Оличныхпраздниках-АК

 

У меня в одноклассниках появился новый друг. Ну, в одноклассниках с кем только не дружишь. Но этот друг – особенный. Каждый год, глядя на календарь 1 декабря, я вспоминаю, что у Красавцева сегодня День Рождения. И все. Я не праздную, и не бегу звонить, или посылать телеграммы. Но я всегда помню его День Рождения.

А на самом деле он появился в моей жизни, когда нам было по двенадцать. Мы сошлись из разных школ в одну. У него были темные волосы «а ля гарсон», карие как вишни глаза, круглые щеки и большие красивые губы, которые он все время пытался поджать: или думал, что очень большие, или просто все время сдерживал улыбку, он и сейчас так же обалденно улыбается, и вообще ничуть не изменился.

 В пятом классе на 8 марта он подарил мне собачку не очень умело сшитую собственными руками.  Главно, принес, позвонил в дверь и убежал. Я открываю – а на пороге коробка из под обуви, в коробке – открытка и эта собачка. И я помню долго сидела у себя в комнате с этой кробкой на коленях, и была так счастлива. Такой тихой женской радостью.

 Это я сейчас так интерпретирую, а тогда просто была счастлива. И даже наверное немного по-бабски торжествовала. Но это не важно, сейчас – нет, радость моя была совершенно мистической, и я даже еще не знала, какая это исключительная редкость в жизни. И что таких событий, такого масштаба в жизни будет – по пальцам пересчитать. Мне кажется, что эта собачка до сих пор сидит у меня на пианино.

Но по-настоящему мы подружились позже. Когда уже и любовь прошла, или сменила предметы. Я была не очень красивая девочка, блистала до шестого класса, а потом как-то потускнела, стала толстушка, ну, крупноватая девочка, поэтому точно знаю, что Андрюха со мной не из-за этого дружил.

Он ведь тоже не был записным красавцем. И глумливым был, как все подростки, и так же как все играл на переменах в шоху. Но при этом он был какой-то… достойный. Честный. Чуткий. Отзывчивый. С ним было очень комфортно.
- А пошли в кино?
- А пошли!
И через двадцать минут половина шестого «б» идет в кино, смотреть «Леди Каролину Лэмм», прости господи!

- А давайте в лес?
- А давайте!
И опять, он – мальчиков, я – девочек, и после уроков полкласса уперлись играть в снежки.

- Ирка Вебер заболела, пойдешь?
- Пойду.
- Спроси, кто еще пойдет…

Мы с ним были тимуровцы, хотите, верьте, хотите – нет. Нас никто не заставлял, мы как-то параллельно считали, что это правильно. Он был правильный мальчик. Не тупой ботан, и не тупой пионер, а по-настоящему правильный.

Мы устраивали дискотеки в нашем классном кабинете географии, там был проектор и темные шторы, способствующие интиму, играли в комсомол, и даже очень всерьез, героически участвовали во всех мероприятиях школы, вплоть до хора, стенгазет и народных танцев.

 Еще у нас был период, когда мы читали в библиотеке мушкетеров вслух. Книжки были роскошь, Дюма только по подписке, фиг кто даст. И мы читали одну на шестерых – семерых. Это было здорово! При этом мы ели хлеб и пили молоко, тырили из столовки. Лучше всех читала Ирка Степанова. Андрюха, помнишь как она смешно ковыряла в зубах!

А потом все изменилось.  В нашем классе появилась новая девочка. Переехала из другого города. С такой фамилией, от которой все наши родители вставали по стойке смирно. Ее папа когда-то был первым секретарем горкома партии. У нее были удивительно длинные ресницы и такие же длинные ноги. Она была отличница, умница и красавица. Молчаливая, сдержанная и вежливая. Все мальчишки и половина девчонок сошли от нее с ума. У нее раньше всех появлялись платья «сафари», сабо, кофточки, которые потом становились модными. На ее День Рождения  я первый раз в жизни  пробовала «Киевский торт». Свои первые кроссовки я купила у нее, ей не подошел цвет, они были кофейного цвета, а ей нужны были белые. Вот как раз в нее Андрюха Красавцев и влюбился!

  А на следующий год началась математическая школа. Она с самого начала была математическая, только специализация тогда начиналась с 9 класса. Это был какой-то кошмар! В день получалось по восемь уроков, три из них математика. И нас измотали за первую четверть до полусмерти. У меня не проходили головные боли. Я только ходила в школу, делала уроки и спала. Все роптали, ненавидели училку, не помню как зовут. Но, сука! Унижение – педагогический метод. Она и раньше была стерва, а тут совсем озверела.

