Цусима 5. 1 Повесть о Белом Мандарине

==========================================
Цусима/5.1/Повесть о Белом Мандарине.
==========================================

* * * * *
Ну вот и последнее.
Мы рассмотрели случай реального исторического события.
Мы рассмотрели случай когда во главе эскадры стал человек, отличный от Рожественского только в одном смысле: не был «осветлен» психологией самоубийцы — поместью шизофреника с параноиком. Конец 20-го века дал нам изрядный букет подобных незабудок, в том числе и с хамскими замашками.
Мы рассмотрели случай, когда эскадру принял человек незаурядный, резкий, сумевший пробиться и через чиновный лес, и через либеральную тину.
Остается последний случай — когда этот же человек, деятель, военный, военно-морской, примет в свои руки ее судьбу с самого начала, будет выделен и назначен в осознании вырождающейся династии, вдруг прозревшей, — не головой, подштанниками, подвязками, подгузниками, что дело-то катится к Ипатьевскому подвалу. Как он выдвинулся можно привести разные резоны, — серией статей о войнах, в которых участвовал, непривычных, отторгающе-нетолстовских, запомнился — не понравился, но как-то освежил, все же очень у вас елейно-псово, граф, дохнуть нечем; потом жесточайшая полемика с С.О. Макаровым об «универсальных безбронных судах», слепок армстронговской идеи «эльсвикских крейсеров», которую мой Белый Мандарин увидел вывернутой наизнанку в бою у Ялу, где пара китайских броненосцев чуть не перетопила всю «уже победившую» японскую эскадру; и что отложится в памяти ненавистников адмирала-выскочки из солдатских детей, а у людей ярких, неровных их всегда много — вот и ведом военно-морским кругам, тем более, что главный кораблестроитель генерал Н.И. Кутейников куда основательнее смотрит на роль брони в судьбе боевого корабля, и хотя что-то не понимает в макаровской непотопляемости без броневого пояса — корабли строит хорошие, вот хотя бы «петропавловская» серия ... Потом перипетии Испано-американской войны, в которой симпатии Романовых явно склонялись к монархической и действительно крупно обиженной Испании, введут его в дворцовые сферы, и в крайне любопытном качестве: корабли для испанцев строили французы, оружие — радея перехватить падающие груши — поставляли немцы, и вот, как сговорившись, начинают вместе ласкать перед   петербургским светом неведомого шатуна, толи за то, что много хвалил французские корабли в отношении англо-американских по поводу рациональности бронирования, толи за разоблачение мнимой силы американской эскадры Дьюи перед серьезным противником — хотя бы германским; и уже прослыл в гостиных как «Союз трех императоров» по хлесткой фразе как всегда промахнувшегося остряка — Франция республика, в Испании — королева, не видно третьего; но уже укрепился ... но как-то особо, отстраненно, ни на кого не похоже, Белым Мандарином, которому если отдавать — то все.
И присутствие сильной, одержимой натуры, встрепенуло зябливые худосочные душонки: ведь дело-то идет не только о чужих — о своих; один Безобразов, статс-секретарь, заварил русско-японскую кашу — другой Безобразов, контр-адмирал, отчаянно сражается в ее дерьме; фрейлина Вырубова — пошлая девица, но ее племянник плывет на «Суворове» младшим минным офицером ... наконец и сам «государь», вялый шизофреник, не умеющий отстоять и обосновать свои мысли — но никогда от них не отказывающийся ... — вдруг, когда все заговорили о конце, голос резкий, язвительный, неприятный — после гибели Макарова.
— Или это послужит началом войны — или концом России ...
Да что, да как ... — Ты и послужи!
Назначение состоялось скорее всего в неделю после объявления о гибели адмирала, т.е. до 7 апреля, может быть даже в пику всем — что там Макаров, у нас, эвон, есть и совсем даже наоборот!
Что может совершить незаурядный человек в условиях, которыми окружен, при монархе, который полагает, чтобы все делалось, но ничего не менялось, в обществе где все всё знают и никто ничего не желает уметь. Кажется, что учитывая отчаянность усилий Рожественского, большего для эскадры сделать невозможно, заставить русское мещанство работать, не воровать — задача нечеловеческая, революционная или божественная, оставим ее; поэтому то, что сумел собрать Рожественский вроде бы непреодолимый предел, и более взять неоткуда ... Но вот странная вещь, обобрали  все заслуженное старье Балтики, включая даже «Донского» 1883 года постройки с 16 узловой скоростью и 6-дюймовой артиллерией, и ... оставили «Память Азова», 1890 года с 18 узловой и 8-дюймовыми пушками; а если пошевелить и  черноморские резервы — вопреки утверждениям, они в готовности, были невелики, из наличного состава только башенные броненосцы «Три Святителя» и «Ростислав» серьезно усилили бы эскадру, имелось в достройке еще 2 крейсера типа «Богатырь» и броненосец «Потемкин», странный корабль, спроектированный толи по принципу «чего изволите?», толи «в пику всем!», воплощенная в металл удивительная фантазия адмирала Копытова, иметь крейсер-броненосец типа «Ослябя» — по силуэту, и казематному расположению средней артиллерии так и есть — но с мощной броневой защитой и 12 дюймовыми пушками; как и у «Осляби» без бронирования оконечностей, но с двумя замыкающими внутренними траверсами, легким и тяжелым с каждой стороны, компенсирующими этот недостаток, предупреждающими от продольных выстрелов; но чтобы каша не казалась очень масляной — со скоростью 16,5 узлов против и «Осляби» и новых русских броненосцев с 18,5 узловой; и еще 3 трубы против 2-х на таковых ... непонятно только одно, почему не построить однотипный «Цесаревичу», головному броненосцу новой русской серии, быстро и хорошо, по самой взыскательной системе Бертена спроектированному и построенному кораблестроителем Лаганем на тулонских верфях, русский аналог в Николаеве, подобный продолжающей серию Петербургской «пятерке» (вместе со «Славой») — уже на одних проектных работах выиграли бы не менее года, и знаменитое восстание могло бы начаться в 1904 году ... во всяком случае николаевский «цесаревич» был бы построен значительно раньше и вполне поспел к русско-японской войне — но в сумасшедшем доме, называемом «Романовской Россией-300» это было бы ненормально.
Возникает вопрос, была ли возможность вывести 2 броненосца через проливы, отвергаемая почему-то с ходу в 1904 году и за которую вдруг ухватились в 1905 (подготовка 4 эскадры)? Мне почему-то кажется, что была, только какие-то внутренние противотечения определенно этому препятствовали, и опять как-то двусмысленно выглядывает из-за них великий князь Александр Михайлович, «Морской»-Романов, младший флагман Черноморского флота, устойчивый противник дальневосточных «авантюр» — беру в кавычки, потому что в 80—900-е годы там были по преимуществу не авантюры, а национальные интересы, шло мощное политическое наступление к океану, реализовавшееся в укрепляющиеся позиции России в Синьзяне, Халхе, Маньчжурии, и особенно Корее, правительство и народ которой рассматривали Россию единственным гарантом независимости в своем историческом окружении «двух тигров», Китая и Японии, один из которых грозит этническим, другой физическим истреблением; Абазовская клика с ее концессиями, это уже спекуляция на них, не более — Ам-Ам явственно тяготел к другим «спекуляциям», черноморским ... поэтому можно полагать, что вывести пару броненосцев, опираясь на поддержку Германии и Франции в Стамбуле было возможно, кредитором Турции был Париж, надеждой и опорой Берлин, соседом и угрозой Петербург — Англия была здесь не всесильна; и бросим мудрствовать, весной 1905 года к проходу уже изготавливались 3 черноморских броненосца, вместе с «Потемкиным», который наконец построили, — могли это сделать и годом раньше. ...А если так, почему бы не протащить, хотя бы под видом барж, обложив тряпьем, фанерками, чем угодно, и корпуса двух русских крейсеров на достройку — например в Италию, так навязывавшую в 1902—1903 два своих броненосных крейсера к покупке, увы, по петербургской тягомотине перехваченные японцами («Кассуга» и «Ниссин»), и теперь вынужденную по безденежью остановить верфи; а то и на родную «Шихау» в Германию, где был построен прототип «Богатырь» — ведь проходили же через проливы русские вспомогательные крейсера «Ропита», в полной оснастке, только разобранные пушки в трюмах!
А уход двух броненосцев компенсируется введением в строй «Потемкина», который, сверх ожиданий, получился сильным кораблем, прямо по пословице «неладно скроен, да крепко сшит». Удивительную роль в завершении его аттестации сыграла «Ослябинская» наследственность — по примеру «прототипа», на «Потемкине» был утвержден 25° угол возвышения 12-дюймовых орудий главного калибра, хотя у прототипа они были всего 10-дюймовые, и он стал самым дальнобойным кораблем мира — свыше 90 кабельтовых! — но увы, все прицельные приспособления к орудиям полагали не более чем 20° возвышение — как и на прочих «нормальных броненосцах» ... Вечно гоголевское ...
Итак, состав эскадры можно было определенно увеличить на 5 единиц (считая с балтийским крейсером).
Далее, даже вопреки Ам-аму следовало самым решительным образом использовать экипажи черноморского флота для комплектования судов — проще и полезней прямо перевести личный состав матросов и кондукторов броненосцев «Синоп», «Чесма», «Екатерина», «Георгий Победоносец», т.е. подготовленных и освоившихся моряков, экипажами на броненосцы 1-го отряда, в несравненно кратчайшие сроки овладевших бы новой техникой, в отличие от новобранцев и запасников — которых и отправить на черноморские корабли.
Сохраняющийся тактико-технический разнобой боевых, ходовых и эксплуатационных качеств кораблей необходимо диктовал и сохранение прежнего расчлененного тактического рисунка их использования и его организационные формы — универсальные, связанные целью и взаимодействующие огнем разно-корабельные группы-отряды. Из них
— 1 ударный (4 броненосца типа «Александр III»)
— 4 обеспечивающих боевую линию (одинакового состава — 1 эскадренный броненосец с 12-дюймовыми пушками, 1 броненосец 2 ранга с 10-дюймовыми, 1 броненосный крейсер с 10—8—6 дюймовыми) которые следует соединить в какие-то промежуточные ступени, условно называемые «дивизии» из 2-х отрядов, с собственными флагманами; кажется и 1-й отряд, действующий «по-парно» очень подходит под такое определение;
— 1 крейсерно-броненосный, значительно усилившийся
; «Ослябя»
; Большие 23 узловые крейсера («Олег», «Очаков», «Кагул»)
; Легких 24 узловые крейсера («Жемчуг», «Изумруд»)
; Большой и Легкие 20 узловые крейсера («Аврора», «Светлана», «Алмаз»)
— Минный — 9 больших морских миноносцев, может быть в соединении с 24-узловыми крейсерами, обеспечивающими их прикрытие, и взаимодействующими в набегах и дозорах.
Но в отличие от предыдущего, планомерно осуществляя техническое обеспечение принятых тактических решений, т.е. доводя корабли до возможно полного соответствия полагаемым задачам в бою; опираясь не только на умозрения, но и на опыт войны, идущей уже 4 месяца с большой жестокостью и энергией и давшей массу поучительных уроков как в отношении тактики, так и техники кораблей, из которых наиболее вопиющими были:
; Артиллерийское вооружение броненосцев и больших крейсеров безусловно главное, а минно-торпедное, исключая средства постановки мин заграждений, почти бесполезно;
; увеличивший тоннаж и живучесть миноносцев делает огонь малокалиберной артиллерии т.н. «противоминного калибра» 47—75 мм малоэффективным, крейсера и броненосцы успешно отражают минные атаки огнем артиллерии «среднего калибра» 102—152 мм к которому следует свести всю артиллерию кораблей ниже главной;
; эсминцы, несущие почти всю работу по поиску и охранению эскадр, часто вступают в бои друг с другом, при этом вынуждены использовать экстравагантные или малоподходящие средства борьбы — лейтенант Сергеев идет на таран, лейтенант Карцев пускает торпеду — из-за слабости малокалиберного артиллерийского вооружения кораблей этого класса 37—47—57—75 мм, его следует довести до 102—120 мм;
; сохранение парусного вооружения на крейсерах постройки до 1892 года и таранных форштевней —на всех боевых судах — нетерпимый анахронизм;
; боевые марсы на броненосцах и больших крейсерах, резко уменьшающие боковую остойчивость и увеличивающие опасность переворота при резких кренах, со своими 37-миллиметровыми пушками совершенно беспомощны против новых миноносцев; ввиду невозможности из-за угрозы остойчивости установить более мощное и тяжелое вооружение, марсы следует снять
; крейсера-броненосцы типа «Ослябя», вынужденные действовать как броненосцы боевой линии, недостаточны по вооружению и слабы по защитным свойствам, им требуется немедленное усиление траверсов, защищающих от продольных выстрелов; в линейном эскадренном бою они представляют собой слишком большую и удобную цель.
После сражения 28—29 июля 1904 года в Желтом море стало очевидно:
; конструкция боевых рубок русских кораблей совершенно непригодна в боевых условиях, ее грибообразное покрытие, улавливая осколки снизу, фокусирует их внутрь, обращая самое защищенное место корабля в мышеловку-убийцу комсостава — в Цусиме все командиры кораблей 1-го отряда были убиты осколками в боевых рубках;
* Исходя из этого следовало провести немедленную модернизацию неприкаянного «Осляби», заменить 10-дюймовую артиллерию 12-дюймовой, при этом с большим углом возвышения для того, чтобы высокобортный красавец не входил в зону поражения огнем более малоразмерных противников; полностью демонтировать всю артиллерию 3-х и 6-дюймового калибра, и с той же целью вывести корабль из зоны ближнего огня, перейти в средней артиллерии на 7-дюймовый калибр, как в американском флоте, снаряды которого еще допускают ручную подачу боеприпаса, или, что лучше, востребовать отечественный 8—9 дюймовый, с механической, установив на нижней батарейной палубе 8 орудий нового усиленного среднего калибра; для отражения минных атак установить веерно на спардеке 16 120-мм орудий. Выполнить больше работы по корпусу:
; поставить дополнительные носовой и кормовой траверсы в 102—120 мм, углом к существующим  <1   1>;
; замкнуть броневой пояс в оконечностях не менее чем 2-х дюймовыми плитами с высотой в носу по 3 метра выше и ниже ватерлинии;
; заменить тяжелую противообрастающую медную обшивку днища, перешедшую с деревянных судов, но вызывающую сильнейшую эрозию корпуса из-за образования диэлектрической пары «медь—железо», зашив дно корабельной сталью, что снизит вес корабля почти на 1000 т;
; возможный перегруз дополнительно компенсировать снятием всего торпедного вооружения, боевых марсов, в крайности уменьшением запаса угля с 2600 тонн до 2000 тонн.
В развитии типических особенностей корабля:
; заменить «боевой» таранный форштевень «коммерческим» прямым, что увеличит скорость до 20,2 узла;
; установить емкость под нефть в междудонном пространстве с подачей к кочегаркам для поливания угля жидким топливом (посредственно) или впрыскиванием форсунками в топки (хорошо) или полной заменой твердого топлива (отлично!) при боевом форсированном ходе, как то отрабатывалось в английском флоте (система Холдена) и опробовалось на «Потемкине» — что увеличило бы скорость корабля до 21,5—22 узлов, при устойчивом ее поддержании 7—8 часов.
Совокупность этих мероприятий превратила бы «Ослябю» в корабль нового типа — эскадренный линейный крейсер, возраставший в размышлениях адмирала Фишера в глубинах английского адмиралтейства и закладываемый японскими кораблестроителями в металл тяжелого крейсера «Цекуба» — но по более мощной защите, уже прообраз «быстроходных линкоров» 40-х годов; и превратит высокобортный красавец-корабль — высота в носу 11 метров вместо обычных 6 — из диковинной цапли, привязанной к «утюгам», в могучего лебедя-истребителя сильнейших кораблей и сокрушения оконечностей неприятельского строя, обеспечивающего наилучший маневр охвата, как и срыв угрозы такового.
* Новые серийные броненосцы требовали и типовых изменений:
; снятие всех 20 75-мм орудий
; снятие 2 боевых марсов с 37-мм пушками (далее БМ)
; снятие 4 торпедных аппаратов (ТА — далее)
; установку на противоминной батарейной палубе 8 152-мм орудий — 2 в носовом, 4 в бортовых и 2 в кормовом каземате — подняв их уровень с 270 см от воды до 350 см.
* Много работы предстояло выполнить на 4-х старых эскадренных броненосцах. Их малая скорость и невозможность настичь и навязать противнику ближний бой бронебойными снарядами требовала увеличить калибр орудий, вес залпа, дальность огня, но их малые размеры этому препятствовали, как и установке необходимого числа средних орудий. Разномастность броненосцев полагала и разнообразие работ на них.
; на «Сысое Великом» следовало снять все 30 орудий малой артиллерии, 2 БМ, 6 ТА, установив 6 152-мм пушек, по недостатку места в корпусе — веерно на спардеке, в выгородках с 2—3 дюймовой броневой защитой;
; на «Наварине», — заменить старые 35-калиберные 12-дюймовые орудия новыми 41,5-калиберными, снять 1 БМ, 6 ТА, 32 малокалиберных орудия, установить 4 6-дюймовые пушки с коробчатыми щитами по углам его центрального бруствер-каземата, в замкнутых круговых выгородках; заменить «таранный» форштевень «коммерческим» подняв скорость с 15 до 16,5 узлов;
; на «Трех Святителях» имеющих современный главный калибр, хорошую скорость и мощную броню усилить недостаточный средний калибр с 8 до 12 152-мм пушек, сняв 5 ТА, 2 БМ, 22 малокалиберные пушки;
; на «Николае I», заменить старые 35-калиберные 12-дюймовые орудия новыми 41,5-калиберными — большие свободные площади корпуса и надстроек без кормовой башни позволяли радикально переменить всю среднюю и противоминную артиллерию по типу «нового Осляби»: сняв все малокалиберные и 6-дюймовые пушки (28 единиц), 2 БМ и 5 ТА, установить дополнительно 4 9-дюймовых орудия к 4-м уже имеющимся на батарейной палубе и разместив на спардеке 16 120-мм противоминных; по неполной боевой ценности корабля из-за отсутствия кормовой башни, мощным защитным свойством — главный пояс 406 мм брони, палубное покрытие 114 мм — и наличию большого резерва площадей он представлялся хорошим штабным кораблем, поэтому стоило провести дополнительные работы: заменить «таранный» нос «коммерческим», увеличив скорость до 16 узлов; установить ближе к корме, в районе 2-й мачты адмиральскую боевую рубку, автономную от командирской, и под ней в районе артиллерийской палубы и нижнего броневого дека эскадренный командный пункт, отдельный от корабельного; замкнуть броневой пояс в оконечностях 2—3 дюймовыми плитами не менее чем 2-х метровой высоты вверх и вниз ватерлинии в носу;




