожай будет? – я ему.
         – Как? Кедр говорит. Говорит, что отдохнул, что рожать будет. Он-то тоже заинтересован в детях своих. А белка и кедровка – первые помощники ему.
         – Так значит, я ему говорю, – у нас население падает из-за того, что девки не уверены в завтрашнем дне, что ли?
         – Девки не уверены в мужиках, а не в завтрашнем дне. Трусы - мужики. А от трусов рожать – нутро противится. Ей защитник по жизни нужен, а не нахлебник. Понял?
         – Понял, – говорю.
         – Ну, и где тут – «крышу сносит»? – спрашиваю я.
         – А крышу-то?
         … Мне же интересно – раз момент есть. Я его и спрашиваю: – А вот в стране, что и как будет? А он и говорит: – Ты что и где видел, чтоб со временем было лучше? Вот телефон висит. Здесь ни один не принимает и не передает кроме старых. А почему? А потому, что его чувствительность в десять раз выше новых. А почему? А потому, что тогда нужда была – станций-ретрансляторов было мало. Стало много – нужда отпала. Вот паровоз! Думаешь – смогут сделать паровоз сейчас? Нет! А почему? А потому, что нужда в простоте отпала. Сделают что-то, но это не будет паровозом. Может даже не поедет. В принципе знают все, – как паровоз делать, а сделать не смогут. Что-нибудь, где-нибудь так намудрят, что не поедет. Без компьютера  - не поедет. Так и с государством вашим. Лучше оно никак не будет.
         Энтропия, брат. Так и сказал – «энтропия». Ты понял – Чухпелек сказал: -Энтропия!
         … У меня было свое мнение, и я промолчал.
         – Я ему и говорю,  - продолжал Димка, – я про государство! Вот все вспоминают СССР. Помнишь?
         А он мне: – Я как раньше картошку сажал, да от кабанов её берег, так и сейчас сажаю.  Как у меня раньше на скалах никто краской ничего не писал, так и сейчас не пишут. Только вот людишки паскуднее пошли. Но стали пропадать иногда. Тайга. Вот недавно бутылок набили… пропали потом куда-то. Искали – не нашли. Но тебе это не интересно….»
         Ты понял, – «неинтересно». А сам так…. , – Димка боднул воздух.
         А я опять: – Так как будет-то? СССР – все вспоминают. А он и говорит: – «Название – это оболочка. Суть в начинке. Вот я скажу – «пироги с черникой». Ты же не пирог представляешь, а чернику. И пироги все отличаются лишь начинкой. А начинка – осталась прежней, так, что – как не назови. Погнила немного начинка, а суть-то не изменилась».  Не понял я ничего и опять: – Так как будет-то?
         А он так долго смотрит на меня, – Димка раздвинул уголки глаз, – а потом и говорит. Вот слушай. Говорит: – «Как бы это тебе по-простому объяснить?
         Вот есть, например, компьютер, – и смотрит в угол. А я смотрю, а там стоит компьютер, только ящик выше в два раза, чем у тебя и толще, а  экран, как телевизор у меня, – в пол стены. И на ящике какие-то огоньки разноцветные, и понимаю я, что, вроде как, он работает, а на экране-то нет ничего.
         … «Вот компьютером управляет система – называется  она ДОС. Все программы, с которыми работает пользователь, работают с железом ящика через неё. Идеальный случай, – это когда "под железо" своя ДОС и своя оболочка, но... А оболочки – для удобства обращения к той или иной программе. Вот, – говорит, – у меня стояла СССР 1.0 билд 1980, теперь непонятно что – «хР», а программы всё те же. Ну, заменю я эту оболочку и поставлю СССР 2.0 билд 2012? Программы останутся те же? Те же!
         Будут они работать под новой оболочкой? Не знаю. А вот то, что кодеков ауди и видео может не быть под неё – это точно. Ну и зачем вам компьютер тогда? А тем более «оболочка» в нем?
