Тепло отцовских рук я не забыла...

Давно окончилась Великая Отечественная война, но память о ней продолжает жить особенно в сердцах детей, ставших её очевидцами. Они ещё полны сил и здоровья и рассказывают о том героическом времени. В их числе и Любовь Николаевна Ветлужских, в девичестве Курочкина, родом из небольшой деревеньки на берегу реки Вятки. Родители души не чаяли в единственной дочке. Особенно баловал дочурку отец. Историю о том, как она провожала на фронт отца в сорок втором, знают все её родные и знакомые.

– Когда началась война, мне было восемь лет, но в школу я ещё не ходила, – вспоминает она. – Отца на войну не взяли: как председателю колхоза, ему дали бронь. С утра до вечера он был на работе. Я маленькая была, и не понимала: почему женщины приходят к нам домой, плачут и что-то требуют от отца. Когда подросла, мама рассказала, что они требовали вернуть их мужей и сыновей, как будто это отец отправил их на войну. И весной сорок второго, не выдержав душевных мук, отец уехал в военкомат проситься на фронт. Вернулся домой счастливым. Ещё с порога весело крикнул, чтобы мама собрала его в дорогу. Она почему-то сразу заплакала, а отец подхватил меня на руки и закружил по комнате. Потом мы вместе с ним пошли в контору «передавать колхозную печать новому председателю».

Весь день я ни на шаг не отходила от отца. Вечером к нашему дому подъехала подвода. Помню, мужчины были в лаптях. Такая обувь была в то время в порядке вещей. У нашего дома собрались люди. Когда отец вышел, все заплакали, особенно мама и бабушка. Почувствовав беду, я кинулась на шею отца, заревела в голос – думала, что сердце разорвётся от горя. Мама с трудом оторвала меня от отца – я не хотела отпускать его от себя. От обиды я убежала и спряталась в сарае. Когда подвода тронулась и люди разошлись, я кинулась догонять отца. Чтобы он не заметил и не заругал меня, всю ночь тайком бежала за подводой. Босоногая, в одном холщовом платье, без головного убора пробежала восемнадцать километров.

В райцентре на пристани мужчин посадили на пароход с прикреплённой к нему деревянной баржей. Я тихонько забралась на баржу и спряталась там, не чувствуя ни холода, ни голода, ни боли. Через два дня пароход остановился у пристани «Вишкиль». Когда пассажиры стали сходить на берег, в толпе я увидела отца. Чтобы не потерять его из виду, прошмыгнула по трапу и побрела за новобранцами к военному лагерю. Там снова спряталась в кустах. Не могу и сегодня дать своим поступкам объяснение, что со мной происходило...

Любовь Николаевна горько расплакалась. Успокоившись, продолжила бесхитростный рассказ, смахивая не прошеные слёзы:

– Утром на построении я узнала отца, одетого уже в военную форму, и закричала: «Тятя, тять, это я, Любка». Я видела, как отец вздрогнул, а потом бросился на мой голос. Когда я почувствовала сильные отцовские руки, у меня слёзы полились ручьями по лицу. Помню, как он поднял меня на руки и крепко-крепко прижал к своей груди. И больше я ничего не помню...

Очнулась Люба в больнице. Её знобило. Хрупкое тело сотрясалось от кашля. Врачи, медсёстры, нянечки и все больные были наслышаны о маленькой беглянке, поэтому все кинулись к её кровати. Она не сразу поняла, что с ней, и кто эти люди, утешавшие её. Вспомнив события последних дней, прошептала сухими от жара губами: «Где тятя?». И снова провалилась в беспамятство. Два месяца пролежала в больнице с воспалением лёгких. Когда выписалась, от отца пришло письмо: он очень беспокоился о здоровье дочки. Это была единственная весточка с фронта. Больше писем не было, лишь похоронка, что отец погиб в августе 1942 года под Ржевом.