Полая выгородка для увеличения противоминной живучести сделать простейшую булевую защиту борта, в форме сквозных полых овальных пазух размером 3 на 6 метров, как то предполагал инженер Гуляев в отношении броненосцев в 80-е годы, из корабельного листа в 1/4 — 1/2 дюйма.
На более типовых 10-дюймовых броненосцах прибрежного действия 2 ранга:
; на новом «Ростиславе» — уменьшить перегруз, сняв 2 БМ, 4 ТА, малокалиберную артиллерию;
; на «Ушакове», «Апраксине», «Сенявине» — заменить расстрелянные 10-дюймовые пушки «облегченного морского типа» такими же, но более мощного «тяжелого крепостного типа», с большим углом возвышения и дальностью стрельбы; снять всю среднюю и мелкую артиллерию 120—76—47 мм калибра (28 единиц); 2 БМ, 4 ТА (совершенно дикие на броненосцах, предназначенных действовать на мелководье), установить вместо них 8 152-мм орудий в броневых выгородках нижнего яруса спардека.
На броненосных крейсерах:
; на «Нахимове» — заменить 4 парных 8-дюймовых установки в барбетно-купольных гнездах 4 10-дюймовыми орудиями — проще всего взаимно поменяться с «Ослябей»; снять 2 БМ, 3 ТА, 18 малокалиберных пушек, установив вместо них 4 152-мм орудия;
; на «Донском» и «Мономахе», заменить 6 120-мм орудий на 152-мм, доведя их до 12 (было совершенно дикое сочетание — 120-мм и 152-мм орудия), снять 34—26*  мелкокалиберных орудий, 5—3 ТА, срезать фок-мачту на 1/2, грот-мачты на 1/3, бизань-мачту полностью; восстановить ликвидированные «модернизацией» 1896 года носовые спонсоны крупнокалиберных курсовых орудий, вместо кормовых, в районе убранной бизани установить палубный каземат на 2 орудия в диаметральной плоскости,    установить    в   спонсоны    и   каземат   4 9-дюймовых   орудия,
обеспечивающих огонь: по курсу 2-мя, на борт 3-мя и на корму 1-м орудием и огневое превосходство на курсовом и равенство в параллельном бою с японскими тяжелыми крейсерами;
; на «Памяти Азова»: заменить 8-дюймовые пушки в бортовых спонсонах 9-дюймовыми; обрезать мачты по типу «Донского», снять 22 малокалиберных орудия, 5 ТА; установить на носу и на корме 2 9-дюймовых орудия в коробчатых щитах на тумбовых установках в замкнутых круговых выгородках, обеспечивающих в курсовых и бортовом залпе не менее 3 орудий, что создаст огневое превосходство во встречном и ретирадном бою с японским тяжелым крейсером и равенство в перестрелке на параллельных курсах.
На бронепалубных крейсерах:
на «Олеге», «Кагуле», «Очакове» — заменить носовые и кормовые 2-х орудийные 6-дюймовые башни 2-мя тумбовыми 9-дюймовыми орудиями в коробчатых щитах, 4 152-мм орудия переместить в центр корпуса в 2-а новых парных каземата: практика показала, что держать одинаковые орудия в башнях и казематах неудобно: башенные и казематные орудия работают в существенно разных условиях, их скорострельность различается в полтора раза, управление стрельбой одного и того же калибра разделяется, а одинаковые разрывы вносят путаницу при пристрелке; легкобронным судам все же предпочтительнее вести бой с бульших дистанций методами быстрых огневых налетов с переменой позиции до пристрелки противника; снять 22 малокалиберных орудия.
; «Аврора» — привести по артвооружению к типу «Олега», сняв 2 БМ, 32 малокалиберных орудия, 3 ТА.
; «Жемчуг», «Изумруд» — заменить 8 120-мм орудия на 8 152-мм.
; «Светлана», «Алмаз» — привести к типу «Жемчуг»: по вооружению — установив 8 152-мм орудий; по скорости — заменив «таранные» форштевни «коммерческими».
Имея задачей сопровождать эскадру, эсминцы должны были подчинить себя ее нуждам, т.е. охранению, разведке, защите, стать из «налетчиков» «сторожами»
; поэтому 9 эсминцев следовало перевооружить, обратив едва ли не в принципиально новый тип корабля, чистого «истребителя миноносцев» — снять все прежнее вооружение, кроме того, что возможно при постановке мин, и установить носовое и кормовое 120-мм орудия для эффективной курсовой стрельбы, и автоматические пушки для боя на параллельном сближении, когда скорость смещения цели, достигшая 50 узлов, делает стрельбу крупных орудий бесплодной, для чего установить диаметрально 4—6 установок 57 мм калибра, например, револьверных американского типа, широко применяемых на русских вспомогательных крейсерах, обеспечивающих еще стрельбу очередями, но в 2 раза более мощным снарядом, чем русский 47-мм автомат Канэ. Отряд из 3-х таких «истребителей» по огневой мощи был равноценен легкому крейсеру, а по скорости 26,5 узлов недостижим ни одному из них, — допустимо было даже и некоторое ее снижение на 1—1,5 узла.
К этим работам следовало привлечь не только петербургские верфи, но и финские и лифляндские, в частности разместив там заказы по корпусным работам на старых кораблях, по дооборудованию эсминцев, осуществляя в Петербурге и Кронштадте  только вооружение, что резко ускорило бы темпы наиболее трудоемких работ. Часть заказов можно было разместить на верфях Дании и Германии, особенно по корпусам новых крейсеров, которые прибудут без вооружения, а характер работ не позволит определить является ли это модернизация боевого характера или переделка корпуса в небоевой состав. Заказы на некоторые работы, например, ковку форштевней можно разместить даже в настороженно-враждебной Швеции ...
Поставив на судо-работы энергичного увлекающегося адмирала-хозяйственника Бирилева, — тип морского воина, нигде, кроме тучных российских нив с 1861 года не взращиваемый, везде ведомство Марсово сторонится ведомства Меркуриева — и подкрепив главных строителей кораблей выпускниками кораблестроительного факультета Инженерного училища, новый командующий мог погрузиться в дебри других проблем.
Стараниями Макарова и Рожественского, двух последовательных генерал-инспекторов артиллерии флота в военно-морских кругах сложилось убеждение о ближайших, не далее 40 кабельтовых, дистанциях стрельбы на море, созвучные мнению и авторитетной французской военно-морской школы, в 1855—1900 годах давшей немало идей военно-морскому сообществу, даже и саму идею броненосных кораблей — сводя смысл работы морской артиллерии к поражению узкой окантовки главного броневого пояса в области ватерлинии, она даже не училась стрелять на дистанции дальше 45 кабельтовых; русские, признавая боевые действия флота против берега — спасибо Черноморским проливам! — учитывали и 60-кабельновые и 80-кабельтовые дистанции, но уже как «неморские». Поэтому в морской артиллерии был принят в качестве основного типа 3-калиберный бронебойный снаряд системы Макарова с бронебойным наконечником, несомненно лучший в мире боеприпас для стрельбы на короткие дистанции по сильнобронированным целям. Проникновение за броню Макаров считал основной характеристикой снарядов главного калибра морской артиллерии, что было в общем то верно, но в то же время сопровождалось недооценкой фугасных снарядов как средства морской войны, кроме как действий по берегу, и связанное с этим пренебрежение иными средствами защиты, кроме тех, что обеспечивают непроницаемость ватерлинии, выразившееся в расположении артиллерийского вооружения на его проектируемом «универсальном безбронном судне» на открытой палубе без всяческой защиты «Из пушки в пушку не попадешь», это наделало много шуму — и к сожалению реализовалось в металле: на крейсере «Варяг» вся артиллерия стояла «голой», в бою же это привело к тому, что артиллерийские расчеты истреблялись беспощадно вихрем осколков (3/4 артиллеристов «Варяга» убито, 1/4 ранена, крейсер был затоплен без серьезных повреждений корпуса, по потере 90% артиллерии, и выбытию из строя 47% личного состава). Увлеченный бронепробиваемостью, адмирал даже во 2-й половине 90-х годов продолжал отстаивать сохранение на флоте цельнолитых снарядов, лучших по этому качеству, игнорируя-перетолковывая очевидные итоги японо-китайского морского сражения при Ялу: японские «гвозди» пролетали поперечно через надстройки китайских кораблей, а китайские гранаты рвали в клочья небронированные корпуса японских крейсеров; все успехи японцев в сражении были обеспечены в первые полчаса, когда японские корабли («эльсвикские» легкобронные крейсера) охватили голову колонны противника и японские снаряды пошли продольно в китайские крейсера; как только бой перешел на параллельные курсы превосходство китайцев стало устрашающим, и лишь их малодушное прекращение боя и уход в Люйду (Порт-Артур), как и доблесть японских команд спасло японскую эскадру от разгрома, — в момент завершения боя на флагманском крейсере «Матсусима» выбыло из строя 400 из 700 членов экипажа. Этот бой положил конец «эльсвикской эре» в военно-морских воззрениях, но остатно застрявшей в голове Макарова (судя по «Рассуждениям о морской тактике») еще на десяток лет.
Японцы сделали из боя самые решительные выводы, восстановив в полной мере тяжелое бронирование кораблей и перейдя исключительно на фугасные снаряды длиной в 4,3 калибра с энергетически мощной взрывчаткой в легком стакане, то было уже перехлест — броню можно только «пробить», а не «разорвать», а для этого нужен массивный прочный корпус; взрыв даже небольшого объема взрывчатки во внутренних помещениях наносит огромные разрушения кораблю, несравнимо опаснейшие, чем эффектное, но малопродуктивное, в отсутствии других обстоятельств, крушение надстроек; японские снаряды обладали мощным зажигательным действием и были совершенно беспощадны к незащищенным броней людям, давая чудовищное количество осколков, но по своим малым размерам не очень опасным для механизмов.
Русские бронебойные снаряды с массивным корпусом, разрывались за броней на небольшое количество мощных осколков, крушили ими и взрывной волной все; особенно сильное действие производили т.н. «сегментные» снаряды, которые по внутренней сетке разрывались на 32 массивных осколка, пробивавших даже 25 мм броню палуб и перегородок. В то же время они почти не разрушали легких надстроек, пролетая их насквозь и были «человеколюбивы», не давая веера стальной «пыли» при разрыве — учитывая такую «гуманность» русской артиллерии адмирал Того всю войну провел на небронированном мостике «Миказы», не укрываясь в боевой рубке и вызывая обожание подчиненных и публики «самурайским духом» — что же, дополнительный процент за умную предусмотрительность, за годы войны на флагмане выбыло из строя 3 флаг-капитана, по должности находившиеся в рубке.
Особые требования бронебойного снаряда к взрывчатке — обеспечение замедленного взрыва при высокой ударной детонационной устойчивости — определяли и выбор бризантного вещества: в русских «макарах» это был пироксилин, имевший в два раза меньшую энергетику, чем японская «шимоза»; учитывая разницу начинки (35 фунтов против 105) японский снаряд был в 6 раз более энергетичен, из чего делается вывод о «роковой ошибке», почему-то по сей день кочующий по литературе — бронебойный и фугасный снаряды принципиально различны и когда после русско-японской войны англичане убедились в невозможности приспособить лиддит (аналог шимозы) к требованиям бронебойных снарядов, они начали новейшие 305—343-мм снаряды шнековать черным охотничьим порохом! Количество взрывчатки в этих принципиально разных типах снарядов относится как 1 к 3 ...
Проблема обеспечения должной скорости бронебойных снарядов на бульших дистанциях стрельбы решалась переходом на более инерционные 4,5—5,5-калиберные снаряды, которые имеют меньшую начальную скорость, но и медленнее ее теряют, изготовить их было возможно, но это значило переменить сами таблицы стрельбы; зная, что существующие неверны, на это можно было бы и пойти, обеспечив эскадру хотя бы 20% «дальних» выстрелов к самым мощным 12 дюймовым орудиям — о низком качестве таблиц стрельбы уже знали, и в артурской эскадре и на береговых батареях пользовались самодельными.
Впрочем, возможно было и иное решение — не меняя стакан, начинить его энергетически мощным мелинитом, создав временное дополнительное средство к основному снаряду; новый снаряд разрывался бы от трубки, входя в легкобронные части корабля или ударной детонацией при попадании в толстую броню, но не снаружи, как фугасный, а когда корпус снаряда войдет в нее — при времени детонации 0,003 сек и скорости 350—400 м/сек на 70—80 см — или начнет вминаться, и последующий взрыв либо расколет и разнесет броневую плиту, либо произведет обычное фугасное разрушение по корпусу, вдобавок выбросив в обоих случаях огромный султан дыма, удобный для пристрелки, и восполнив недостатки основного снаряда: малый размер разрушений внешних частей корабля и отсутствие выраженных признаков попадания у снарядов, разрывающихся в глубине судна; перемежающаяся стрельба двумя боеприпасами будет разрушать все элементы боевой конструкции поражаемого корабля, а сильная деформация пробоин затруднит их заделку против обычных аккуратных отверстий бронебойных снарядов, к которым японцы уже приспособились иметь особые круглые щиты под основные калибры русских боеприпасов.
Требовалось безусловно дополнить отличный средне-калиберный бронебойный снаряд мощным фугасным вместо той «хлопушки», которая им наименовалась: либо перейдя к начиненному мелинитом подобно армейской гранате с чувствительной трубкой, либо использовав в существующем уплотненный пироксилин, позволяющий увеличить вес взрывчатки в 1,5—2 раза при сохранении детонационной устойчивости боеприпаса, опыты такого рода успешно проводились на Охтинском заводе. ... Как тут раскроются русские химики, с «народовольческой молодости» традиционно сильные во взрывчатых веществах!
