Без особых диалогов

(Всем, кто помнит).

***
(Пардон, может быть, я не правильно пишу рассказы, пардон, за истинность, пардон за недочёты юного меня).
Было лето. Стояла жара. Я был молод, лет пятнадцать от роду. Действие происходило в селе из семи улиц на берегу реки Вятки, куда я раньше ездил каждое лето отдыхать, пасти коров, рыбачить, собирать ягоды. Мы сидели в кустах и курили вместе со своим троюродным братом Иваном. Он был старше меня на год. Выглядел он простенько, как обычный сельский парень: ростом с меня, немного сутулый, глаза честные, голубого цвета, короткая стрижка под три, непринуждённый вид. В чем-то был лопухом, в чем-то даже хорошо шарил, но, наверное, больше первое, чем второе.
Докурив, мы вылезли из кустов, чмокая зелёными яблоками, направились в дом к Ивану. Дом у его семьи был большой, в общем, как и сама семья. В сенях лежало множество галош разных размеров с комьями грязи на подошвах, в углу при входе в сени стояли удила, перемотанные запутавшейся леской. По сеням бегали глупые куры, недовольно  кудахтавшие, изредка давившие из себя свой кетчуповый помёт. Видимо им не положено было там находиться, Иван рявкнул на них, так что они со свистом вылетели из сеней, в воздухе оставив пару мелких перьев. Пахло сухим помётом с примесью пыли и сена. Скинув галоши в общую кучу, мы прошли в дом к остальной шпане. Их было пятеро: трое родных Ивану братьев, их звали Сашка, Колька и Илья, и две родные сестренки Аня и совсем еще лысая, карапуз - Марья. Иван на данный момент был самым старшим среди них, по случаю отъезда самого старшего сына в семье – Толика.
Телевизор гремел на всю мочь, хотя его никто и не смотрел. Все орали, бегали по дому, бесились, пылили подушками, перьями. Дома был беспорядок, без контроля их мамы, моей двоюродной тёти, по имени Тоня. К приходу матери они обычно пытались убраться дома, но что-то у них это не очень хорошо получалось. Тётя Тоня была на работе, она работала в свинарнике. Как-то раз мы приходили к ней на работу забрать мешки с комбикормом.
Мы поели пирогов, запили деревенским молоком, присели на скрипучий диван и вылупились на всё безобразие, происходившее дома. Я давно к этому привык, даже не замечал его, этого безобразия. У нас возникла идея сходить искупаться.
Лето жгло, вода остужала тело. Было приятно чувствовать дрожь от ветра и стоять у костра на берегу. Я смотрел на дальний берег реки, на чаек, плюхавшихся в воду за добычей, на детей, на взрослых, которые были как дети. Мне казалось, что самое  интересное и весёлое ещё впереди. 
 Устав стоять, я присел на песок и начал рыть яму, ребята носили воду и заливали ей мою яму. Потом мы построили песочный замок с туннелями, мостами и башней-ибашней. В конце мы, как психи, всё сломали.
Под вечер мы отправились в старый, заброшенный клуб вместе с пацаньём. Мы взяли в руки палки, пролезли через кусты крапивы, открыли старую железную дверь и попали в СССР. На полу были разбросаны различные коммунистические плакаты с изображением Ленина, журнальный мусор прошлого века, листы из книг, стенды призыва к труду серпа и молота, провода радиоприёмников и много другого хлама. Пыли, грязи было мама-мия, краска слоилась по стенам, полы просохли. Мы шли по тёмному коридору, создавая тишину. Пройдя коридор, мы оказались в примерке артистов. Клуб был стар, но огромен, ни кому не нужна была его аренда. Немного погодя мы расчувствовались и вели себя уже менее тихо. Смеялись друг над другом, прикалывались с лаптями, старым балахоном и обесценившим мундиром. Мы пошли скакать по сцене, вскоре уселись на середине и задымили сигаретами. Дым плыл вверх, кто-то пульнул колечко в воздух и все стали пытаться повторить за ним.
