Повелитель мух для боевого отряда скинхедов

Веельзевул (ивр.  Вельзевул, Баальзвув, Баал-Зебуб — «Повелитель мух») — имя одного из ханаанейских божеств, упоминающегося в Ветхом Завете.
   
"Когда Рим падёт - а он падёт! - последние из римлян будут проклинать отнюдь не тех императоров, кто отправлял на кладбища целые роды, но того, последнего, при котором произойдёт катастрофа..."("Анналы" Публий Корнелий Тацит)


Черная  с тонированными стеклами "Кайена-S" остановилась на заправке Шацка,  бойцы Серёги числом  четыре разминали ноги топтались у придорожного сортира, из которого сочилась в грязь вонючая моча, смешиваясь с сыростью начала октября, а мне позволили заглушить голод в придорожном кафе, оставив под наблюдением вход в забегаловку. Надо было действовать, Рязань осталась позади с её церквами и мемориалами Сергею Есенину. Попросил у неразговорчивого смуглого кавказца за стойкой кассы телефон - у моего мобильного была изъята СИМ-карта еще в Москве, - набрал номер сестрешки. Когда вернул мобильник и отошел к своему столику с тарелкой куриной похлебки, ввалились  все бритоголовые  и сам Серёга, возмущенный, - хорошо еще, что не размахивает пистолетом, вечно заткнутым у него под свитером со спины за поясом,-  а только со сканером в руке. За два дня они впервые оставили меня среди посторонних.
- Это кто - вооруженные бандиты?- во всеуслышание с показной обидой объявил Серёга, бандиты неуверенно топтались у выхода, перекрыв его.
- А кто же ты, Сергей ВИКТОРОВИЧ? - как можно спокойным голосом ответил ему, переводя ситуацию от насилия, - тот вздрогнул от неожиданности, растерянно оглядев свою команду.
- Откуда ты знаешь, как меня звать? А, наверное шарился ночью по карманам у меня на квартире?
- Мне это - зачем, твои наверное и сболтнули?
- На, звони "уважаемому" Михаилу Юрьевичу! - протянул мне свой мобильник с уже набранным номером высокопоставленного зятя.
Ничего нового для себя не услышал от Ханина:"не дергайся", - видно процесс продажи моей квартиры "черными риэлторами" ускоренно запущен, - " на ближайшем перекрестке трассы тебя встретят на машине мои друзья фэсбэшники".
Хорошо, Серёгины подопечные  забыли про помповый  дробовик на задним сиденьем Кайены, а я-то думал всю дорогу, что довезут подальше от Рязани и закопают в лесу - теперь видно, нет, что-то будет по другому…

Отряд на двух джипах добрался-таки до болот УФСИНА по Республики Мордовии, хваленая Кайена-Порше на приподнятых колесах пропорола шину на одном из мостков, дороги на облище. Из Серегиного джиппера  вывалились схинхеды и пошли пешком. Славный УАЗ начальника, крашеный в ООНовский цвет, и жиганенок ФСБешников ловко докатили через рытвины и лужи взъеб...ой лесной дороги до распахнутых ворот "Дома Рыбака". Все прошлись к настилу над речной водой, покурить и поплевать в бегущий с завихрениями поток. Потом потянулись в дом, таща ящики с водкой и с Блек-Лебелом. Горит мангал во дворе у деревянного стола, крытого клеенкой, здесь  старшой по хозчасти лагерной ЗОНЫ, условно называемый «Сан-Саныч», рубит мясницким ножом свежатину на шашлыки, складывая обрубки в алюминиевый зековский таз. Над банькой из трубы валит дым – парьтесь ментовские жопы, ваше счастье в накрытой  клерухами УДО «поляне». Подтянулись и одетые в легкие костюмчики с лампасами скины из леса, как ишаки груженые упаковками пива.