Одновременно развернулась интенсивнейшая подготовка экипажей, которой Белый Мандарин занимался лично, ставя все новые и новые задачи, рассылая расписания на день, неделю, и вручив флагманам отрядов и дивизий помесячные указания, исправляя их на посещениях отрядов или недельном совещании, где есть кому говорить — командиром 1-й дивизии назначен контр-адмирал Кроун; 2-й — Небогатов, 3-й — Цывинский, 4-й — Безобразов, 5-й — Пилкин; как член совета участвует назначенный после ранения командиром строящегося броненосца «Андрей Первозванный» командир геройского «Варяга» В.Ф. Руднев.
Учебные занятия в классах, потом перенесенные на корабли Учебного отряда — где так злобствует в деле контр-адмирал Рожественский, очень быстро переходят на палубы боевых кораблей: как только «Сысой Великий», «Три святителя» и «Ростислав», имеющие самую небольшую часть модернизации — по вооружению вступили в строй, их немедленно расписали.
; На «Сысое» сменяясь каждый день, проходят подготовку 4 экипажа 1-й дивизии.
; На «Трех святителях» и «Ростиславе» экипажи 8 броненосцев 2-й и 3-й дивизии, и башенные команды 1 дивизии.
; На учебном крейсере «Минин» — экипажи 4-х броненосных крейсеров 2-й и 3-й дивизии.
; На легком крейсере «Корнилов» экипажи легких крейсеров 4-й дивизии.
; На быстро модернизированном «Нахимове» сплавываются экипажи больших бронепалубных крейсеров 4-й дивизии.
Экипажи обновленных судов осваивают образцы устанавливаемых вооружений — экипажи достраиваемых сколачиваются полностью, впрочем, они уже вступили на палубы организованным составом, переведенные целыми командами с Черноморского флота. Установлен порядок — в учебный день занимающийся экипаж принимает корабль всецело на себя. Раз за разом уходят корабли к острову Гогланд, и отстреливаются по щитам, по лайбам, по пускаемым минным катерам с полусвободным рулем — по новинке: двум кораблям-мишеням в которые переделали старые константиновские мониторы типа «Русалка», срезав надстройки выше броневого пояса, и положив на бетон 4-дюймовые броневые плиты дополнительной верхней защиты; день за днем вертятся два «старика» переименованные в «Супостата» и «Микадо», и щербят, и щербят их палубу учебные чугунные снаряды ...
Во внеучебные дни экипажи работают вместе с достройщиками на судах, осваивая боевые посты и устройства наилучшим способом — собственноручным их монтажом.
В июле вышли из ремонта все броненосцы береговой обороны и крейсер «Память Азова», что позволило сформировать первые отряды 2-й и 3-й дивизий (21-й — «Три святителя», «Ростислав», «Память Азова»; 31-й — «Сысой», «Ушаков», «Нахимов») и отправить их в учебное плавание, с дневными и ночными переходами, под наблюдением флагманов.
В августе вступили в строй все броненосцы 1 дивизии, начались усиленные ходовые и боевые испытания, со стрельбами, дневными и ночными пробегами; прибыли достроенные, но невооруженные крейсера из Дании и Германии. Вступили в строй броненосные крейсера «Донской» и «Мономах».
В сентябре вступили в строй броненосцы «Николай I» (флагман эскадры) и «Наварин», все крейсера 4-й и 5-й дивизии, все истребители 5-й дивизии; завершились испытания броненосцев 1-й дивизии. Полностью сформированы: 1, 2, 3, 5 дивизия.
1 октября спущен могучий «Ослябя» — последний корабль эскадры, 4 дивизия сформирована.
Но отплытие задерживается — в августе получено сообщение о гибели командующего 1-й эскадрой адмирала Витгефта из-за безобразной конструкции рубки — по инструкции Морского Технического Комитета была разработана соответствующая защита-козырек от залетающих снизу осколков; по приказу командующего она была испытана подрывом 12-дюймового французского фугасного снаряда, аналогичного японскому у основания рубки броненосца «Орел»: итог — взрывная волна сорвала козырек с кронштейна и веер осколков изорвал тряпичные манекены, изображавшие офицеров; только после того как его наглухо заварили по краю рубки, с опорой через лапу на гриб покрытия он врос неколебимо.
Не успокоившись, командующий приказал проверить обстрелом фугасными снарядами и подрывом боеприпасов другие боевые элементы корабля, использовав снятый колпак башни крейсера, — опять неожиданность, 2 -дюймовая крыша башни так прогнулась, что заклинила макет орудия; скрипя сердцем пришлось согласиться на перегруз — на всех башнях установили дополнительные верхние 2-дюймовые покрытия. Тут вдруг встрепенулся МТК, оказывается, по инструкции 1899 года крыши броневых башен именно такими и полагались — 102-мм, да воспротивился управляющий Главного Управления Кораблестроения и Судоремонта П.П. Тыртов. Еще один 25-мм скользящий щит пришлось укрепить на стволе орудия, т.к. при взрыве осколки залетали в башню через амбразуру. Черт побери! — ведь на русских броненосцах 80-х годов стволы орудий пропускались через полностью улавливающую осколки маску-короб ...
По эскадре объявлена денежная награда тому кто найдет какую-либо угрожающую деталь в устройстве кораблей — и нашли, выгородка из конструкционной стали в надстройке для разворота средних 6-дюймовых башен новых броненосцев вспучивалась взрывом и заклинивала ход башни, хотели и ее выложить 25 мм бронелистом ... Черт знает что! Выгораживать воздух — срезали к чертовой матери, сделав в надстройках сквозную дыру (и уменьшили поперечную парусность!).
Кажется все ...
Началась приемка боезапаса нового исполнения — приказано отстрелять по одному выстрелу бронебойного внутреннего и бронебойного наружного разрушения, как для различения стали называть снаряды с пироксилиновой и мелинитной взрывчаткой, с каждого броненосца — вдруг примчавшийся бледный артиллерийский офицер доложил, что пироксилиновые бронебойные снаряды, которыми отстреляли для проверки трубок по легким стальным листам, не разорвались ... мелинитные, как положено, раскалывали плиты или опаляли их внешним взрывом. Бросились выяснять — оказался влажный пироксилин. Снарядить заново! Это 6 тысяч только 12 дюймовых ...
Теперь уже все с подозрением всматривались в каждый винт, гайку, патрон, вентиль, бухту каната — что еще можно ждать ...
... Вентиляция на новых броненосцах сконструирована неправильно, температура под сводами кочегарок доходит до 58°, находиться там возможно не более 1,5 минут — переделать!
... При открытом затворе остаточные пороховые газы идут в башню и при частой стрельбе приходится делать перерывы для проветривания, открывая люки и заглушки, в противном случае башенные могут отравиться — в Цусиме кроме потерь артиллеристов от залетавших осколков это привело к резкому падению темпа стрельбы русской эскадры: имея лучшую техническую скорострельность, 1 выстрел в минуту против японской 0,73 выстрела, русское орудие отвечало 1 снарядом на 2 японских. Черт побери! — ведь уже на броненосцах серии «Екатерина Великая» в казематах и закрытых барбетах была система создания избыточного давления воздуха, прогонявшая пороховые газы наружу — восстановить для всех башен! — забыли войну ...
Но удивительно было — чем более обнаруживалось необходимых переделок, упущений, несуразностей и ошибок, чем более технические советы, — на которых без указаний теперь присутствовали все флагманы и капитаны эскадры, набивались старшие строевые офицеры — обращались в охоту на драконов таких же разъяренных драконов, тем более покоен делался командующий, а иным подозрительным казалось уже, будто многое из того, что всплывало со дна болота военно-морского без войны александровско-николаевского флота, как бы неожиданно и впопыхах, он знал, но почему-то придерживал, лишь иногда тыкая неожиданным вопросом:
— А куда пойдет пологий снаряд, коснувшись крыши башни — оказалось, прямо в амбразуру командирской башенки старшего артиллерийского офицера, как и сноп осколков ... Стали уходить в стороны, посте того, как перед ней наварили отклоняющий гласис ...
— А что произойдет со шлюпками от близкого разрыва снарядов — ах, мать! — переспрашивать не стали ... на всех кораблях установили плотики из пробки в стальной в 1/8 дюйма обшивке, предохраняющей от огня и осколков; кстати и более надежные как спасательное средство, в крайности расплывутся сами ...
Как-то Всеволод Федорович Руднев после очередного казуса, наедине, сказал ему об этом своем подозрении — и вздрогнул от вдруг прорвавшейся через маску Белого Мандарина тоскливой ноты:
— Я пытаюсь понять, откуда меня настигнет удар, не столько неожиданный, сколько неотразимый: нет идеальных кораблей, экипажей, но где тот органически складывающийся омут, который может быть и следствием видимых достоинств, который нельзя отменить, разве что проплыть по краю. Вот смотрите, наши новые броненосцы имеют сильнейший огонь на нос, они прямо-таки зовут к атаке на пистолетный выстрел и ливень в 24 снаряда в минуту из 8 носовых 6-дюймовок; но не замечаете ли вы, что четверка 6-дюймовых башен составляет плотный, слабо защищенный для главного калибра контур вокруг носовой 12-дюймовой башни, и самые тяжелые снаряды противника, рикошетировав от нее пойдут в них и разрушат одну—две на сближении — сколько у нас останется в курсовом залпе? 4—6 орудий, а у японцев на борт 7, и еще 1—2 залпа главным калибром — 4 орудиями на 2! Спасибо бронебойному снаряду, он еще подправит положение — но допустимо ли боевые средства корабля, идущего под самый тяжелый огонь, прикрывать так, как будто им грозят только равноценные по поражающим свойствам, словно все заранее сговорились, что 6-дюймовки броненосца будут стрелять по 6-дюймовкам, 3-дюймовки по 3-х дюймовкам, главный калибр по главному калибру. Я понимаю: если крейсер с 6-дюймовой артиллерией сражается со слабейшим или равноценным противником и уходит от сильнейшего, то он должен предохранять свою артиллерию от 6-дюймовых снарядов, но какую защиту должны нести пушки броненосца, обязанного к бою со всеми кораблями, никому не уступая моря, принимая на палубы все, от 47-мм хлопушек до 12-дюймовых бомб!? И если его вычистит от противоминной артиллерии 12-дюймовый снаряд в дневном эскадренном бою, а ночью добьют миноносцы в минной атаке по отсутствию таковой —какая мне радость, что я сохранил главный калибр, но иду ко дну оттого, что остался без паршивой пукалки! Если судьба броненосца равно зависит и от 12-дюймовки и от 47-мм автомата Канэ, они должны одинаково защищаться от самых крупных калибров 8—10-дюймовой броней, пусть даже на крейсерах они закрыты 4-дюймовой выгородкой, а на миноносце на них пожалеют и дюймового листа! Что лучше: 8 средних орудий, защищенных надлежащим образом, которые нерушимо пройдут через случайности эскадренного боя к своему часу; или показушная выставка в 16—20 единиц, из которых неведомо сколько обратятся в лом первой парой—тройкой снарядов, помещая судоводителя в положение игрока, гадающего, с чем останется по концу?
Это пытались сделать французы на «Гоше» — нам этого уже не исправить ... Пока я веду бой траверзом, 3 моих среднекалиберных башни одного борта отстоят на 24 сажени друг от друга и на каждую нужно брать особый целик не менее чем 8-дюймовым орудием, но поверни я на курсовую атаку, и 4 среднекалиберных и носовая 12-дюймовая башня сольются в одну мишень на пространстве 10 саженей, и промазав по одной, 12-дюймовый снаряд непременно расколет другую.
Ну ладно, то материя неблизкая, но ведь это непостижимо ни уму ни сердцу — знаете ли вы, что наши новые башни как пьяные купчихи, куда толкни, туда и завалятся: при заведении электропривода вместо гидравлики забыли об отдаче орудий, и броненосцы из-за полусвободного хода башен могут вести только залповую стрельбу, что ее терпимо ... Но если одно орудие в паре будет повреждено даже пустяшным заклиниванием затвора? Ведь вся установка становится небоеспособной, башня будет дергаться как эпилептик — о разбросе снарядов говорить страшно! И уж точно: сбитая наводка, темп стрельбы ... (— эх, Макаров, Рожественский, Кротков ... —). И здесь тоже ничего не придумаешь, кроме упований на Николая-угодника: установка тормоза, совмещенного с запальным устройством потребует не менее года, остается только рекомендовать господам капитанам новых броненосцев быстро сходить с курсов, где огонь ложится на оконечности корабля, при том, что орудие может быть выведено из строя совершенно непредсказуемым образом ...
Мы нация 30 лет не участвовавшая в войне, наши офицеры в лучшем случае могут быть аттестованы как судоводители, а идущая война великая, новая, это не Куба, не Буры ... Это война иных технических средств, которые доселе никак и нигде не явились, при том что из старых большая часть позабыта ... Вот смотрел я «Петр Великий! — диво-корабль! — Если бы новую машину, и не очень сильную, он так бы поддал нашим «орлам»*; и все мне в нем что-то нравилось, пока не понял — нет у него «ступеньки» от главного броневого пояса  к верхнему: плиты одинаковой толщины, такое объяснение! Но у англичан на «Девастейшин»** она была! Что так Попов вылизывал борт, у него же, эвон — вся палуба как ступень к брустверу? И все думаю, что будет, если снаряд на курсовом выстреле скользнет по борту и о «порожек»? Ведь 20 пудов, 300 саженей в секунду, и сверху по кромке плиты — не слетит? ... По уму-то надо верхний лист прокатать в скос от толщины главного, чтобы закрыл кромку полностью, а по спеху нужна какая-то стальная накладка, в сечении род треугольника ...
... Почему-то тревога Белого Мандарина все более успокаивала Всеволода Федоровича.
Но учебные плавания, со стрельбой, ночными пробегами — отрядами, дивизиями, и дважды эскадрой, до Готланда и Борнхольма — проводятся неукоснительно.
Только в конце ноября после установки дальномеров во всех башнях главного калибра броненосцев и крейсеров, дополнительных к тем, что имелись в боевых рубках; покраски всех кораблей в защитный тускло-серый цвет; по принятию неприкосновенного запаса кокса и нефти для скрытных и форсированных пробегов; проверки боезапаса — рвался как Саврас без узды! — вышли в штормовую сумрачную Балтику ... Как-то странно вышли, не весело, а буднично и спокойно, ровно набиравшей ход Силы ...