- Это старый клуб, – сказал Василий, - а ведь когда-то здесь выступали, приезжали артисты из разных городов. Один раз даже был цирк, приходили люди из других деревень посмотреть на подобные зрелища. Потом клуб остался остывать после развала союза.
- А я то, помню ещё недавно, год, что ли назад, еще стол стоял бильярдный, - заметил Ванюха.
- Да. И библиотека была, только она сейчас переехала, хм-хм, в школу.
Когда мы вышли из клуба, уже темнело, мы с братцем, проголодавшись, побежали домой, пацанята, надеюсь, тоже. Вечером мы договорились встретиться в клубе, но уже не в этом, старом, а в новом, где играет музыка, куда вечером ходят барышни.
Сельский клуб – это выпивка, кому не с кем вечером выпить все прутся туда. Сторож открывает дверь где-то полседьмого, включает на центре радио, вот вам и дискотека. На танцполе, так сказать, места маловато, вместо цветомузыки подвешены новогодние гирлянды, при входе в клуб какой-то старый стенд, времён Сталина с призывом на что либо. Сторож мужик, не помню, как его зовут, спокойный, как я помню, усатый и любит поддержать молодёжный разговор, проще говоря, он в теме. В этот раз этот, втемный, парень что-то опаздывал, время было уже восемь, как мы подошли. Сидели на крыльце, рядом барышни, пиво «Голд Бир», в кармане по пачке сигарет «Вайса Рой», слушали Цоя. Василий просто тащился от него, а я не очень, на тот момент я ещё слушал эмо-рок, таких как «Джен Эйр», «Оригами», «Скотч» и «Аматори», Юрок любил «Слипкнот», а Ванюха ничего не слушал, ему было всё ровно, этот в корне деревенский парень был за любую музыку. Барышни – сударыни обсуждали нас, называя нас по всякому, нет сомнения, они любили нас где-то там, в глубинках души, просто тем самым они привлекали внимание. Мне нравились они, нравились за свою простоту, за свою, на тот момент, закрытую, открытость.
- Ну, где же этот старый чёрт, где его носит? – взволновано продудела одна из девиц.
- Может не придет он сегодня, - ответила другая девица, - выходной себе устроил.
- Я ему дам выходной!
- Да ну на него, сегодня в предбаннике посидеть можно у Коченкова.
- Надоели они мне, вечно там накурят, домой приходишь, волосы табаком воняют. Еще ржут, как придурки.
- А что ещё делать? – встрял Василий, - давай мы тебя по кругу пустим, ха-ха.
Соскочив с перил, отбежал от крыльца.
- Чего? Эй, ты иди сюда, козлина!
Побежала его догонять
- Да я пошутил, пошутил, дурында.
Смеясь, впопыхах, с полной радостью в штанах, что его пытаются догнать.
- Я тебе дам, дурында, ослина тупая, - замучившись бегать, отстает и возвращается к нам. - Всё ровно сам придёшь, урод!
Василий ржёт и корчит лицо.
- Надоело сидеть, давайте хоть в догонялки поиграем, - предложила Маня.
- Пиво будите? – предложил Юрок.
- Эй, ты что Юрок, у нас и так мало, а ты ещё им предлагаешь – издалека крикнул Васёк, - продолжая смеяться.
- Будем, но только попозже, пока рано ещё – ответила одна из девах.
- Потом уже не будит, ну как хотите, магазин закрыт, как вам известно, - ответил Юрок.
Магазины в деревне закрывались в восемь часов.
- А давайте лучше в прятки? – предложила свою идею Валентина.
Кто-то её поддержал, кто-то нет, мол, прятки и догонялки это скучно.
- Бляха муха, комары задолбали, - с недовольством выговорилась Юля.
- Ну, пойдемте в предбанник, что мы тут сидим, там хоть и накурено, зато не кусают, - сказала Марья.
- Ну, вы идите пока, мы попозже подойдём, нас пока не кусают, - заявил я, - Привет там передавайте травокурам.
Женский пол отлучился, и мы с ребятами остались одни. Вечер начинал потихоньку плыть, при постепенном опьянении.