Тяжелое ведро ставленое на щербатый край бетонного кольца, внизу плещется колодезная вода. Припав  губами к железу, откусываю поднятую с глубины сводящую скулы холодную воду. Лопоухий Толик босой, расплескивая в мураву двора влагу несет ведро на крыльцо избы. Берет с плетня, за которым яблоневый сад и желтые головы подсолнухов, большую железную кружку, зачерпывает воду и пьет жадно и долго. Теперь же, постаревший он живет в Клецке в панельной пятиэтажке рядом с пыльным шляхом и заросшим татарником и лопухами замусоренном оврагом, пьет водку  и играет в карты с такими же бездельниками на скамеечке засыпанного пыльным гравием двора. Вообще белорусы по отцовской линии все где-то рядом. Шура, младшенький братик отца переехал в Синявку. Пьет водку, завхоз школы, имеет три «Машки» - жену Марию, кобылу Машку и тощую коровенку, которую тоже зовет Машкой. От семьи крестьян остался только я, помнящий прелесть разбавленного васильками горизонта, где синевы больше, чем колосьев пшеницы на бескрайних полях. После всех смертей и разъездов за призрачным счастьем, разукрупнения и укрупнения совдеповской власти исчезли избы крытые дранкой и соломой, конюшни, сеновалы и торфяные склады, овчарни и скотные дворы, сады и огороды.  Деревню на Лани словно корова языком слизала. По краю бывшего Екатерининского шляха, когда-то обсаженного вековыми ветлами как шпалерами до самой Варшавы остались чахлый сгрудившийся мелкими кустами наполовину усохший ельник, цветущий лен и люпин за ним не впечатляет. Еще оставалась на Лани земля 7 га, купленной перед войной крестьянской семьей за золото, досталось и Леночке колбаска царских червонцев в польское замужество. Кожух Симы-Серафимы, с которым старуха никогда не расставалась с зашитыми империалами, поделен внуками.

А теперь к мухам Мордовии - это даже не судьба, это злая воля сестрешки моей. Мать наша никогда особо не стремилась на Лань, после смерти Бабы Симы все Полешаки разбрелись, чтобы вновь собраться вокруг Москвы в Подмосковье. Только Наташа, вышедшая за московского еврея Моше, стала ментовской сукой - пальцы в золотых кольцах и перстнях, на толстой шее золотые кулоны жуки-скарабеи, купленные на дубайских золотых развалах или Дьюти-фри международных аэропортов.  Вместо плодоносящих торфяных болот Лани, где разноцветные стрекозы присаживаются на душистые кисти таволги, поднимая в воздух мошкару, отлавливая ее на лету - синие, голубые охотницы, золотые и черные скользили над ряской и водой Лани, - вместо этого разнотравья - жесткая осока болот Мордовии и бесчисленные мухи засранки, перекочевавшие из лагерной зоны Дублага прямо в Лесную Базу Отдыха имени триждыклятого усатого товарища, поднявшего на дыбу Мордовскую землю - УФСИНА. Сыпятся и падают со щелей подвесного потолка гостиной сонные мухи, разбуженные протопленной печью, в тарелки, закуски, рюмки и стаканы офицеров и молодых «скинов», хрустят на крашенном полу под ногами, и бьются роем в закрытые прозрачными шторами окна моего нынешнего узилища.
 Сюда упекли последнего из рода, что еще помнил крестьянский свободный дух. Вокруг Базы вторичный мертвый саженный с 31 года Сталинский тонкомерный лес, выстроенный рядами   через косые увалы лесовозные дороги. Ночью под шквалами ветра обламываются вершины и падают глухо на землю. Поганые грибы, как ошметки зековского кала коричневыми шляпками проросли везде – местные не берут, считая их за несъедобные. В Небытие ушли скрывшиеся в ямах болота убитые мордовские деревни и травой заросли заглохшие колодцы-родники, бродят по тропам и дорогам неприкаянные рыбари и браконьеры с ружьями.  И только белесые слепни в ярости ищущие крови Дьявола напоминают об тучных стадах местной породы коров, переселенных теперь на хоздворы запретной Зоны, скученной в лагерях человеческой массысмотрящих фасеткой выплаканных мертвых глазах убийц и изуверов. Скот они выращивают на осоках, свиней кормят лагерными отходами и дерьмом многочисленных зеков. Масло словно с соками выпитыми белыми оводами, зеленые мухи со слюнёй с безвестных могил сгнивших узников ГУЛАГА высосанными. Не пейте молоко Мордовии, не ешьте сосисок колбас, все  произведенное в Зубово-полянском районе, лагерной зоне УФСИНА по республики Мордовии.

сл. http://www.proza.ru/2014/02/19/1260