P.S. Любопытно, к какому кораблю должны были обратиться  русские в канун-преддверие 1904 года, когда дипломатические сводки начали свидетельствовать о крайне опасной обстановке на Дальнем Востоке, об оформившемся конфликте вполне определенном с 1897 года (занятие  Люйды). В этих условиях становился насущно необходимым единый тип броненосца,  запускаемого не “вообще”, а на прямо надвигающуюся войну, т.е. не в озарениях будущего, а из того наличного запаса, что освоило мировое кораблестроение; и облик которого вырисовывается уже довольно отчетливо.
Это должен быть броненосец водоизмещением 13500—14000 тонн казематного типа, как более выносливый к дальним океанским переходам; с запасом угля 1800—2000 т обеспечивающим действия как в районе Корейских проливов, так и плавание в обход Японии и Сахалина; с машиной мощностью 16—17 тыс. л.с. обеспечивающей скорость не менее 18,1 узла в полном весе; с 4 305-мм 41,5-калиберными орудиями, но с повышенным до 20—25° углом возвышения для действий по берегу, становящимися стратегически важными у пунктов высадки войск противника в Корее; с 16 152-мм 45-калиберными пушками, как на 8 и 9 черноморских броненосцах; с 16 57-мм автоматическими пушками — последние против минных катеров и засветки целей зажигательными снарядами в ночных боях.
Ориентируясь на условия погоды в Северо-восточных районах Тихого Океана, следовало исходить из преимущественной вероятности боя на средних дистанциях, в обеспечении чего перенести на корабль французскую систему бронирования корпуса 2 сплошными поясами, главным и верхним, доведя ширину первого до 244 см как на “Потемкине”, но с продлением до оконечностей хотя бы 76 мм броней, при толщине плит между башен 229 мм. Верхний пояс не менее чем 229 см высоты и толщиной от 152 мм у миделя и до 76 мм в оконечностях замкнуть на штевнях. Казематные покрытия 6 дюймовых орудий, учитывая, что наибольшее число выстрелов с японской стороны дают 152 и 203 мм установки, против которых 127 мм плиты уже не вполне надежны, следовало бы иметь 152 мм толщины.
Война подтвердила обоснованность конструкторских расчетов на противоснарядную стойкость крупповской брони и броневые плиты более чем 254 мм в ближайшем будущем являлись избыточны, т.е. такой же толщиной можно было ограничить бронирование командирских рубок и башен главного калибра, за исключением недопустимо слабых крыш — их надо было довести до общепринятых 102 мм в основных флотах мира. Открытые броневые палубы даже 51 мм толщины посредственно-удовлетворительно выдерживали японские снаряды, их следовало бы подтянуть к 76—84 мм, принятых в большинстве кораблестроительных школ.
В 1899 году во всеподданнейшем докладе МТК совокупность этих требований признал обоснованной — благое пожелание надо было только исполнить ...
В общем, это должен был стать получивший французскую систему бронирования корпуса отечественный “казематник”, если желаете более широкого взгляда, некий гибрид “американца”-“Ретвизана” и “доморощенного”-“Потемкина” с “французом”-“Цесаревичем”, при том, что “Потемкинского” в нем должно было явиться больше — русский броненосец инженера Шотта выглядел предпочтительней “американца”, как по многим объективным тактико-техническим показателям, так и по остроумию решений, сберегших много усилий и отвративших потери, что неоднократно приводилось в пример филадельфийским проектировщикам: русский корабль был заложен на 2 года ранее (а построен на 2 года позднее).
Интересно, что восходя к прототипу, мы опять видим там злосчастных “Ослябю” и “Пересвета”, которые облекшись в “панцирную оболочку” и “большие пушки” возродились в новом качестве. Очень привлекательной в теоретическом чертеже “Пересвета” с этой точки зрения представляется большая свобода размещения основных конструкций корпуса; исключая разве что погреба кормовой башни, они нигде не пересекаются, не громоздятся, не вминаются друг в друга, но логично, покойно вписаны и несут большой модернизационный запас, в частности, по размещению более мощных машин в 16—17 тыс. л.с. вместо наличных 13800, (на которых он и то давал 18,6 узлов скорости!).
Вытягивая из “крейсер-броненосца” броненосца, усиливая типические черты мощного тяжелого бойца, можно было значительно раньше, уже в 1898 году заложить 7 броненосцев на балтийских и 1—2 на черноморских верфях и ввести их в строй между 1902 и 1904 годом; как на то заложили в 1901—1903 гг. 5 броненосцев типа “Бородино” (“русский” “Цесаревич”) и 2 типа “Андрей Первозванный”, и построили 4 из них к августу 1904 года.
В книге Р.М. Мельникова о постройке “Потемкина”, кстати очень хорошей, иронизируется над адмиралами Диковым, Копытовым и инженер-генерал-майором Кутейниковым по поводу их выбора “Пересвета” в качестве образца для строительства 8 черноморского броненосца — в данном случае очевидное недоразумение: 2 адмирала-черноморца и главный инженер кораблестроения вполне очевидно понимали несуразность в существующем виде использовать слабозащищенный океанский рейдер в узостях Черного моря, имея главного противника и цель не в кораблях, а в береговых батареях: но выбиралась не конструкция, а компоновочный прототип, исполняемый далее под требования военно-морского театра. То, что размышления данных лиц находились в этой области, свидетельствует тот отпор, который дал адмирал Диков и МТК на предложение адмирала Верховского установить на 8 черноморском броненосце 10-дюймовые, “пересветовские” же, пушки, в объяснении чего адмирала просветили о значении более тяжелых снарядов при разрушении фортов. Можно полагать наличие разногласий указанных деятелей флота, в каком направлении должен развиваться выбранный прототип: в частности, вся система предложений адмирала Копытова была обращена к скорости, в то время как МТК более склонялся к броне и верхней защите. Кажется, Копытову рисовалось нечто подобное рейдам “Гебена” в 1-ю мировую войну против превосходящего русского флота, теперь обращенных против турецкого побережья и английских эскадр; МТК полагался на вариант “колониальных канонерок” — но несомненно, предметом обсуждений не был существующий “Пересвет” ... В рамках заблуждения историка кораблестроения даже самовластное решение великого князя генерал-адмирала Алексея Александровича строить 8 броненосец по типу    “англичанина” “Три святителя” кажется вполне разумным, хотя и сопровождается сентенциями о безвластии и самоуправстве ... — но в действительности стоял вопрос об общей архитектуре корабля, в котором “Пересвет” давал большую свободу развития кораблестроительных и инженерных решений, в то время, как назначенные обводы и водоизмещение “Трех Святителей”, низкобортного цитадельного броненосца, резко связывали по рукам проектировщиков, и достаточно взглянуть на головоломку теоретического чертежа “Потемкина” с его выгородками, тупичками, “ступенями”, “вхождениями”, “совмещениями” — погреба 47 мм патронов ... в угольной яме! — чтобы понять, каких неимоверных усилий стоило им “развязаться” и “обойтись”.
В итоге же получился “ужатый” “задавленный” “Пересвет” в стальной броне и корпусе “Трех Святителей”. Судьба “Пантелеймона* Потемкина*, Борца за свободу”* в русском флоте сложилась яркая, свидетельствуя о состоятельности корабля в целом; но насколько бы он стал выразительней в своих замечательно свободных, раскрепощенно-летучих “пересветовских” формах.
Сохраняя обводы и компоновочное решение прототипа, но убирая “крейсерские излишества” как-то: чрезмерную высоту межпалубных пространств; огромный угольный запас; обжимая и опуская корпус ниже, к тяжкому грузу брони ватерлинии, — можно было спроектировать скоро и добротно сильный броненосец, немедленно приступить к постройке, широко используя типические и унифицированные решения, опробованные и оправдавшиеся при создании его “крейсерской линии”, набирая, а не растрачивая задел обретаемого в серии опыта, чему так неуклонно следовала германская кораблестроительная школа.
Можно сразу утверждать, в каком отношении новый броненосец стал бы сильнейшим: удлиненный “крейсерский” корпус (130 м вместо обычных 113—118) сам напрашивается на особо протяженную батарейную палубу, прорастающую в незанятые надстройки оконечностей, прежде сберегаемые для “лучшего всхождения на волну”, что для эскадренного броненосца становится менее существенным типологическим качеством.
Отказ от сложных дорогостоящих агрегатов башен среднекалиберной артиллерии, собираемых на специальных заводах, в пользу казематных выгородок, творимых на самих верфях, резко снизил бы цену и одновременно ускорил строительство, особенно учитывая бездну всяческих согласований и взаимоувязок, связанную с развитой кооперацией, теперь изжитой. В некотором смысле погоня за техническим совершенством может превратиться в излишество и в Цусимском бою добротные японские броненосцы английской школы избили своих русских собратьев изощренной французской; как и в сражении в Желтом море казематник -“Ретвизан” оказался более выразителен и вынослив, чем башенник-“Цесаревич”.
Оценивая типическую “средность” как отсутствие “остротипической уязвимости” являющейся следствием односторонней направленности конструкции, и присваивая ей ведущий приоритет в условиях кануна войны, когда нет времени на прикладку к особо рискованным принципиальным решениям можно утверждать, что в совокупности это родит корабли “как у всех”, только “чуть-чуть получше” в каждой фазе боя: на 1 снаряд в залпе; на 0,5 мили обгона в час — то, что не умопомрачает, но копится в нарастающем изнурении противника.
Как бы это сказалось на Цусиме? Вертятся и вертятся на параллельных курсах 2 эскадры по 12 кораблей, засыпая друг друга снарядами, только в каждом залпе русского броненосца будет 8 6-дюймовых снарядов на 7 у японского вместо случившихся 6 на 7 и принимают японские фугасы не 220 см брони главного и верхнего пояса “Цесаревича” (о реальных Цусимских 160 см я не говорю ...), а 320 см — 91 главного и 229 верхнего пояса, если меряться по “Потемкину”; при исключении каких-либо переворотов “оверкиль” кораблей, имеющих метацентрическую высоту 150—160 см, вместо 122 см (опять же у “Цесаревича”, а не у обреченного “Бородино” — 84 см!) — если, конечно, трюмные команды не лягут спать во время боя.
Есть народы, упивающиеся своим остроумием вплоть до парадоксальности — и зачастую попадающие впросак, как следствие односторонности, присутствующей уже в самом остроумии, — например, французы; есть народы, берущие проблему перебором качеств, переводимых в количества, в применении к кораблестроению начала 20 века: броня, залп, скорость, и нередко рождающие летающих мамонтов и тонущих акул как англичане и американцы; есть народ, который все берет “средностью”, во всем исполняя “от сих до сих” и не поставляя противнику зримых ошибок, изнуряет и потрясает в самой гениальности, повседневным исполнением набора установленных инструкций — немцы ... Вам не памятен этот феномен, средние немецкие солдаты на средних немецких танках на подступах к Москве, Парижу, Варшаве, Александрии; а в более близкой предметной области средние немецкие моряки из Баварии, Вюртемберга, Саксонии на средних немецких линкорах с 305 мм пушками, 350 мм броней и 20 узловой скоростью шпарят как котят английских морских волков на лучших линкорах 1-й Мировой войны с 343—381 мм пушками, 330 мм броней, 22—24 узловой скоростью. Кажется, немцы даже теряются, когда в их руках оказывается что-то “несреднее”, полагающее некоторую освобожденность от постоянной бдительности к инструкциям и распорядкам — и терпят поражения на сверхтяжелых танках, сверхбольших линкорах, сверхскоростных самолетах ...
Есть народ, которому хорошо в явном отсутствии каких-либо средств пути к победе — японцы ...
Мы, русские, возобладали в свойстве собрать все эти качества — и как же они нас разваливают ...
Если характеризовать полагаемый необходимый “цусимский броненосец”, я бы огласил его так: “без слабых мест”, тот же эквивалент “средности”, как аттестация особого рода, не формализуемая в развал живого тела перечислением количеств, которую употребил А.В. Суворов в оценке Измаила, в его личных воззрениях вершины его боевой судьбы. В этом смысле ни русские корабли, ни русские экипажи, ни русские капитаны “не средние”, они очень оригинальны, очень самопожертвенны, очень героические — а нужна только победительная “средность”: 11 снарядов на 10, 1 кабельтов обгона на час эволюций; и боже упаси героически погибать — если не удалось пристойно возобладать, то хоть рассудочно отступить.
Если самое совершенное обустройство артиллерии в механизированных башнях соседствует с порождаемой их весом малой остойчивостью — лучше каземат с ручной подачей снарядных тележек и упавшим темпом стрельбы, но не рождающий угрозы опрокидывания корабля; если “медлительная” гидравлическая башня посылает снаряды в цель, а “быстрая” электрическая на дистанции 60 кабельтовых дает 6-кабельновый разлет — лучше гидравлическая ...
В смысле “средности” русские корабли были слишком демонстративны, их сильные стороны были на поверхности, в зрении — в то же время японские ... как ярко выраженный расово-родовой признак размывающий явленное конструкторское разнообразие: 2 или 3 трубы, короткий или длинный корпус, 7-ми или 5-орудийная казематированная батарея, разная окантовка мачты — в смысле размазывания, поглощения частностей они не просто одинаковые, но “лица Преобщим выраженьем”; и такого фантастического сочетания как “Ретвизан”, драчун-середняк и “Цесаревич”, изощренный фехтовальщик, в японском флоте просто немыслимо. Русский адмирал-флагман был обречен плавать на “Цесаревиче”, буквально приговорен к его рубке избирательной оригинальностью и внушительностью корабля — адмирал Того с равным успехом мог держать свой флаг как на “Миказе”, так и на “Шикишиме” и “Асахи”, и “Фудзи”. Любое перемещение русского флагмана по 1-й Тихоокеанской эскадре (7 броненосцев и крейсер-броненосцев 4-х тактических типов) высвечивает или затеняет неповторимый агрегат боевого устройства эскадры; во 2-й Тихоокеанской эскадре это принимает характер обращения ее уже в 1,5 эскадры: “новых кораблей” и “прочих” или “старых кораблей” и “прочих”, по типу действий, задаваемых тактико-техническими качествами флагманского корабля. “Оригинально-неповторимые”, “самолучшие” корабли буквально раскалывают флот, ничтожа его старую часть еще до того, как смогут возместить эту потерю; и более всего эскадры теперь нуждаются в средне-типическом корабле, отнюдь даже и не “само-самых” качеств, но который прикладывается, а не отталкивается в строю.
Оружие должно быть простым в обозрении своего использования; в оригинальности оно несет тайну, нередко более опасную своей, чем противной стороне — можно понять недоумение-возмущение капитана 1 ранга Добровольского своим “Олегом”:
— Что это за корабль, артиллерия в броне и небронированный корпус, как голый король в боксерских перчатках!
По итогу “Олег” утвердился сильным крейсеров, как и его германо-французские собратья “Богатырь” и “Аскольд” — но это по итогу ... головной в серии “Варяг” продемонстрировал доблесть экипажа и принципиальный провал конструкции. В то же время команды старых “Донского”, “Мономаха”, “Нахимова”, “Рюрика” еще с парусным вооружением мачт по крайней мере были уверены — их старики с полнобронным корпусом “не голые короли”.
Фитингоф на выплаванном “Наварине” уверен и покоен — старый конь борозды не испортит; в то же время “Цесаревич” до конца таит постоянную угрозу и в размышлениях адмирала Витгефта, еще в 90-е годы протестовавшего против сплошной нижней палубы без сливов скапливающейся воды вниз, создающей угрозу внезапных опасных кренов при переливе между бортов и теперь установленную на новых броненосцах, и для экипажа, знающего что выше 2 м 20 см “король голый”, одна конструкционная сталь — броня отсутствует. Не это ли инстинктивное недоверие к своему кораблю обусловило тот факт — не “Цесаревичи”, имеющие 10 орудий в курсовом залпе, выполнили единственную в войну атаку “на пистолетный выстрел”, а “Ретвизан” с 6-ю.
Это продолжится и в будущем, даже с еще более головоломными проблемами: скажите, на каком корабле должен был держать свой фланг командующий Черноморским флотом адмирал Эбергард: на новеньком “Евстафии” 1908 года постройки, с послецусимскими улучшениями, дополнительной 8-дюймовой батареей и проч., “нормальные” корабельные пушки которого с 15° возвышением достигали цель на дистанции до 90 кабельтовых; или на старом, крамольном “Пантелеймоне Потемкине”, “пересветовские” орудия которого с 1907 года уже с 35° возвышением загоняли снаряд аж за 110 кабельтовых и тому почасту приходилось спасать своего флагмана в 1-ю Мировую войну от дальных залпов германо-турецкого линкора “Гебен”, побивая его сверхдальними.
Удивительно, серийные линкоры типа “Севастополь” 1915 года постройки оказались “типически небоеспособны” и выбирать флагманский корабль из них не приходилось — на них просто нельзя было идти в бой: размазанная по корпусу картонная 120 мм броня пробивалась германскими снарядами на всех дистанциях стрельбы. Странное же чувство должны были испытывать к ним морские офицеры, по результатам обстрела опытного отсека “Севастополя” узнавшие об этой “изюминке” новых линкоров в 1913 г.
Вот часто приводимый эпизод — в 1916 г. не дождавшись противника адмирал Эбергард снял с дежурства у Боспора дредноут “Императрицу Марию” — искомая добыча “Гебен” прошел в пролив на следующий день ... Пресса истерично ославила Эбергарда “Гебенгардом” в какой-то стадной уверенности, что случись встреча русского и германского линкоров — “немцу” не сдобровать, а и более того, он уже преподнесен, как “кушать подано”! Полноте, так ли?
Встретятся два корабля одного класса, один со сплававшейся командой, уже полтора года участвующей в войне, командуемый одним из опытнейших офицеров германского флота контр-адмирал Сушоном — и другой с экипажем, вышедшим в первый поход с боевыми стрельбами под командованием ... не смог узнать; 10 280-мм орудий в пяти 2-орудийных башнях, посылая 5 снарядов в 2 минуты на ствол будут соревноваться с 12 305-мм орудиями в 4-х 3-х орудийных башнях, посылающих 3 снаряда в 2 минуты на ствол.
Немецкий линейный крейсер будет встречать русские снаряды бортовой броней в 270 мм — русский линкор германские главным поясом в 231 мм. Немцы выполнят все отработанные до автоматизма правила и пункты обеспечения плавучести и непотопляемости корабля — расхлябанная команда “Марии”, допустившая пребывание посторонних лиц на борту в своей базе и оставившая потомкам неразрешимую задачу: был ли линкор взорван диверсантами, проникшими в самое сберегаемое место корабля, крюйт-камеру; от самовозгорания плохо выделанного пороха, что редчайший случай в практике отечественной артиллерии: наши взрывчатые вещества скорее пересаливали с детонационной устойчивостью и чаще вообще не взрывались, чем преждевременно взрывались; или по отечественному разгильдяйству — есть удивительные свидетельства, что обслуживающий персонал погребов вырезал из пластин пирокаллодийного пороха ... стельки для обуви! — такой экипаж скорее что-то упустит или проморгает ... Нет, я не думаю, что исход поединка был предрешен, а и более подозреваю, что русская щука заглотит и подавится германским ежом — чем вскрыла бы полувековой блеф о т.н. “русских линкорах типа “Севастополь””, опять “самых-самых” по 52-калиберным 305 мм пушкам, 24-узловой скорости и проч., а в совокупности отстаивавшихся в базах всю 1 Мировую войну и превратившихся в рассадники революции кроме “формаций”, “ситуаций”, “германо-большевиков” просто от безделья тысяч здоровых тел — сверхчеловеческие дамы Война и Революция, зная свою выразительность, не любят встречаться.
В канун Цусимы нужен был просто добротный корабль, который уважают экипаж и капитан, в котором — высшая аттестация! — были уверены, что он не то чтобы “самый-самый”, а вот, главное, “не подведет”. Были у нас такие корабли? Только не в составе новых!
Чего больше страшился капитан Серебренников, японских снарядов или того, что на повороте его “Бородино” так накренится, что опустит в воду порты батарейной палубы, как то едва не случилось на испытании — на которые, кстати, броненосец вышел с 300 тонным перегрузом, в Цусиму он вступил с 1500 тонным ...?
Что полагала в своем корабле команда “Орла”, если тот ухитрился затонуть у причальной стенки еще при достройке?
В этих условиях “серенький”, “как у всех” броненосец с центральной казематированной батареей на 14—16 шестидюймовых орудий; с двумя 12-дюймовыми башнями на оконечностях; с 1,5-метровой метацентрической высотой просто не могущий выполнить таких курбетов своих замечательно-оригинальных братьев — был важнее любых новаций самой изощренной технической мысли. Нужен был средний, добротный корабль, который недовольно поскрипывая выполнит самый грубый разворот боевого маневрирования, задаст простые обозримые приемы использования факторов своей материальной мощи, станет неприхотливым товарищем морского солдата, всегда востребованным и при месте, как трехлинейная винтовка Мосина в армии. Русская армия подтолкнула и обрела удивительную троицу замечательных середняков, переваливших в своей службе 50-летний срок: 3-х линейную винтовку, 3-дюймовую пушку, пулемет “Максим” на станке Соколова — в русском военно-морском флоте таковым оказался броненосец “Петр Великий”, принятый в состав флота в 1877 году и сданный на  слом в 1922 (есть свидетельства  — в 1959 (?!)), во все 45 лет своей службы постоянно в плавании как боевой или учебно-артиллерийский корабль, но никак не выразившийся в прямых потомках, скорее возвращавшийся через подражание Западу в линиях “трех Святителей”, “Наварина”, повторявших его уже размытый контур через опосредование английскими “Дредноутом”,  “Триумфом” и “Мажестиком”.
А не мог ли именно этот корабль стать прототипом “чисто русских броненосцев”, кряжисто-отечественных пахарей моря, как он стал прототипом класса “брустверных броненосцев” в мировом кораблестроении? В идеологии — нет: только на севере архангельский помор вырабатывал и хранил свой тип моряка и корабля, никому и ничему не кланяясь, под себя и свой норов; в умозрениях морского сообщества, принимающего в свои размышления преимущественно то, что идет “от них” — нет ... Наконец, в размышлениях своего создателя, легко прошедшего мимо вершины своего творчества к “подавляюще-оригинальным” и преимущественно неудачным круглым броненосцам-поповкам, камбалообразной “Ливадии”, “овальному броненосцу” — все неповторимо первенствующее по тому или иному качеству и не складывающееся в целое-бой из-за того же гипертрофированного качества, так что из-за избыточной остойчивости “поповок” на волнении нельзя было стрелять из пушек — резкий сход корпуса с волны; и в любую погоду — только 2-х орудийным залпом, круглый корабль вертит от отдачи 1-го орудия как мяч ... Одернуть же, повернуть из дымки желаний в серо-чугунную реальность повседневного беспокойного адмирала некому ... — увы, нет! Где-то с 80-х годов, не поддерживаемое собственной военно-морской практикой или рамками тактических воззрений сложившейся национальной военно-морской доктрины творчество великого кораблестроителя становится бесплодным, в продолжении его преемников — крохоборным.
То сильнейшее воздействие, которое оказал флот на 2-ю половину 19 века, века пара и железа, самое их естественной воплощение, скользнуло по России стороной. В плаваниях “Витязя” и “Изумруда”, океанской эпопее Н.Н. Миклухо-Маклая век приоткрывался России новой дверью — она скучливо просеменила мимо нее в свои каморки. 3—4-я военно-морская держава мира не обзавелась ни одной угольной станцией на путях вокруг Африки или Америки на Дальний Восток; ткнулась, не означилась, освоением Северного Морского пути.
Английский флот, долбившийся в форты Александрии, вплывавший в Африку канонерками по Нилу, забиравшийся изумрудной Иравади и желтой Янцзы в сердце Азии, что он привносил в сознание британца? То имперское чувство окрыленности, что будоражило Киплинга и Фосетта, Родса и Чемберлена. Говорите, обман, иллюзия, конфеточная обертка колониального грабежа? Это все отвалится, как девальвировался, а на днях окончательно пропадет английский фунт стерлингов, но останется Туман Левингстона и Нахтигаля, Пржевальского и Козлова. Киплинг ли нес англиканство в Азию, или Азия-Индия роскошно прорастала через Киплинга в Европе?
Колонии воспитали, развили, дали расцвести чувству мгновенной вдохновенности самых выдающихся администраторов и военачальников начала 20 века, тех, руками которых была сделана 1 Мировая война, а для англичан и американцев и 2-я: Жоффр и Китченер, Галлиена и Першинг, Черчилль и Фишер, Эйзенхауэр и Макартур — дети колоний; на Тихоокеанской эскадре обрели себя Шпее и Шеер; Средняя Азия сделала М.Д. Скобелева, Кавказ — Брусилова, Геок-Текинская  экспедиция обратила удачливого офицера капитана I ранга С.О. Макарова в командующего флотом.
А влияние великого соприкосновения континентальных культурных плит?
Запад есть Запад,
Восток есть Восток,
И с места они не сойдут
Пока не предстанет Небо с Землей
На грозен Господен Суд ...
Моэм и Олдридж, Лондон и Гарин-Михайловский; задворки великих империй — границы неведомого ... Мог ли сохраниться, не спиться, к своему часу неудачливый биржевой спекулянт Улисс Грант, посредственный плантатор Роберт Ли, равнодушно-презрительный к торговой шелухе солдат Уильям Шерман где нибудь кроме как на техасском фронтире — там обретала Америка свой великий разбег, оттуда несется по инерции, уже изжившим ковбойскую кожу обетованным свинарником голых пупков.
А ведь лет через 70—100 некто вступит на окраину Проксимы Центавры ... Перенося на нее частицу Земли? Нет, открывая в ней ее новую судьбу. Выдуманный Квортермейн и невыдуманный Корбетт, излитературенный лорд Рокстон и выломленный из жизни полковник Фосетт, скользящий над Тайной Пустыни пилот из “Ночного полета”, и спекулирующий на жажде жизни иной подельщик Тарзана, толкнувший преуспевающего гарвардского студента-счастливчика, маменькина сынка и сладкоежку отправиться на очередные каникулы не на Багамы, а в Юкатан и ценой неимоверных усилий обретшего себя там великим Мишелем Песселем открывателем 14 майянских городов в дебрях зеленого ада, навсегда ушедшим и от Гарварда и от банковской карьеры. Эмар, Хоггард, Буссенар, Конан-Дойл, Майн-Рид, уходящие в мир иной пером — и Козлов, Роборовский, Потанин, Стэнли, Брэм, впитывающие его ногами ... У Великой Дороги Народов лежит могила Н. Пржевальского, ушедшего на зов Азии, и оставленного ей у себя — среди полей, прорастая и вырываясь из них легла могила Ю. Гагарина, при  начале Млечного Пути.
Но тут найдется язвительный критик, который сразу оборвет мои разметавшиеся мечтания скрипучим замечанием:
— Если суммировать сказанное, вы не предполагаете ничего другого, как скопировать японский броненосец и запараллелить двух близнецов, завязываясь тактико-техническим патом; только “Миказу” переименуем в “Пересвет”?