- Хотите, прикол расскажу? – подошёл к нам Вася. – Сегодня выходной у клуба, старик в райцентр поехал, вот почему народа нет. – Захохотал.
- А что раньше не сказал, людоедище? – спросил, Юрок.
- Да нам и без клуба вроде бы не скучно, как я вижу. Сейчас допьём пивка и девок пойдём мацать!
- Давай, давай, мацун – с ухмылкой произнёс я.
Мы пьянели, хотелось ещё выпить, да не было. Затем мы стали обсуждать деревенских девах, с кем бы хотели зажечь, рыбалку, блесны, после деревенских персонажей. Хохотали до ужаса, просидев ещё пару часов, двинулись в сторону предбанника.
В предбаннике было много народа, буквально посидев там пять-семь минут, дунув дикорастущей конопельки, которая была ни о чём, я вышел на улицу ко двору, присел на лавочке рядом с Мариной и Айгуль. У одной в руках был телефон, из которого играла песня Петлюры: «Мне бы сразу сказать, ветку вишни клоня, ты люби, не люби - только помни меня…». Я конечно не поклонник творчества Петлюры, но до сих пор эта песня мне напоминает о деревне. Из этих двух девах, мне нравилась Айгуль, с ней мы ходили за руку, говорили о звёздах, обнимались и ничего более, это была такая своеобразная детская любовь. Как то были моменты, что мы могли целоваться, но толи я был робок, толи это совсем не нужно было.

***
Собирать луговую ягоду, на скате горы, под солнцепёком – это здорово! У меня был литровый бидон и общее большое ведро. Вид с горы был прекрасен, было видно всю деревню, церковь выделялась на фоне всех этих серых  домов и их крыш. Церковь самая великая достопримечательность в селе. Если в деревне есть церковь, значит это уже не деревня, а село, а это  значит, что я всё спутал, вначале назвав село деревней, но это уже не так важно, всё ровно вы понимаете, о чём речь и я больше не буду умничать по ходу моего рассказа.
Лёгкий ветерок колыхал луговую, в некоторых местах уже подсохшую траву. Внизу, в овраге квакали лягушки из торчащих камышей.
Спина моя устала, и я прилёг поверх травы на землю, лицом к небу. Медленно плыли облака куда-то по своим дальним делам, в дальние края, где нас нет. Я только глазами мог обнять это необъятное небо.
Ванюха был шустрее меня, он то, парень деревенский, почти в одного набрал уже половину ведра. Кроме меня и Ванюхи, на этом участке горы, была и моя троюродная сестра – Валентина. Она была с подружками, с соседнего дома, их звали: одну - Юля, другую – Наталья, они были сестрами. Юля и Наталья ещё в вдвое были шустрее меня и Ванюхи, они набрали почти уже полное ведро. Я восхищался их умениям, они были на много здоровее, сильнее и крепче городских девиц. В них была некая своеобразная красота, несравнимая с красотой городских девушек. Мне было весело с ними играть, беситься на речке, обливаться водой, бегать от них или просто гулять по ночной деревне или селе (уже не имеет значения). В них я видел, в том ещё возрасте, достойных русских дев, не избалованных и воспитанных. Для любого мужчины в будущем, если ничего, конкретно мерзкого с ними не произойдет, они будут хорошими жёнами.
- Сколько там у тебя? – спрашивал Иван.
Я молчал, дабы задумался, смотря то на девиц, то в небо, находясь в некой прострации.
- Может, домой пойдем? Есть хочется.
Я кивал, и мы стали потихоньку спускаться в овраг.
- Валюха, ты идешь домой? – кричал я ей.
- Нет, я с девчонками пойду. Вы домой что ли? Ты к нам то, сегодня зайдешь? – кричала она в ответ.
- Не знаю пока, – кричал я, спустившись ещё ниже, - может быть, вечером, перед клубом.
- Что, не слышу…
Я ничего не ответил, продолжая спускаться, про себя думал сказать, –  давай, ягоды собирай, глухарь местный.
