Закон сути вещей глава 11

 
ГЛАВА 11

   С того момента, как он открыл свое ателье, ему перестали выплачивать пособие. Но доходов от ателье было мало.
   Накопилась толстая кипа неоплаченных счетов на газ, воду, электричество, налоги...
  Пособие после хождения по инстанциям  назначили снова,  но после оплаты жилья и какой-то части долгов по счетам, от него ничего не оставалось.
   Он стал искать постоянную работу. Ходил на собеседования по объявлениям, ждал ответов...  Через несколько месяцев, договорившись предварительно по телефону, встретился со своим куратором из бюро по трудоустройству. Это была молодая, миловидная, вежливая и очень добросовестная жещина. Ее звали Ан.
   Ан, время от времени дробно стуча по клавишам и поглядывая на дисплей, объяснила ситуацию:
  -Сейчас вы имеете официальный статус художника, право одновременно продавать ваши картины и получать социальное пособие на жизнь.. Как я поняла, ваше ателье приносит меньше дохода, чем хотелось бы. Жить на эти деньги вам не удается и вы искали работу, но не нашли. Я правильно поняла?
   -Да, именно так. – Ответил он, стесняясь своего положения.
  -Вы приняли очень верное решение, -бойко продолжала Ан. – Поскольку, помимо прочего, отработав определенное время, э-э... – Она посмотрела на дисплей, - В вашем случае – два года. Отработав эти два года, вы, из категории тех, кто никогда в Бельгии не работал, перейдете в категорию тех, кто, в период вынужденной незанятости имеет право на пособие по безработице, оно значительно выше социального пособия на жизнь, которое вы получаете сейчас. Кроме того, у вас будет право  на пенсию, в свое время. Видите ли, перед нашей встречей я немного ознакомилась с ситуацией, и могу вам сообщить, что, к сожалению, вы можете получить работу только на особом социальном предприятии. У вас нет бельгийского образования, вы уже немолоды, при этом сейчас кризис и рабочих мест недостаточно. На рынке труда большая конкуренция, понимаете?
 -Да. –Сказал он. – Понимаю.
 -Стало быть, -воодушевилась Ан, - Есть три предприятия, где устраивают жителей Ривирстада. Первое место, которое я могу вам предложить, это фабрика по производству электрических фритюрниц. Это работа на конвейере, сборка.
  -Я бы не хотел работать на конвейере. Если я могу из чего-то выбирать... – Сказал он.
  -Следующее предприятие, - продолжила Ан,  - Производит медицинские шприцы. Большинство рабочих – люди с... с ограниченными возможностями. Там всегда нужны контролеры качества продукции. Нужно осматривать готовые шприцы и браковать их, если будет обнаружен дефект. Брака, из-за специфики предприятия, бывает много. Но там может работать лишь человек, для которого не составляет проблем проводить рабочие дни среди людей, поведение и внешность которых... –Она замолчала, подбирая слово. –Поведение и внешность которых обусловлены болезнью .
    Посмотрев на его реакцию,  Ан продолжила:
   -И последнее место – это Кринглоп. –Вы знаете, что такое Кринглоп?
  - Да, сказал он. – Предприятие, которое собирает у населения  и продает то, что людям больше не нужно, но чем еще вполне можно можно пользоваться. Одежду, мебель, электроприборы....
   -Верно. – Сказала  Анн. – И еще – макулатуру и стекло. Но это очень тяжелая работа.  В определенные дни, по графику, нужно ездить на грузовике и загружать стекло, или, в другие дни – бумагу и картон, которые  люди выставляют на улицу. Так же, по определенным дням вы грузите и выгружаете мебель.
   -Это мне подходит, - Сказал он.
  -Работа тяжелая. – Повторила Ан, и добавила:
   – Правда, в другие дни может доставаться что-нибудь полегче Сортировать в цеху мебель. Собирать ее. Перевозить из цеха в магазин на ручных тележках.  Сортировать стекло.
