Сшито - не разорвать

Любовь Отраднева

(в соавторстве с Valery)

Сшито – не разорвать

Посвящается дражайшему соавтору

После финала «Ведра мя» я сказала: ох, жалко Сунниву, а Ёжик предложил: давайте кто-нибудь из моих персонажей в АУ-шке замуж возьмёт…
Вот так и родился этот фик, к «Ведру мя» никакого отношения не имеющий. Очень альтернативная история относительно как канона «Людей Льда», так и «Саюк», некий параллельный мир, в котором, по-нашему, примерно начало двадцатого века.
* * *
Суннива Мейден дико нервничала и боялась. Пока муж вёз ее в роддом, она только и твердила, как ей больно и страшно… Ребёнок просился наружу, и чем дальше – тем активнее. И всё больше им всем казалось, что не успеют.
Когда её вели на кресло – нет, уже не вели, а несли – она заходилась криками боли. Почти теряла сознание… И было бы лучше, если бы и вправду отключилась.
Последний, самый страшный крик – и темнота. Таральд в коридоре чуть в обморок не упал. Вышел врач, объявил:
– У вас сын, пять двести. А ваша супруга скончалась.
Но, впрочем, говорить о смерти было преждевременно.
* * *
В больнице Хаккай, приезжий издалека, числился санитаром – и руководство закрывало глаза на то, что парень изредка применял какие-то знахарско-шаманские методы к тем больным, кто в это верил и был согласен.
Молодая женщина не просила – просто не могла; но знахарь чувствовал, что пока ещё не вся жизнь вытекла из её тела – он ей помочь в силах.
…Суннива открыла глаза. Сил не было ни на что – только остановить взгляд на склонившемся над ней лице. Незнакомое, но от него веяло спокойствием и участием.
– Не поднимайтесь. Вы потеряли много крови, – он мягко улыбнулся. – Но теперь беспокоиться не о чем.
Она поблагодарила только движением ресниц. Ей было настолько плохо, что даже жаловаться не могла.
– Ребёнок?.. – спросила всё же, чуть слышно…
– Жив. Его забрали ваши родственники.
– Уже? Без меня?..
– Вы были в очень тяжёлом состоянии.
– Ну пусть… – она устало прикрыла глаза.
– Отдыхайте.
* * *
Таральд её не навещал, никто не приходил, она подолгу лежала и плакала. И сидел с ней всё больше тот давешний парень. Ему она и жаловалась, как несчастна и никому не нужна. А он слушал, вроде бы и понимал. Кажется, как никто.
– Вы же меня с того света вытащили. Значит, вы не обычный доктор.
– До доктора-то я даже не доучился, – улыбался он. – Так, колдую помаленьку.
– Ну как моя родня. Только они бы меня не вытащили.
– Может, вытащили бы. Сейчас-то уже не узнаешь, да и неважно. Как вы сегодня?
– Вроде ничего, но при каждом движении голова кружится.
– Это, к сожалению, ещё немного придется потерпеть, – он привычно провёл рукой, не касаясь, прислушиваясь – ага, вот здесь надо бы добавить энергии, и здесь, и здесь тоже.
– О, как хорошо… Наши делают по-другому, и выходит как-то… недобро.
– Ну что вы, ничего особенного.
– Вам на меня не наплевать, в отличие от них. Как вас зовут-то, мой доктор?
– Хаккай. Рад знакомству, хоть и такому.
– Да если б не вы, меня бы уже не было! Но ах, почему же они не приходят, доктор Хаккай? Они вообще знают, что я не умерла? Мне столько твердили, что я должна была…
– Знают, – а тут он и сам не знал, врёт или нет. – Наверно, им ещё не сказали, что вас уже можно навещать.
– Буду надеяться, что это так. Ведь всё было так красиво, и так романтично, потому что все против нас, и даже носила я почти до самого конца легко…
– Да, конечно.
– Может, уже завтра придёт, а завтра я ещё посвежею.
– Да. Вам, в общем-то, уже и нужен если только отдых. И то…
– Думаете, лучше дома?
– Многим становится лучше уже от того, что они дома. Не всем, но многим.
* * *
А дома Сунниву, в общем, и не ждали. Уже привыкли жить без неё. Им очень поздно сообщили, что она жива и можно её забирать домой. И вот этого она никак не ожидала.
Сколько было слёз! И сыночек оказался противным и страшным, на руки идти не хотел и успокаивался только в объятиях у набившейся ему в няньки Ирьи. Да и вообще казалось, что её, Сунниву, уже втихую похоронили и забыли.
– Ну и пожалуйста, – рыдала она, – я тогда уйду и больше не вернусь!
Обычно это были одни разговоры, но сейчас и правда – ушла. В темноту и с сумкой, которую привезла из больницы. Пусть даже и не знала, куда.
Или всё-таки знала? Был один человек, который её понимал. И она знала, где его найти. Он жил недалеко от больницы, и оставалось только постучать в его дверь.
– Вы? Что-то случилось?
– Я ушла из дома.
– О. Понимаю. Проходите.
– Спасибо, доктор Хаккай, вы один меня понимаете, даже объяснять ничего не надо!
– Ну что вы, не стоит благодарности.
Она обняла его и заплакала. Твердя бессвязно о подруге-предательнице, о разводе, за которым к ней непременно приползут, и всё чаще о том, какая она несчастная и никому не нужная, даже собственному ребёнку… А потом уже просто плакала без слов, как маленькая – и вроде бы чувствовала себя под защитой. От него, как всегда, исходило тепло – не только телесное, целительное, но и ещё более целительное душевное. И можно было греться и потихоньку успокаиваться. И что он её не выгонит – тоже можно было быть уверенной. Поймёт. Позаботится. И вообще…