Миказа Пересвет — “броненосец”
Длина 131 130
Ширина 23,23 21,8
Осадка 8,28 8,1 (по Бородино)
Водоизмещение 15200 т 14200 т (по Бородино)
Машина 15000 л.с. 16200 л.с. (по Цесаревичу)
Скорость 18 18,5
Вооружение 4 — 305
14 — 152
20 — 75 4 — 305
16 — 152
16 — 57
Броня Частичный высокий пояс по цитадели с открытыми оконечностями Полный средний пояс по ватерлинии
— А ведь вы не правы — полный пояс качественно превосходит неполный, особенно на средних дистанциях Цусимского боя ...
И кроме того — обратили вы внимание на странную рассогласованность цифр в формуляре японского броненосца: водоизмещение 15200 и, мощность машин 15000 л.с. — и 18-узловая скорость?! С чего бы это — “Миказа” обычно-серийный броненосец образца 1900 года, и между тем как во французском и русском флоте для получения скорости 18 узлов требовалась энерговооруженность 1,14 л.с./т, “Яшима” — “Миказа” дают 18 узлов на 0,9—1 л.с./т? Ну ладно, Россия — руки кривые, но утонченные французские мастера, с 17 века традиционно добивавшиеся лучшей ходкости своих судов над английскими, как следствие национального остро-аналитического интеллекта и превосходства французских математических школ — это как укладывается?! Только итальянцы изощреннейшими приемами компоновки судов добивались лучшего, но такой ценой, что никто в мире не пытался повторить проекта “Италии” с 2-мя группами кочегарок и машинных отделений — и вдруг английский середнячок под японским флагом стал реализовывать свои машины в скорость едва ли не лучше всех в мире! Что в нем такого?
Вот у меня на руках теоретический чертеж “Миказы”, может, там какая-то изюминка, нет поглощающего 10° скорости тарана? Ничего подобного, торчит как гвоздь, забитый в скорость ... Налицо нарушение всей теории и практики судостроения: французские броненосцы, где традиционно таран уменьшен, едва-едва означен, или русские, на которых он по крайней мере не так выпячен, при лучшем соотношении мощность/водоизмещение — извините, имеющие на тысячу тонн меньшего веса тысячу лошадиных сил большей мощности — только-только уравниваются с англичанами?! Кстати, если посмотреть данные по крейсерам, равенство этих соотношений для основных флотов дает и приблизительно одинаковую скорость — в полном соответствии с теорией.
Не очевидно ли, что налицо сознательный злонамеренный подлог: не могли “Фуджи”— “Миказа” дать объявленной для них скорости испытаний 18,6 узлов (а “Яшима” даже 19,25?!) — хватит врать-то, налицо “честно-английский блеф” (для которого есть и национальный языковой термин — Хамбаг), не моргнув глазом объявить желаемое за действительное; который в 20-м веке модифицировался в американскую мистификацию “сильнейших линкоров 2-й Мировой войны типа “Миссури”, поразивших мир своей уникальной боевой триадой: 406 мм пушки — 450 мм броня — 33 узловая скорость — только в 80-е годы случайный (или неслучайный) француз-посетитель законсервированых кораблей установил, что средний член триады липа, не 450, а 310 мм покрывало борта “Айов” и случись им встретиться с “Ямато” или “Мусаси”, 460 мм снаряды японских линкоров вспороли  бы их как дутые консервные банки на предельных дистанциях боя; более того, даже 410 мм снаряды более старых “Курашим” были смертельно опасны для американских топ-герлс (по-русски — вешалок).
Какова же была действительная скорость японских броненосцев? Можно привести некоторые соображения по материалам боев в Желтом море и у Цусимы: 22—28 июля 1904 г., встретившись с русской эскадрой, вынужденной подстраиваться под ход медлительных “утюгов” (“Севастополь” и “Полтава” — 16,5 узлов), т.е. держаться эскадренной скорости не более 15 узлов, Того дважды пытался осуществить маневр охвата головы русской колонны, реализуя некоторое преимущество в подвижности; но русские легко уходили отворотом на хорду японской петли — японское превосходство было недостаточным, т.е. не выходило за пределы 1—1,5 миль и скорость ограничивалась 16—16,5 узлами. По итогу японский флагман вынужден был вступить в изнурительный равноценный бой на истощение на параллельных курсах, не пресекая, а копируя действия русской эскадры, т.е. открывая ей дорогу к прорыву и постепенно проигрывая сражение, что уже начал понимать сразу воспрянувший духом адмирал Витгефт и только гибель русского флагмана необратимо дезорганизовала эскадру; но ситуация к той поре настолько прояснилась, что капитан 1 ранга Иванов ведя флагманский корабль и по нему эскадру, продолжал ей следовать, и если бы и не его гибель, кто знает ... — сражение в основных своих чертах уже состоялось ...
14 мая 1905 года, начав в 13 часов 40 минут охват головы 2-й Тихоокеанской эскадры, следующей по скорости транспортов сопровождения 10—11 узловым ходом, Того осуществил его наиболее важную исходную часть, требующую предельно возможного движения на посредственной для его “18-узловых” броненосцев 16,5-узловой скорости — это и был его реально-боевой уровень. Врали “честно-глазые” дети Альбиона; не дали ни “Фудзи”, ни “Миказа” 18,6 узлов на контрольной миле, дали там не более 17,7 узлов, столько же, сколько комплектовавшийся в эту же пору на английских верфях русский “Три Святителя”. Именно эти 17,5—17,7 узлов были “средне-серийным” пределом английского и мирового кораблестроения той поры.
Это же объясняет еще одну непрочитанную деталь Цусимского боя — все русские корабли, развившие на ночном переходе с 14 на 15 мая ....... скорость более 15 узлов, к утру оказались за пределами досягаемости основных кораблей японского флота, кроме слабых миноносцев.
Были у английских кораблей некоторые положительные типические особенности, свидетельство уважения к добротности и здравому смыслу 1-й морской нации мира: например, хорошее защищение рулей удлиненной и расширенной, покрывавшей их кормой, что так утешило бы “Суворова”; выраженное устойчивое стремление увязать самые массивные и тяжелые элементы конструкции с центром корабля, обеспечивая наилучшее мореходное качество, задаваемое облегченными оконечностями, даже с некоторой потерей в условиях курсовой стрельбы на нос и корму по близким малоразмерным целям — но в целом они не выходили из “общей лунки”, а и более того “раскладываемые по полочкам” скорее являли некоторое отступление по отдельным показателям ... Но не опрокидывались на повороте; не “выставляли” перо руля к снаряду; не “улавливали” боевой рубкой как сачком осколков; не “гнули” крыши башен под снарядами; не теряли 2 шестидюймовых орудия на каждое случившееся 12-дюймовое попадание — только 1 ... средний кораблик — что сказать!
Все сверх того в него вложится (или не вложится) экипажем, японским или английским; поэтому все остро-типическое, собирание всех ставок на одну карту отчасти выражение и чувства внутренней несостоятельности, исторической  подавленности. Могли ли итальянцы, терпевшие поражения ото всех, даже деградировавших к концу 19 века австрийцев полагать что-то иное, чем карточный шанс “завязать” одним сверхтяжелым снарядом “большого мужика” из английского флота? Могло ли утвердиться в русском морском офицере чувство самоуверенности, если НИ РАЗУ русский корабль не побеждал английского в единоборстве; и не видя других путей предававшегося преимущественно мечтам об нечаянном техническом отрыве — увы, всегда только временным, т.е. тем же карточным; и поэтому все более уповающим не на собственный навык, одевающий дерево кораблей в железо людей, а на “панацейное перевооружение” “к завтра”, т.е. обреченное пораженчество “сегодня”.
Вот страна, далеко, дальше основных европейских государств отстоящая от моря — Германия; с традициями более альпийскими, чем морскими, но увлеченная стихией труда-преодоления, труда-восхождения из слабости в силу; и начав осознанную военно-морскую политику, опираясь на проверенные навыки обретения трудом: последовательность, методичность, преемственность, непрерывность, за сорок лет поднялась с последней строки в европейской морской табели на 1—2 место в военно-морской иерархии мира, и уже в канун 1914 года сделавшая невозможным сопоставимое соперничество “корабль на корабль” с собой — немецкой выучке остается противопоставлять только экстатический героизм. Немцы вошли в морскую стихию через веками прививаемое уважение и доверие к труду, через его осознанное боготворение — как выражение национального ориентира во все времена одна из полос германского флага всегда черная, в цвет труда. Да, они просчитываются, они проигрывают, они нередко копают сверхглубокие ямы под собой — но как растет катастрофичность германских падений для остального мира; обуздать Германию в 20 веке уже не сталось и Европы, как то случилось для Рима, Империи Карла 5, Франции Людовика 14, пришлось приключить Америку, Азию, Африку, перевернув и переломав все преждебывшее; а и то бы не сдержали, не окажись к сроку Сталина-Коммунизма: в 1941 году Гитлера могли остановить только они, т.е. Россия-Сталин-Коммунизм, только в совокупности и никак в отдельности, и никто за их пределами, т.е. уже вне чисто материального; при том, что мистичность духа, обретенного в труде множит силы в 2,5 раза, если сопоставить ресурсы сторон в эпизодах судьбоносных схваток.
Нация, знавшая безмерный труд — но вне сознания его величия, несущая его тяжесть — но без внутреннего бога, могли ли она воспитать своего воина в чувстве: учеба — восхождение к бою, бой — урок к победе. Август фон Макензен, разбитый под Гумбиненом, вечером собирает своих офицеров на военно-теоретическую конференцию по итогам состоявшегося сражения, разбирает и критикует действия сторон; хвалит русские боевые порядки и способы использования артиллерии, — через 2 недели он взломает и замкнет строй армии Самсонова.
В канун 1914 года адмирал Тирпиц гордится лучшим оборудованием и содержанием кораблей, выучкой команд германского флота — все производные элементы труда! — в отношении превосходящего орудиями и скоростью хода английского — Шпее у Коронеля подтвердил обоснованность его упований, разгромив эскадру Крэдока, героически потонувшую со своими  более мощными пушками.
Ну ладно, мы русские, мы не можем: это учиться — не яриться; нам с руки бригом Казарского на 2 линкора, “Варягом” на 13 кораблей — или подавай военно-техническую революцию, на “середняка” — Ил-2, Т-34, эсминцы-“новики” ... Но вот лежит в руках репродукция русского “Цесаревича”: броненосец “Князь Суворов” с красивым вписанным центральным казематом, открытым французскими кораблестроителями на “Бренне”, и так хорошо легшим на корпус судна, что можно утверждать — с 1889 по 1909 год при всей любви к башням они никак не могут отказаться от него и в нарушение всей системности “палуба — башня” то вводят, то исключают со своих кораблей.
На “Суворове” он определенно усиливает выразительную мощь в отношении не имеющего такого оформления “Цесаревича” но в то же время с какой-то избыточностью: красивое выдвижение корпуса — ради 75 мм пушченок?; балкон — для одинокой центральной башни 152 мм орудий?
Так и хочется вернуться к французским прототипам и заварив порты 75-мм орудий — слишком низкие, утвердить его основанием, но уже полновесных 12-дюймовых башен. Французы на своих “Карно” и “Жерюгюберри” полагали тут 1-орудийные установки, но разбор “Нахимова” показывает возможность монтажа и типовых 2-х орудийных, если использовать в курсовых залпах только крайние орудия; и вести полноценный бой в диагональных и бортовых секторах. Кроме всего прочего, это сразу бы заставило обратить внимание на исправление электрических башен к такому роду действий, снабжению их тормозами и стабилизаторами, препятствующими развороту от выстрелов одиночным орудием.
В развитии такое поорудийное использование башен могло бы стать основой нового тактического приема в морской артиллерии; осуществляя пристрелку автономной наводкой орудий башни: одно на перелет, другое на недолет, разом покрывать цель общим залпом, т.е. теоретически не 3-м, чем гордился германский флот, а 2-м; при этом губительно внезапным, если пристрелка производится скрытно, несколько в стороне за кормой противника и разом переводится на боевой залп по силуэту корабля; как и непрерывное воздействие на цель учащенными залпами половины орудий башен — что уже становится тактическим принципом. Только в 1915 году поорудийная тактика использования башен, уводящая от мифического “веса залпа” к числу попаданий непрерывно корректируемыми выстрелами за единицу времени начала утверждаться в германском флоте, да и то лишь в действиях “Гебена” на Черном море — русские предпочитали “дожидаться” “полновесного” 3-х орудийного залпа своих новых башен, вследствие той же мистики “веса” теряя скорострельность: по условиям обслуживания среднее орудие 3-х орудийной башни стреляет медленнее крайних ...
Опустив ниже центр тяжести, новое башенное огружение, как ни странно, не уменьшило, а увеличило бы остойчивость судна, а если к тому сняли бы еще 2 носовых башни средней артиллерии, переместив 6-дюймовые орудия в казематы на баке и по миделю — она стала бы вполне приличной. Кормовые 6-дюймовые башни, отлично вписанные, и не пересекающиеся в своих манипуляциях с 12-дюймовой башней можно было бы сохранить, ограничившись ликвидацией кормового каземата 75 мм пушек.
8 12-дюймовых орудий; 4 в курсовых залпах; 6 в бортовых — вот вам и революция, при том, что и отечественные 3-башенный “Синоп” и 4-башенный “Нахимов” , и французские 4-башенные броненосцы типа “Шарль Мартель” прямо-таки взывают к ней: не уверен в таланте — нагружайся пушками. Как то сделал американец Поль Джонс: в преддверии схваток с английскими фрегатами, затащил на палубы своих купеческих баркетин тяжелейшие крепостные орудия и победил в самом важном первом сражении, задающем исходную ноту войны; и получилась она дерзкая, мажорная ...
Наконец, почему не снизойти к уже готовым собственным прототипам: броненосцы серии “Екатерина Великая”, только смени ты барбетные установки на башенные с уравновешенными орудиями и вот он чудо-корабль, обеспечивающий залп из 4 орудий по любому направлению и всех 6 в двух носовых диагональных секторах на курсе цели от 30° до 60°, самом практичном, как обеспечивающем наступательный характер боя, так и потому, что броня корпуса корабля будет встречать вражеские снаряды под острым углом и в уклонении от продольных выстрелов при том, что оконечности палубы выйдут за пределы эллипса рассеивания.
Непривычно, не знаем как превратить барбет в башню? Но в 1890 г. инженер Кутейников уже переделал барбетный “Николай I” в башенный броненосец.
Кстати, в период обсуждения проекта “Екатерины II” ряд морских офицеров сразу указали на полную возможность установки 4 гнезда и удобство манипулирования 6 орудиями из 8 по 4 диагональным секторам и 4 во всех остальных ... Кроме прочего, на диагональных, как и на курсовых залпах менее всего сказывается раскачивание корабля при отдаче — вот вам и принцип: максимум орудий для наиболее выгодных тактических курсов, обеспечивающих победоносно-наступательный рисунок боя и наилучшие условия работы пушек и брони. Глядя на теоретические чертежи “Екатерины II”, “Чесмы”, “Синопа”, “Георгия Победоносца” невольно приходишь к начальному выводу — вот корабли, которые стали бы украшением английского, французского или германского флотов, многократно повторились бы в нисходящих поколениях; в русском они появились, отплавали и пошли на слом, как раритеты, впрочем, как и опередивший их “Петр Великий” — техника умерла, невостребованная тактикой.