         Вам же только  от него и надо, что видео- и ауди - .  А если ещё и Опера под ней не будет работать? О-о-о-о! Зачем тогда это надо? Без интернета как?
         И сморит в окно. Я туда глянул, а там «тарелка» на земле стоит метра три в диаметре. Метра три – не меньше.
         А что такое – кодек-то?
         – Давай дальше. Это… это кино по телевизору смотреть и музыку слушать, – говорю я.
         – А телевизор тогда зачем? – Димка «затормозил».
         – Ну…, тут понимаешь, когда ты телевизор смотришь, – то вроде смотришь, что тебе показывают, а когда компьютер, то вроде, – сам выбираешь.
         – Хрень какая-то! – Димка опешил, – …И что, – кто-то думает, что если он смотрит компьютер, то там никто для него уже не выбрал, что смотреть? Не пережевал, что ли?  Он был в недоумении.
         – Ну, считают так люди, пусть считают. Тебе-то что? Давай дальше, – я ждал продолжения.
         …- И всё!
         Ты меня сбил.
         … И правда, что есть люди, которые считают, что кем-то представленная тебе информация ещё не жевалось другим кем-то? – Димка потянулся к бутылке.
         – Да, разные люди есть. Тебе-то что? «Держись за кедр, за землю» - тебе же старик сказал.
         – Это он тебе сказал, – обиделся Димка и поставил уже пустую рюмку.
         – Ну, и дальше что? – настаивал я, ставя свою пустую рюмку рядом с его, явно намекая ему, черт знает, на что.
         – А что дальше. Дальше пошел он провожать меня.
         Мед я отдал, ехать надо было, пока светло.
         С собаками он вышел.
         … А я - залез, завел, послушал – оба движка работают нормально. Не «рычал» - собак пугать не хотелось. Только вот, когда подошел, смотрю, – люк справа открыт. Заглянул, – снега нет. Кто его открывал? Закрыл. Собака какая-то ещё выла. Эти три стояли – молчали. Огляделся – никого. Сел. Подумал: – Наворочаю сейчас здесь!.. Задом сдал по колее до сгорка, там назад, потом вперед, и домой.
         Отъехал и думаю: – А откуда у Чухпелека «свет»? Я же точно помню, что розетка была, а в ней зарядка. И на компьютере огоньки мигали. Разноцветные.
         …Никому ничего не передавал. Ничего не сказал. Только вот Сереге и с тобой, вишь, поговорил. Никому – ничего.
         Что-то, правда,  ещё говорили...
         …Ты тут влез с этим кино на компьютерах. Сбил меня.
         …Слушай, давай я в магазин схожу, а то тут это кофе… Скоро сердце вылетит. А я возьму минералки, еще чего-нибудь, хавнуть посмотрю там, а? – Димка посмотрел на пустые рюмки.
         – Давай! А я пока твою притчу запишу. Ты где её взял? Может, – слышал где? – спросил я.
         – А где я мог слышать её без вас? Где я бываю-то? С вами, да со своими. Рюмку ночью выпил, так надулись все, – ткни пальцем, – лопнут.
         Вон Серега с внуком скоро будет за бабочками бегать. А тут…
         Видел в Новый год рожу-то у Сереги? Довольная. Так и внук еще ему.
         …Какая еще им уверенность нужна? Тянули их, тянули…, – Димка похлопал себя по груди.
         – Хэ-хэ.  … Слушай, а как должно быть? Хэ-хэ, – он посмотрел на меня.
         – Нормально у тебя всё! В плечи и лопатки идет? Не в живот?
         – Хэ-хэ, – Димка опять постучал. – Вроде где-то за ключицей отдается.
         – Нормально. За ключицей – это от ранения, – успокоил я его.
         – Так за правой же!
         – Слушай, иди, а?
         … А потом мы просто сидели. Думали о наших детях, говорили о них. Ругали. Успокаивали друг друга, убеждая, что «всё будет хорошо».