Серебряная ложка

                Серебряная ложка.
 Утонченная, старого литья столовая серебряная ложка недоуменно и подозрительно осматривалась округ. Ей – прожившей добрых полтора столетия было невдомек, почему, и главное для каких целей, этот новый молодой хозяин принес ее, некогда служившую старинной аристократической дворянской семье, в это странное полутемное помещение.
«Ну вот Ma cherie*» - подумала она, - «Дожила! Из князи в грязи», и брезгливо покосилась на лежащий рядом инструмент с шероховатой поверхностью.
- Позвольте представиться, - произнес тот, склоняя в ее сторону удлиненную деревянную голову.
- Надфиль, - словно не замечая брезгливого к себе отношения, произнес он.
«Надо же», - подумала ложка, - «такой простолюдин, а с хорошей аристократической немецкой фамилией!»
Лежащая поодаль от Надфиля ножовка, покосившись на нее, демонстративно отвернулась, высказывая ей тем самым свое женское пролетарское презрение.
- Коловорот, - угодливо изогнувшись, произнес лежащий по правую сторону от Надфиля кривобокий, напоминающий знак вопроса, инструмент.
- Около кого? – не поняв, спросила ложка.
- Коловорот, - повторил тот, и, видя, что блестящая незнакомка не понимает его, добавил: - Зовут меня так.
- Очень приятно, - отозвалась ложка и в свою очередь представилась:
- Его Высокопревосходительства, графа Шувалова, большая столовая суповая Ложка.
Сказанные ею слова вызвали у окружающих противоречивые чувства. Если господа Надфиль и Коловорот пришли в восхищенное состояние, то ножовка, явственно чувствуя во внезапно появившейся на слесарном столе Ложке соперницу, сплевывая в сторону, процедила сквозь зубы:
- Аристократка. Ну, погоди! Мы еще посмотрим еще, чья возьмет.
Обладая не только аристократической внешностью, но и такой же, годами выработанной выдержкой, Ложка хладнокровно промолчала и отвернулась от взбешенной плебейки.
- Вы, позвольте спросить Вас, - учтиво заговорил Надфиль, - зачем пожаловали в наши палестины?
Ложка недоуменно пожав плечами, ответила: - Право я не знаю. Я полагаю по ошибке. Ибо мое место в красной бархатной коробке среди вещей такой же высокой пробы, что и я.
Она хотела еще что–то сказать новым знакомым, но не успела. Дверь в полутемное помещение распахнулась и в потоке по-летнему яркого солнечного света, возник Хозяин.
«Как он красив!» - коротко мелькнула мысль в сознании Ложки.
- Он почти, как бог! – еле слышно произнесла она. Глядя на подошедшего к ней хозяина, она хотела еще что-то сказать, но не успела. Его сильные уверенные руки подняли ее и поднесли к глазам. Пристально вглядываясь в нее, он произнес: - Хороша! До чего ж хороша!
От этих слов хозяина изящная головка Ложки, украшенная вензелями графа Шувалова, закружилась.
«Я нравлюсь ему! Он влюблен в меня!» - думала она, ни сколько не скрывая своих чувств.