   -Сортировать стекло? – удивился он,  вспомнив какой-то свой давний сон,– Неужели перебирать кусочки по цвету?
   -Нет, конечно, - Засмеялась Ан. – Кусочки по цвету перебирать не нужно. Нужно перебирать по цвету и класть в разные ящики стеклянную посуду. Баночки, бутылки... Зеленое стекло – в одни ящики, бесцветное –в другие. Потом пересыпать содержимое ящиков в контейнеры. Имейте ввиду, сейчас у вас еще есть выбор. Но если вы начнете работать и бросите, тогда мне будет очень трудно найти для вас что-то другое, это займет много времени, между тем у вас не будет никакого пособия.
   Необходимость сортировать бутылки немного омрачала впечатление, но из того, из чего можно было выбирать, работа представлялась просто замечательной.

  Помимо устрашающего  гигантского муравья, сделанного из толстых, покрытых ржавчиной железных листов,  ровно подстриженные газоны перед зданиями Кринглопа  украшала и еще одна скульптура, предназначенная, видимо, символизировать дружное коллективное стремление к успеху.
   На бетонном постаменте стоял длинный, сваренный из железа и выкрашенный в белый цвет ящик, из  боков которого с каждой стороны торчало по нескольку  аллюминиевых весел. Это произведение вызывало у Арно нехорошие и деморализующие ассоциации. Воображение быстро дорисовывало гребцов, сидящих внутри, в тесноте и духоте. Немедленно всплывали мысли о каторжном труде рабов на галерах.
   Скользнув привычным ежеутренним взглядом по скульптурам, он вошел через легкие металлические ворота во двор, и прошел, хрумкая рабочими ботинками  по щебню, которым была засыпана площадка для парковки машин сотрудников.
   Как и все рабочие Кринглопа, Арно был одет в комбинезон цвета пыли и светлосерый свитер, с теплой, все того же серого цвета, безрукавкой поверх него.  В последнее время строгие требования к форме одежды смягчились, и желающие могли надевать вместо комбинезона синие джинсы. Обязательными оставались только светлосерая футболка в теплую погоду, такой же свитер поверх нее в прохладную, и тяжелые ботинки с железными – для безопасности, носами. Те, кто работал на улицах, должны были еще носить оранжевые жилеты.

   Пройдя мимо железных контейнеров, наполненых металлоломом, Арно увидел у столов, на которых обычно рабочие сортировали стеклянную посуду, массивную фигуру стоявшего в одиночестве Рони, с сигаретой в одной руке и со второй рукой в кармане комбинезона.
   Рони, как обычно, пришел минут за двадцать до начала рабочего дня. Роста он был высокого,  телосложения плотного, а тяжелая  нижняя челюсть и голова с короткой, ежиком, стрижкой на толстой шее,  вызывали мысли о боксере-тяжеловесе. На самом деле, Рони был безобиднее теленка и в большом его теле жила крохотная душа,  много лет назад, остановившаяся в своем развитии.
  -Привет, Капитан. – Сказал Рони. Голос у него всегда был неуверенным.
  - Хей, рядовой. - Ответил Арно.
  Рони провел рукой по своему ежику и подтянулся.
  -Американская щетка! – сообщил он, поглаживая голову. – В Маас-Мехелене подстригся. Там есть турок-парикмахер. Стрижет всего за пять евро. Красиво? 
   -Красиво, Рони. –Сказал Арно. –Отличная прическа. Ты хороший парень. У тебя красивая прическа и ты совсем не жадный.
   Рони расцвел.
   -Я немножко болен. - Сказал он. -Но я могу за собой ухаживать, это ведь главное, правда? И я хожу на работу для того, чтобы быть занятым и приносить пользу, ведь так?
   -Да. –Подтвердил Арно. –Это главное. Ты можешь за собой ухаживать, ты работаешь, приносишь пользу, ты молодец.
   Рони расцвел  еще больше и вытащил пачку сигарет.