Дома нас ждал обед, сидел и ждал, сидел и ждал, когда же они придут и съедят меня, к чёртовой матери.
Мы поели, попили самого смачного молока, когда я либо пил. Дети сидели смирно, тётя Тоня была дома, позже она испекла пирог из принесенных нами ягод.
Какой у меня был аппетит в деревне, такого не было нигде. Еда, еда, еда, еда, еда, что бы жить, что бы бегать, что бы продолжать любить детской любовью.
К вечеру, мы наскребли денег на болон «Голда», у меня ещё оставались городские гроши, заработанные в первом месяце лета в городе. В этот раз, кроме пива, мы взяли с собой литр молока, нарвали дикой конопли и пошли на лужок, между двумя кладбищами. В нашей сегодняшней компании были: Василий, шёл впереди, покуривая сигарку, Ванюха, Айгулька, ну, та самая, пермская девчонка, Маня - почти москвичка, жившая в Электростали, Юрок – мой земляк, и где-то за нами увязалась ещё и Валентина.
Придя на место, достали котелок Василия, развели костер и начали варить малагу-джагу. Спор зашёл о том, как эта вещь правильнее называется, либо манага, утверждала Маня, либо малага, говорили мы с Юрком. В итоге согласились на том, что москвичи называют её манагой, а здесь она остаётся малагой.
Мы опять, как всегда это бывает, хохотали, дразнили, теребили друг друга, носились, прыгали, скакали, ломая старое сухое дерево. Мертвецы, наверное, вешались, смотря на наши выходки. Поляна была просторной, на крою деревни, место выбрали спонтанно.
Васятка наварганил целый ковш, что ни на есть тёмно-зелёной байды. Никто не решался пить, мы начали, толи опять тыкаться-мыкаться, толи ссориться, как дурёхи и пролили пол ковша и все разом замолкли.
- Вот б**ть! – выговорился Василий, - идиоты, дурилы!
- Да, это так, - со смехом признался кто-то.
Василий был поражён прямо в сердце, своим напрасным трудом.
У нас вышел только один с половиной пластмассового стаканчика говна. Айгуль, эта деточка, решилась пить первой. Махнула половину стакана, запила пивом, чуть её не выворотило. Начала выражать своё не довольствие своим пермским говором. Акцент заметно выражал то, что она действительно была не местной. Другую половину стакана допил Вася, остатки достались мне, больше никто не хотел, я ни чем не запивал, занюхал рукавом. Что сказать? Горечь просто горечь, конопляная байда.
Ещё немного посидели у костра, затем двинулись в село. Меня немного шатнуло, скорее всего, от алкоголя. Я шёл за руку с Айгуль, день близился к концу…

***
Мы спали до трех часов дня.
- Ванька, вставайте, хватит дрыхнуть, - кричала нам с Ванюхой ребятня, - время уже сколько, вы ещё спите.
- Б*я, отвалите, дайте поспать, - отвечал я.
Через некоторое время встали, промыли глаза в огородной бочке. Я прошёлся по саду, поднял яблоко, протер его в руках и надкусил. Прошёл к малине, нарвал горсть и пульнул в рот.
В избе, как обычно орал телевизор, который даже в столь лучшее лето не вызывал интереса.
На следующий день мы пасли коров на просторах лугов до восьми вечера с длинными кнутами в резиновых сапогах. Я люблю молоко, я пасу коров, я здесь и всё хорошо, я рад небу, я рад ветру, своим братом, его отцом, этой реке, этой погоде…
Наступили дни летних дождей и слякоти. Дождь барабанил по рубероидной крыше, стал вызывать интерес телевизор и сельская школьная библиотека. В библиотеке я брал различные книги, в основном они касались истории, про Петра первого и древнюю Грецию или Египет. Так же в читальном зале библиотеки можно было сидеть и играть в настольные игры. Так мы проводили время, пока шёл дождь.

***
Туман над рекой вдохновлял наши сегодняшние намерения. Рыбалка – это дело охотника. Отвязав лодку, оттолкнувшись от берега, мы вошли в этот туман.