* * * * *
Ну вот и завершилась работа, надо бы назвать книги, которые использованы — они обычные: Костенко “На “Орле” в Цусиме”; Новиков-Прибой “Цусима”; В. Семенов “Расплата”; вот подзабыл автора, кажется Галлер “Лепанто, Трафальгар, Цусима”; серия статей за подписью “Брут” в сборнике “Флот в русско-японской войне” — и к сожалению никаких японских источников, и если кому-то покажется, что уж очень просто все выходит у автора, вполне с ним согласен; но я ищу неиспользованные ресурсы русской стороны, что выглядит как умаление японской, что совершенно неверно. Хайхатиро Того одержал величайшую военно-морскую победу в 20 веке, сопоставимую только с Трафальгаром, Наварином и Синопом в 19-м; он одержал ее заслуженно, как офицер и адмирал, создав то соединение воли, техники и интеллекта, каким стал его флот; он вышколил его в своих принципах; он влил в него уверенность в победе и умение к победе; в тяжких испытаниях не растратил видение главного (ведь была же “черная ночь японского флота” 2 мая 1904 года, когда он в несколько часов лишился 2-х броненосцев и крейсера) — и победа пришла в подготовленные руки, даже переломив самое технику. Кто должен был оправдываться в поражении? — русские, сетуя, что их снаряды, пробив броню, слабо взрываются, или японцы — что их мощно взрывающиеся снаряды — брони не пробивают?!
В России было 4 адмирала, имевшие навыки практического руководства флотами; Макаров, Скрыдлов, Чухнин, Бирилев — только 1-й из них бросился на войну как на дело жизни, разом отряхнувшись из гидрографа, инженера, журналиста, писателя, географа, кораблестроителя — офицером-адмиралом, не вполне подготовленным, не прояснившим длительным упреждающим размышлением свои боевые воззрения, не ухватившим в полной мере ее хитросплетения, но уже готовый к ней волей, темпераментом и особой, редкому доступной душевной военной струной, которая начинает вибрировать в этих особых людях, Офицерах, на их деле — Войне.
Судьба России Николаевской решилась в 1855 году, когда остановился ее бег к Проливам.
Судьба России Либеральной, мерзкой, подлой, тварной, искательной, гнойной, говенной, надломилась в 1867 и решилась в 1905 году, 13—14 мая, утонув с надеждой нового планетарного рывка.
Тот свежий ветер с океанов, что начинал наполнять зачахотившие легкие России-Евразии, опять был захлопнут ... Кем? Японией — или вялорожей Герценштейн-задницей, вкупе с лживо-упертым шизофреником Мишкой-Николашкой и буйно-помешанным Борькой-Зиновием?