 Неожиданно, эти уже так горячо любимые ею руки, потеряв свою нежность, стали жесткими и грубыми.
Причиняя нестерпимую боль, он зажал ее нежное тело в холодную сталь тисков.
«Что он хочет сделать со мной?» – затаив дыхание, думала она, глядя на злорадно улыбающуюся в его руках Ножовку. Не замечая трепета овладевшего Ложкой, хозяин привычно провел пальцем по иззубренному полотну. После чего с неким сожалением поглядел на крепко зажатую в тисках ложку, вздохнул, и принялся пилить.  Боль, причиняемая ей этой плебейкой, была невыносима. А когда та с садистским наслаждением стала глубже впиваться в ее стройное тело, она не выдержала и застонала. Уже  теряя сознание, она, вспомнив о первом, давно почившем в бозе в далеком Монте-Карло, но по-прежнему горячо любимом ею человеке, графе Андрее Петровиче Шувалове, закрыла глаза.
 Тонкие, ласковые прикосновения к ее телу господина Надфиля, вернули ее к жизни.
- Я не доставлю Вам боли дорогая. Я только исправлю то, что наделала эта садистка, - едва слышно шептал он, дотрагиваясь до ее израненного тела.
 Его прикосновения были приятны Ложке, и она слабо улыбнувшись, сказала: - Я вам верю.
Появившийся в руках хозяина господин Коловорот, заранее извиняясь, произнес:
- Только два отверстия, всего лишь два маленьких отверстия. Вы и не почувствуете. Я буду аккуратен.
После чего его маленький буравчик безболезненно в двух местах прошел сквозь ее тело.
- Вот и готово, произнес Хозяин, вынимая Ложку из тисков. Его руки вновь стали нежными и ласковыми. Глядя на нее с удовлетворением, он восхищенно произнес:
- Такой красавицы нет ни у кого!
Эти слова вызвали в душе Ложки бурю эмоций. Мгновенно она забыла и боль и мучения перенесенные ею. Она все простила ему все за эти слова. Ведь так могут поступить только очень сильно любящие женщины, а Ложка, как ни как была лучшей представительницей     прекрасного пола.

 Всего два дня прошло с того времени, как хозяин бережно завернув Ложку в мягкую фланелевую материю уложил ее в удобный пластмассовый ящичек. О как долги были эти два дня! Она страдала, страдала от того, что не чувствует близости его ласковых рук. И еще страдала она оттого, что ей не с кем, было поделиться, переполняющими ее серебряную душу, чувствами.
 Очаровательным и радостным был миг, когда Хозяин вновь взял ее в руки. Ложка трепетала от его прикосновений, а он, глядя на нее радостно улыбаясь, достав из внутреннего кармана блистающий тройной крючок, произнес: - Это тебе. Нравится?
Еще бы! Ведь никто и никогда в ее жизни не делал Ложке подарков. Если бы Хозяин был чуточку повнимательнее, то он заметил бы маленькую серебряную слезинку радости, выкатившуюся из-под прикрытого века ложки.
 Закрепив подарок в одном из отверстий в Ложке, он со словами: - Красавица моя, - поцеловал ее. Затем, все еще не переставая любоваться ею, прошептал: - До завтра.

 И была ночь, бесконечно долгая ночь. И было утро. И вновь, как вчера она была в его крепких и ласковых руках. Затем была длинная дорога, и все это время она покойно лежала у его широкой груди, и слушала гулкие удары его большого сердца.
 Чуден был рассвет, но еще чудеснее был миг, когда с первыми лучами солнца он, развернув тряпицу, положил ее на свою ладонь. Все так же, как и прежде улыбаясь, он продел во второе, проделанное  накануне в ее теле господином Коловоротом отверстие, прозрачную крепкую нить. Не понимая ее предназначения Ложка, преданно глядя на Хозяина, молчала. Она всецело доверяла ему оттого, что любила Его. А, еще через мгновение, после короткого взмаха удилищем, она взлетела высоко вверх.
«Господи, что это!?» - не осознавая происходящего, подумала она.
- Да он бог! Мой любимый и ласковый бог. Что он сделал со мной! Я лечу!!! - задыхаясь от переполнявших ее чувств, громко и радостно прокричала она.
 Внезапно резкий рывок лески прекратил ее стремительный полет, и она упала в застоявшуюся, покрытую зеленой ряской, толщу воды.
- Тону! – прокричала она, все глубже погружаясь в мутную воду. Но не утонула. Крепкая нить протащила ее над самым дном и вытянула на поверхность. Не давая ей опомнится, увлеченный своим занятием хозяин, раз за разом бросал ее в мутную жижу и вытаскивал оттуда для того, чтобы забросить вновь.
«Да он манипулирует мной!» - возмущенно подумала Ложка, в очередной раз, взлетая в воздух.
Гордая, воспитанная в аристократических традициях, она не терпела пренебрежения. Глянув сверху вниз на того, кого еще минуту она назад считала богом, Ложка рванулась и, оборвав крепкую капроновую нить, взлетела еще выше.
 
 *  Моя дорогая (фр.)