 А я предложила все отменить. Ну, активистка, куда деваться! «Соберем родителей, и скажем, что больше не можем и все такое…» Все согласились. Разве ж я знала, на что покушаюсь!

На собрании на меня смотрело сорок пар холодных родительских глаз, и еще двадцать пять перепуганных детских. Не помню уж как я там излагала, но после моей, не очень убедительной речи, встала та самая девочка и сказала, мол, зачем я говорю за всех…

 Я онемела. Я была не готова. Это был удар в спину.Она ведь могла это сказать еще там, на нашем собрании. Так закончился  мой коллективизм.

Перед собранием ко мне подошел Андрюха Красавцев, и сказал, что он будет против, потому что родители сказали, что если он останется в матклассе, ему позволят собаку. Он всегда хотел большую собаку, жить за городом и ходить в лес. Он  единственный, кто меня предупредил.

 Потом я уже поняла какую воспитательную работу провели тогда с каждым любящие родители, ведь все желали детям только счастья. А маткласс – это ступень к ВУЗу, что в те времена было синонимом благополучия в будущем.

В наш книжный и сказочный коммунизм ворвался реальный развитой номенклатурный социализм и развел нас с Андрюхой по разные стороны баррикад.

Я училась в параллельном классе все так же неплохо, математичка у нас была общая, и она зловеще предвещала мне: «ты никуда не поступишь!». А я ей отвечала: «и не собираюсь!» И, действительно, не собиралась. На УПК обрабатывала карманы «в листочку», курила и прогуливала уроки.  Андрюху крепко взяла за жабры  наша прекрасная номенклатурная фея. И он, судя по фоткам, был счастлив этой любовью.

Встретились мы с ним еще раз на абитуре в Ленинградский Горный. Обоих туда притащила Трофимовна, наша историчка: мы с ней случайно летели вместе, там давали общагу, поэтому там оказалась я, а Андрюха был ее сосед, и родители просили ее проследить, чтобы не свалил в Москву.

 Оказалось, что он ничуть не изменился. С ним все так же комфортно было дружить. У него был дар какой-то глубокой уважухи к женщинам, скорее всего он об этом даже не знает. Но его откровенно  тошнило от безудержного абитуровского ****ства. В этом я была особенно с ним солидарна!

 В него тогда влюбилась одна девочка из нашей комнаты, к которой в это время подкатывал яйца один наш земляк – мудак, еще тот. Андрюха очень беспокоился. Он боялся как бы тот чего с ней не сделал, потому что чувствовал ответственность за эту девочку. Может, она потому и влюбилась.

И еще он умудрялся в этом ****ском доме устраивать чудесные острова настоящего общения. Как-то у Борьки Жарикова на балконе мы всю ночь слушали, как Ирка Степанова пересказывала «Отель у Погибшего Альпиниста». А на другую ночь - разводили мосты. А потом слушали, как Самородов песни поет под гитару.  А еще ходили в ресторан «Белая Лошадь». Первый раз в жизни в ресторан! Сами! По взрослому! Пили пиво!  Наклюкались. Еле дошли. Никто никого не трахнул.

Потом он уехал в Москву. Все-таки уехал. Его фея-медалистка там поступала в какой-то навороченный ВУЗ.

Ну, собственно, с тех про мы не виделись.

А в это лето он мне приснился. Приснился мальчиком, каким я его помню. А потом взрослым мужчиной, каким я его никогда не видела. Двадцать лет прошло. Я даже подумала, что что-то случилось. Написала, кому могла.

 А тут мы встречались с Ленкой Абрамович, нашей общей одноклассницей. И че-то про него заговорили, и  потом я подумала, и поняла, что он был целой эпохой моей жизни. И одним из самых светлых событий. После брата, конечно. И то, что я так отношусь к мужчинам, зависит не в последнюю очередь и от него. Вот, Андрюшка, спасибо тебе, дорогой, за то, что случился со мной.

 А теперь мы с ним друзья в одноклассниках. У него очаровательные дети! Взрослая девочка. И мальчишки, совсем маленькие, младший – копия того Андрюшки какого я знала в детстве, такой же черноглазый, щекастый, только беленький, как снежок. В маму. И мама как снегурочка, тоненькая и беленькая. И он такой счастливый и молодой. И я рада. Хеппи енд.