Совсем маленький P.S.
Цусима, Цусима ... Техника, навязывавшая неизбежную непобедимость, если хотя бы малая часть ее требований, не по наитию, таланту, по простому следованию правил и инструкций: боевой загрузки судов, порядка спрямления кренов, поддержанию эскадренного хода не по самой медленной плавмастерской “Камчатка” — 8—10 узлов, а по самому старому броненосцу “Николай I” — 14,5 — соблюдалась ... А вместо этого ГЕРОИЧЕСКИМИ УСИЛИЯМИ разрушаем все элементы боевого превосходства: топим чудовищным перегрузом непробиваемую броню; обращаем мебелью и прочим гражданским хламом боевые корабли в спички; ползаем на 1/2 скорости небыстрого противника — с тем, чтобы доблестно погибнуть!
Вам не памятен схожий эпизод из последних десятилетий того же 20 века? Совершенно верно — Чернобыль, который никогда бы состоялся, если были бы нарушены даже 99% инструкций — но были нарушены все 100%!
Да, Цусима — это Чернобыль, но как же по разному ответила нация на эти события:
; в первом случае вздыбилось гневное возмущенное тело, снесло и вышвырнуло все нечистое, подлое, срамное, ничтожащее ресурсы и силы;
; во втором вялое, сонное, блудливое, ползающая не шибко не валко дрисня, от шизофреника к белоопойце, от белоопойцы к кукле-неваляшке ...
Интересно смотреть, как закидывает история новый величественный курбет — да, да, мы будем первыми, но и остальным несдобровать: 1/6 площади суши и 53% мировых минеральных ресурсов, заброшенных на счастливчика выбили земную ось из равновесия. Нет России — дырка в планете; и как же она начинает раскручиваться сотнями проснувшихся пара-сил: никто более ничем не сдерживаемый, Китай, Германия, Жирный Сэм. Нет России — они все вылетают со своих рангов, начинают кувыркаться в неравновесности своих качеств: миллиардов муравьев, сотен тысяч солдат, набитой мошны необеспеченных денежных знаков.
Что же остается историку, знающему, что впереди и не могущему этого предотвратить, по тупоумию, скудоумию, высокомерию стадного быдла-обывателя, вообразившего себя НАРОДОМ, свой мездрюшник объявившего УМОМ, свою голосованщину — ВЫБОРОМ, — да присесть и досмотреть приснодостойную картину, описывая в удовольствие ее грядущие ходы.
Много раз с 1987 года я говорил и трезвонил, обличал и лаял знакомых и сослуживцев, однокорытников и соседей, попутчиков и земляков в том грядущем, что они творят, что случилось позавчера, вчера — идет сегодня — станет завтра ...
Тщетно! Ни один из них, многократно, вдрызг, в разбитую харю опровергнутый, проваленный, обманувшийся не опомнился, не исправился, не испытал робости:
; Ахти, кругом неправ.
    “Суворов”, “Нахимов”, Чернобыль благовестили о Мишке — Ату его!
; Вы проснулись!?
    “Комсомолец”, Беловеж, Белый Дом, Чечня вопили о Борьке.
; Вы опомнились?!
     Мало вам, начинаем заново: “Курск” ...
... Я не зову мертвых, я смотрю, как вступает в жизнь московско-петербургское поколение принципиальных предателей, ищущих, кому сдаться и почти гордых обретением душевной продажности — вы полагаете с ним диалог?
... Я наблюдаю Урал, исполняющийся желания расплатиться за свое утробно-заднескамеечное благополучие псковским, смоленским, брянским, ставропольским, да хоть рязанским, хоть вятским, мужиком — вы собираетесь его убеждать?
Я смотрю на иссыхающую злостью Хакомаду, проклинающую все русское — я ярюсь на нее, проведенную в “шапито нации” чисто-русскими красноярцами? — бог мой, она совершенно права в своем омерзении-неприятии народа-слизняка, которому наплюй в глаза — все божья роса.
Я вижу как в обозрении некрасивых физиологических судорог удушаемой нации (РНЕ, Черная Сотня и т.д.) и разъевшейся на антикоммунизме г-н Киселев и розовый от коммунитабельности т-щ Пригарин вопят: Это фашизм! — Я полагаю в них разницу?
С 98 года обойдя все “патриотические” издания я убедился в их опасности для России паче чаяния их занесет во власть — ни в одном из них нет элементарного порядка хранения рукописей и простой порядочности работы с авторами. К кому я буду относиться с большим подозрением, к перебесившемуся Седову из “Вопросов истории”, вернувшем мне работу о стратегии Кутузова-Сталина через 2 недели с сокраментальной фразой — Мы ТАКОГО печатать не будем! Или к краснобайствующему душке Казинцеву из “Нашего Современника” продержавшему ее 26 МЕСЯЦЕВ и так и не напечатавшему, хотя есть и положение авторского права, ограничивающее обратимый срок ... Воистину чума на оба ваших дома!
Проходя через строй “белых”, “красных!, “черных” редакций я убедился, что не “болтун”, не “свой болтун”, не “наш утвержденный болтун” — специалист в них не востребован, не нужен; идут подковерные игры “своих”, ноги которых полощут об улицу. Не решается и даже не поставлен вопрос об исследовании того, что мы есть — были — будем. Не о декларации — об исследовании! И порядочный дилетант Кожинов заменяет профессионала-историка; неспециалист в макроистории Фроянов начинает петь славяно-тунгусскую мифологию отечественной историософии; “лево-декадентствующий” Кургинян потчует той же методологической окрошкой, что и завсягдатай-демократы 1986—90 гг.
Особо хочется остановиться на Фроянове — его выступление в Межвузовской Государственной Программе Изучения Российского исторического опыта, явление гражданского мужества, но стало ли оно актом мужества научного?
Разоблачая Яковлева, применяя метод исторического шлейфа к нему и к вырисовывающемуся за ним Андропову не должен ли он был развернуть его не только назад, но и вперед — кем был выдвинут в 1991 году в секретари по идеологии ЦК КПСС и в 1-е секретари ЦК КПРФ Г.А. Зюганов, разве не теми же Горбачевым и Яковлевым?
С 1994 г. пристально вглядываясь в деятельность этого лица я с растущим недоумением вижу, что не бездарный, не глупый, не косноязычный, не без проникновенности лидер коммуно-руссов обеспечивает им 100% поражение во всех мало-мальски важных кампаниях; и прямо обращается в ИДОЛИЩЕ ПОГАНОЕ, когда поднимаются контуры национально-исторического:
; по вопросу о ратификации Беловежских соглашений (т.е. уничтожении Большой России — СССР);
; по вопросу о передаче Севастополя Украине (т.е. НАТО);
; по вопросу поддержки правительства Примакова, создавшего реальную угрозу, не разбитой Красной России, победительному капиталистическому Западу консолидацией национальноориентированных элементов российской буржуазии.
Я обнаруживаю, что с 1991 года не было ни одного значимого политического акта, где бы Зюганов не подыграл “правителям” или преждевременным провокационных выступлением или саботажем совершенно необходимых действий; например несвоевременно поднятый вопрос об импичменте, опрокинувший национальное правительство Примакова в 1999 г.; или уклонение от вывода 300 тысяч коммунизированных москвичей на улицы в октябрьские дни 1993 года, сделавшим бы невозможным расстрел Белого Дома, а по настроению армии — и существование режима Ельцина в неконтролируемой форме.
Я обнаруживаю, что препятствуя слиянию в объединяющий поток хотя бы одного красного оттенка разорванной палитры Руси—Евразии он такой же “перебирающий ножками” в восстановлении великодержавной государственности, как и прямой саботажник Путин вверивший святое дело воссоединения народов вору Бородину, и исподволь гадящий принципиальному интеграционисту Лукашенко в Белоруссии наездами дирижируемых российских СМИ.
И не станет ли хуже если опойцу и неваляшку с парашютом сменит трезвенник с очень реальным сознанием, утвержденным на окончательное крушение, как тот приставленный к стаду баран, что вводит его на бойню.
Я вижу в этом человеке проблески только одного страха — не станется ли за ним стада не овец, а быков, и не взревут ли они в последний миг страшно и бешено, уже в разрушение всех расчетов, как то случилось 5 июня 2001 года ...
Впрочем, вот держу я очередной опус: “Евразийский писательский вестник” — и диво-дивное, на одной странице с восторденным пиитетом А. Солженицын и М. Шолохов, клеветник и жертва. Вам не дивно, не мерзко, не гадко, г-да “евразийцы”, вы же, ничтоже сумнящееся, поместили в свой семейный альбомчик Дантеса и Пушкина! И не удивляюсь, не ахаю, не мерзею, когда “совесть нации” по фамилии “Распутин”, принимает литературную премию от “правды нации” с имечком “Солженицын”.
Это не странно, не мерзко, не удивительно — это явь разложения от головы до осерья. И не на них, сивых продажно-похотливых скотов, положено мое упованье, а на мальчика лет 15, что читает на моих лекциях Че Гевару и по горящим его глазам вижу — вступает в 21-1 век Новый Конкистадор Свободы. А вы же, старье, обметыши, катышки — будьте прокляты, лагерные вши, коммуникабельные тараканы, скоро сдохнущие у погостов преданной вами страны.