-Угощайся. –Сказал он. –Я ведь не жадный, верно? Я каждое утро угощаю тебя сигаретой.
 -Ты совсем не жадный. Ты действительно, каждое утро угощаешь меня сигаретой.–Снова подтвердил Арно, прикуривая от зажигалки, которую суетливо подставил Рони. –И у тебя красивая прическа. Самая лучшая «американская щетка», из всех которые я видел.
  Вид у Рони стал  счастливым. Для счастья ему нужно было очень мало. Бог любит тех, кого он сам же обделил умом, и наделяет их способностью легко и часто испытывать бесхитростное счастье. 
   Этот диалог повторялся в почти одних и тех же словах, каждый раз, когда он встречался с Рони. Он делал самую простую работу: вытирал вымытую женщинами в  сортировочном цеху посуду, или сортировал стеклотару. Он был волонтером и работал по полдня всего несколько раз в неделю. За это ему, помимо пособия на жизнь, платили какую-то символическую сумму. На эти деньги Рони покупал сигареты. Он был устроен, был занят, чувствовал себя нужным, приносил какую-то пользу.  В Бельгии общество относилось к таким, как Рони, гораздо лучше, чем в Навродии.
   Над жестокостью жизни парило неразрывно с нею связанное милосердие.

   
  Иммигрантская судьба распрямилась во всей красе и определила Арно  туда, где большинством были те, у которых жизнь складывалась негладко. Некоторые недавно освободились из тюрьмы и здесь начинали заново. Другие были недавно приехавшими иммигрантами. Третьи были слабоумными... Четвертых направили из суда на пару недель штрафной работы... Пятые не могли найти другую работу из-за того, что не доучились в школе... Еще кто-то потерял социальные права из-за бродяжничества и теперь их восстанавливал. Полный перечень получился бы очень длинным.
     Жизнь сложилась так, что казалась сном. Он называл каждого солдатом.  Орал сам себе голосом сержанта американской армии «Гоу – гоу –гоу!» перед тем, как  выпрыгнуть из теплой кабины грузовика в холодную темень зимнего утра, начать погрузку ненавистной бумаги, и грузить ее до темноты вечерней.  На  распоряжение бригадира отвечал: «Сэр, есть сэр!» Иногда рявкал кому-нибудь  в лицо по-английски:
  «Это армия, рядовой! Гребаная армия, а не детский сад!»
   Мата он не любил,  но время от времени громко матерился, как того требовал образ,  на никому здесь не понятном русском языке.
 «Gedaan, soldaten!  Pizdets!» -Кричал он, заканчивая работу. Универсальный смысл последнего слова был быстро понят и оно прижилось. Некоторые использовали его как приветствие:
  - Hei, Kapitijn! Pizdets!  - В отличие от множества других русских слов, это слово лимбуржанам удавалось выговорить, не  особенно напрягая речевой аппарат. Этот факт давал основание думать, что знаменитый лозунг о родстве пролетариев всех стран верен. Навродийские работяги тоже выговаривали это слово легко.

  Его собственная жизнь прекратилась с того момента, когда он стал иммигрантом. Пришла жизнь, общая для многих. В ней было и несколько ярких моментов. Несколько выставок его картин. Он тогда был виновником торжества. Картины, ярко освещенные, висели на стенах, его поздравляли, говорили речи. Инга им гордилась. Эти несколько раз он был счастлив. И еще один раз, когда он получил за свою картину, огромную для него сумму. Тогда его переполняла гордость за свою работу. Дело было не только в дозарезу нужных, конечно,  деньгах. Это было достижение. Картину, за которую в Лимбурге заплатят около десяти весомых тысяч евро, мог написать не каждый художник...
   Лучший способ не сойти с ума – играть в сумасшедшего.    Его тоже стали называть солдатом. Он не возражал. Некоторых поправлял –не солдат, а капитан.  Одни считали, что он не в себе, как и многие здесь, другие думали, что он  и на самом деле прослужил  всю жизнь капитаном в армии, третьи  не считали ничего, и называли так просто выполняя его требование, по своей привычке подчиняться и без сомнений верить во все, что угодно.