Я грёб плавно, не торопясь. Вдали виднелся мост, почему то вспомнился гнилой мультфильм про ежа в тумане.
У нас было две закидушки и два удила. Я засыпал, по сторонам было сладко, воздух пах сном, хотелось всё бросить уснуть в лодке посредине реки и пусть тебя уносит течение куда-нибудь к чёртыханским берегам. Всё это я клонил к тому, что не рыбалка была здесь важной этим утром, а этот момент жизни, он настолько остался в моей памяти, так что от этой ностальгии можно будит развыться в один из вечеров воспоминаний.
Совсем хер не стоял на рыбалку, мы развернулись и поплыли обратно. Грёб Иван, я смотрел вдаль, отпустил одну руку в воду и кайфовал…

***
Начался сенокос, мы выезжали на дяде Колином пазике на поля, проводили там почти целый день. Работали вилами, собирали сено граблями, таскали сено в общий стог, купались, отмывались от шелухи и ехали домой.
Обед на свежем воздухе приходился в два раза вкуснее.
Ты полон сил, ты как богатырь в этих полях, ты мудрец, ты знаешь, где достать воды, ты сыт, ты уверен, ты воин, ты должен отстоять свою честь и своё право здесь. Ты тепел и бодр, ты вежлив по отношению к младшим и старшим, они вежливы к тебе. Вот она твоя воля, сила, свобода в этих просторах, на этой чистой земле. Ты можешь лежать на траве и впитать часть земной силы, отдав свой негатив взамен, который подарило тебе городское общество, общество бетонных плит, денег и карьерного роста. За такую землю, как здесь я бы стал бороться, но не стал бы за политику, но это уже другое вдохновение.

***
В день рождение Юрка, жарили мясо на берегу, разбавляли спирт водой и пили. Мы соорудили штаб, поставили палатку в кустах, под вечер разожгли костёр ещё пожарче. Сидя у костра рассказывали, ещё на тот момент, малолетние истории из жизни. Спирт, был здесь лишним, но как оно было, так оно было, оно воспитало теперешнего меня.
Я напился и блюванул прямо в палатке, чуть ли не на свою супругу на тот вечер. Я блювал, как я помню, очень много раз в жизни, но запомнились только два случая, в этот раз это был второй случай. В первый случай я блюванул в новый год, первого числа. Я тогда был изрядно. Открыв дверь вновь прибывшим товарищам, даже не успев посмотреть, кто пришёл, из меня тут же вылетело то, что я употребил ранее прямо под ноги друзей. Потом, конечно же, я взял тряпку и начал размазывать свою блювотню по всему полу. Меня остановила, какая-то мадам, а дальше я ничего не помню, но на утро этой блювотины уже не было.
После того, как наблевать в палатке я вылез из неё и присел у костра. Все смеялись, меня сначала трясло от холода, но потом я тоже рассмеялся. Над ухом жужжали комары, но не кусали. В этот вечер я был настолько пьян, что вернулся в палатку и уснул на своей же блювотне, забыв про неё.
Утро было холодное, хмурое, от костра остались угли и пепел. Отмыв палатку, мы загрузились в лодку и отчалили.

***
Лето догорало, оставалось вспоминать, сколько в этих местах было перебегано оврагов, перехожено лугов, выпито молока и спирта, съедено ягод, выкурено дикой травы, перерыскано идей... Все разъезжались по домам: кто в Москву, кто в Питер, кто в Пропащенск, кто из местных оставался здесь и забывался приезжими до следующего года. Лето было раем, лето было дружным и незабываемым, но оно постепенно остывало, как остывает с годами память о нём.
   … Вечера здесь тихие, такие спокойные и родные, как никогда. Вливаешься в добрую, тёплую атмосферу, где все друг друга знают. Со скоростью проносится мотоцикл с деревенской ребятнёй или еле тащится трактор, оставляя за собой клубы пыли от которой зажмуриваешь глаза. Утро здесь приятное и бодрое. Хочется жить!