 
Цусима — Песня Фенрира

Вот и отгремели
Цусимские пушки
Вот и опустились
На море чайки
Там, где всплыли разбухшие трупы
В белых посмертных матросских рубахах
Средь безглазых икон
И обломков
Трапов.

Мне уже отстрелялось
Мне легли в душу
Кабана над морем истерические визги,
Прыгавшего
К затащившим его сюда людям
И получавшим от них веслом по рылу.

Я уже захлебывался
С потерявшим рассудок
Пытавшего топить всех мимо плывущих
И я уже видел,
Как они все вместе
Его вчетвером утопили.

Я уже падал плечом броненосца,
Лез через порты на его днище,
Меня уже резало
Из пробитой централи
Перегретым паром на акульи порции.

Мне уже разнесло
мозги по кубрику,
Вставило глаза
в глазницы иллюминаторов,
Мои зубы впечатались в челюсти казематов,
Позвоночник перерубило винтом на циркулярии.

Я уже шел торпедой
на борты,
Я уже мчался снарядом
на палубы,
Я горел шлюпкой на плачущих рострах,
Я раскалывался броней на болтах стонущих.

Меня рвали секунды
летящей стали,
Меня жевали часы
нескончаемой канонады,
Мне день ухмылялся
двенадцатидюймовыми жерлами,
Мне ночь шевелилась
миноносцев червями.

Я в взрывах крюйт-камер
Реял над мачтами,
Я в развале котлов
Опрокидывался в бездну

И сомкнулись воды
Над броненосцами
И лижет кровавые лапы
Фенрир.