    Он прошел мимо контейнеров с металлоломом и аккуратно сложенных мешков и ящиков с рассортированным мусором. То, что нельзя было продать, разбиралось на разные виды мусора для переработки. Зонт, например, разбирался на железо, дерево, пластик и уже совершенно никуда не годный остаток. Все, кроме остатка, шло в обратную переработку. Остаток сдавался в контейнер-парк и за его сдачу Кринглоп должен был платить деньги. Поэтому остаточного мусора должно было быть как можно меньше. Сверхзадачей Кринглопа было превращение гор мусора в горы полезных вещей. Люди, работающие здесь, походили на муравьев больше, чем какие бы то ни были другие люди в мире.
   У входа  в здание, где размещались магазин, склад, кабинеты администраци, раздевалки и столовая, курила группа рабочих.
   У кого –то в руках были чашки с кофе. Администрации не нравилось, когда рабочие выносили кофе из столовой, но его все равно выносили... Он махнул рукой.  Ему помахали в ответ. Кто-то сказал:
   -Привет, капитан!
   Шофер Барт заулыбался  и прокричал, подняв руку:
   -Pizdets! Pizdets!
    Какое-нибудь одно из услышанных слов, как правило не самое приличное, застревало у него в памяти и он без конца повторял его весь день или несколько дней подряд. «Трахаться! Трахаться!» - кричал он время от времени, крутя баранку. Или «Член! Член!»
  В старину людей, страдающих такой болезнью считали одержимыми бесами.
   Барт был простодушен, старателен и малообразован.  Школу он бросил классе в шестом, из-за того, что не мог и не хотел учиться.  Выучился на шофера, и  работал в Кринглопе уже пятый год. Он всегда помогал грузчикам разгружать бумагу. Это делал не каждый шофер.
  Человечество, колеблющееся между грехом и добродетелью, состоит из множества разных людей.  Душа далеко не всегда способна остановить зверя. Совесть часто слабее соблазна.
  Филип работал в Кринглопе много лет. Он был шофером с постоянным контрактом и был на хорошем счету, благодаря своей добросовестности, исполнительности и до смехотворности доходящей пунктуальности.
  Филип разговаривал со всеми только на «Вы».
   Он ходил на курсы музыки. Занимался вокалом.  В ушах у него всегда были наушники от плейера.
  Потом он перестал приходить на работу. Через какое-то время узнали, что он в тюрьме. Филип  развращал собственную дочь с четырехлетнего возраста, а также и свою племянницу. Слабая душа не смогла остановить зверя. Человек стал рептилией, продолжая выглядеть человеком.

   Арно вошел в склад, набитый мебелью  и поднялся на второй этаж, в столовую. За одним из столов сидел бригадир Алекс и заполнял какие-то бумаги. До начала рабочего дня оставалось еще минут пятнадцать. Несколько человек за столами пили кофе с печеньем, которое принесла Адриана. Адриане было около пятидесяти, она была итальянка и работала здесь уже много лет. Ее муж тоже был итальянцем, работал когда-то на угольных шахтах. С тех пор, как шахты закрылись, работы у него больше не было, получал пособие. Он много пил и распускал руки. Адриана почти каждое утро приходила в слезах. Женщины обступали ее на курительной площадке и советовали развестись.
   Сигарета в руках у Адрианы дрожала, в глазах стояли слезы. Всякий раз она  отвечала, что Джакомо без нее пропадет и поэтому она его оставить не может.
   У нее, как и у нескольких еше других, был постоянный контракт. Обычно она сортировала одежду, но иногда, когда людей не хватало, работала и на грузовике тоже.  Грузила стелотару, макулатуру, мебель.
   Каждый день, уже много лет, Адриана приносила к утреннему кофе печенье и раскладывала на столах, для всех. К этому привыкли и относились как к  должному. Адриану любили за удивительно добрый характер. Некоторые называли ее –«наша мама».