Остались они с матерью вдвоём. Держали кopoвy и телёнка. Питались тем, что росло на огороде, как и все собирали песты, лебеду, клевер, листья липы, cмeшивали их с мукой и пекли лепёшки. Благодаря этому и выжили. Люба вместе с другими ребятами всю войну помогала в колхозе: полола картофель, на лошадях вывозила навоз в поле (девочки только управляли лошадьми, а женщины его сваливали), теребила вручную лён, в сенокосную пору косила, гребла траву. Помогали эвакуированным. В доме у них жила семья – двое взрослых и трое детей – им трудно было привыкать к деревенскому быту. Люба помнит, как уже в конце войны им пришла посылка, и её угостили пряниками – вкус тех пряников она до сих пор помнит. Это было настоящим счастьем.

– Моим внукам и правнукам этого не понять – у них есть всё. Мы же тогда были лишены многого. Молоко, яйца, масло, овощи – всё уходило на налоги. Мы маленькими были, но никто не роптал и не хныкал, – размышляет Любовь Николаевна. – Сейчас-то уже позабылось, – и как мы недоедали, и как мы работали, но больше всего мне запомнились большие и очень тяжёлые грабли. Чтобы надо мной не подтрунивали, – плохо, мол, председательская дочка работает – из последних сил старалась не отставать от ребят постарше. К концу дня руки наливались свинцом, а на ладонях появлялись мозоли. А силы были нужны, чтобы полить ещё дома огород и накормить скотину. Управившись с делами, замертво валилась на кровать: засыпала, как только голова коснётся подушки. А утром ранёшенько всё начиналось по кругу. Даже за грибами и ягодами сходить было некогда: целыми днями помогали в поле и на лугах.

В начале сорок пятого мама вышла замуж. Продав кopову и телёнка, мы переехали в посёлок Аркуль. Отчим, приплывший из очередного рейса на тeплоходе, рассказал нам о Победе. Мы все ждали её с надеждой, что жизнь улучшится. Но и после войны жилось бедно. Многих спасала река, в которой ловили рыбу. Чтобы пропитаться и получить живые деньги, мы собирали на лугах дикий лук, складывали его в корзины и уносили на рынок. Hа вырученные деньги покупали хлеб, 100 граммовый кусочек которого стоил 100 руб. Но несмотря на полуголодное детство, да и одеть было особо нечего, я хорошо училась, участвовала в общественной работе. После уроков вместе с ребятами помогала семьям погибших: кололи и носили дрова, воду.

После десятилетки моя жизнь сложилась неплохо. Я окончила педагогическое училище, год работала учительницей. Приехав летом в отпуск к маме, она жила уже в Котельниче, познакомилась с будущим мужем, Василием Михайловичем. В октябре мы сыграли свадьбу. Муж был речником, и несколько лет я проплавала с ним матросом на барже. Окончила заочно бухгалтерское отделение речного техникума, и устроилась на работу по специальности. А потом меня позвали на работу в стройбанк. Пришлось снова взяться за учебники. В семье было двое детей, поэтому контрольные писала по ночам, но финансово-экономический институт окончила. Муж в это время работал секретарём парткома. 15 лет, до 1990 года, возглавляла стройбанк, а затем ещё 5 лет работала главным бухгалтером в кооперативе «Сервис». Работала везде на совесть, имею немало наград…

Перед выходом на пенсию врачи обнаружили у Любови Николаевны глаукому. В 1983 году она перенесла первую глазную операцию, за которой последовали ещё три, но все они оказались безуспешными: в двухтысячном Любовь Николаевна стала инвалидом по зрению. Жизнь заставила вступить в общество слепых, стать его активисткой: быть в стороне от общественной работы она не привыкла. Несмотря на проблемы со здоровьем, не теряет оптимизма, остаётся весёлой и жизнерадостной. В День Победы не сдерживает горьких слёз: все родные и близкие знают невыдуманную историю, как она провожала на фронт отца, от которого не осталось ни одной фотокарточки.

– Тепло отцовских рук я не забыла, но вспомнить не могу его лица, – с грустью сказала она на прощание.