Хоть навсегда оставайся, зализывай раны. А то даже мать-ведьма весточки не подаст, не то что остальные-прочие… А здесь хорошо. И… и тоже ведь по-своему красиво.
Суннива отлёживалась, отсыпалась, пыталась предлагать помощь – хотя уже давно знала, что ничего не умеет делать как следует, только ныть… А Хаккай улыбался, шутил, подбадривал – и не мешал, если ей всё-таки приходило настроение что-нибудь сделать. Хотя делала она так, что лучше было и не начинать. Но всё-таки потихоньку училась.
…Через какое-то время Таральд всё же её разыскал. Но она сразу объявила, что он может с ней разводиться.
– Всё равно Ирья лучше управляется и с тобой, и с ребёнком!
И Суннива, и Хаккай сразу заметили, что Таральд облегчённо вздохнул. И быстро стал прощаться.
– Я так и думала, – сказала молодая женщина. – Он никогда меня не любил…
– Вы были молоды, а тогда легко принять многое за вечную любовь.
– Пожалуй, вы правы. Я ведь и сама… больше играла. И ребёнка не смогла полюбить.
– Просто не успели. В этом вашей вины точно нет.
– Правда? Как вы меня утешили!
– Правда.
– Вы сейчас воскресили меня во второй раз!
– Ну что вы…
– Правда. Надо бы мне работу найти…
– Попробуем.
– Было бы хорошо, и в дом деньги, и мне не целыми днями дома одной…
– В больнице всегда кто-нибудь нужен. А если не справитесь – будем искать…
– Давайте я попробую, может быть, в детское отделение, хоть чужих понянчить, раз всё так…
– Давайте попробуем.
* * *
Тяжело было. Суннива все время плакала. Но бросать работу не хотела. По крайней мере, было к кому обращаться за поддержкой. Суннива всё больше прикипала к Хаккаю – так естественно… Как ещё-то, когда он рядом, на него можно положиться…
Она обнимала его каждый раз, когда он или она возвращались с работы, прятала лицо у него на груди… И просто радовалась. Хотя скоро ей показалось бы мало, мечталось-то снова о красивой любви… Ну а почему бы и нет?
Главное – правильно предложить. Ненавязчиво и не словами. Так ещё и вернее поймут.
И однажды вечером она решилась и встретила Хаккая поцелуем. А он как будто бы этого ждал. И она радостно приласкалась ещё сильнее. Не забывая греться об него – и таять от ответной ласки.
Кажется, так замечательно не было ещё никогда. Суннива осторожно заглянула в лицо Хаккаю – будто боялась поверить. И поймала его взгляд. В нём была такая головокружительная глубина, что впору было расплакаться от счастья. И поверить в это самое счастье.
* * *
Через два года у них родилась хорошенькая девочка, беленькая и хрупкая, как Суннива, зеленоглазая, как Хаккай, с длинными острыми ушками и странными узорами вдоль позвоночника – будто там росло неведомое растение. А в остальном вроде и вполне нормальная.
Назвали её Леонардой, по одной умершей в малолетстве родственнице, и, кажется, родовое проклятие малышку миновало. Хотя ясно было, что вместо того её затронуло нечто другое.
Но ведь Суннива знала, на что идёт. В этот раз – совсем сознательно. О своей истинной природе Хаккай поведал ей в первую же ночь, до того, как они зашли слишком далеко. Но с ним даже испугаться не получилось. Если он и был демоном, то самым добрым и нежным на свете. Может, даже самым надёжным.
И оба теперь не могли нарадоваться на девочку.
– Только, наверно, ей ведь придется это скрывать? – переживала Суннива. – Как тебе?
– По ней не так заметно.
– А ушки? Под волосы?
– Хотя бы.
– Ну тоже красиво…
* * *
И вот однажды, когда Суннива держала дочку на руках, а Хаккай сидел рядом, все трое ощутили чьё-то ещё присутствие. Невидимое – но вполне дружелюбно настроенное.
– Ой, это мать, – шёпотом удивилась Суннива, – я же вроде не могу её видеть! Наверно, пришла внучку повидать…
И правда, девочка улыбалась куда-то в пространство и тянула ручки.
Суннива вздохнула. Обиделась. И тут же почувствовала что-то вроде лёгкого дуновения и услышала тихий смех.
– Ты не слышал?
– Кажется…
– Ну и хорошо, хоть и про меня вспомнила. Здравствуй, мама.
Женская фигурка соткалась из воздуха буквально за секунду. Молодая, хорошенькая. Улыбнулась привычно-кокетливо, пригладила светлые волосы Суннивы.
Та прижалась на секунду к матери, улыбнулась в ответ и всхлипнула:
– Спасибо, что пришла!
– Девочка моя, я так рада, что ты всё-таки устроилась…
– Я сама не думала, что мне так повезет! И теперь у тебя двое внуков. Я надеюсь, у старшего все хорошо…
– Он старается.
– Ну, надеюсь, так, как вышло, лучше для всех. Хаккай, знакомься, моя мама-ведьма. Мама, это мой муж-демон.
– Рад знакомству, – Хаккай, кажется, особо и не удивился.
– Думаю, вы поладите, – Суннива как раз даже и не мечтала…
– Попробуем, – Суль только рассмеялась.

Октябрь 2011, январь 2012