   Арно, улыбнувшись Адриане, взял с блюдца печенье и налил себе кофе из аппарата.
    -Что мне сегодня делать, Алекс? – Спросил он.
   -Набери на часах двенадцать. –Сказал Алекс, оторвав взгляд от бумаг.
   Он был замечательным бригадиром. Он всегда работал наравне со всеми. С ним можно было разговаривать по человечески.
   Рабочие всегда имели с собой электронные брелки. Устройства, которые считывали информацию с брелков и передавали ее на компьютеры администрации, все называли «часами». Приход на работу, паузы, уход с работы,  конкретный участок работы,  - надо было регистрировать на этих, прикрепленных к стене у двери, «часах». К ним подносили брелок  и набирали определенный код. «Двенадцать» означало сортировку стеклотары. 
   -О, нет. –Сказал Арно. Сортировка стеклотары была самым ненавистным из всех возможных вариантов.
   -О, да. Сортировать будете вдвоем с Фредериком – ответил Алекс. Вариантов не было.
  -Ну, что же... – Сказал Арно. –Стекло, так стекло. Сэр, есть сэр!
  -Погода хорошая. –Рассудительно сказал Алекс. –Ни дождя, ни снега. Солнышко светит. Совсем неплохо поработать на свежем воздухе. Там сегодня немного – всего-то двенадцать клетей. По шесть клетей на двоих – пустяки. А там – пауза на кофе, потом пауза на обед... Полдня пролетит незаметно. После обеда дам тебе работу повеселей, - ты можешь, если ты хочешь, поехать с Товланом. Погрузите контейнеры с электроприборами и отвезете их в Хоутхален.
  Этот вежливый языковой оборот –«можешь, если ты хочешь»,  как бы давал выбор. Дескать, если хочешь, то можно сделать. На самом деле, конечно, никакого выбора не было.
  Во всем, что происходит в мире, от поворота муравьиной тропинки до поворота планеты вокруг своей оси  есть свой смысл.  Арно перебирал винные бутылки и банки от соусов, переносил наполненные ящики, снова перебирал и думал о том, что были безусловные смысл и значение  в том, что его жизнь  складывалась именно таким образом.
   Был определенный смысл и значение в том, что черная кошка перебежала дорогу Францу, из-за чего произошло много событий, которых не случилось бы, не будь той кошки, и не будь мыши, учуяв которую кошка кинулась через дорогу. Не будь и еще множества мельчайших и крупных событий, сложившихся в единую цепочку определенных причин и определенных следствий ради достижения неведомой до времени цели. Кто знает, начало какой цепи дала родившаяся у Воскресшего Дэйва дочь, которой не было бы, если бы в Народии не случилась война...
    День Откупления оказался омрачен. В больших городах глашатаи сообщили, что группа из шести драконов, мирно направлявшаяся на праздник для участия в торжественной церемонии, была атакована сотней разбойников-рыцарей.  Драконы проявили в этой битве беспримерный героизм, однако противник имел слишком большой численный перевес и драконы погибли, уничтожив при этом всех напавших рыцарей, кроме одного, которому удалось уйти невредимым.   
   Избранницы, кульминация подвига которых не состоялась, были  расстроены больше всех остальных. Они отправили герцогу прошение с просьбой вымолить у драконов прощение и договориться с ними о повторном проведении завершающего дня праздника в как можно более короткое время. Помимо патриотических мотивов, они основывали свою просьбу также и на том,  что их родители уже истратили значительную часть награды и ее возврат был бы для них разорением.   
    Драконы поняли, что золотом можно добиться большего, чем войной.   Глядя на их разбогатевших сторонников, люди один за другим тоже переходили на сторону драконов.  За последний год страна изменилась неузнаваемо. Граждан, опечаленных гибелью драконов оказалось намного больше, чем тех, кто радовался их гибели. Они  требовали, чтобы с рыцарством было навсегда покончено.
    Герцог отправился на аудиенцию к главному дракону, выразил свое искренее соболезнование и поклялся разыскать и уничтожить оставшегося в живых разбойника, и всех остальных тоже, сколько бы их ни скрывалось в окрестностях герцогства.

  -Убирайтесь, рыцарь! Убирайтесь отсюда вон! Убирайтесь! –Так кричали из толпы, пришедшей к пещере Бдолаха.
  Толпа была яростной и решительной, но все же не осмелилась подойди к пещере слишком близко.
   -Убирайтесь, пока вас не испепелили! –Кричали люди, потрясая косами и вилами. Несколько человек держали громоздкие охотничьи арбалеты.
    Толпа шумела напрасно. За несколько часов до этого, рыцарь, распрощавшись с Бдолахом и Францем,  оседлал коня и скрылся в лесу. 
  Ящик, найденный рыцарем был открыт за несколько недель до дня Откупления. Его содержимым были книги, прикрытые листом, сильно похожем на бумажный и, как потом оказалось, сделанным, также, как и сами книги, из чего-то другого. Лист был намного  тоньше, легче, и прочнее, чем если бы он бумажным.  Он был покрыт четким рукописным текстом.   Бдолах, у которого от волнения тряслись крупной дрожью руки и срывался голос, начал читать:
  «Планета вступила в период катастроф. Цивилизация земли уничтожена.
  На человечество одно за другим обрушились извержения  гигантских вулканов,  небывало страшные землетрясения, наводнения, столкновения с небесными телами и смертоносное излучение из космоса.
   Наибольшая часть планеты покрыта льдом и пеплом. Земли, хоть сколько-то пригодной для жизни осталось очень мало, за нее идут войны между одичавшими людьми.
   Еще при первых, далеко не самых страшных, катастрофах, около десятка тысяч людей покинуло планету  в  зараннее построенных звездолетах, с надеждой когда-нибудь обрести новую планету или вернуться на Землю, если на ней снова можно будет жить.
   Эти корабли унесли в Космос самых состоятельных людей планеты, а также и тех, кто был им необходим для выживания – лучших ученых,  избранных специалистов.
   Другая часть людей пыталась найди спасение в подводных городах, построенных на дне океанов. Их судьба нам также неизвестна.
   Мы родились на корабле, называемом ковчегом. Он был построен нашими предками сто два года назад. Они рассчитывали дождаться на поверхности океана снижения уровня воды и возращения суши.  На ковчеге имелось все, чтобы неопределенно долгий срок обеспечивать  несколько  тысяч людей энергией, пищей и всем самым необходимым.
   Ковчег воссоздавал биосферу земли и основные звенья экологической цепи. В его герметическом пространстве, под прозрачным куполом, были воссозданы сады и поля, созданы родники и ручьи,заселены определенные виды животных. Однако  уже в первые  десятилетия погибли все культивируемые животные, и расплодились такие, как крысы и тараканы,  которых на ковчеге никак не должно было быть. Растительность погибла. Почва превратилась в слизистую, дурно пахнущую грязь. Нас осталось десять человек. Нам все еще удавалось выращивать некоторые овощи, ловить рыбу, и поддерживать наш источник в таком состоянии, чтобы воду из него можно было пить.
  Рабочие установки ковчега стало некому обслуживать, они  перестали работать много лет назад. Ковчег стал медленно погружаться. Но утонуть нам было не суждено. За несколько недель до того, как ковчег ушел под воду, мы увидели этот остров. Спустив шлюпку и добравшись до суши,  мы обнаружили, что на нем есть пресная вода и плородная почва.  Мы перевезли на остров то что можно было перевезти на шлюпке, включая и книги, в которых изложены основные знания, которыми мы обладаем. Мы уже не сможем возродить цивилизацию. Самому младшему из нас шестьдесят лет. Мы решили спрятать книги так, чтобы когда-нибудь они были бы найдены, если этот остров снова станет материком и если на нем снова будут жить люди.»