Бездна. Часть 2

Наедине с собой.

В следующий раз я просыпаюсь в маленькой, крохотной палате. Мебель заканчивается на двух кроватях и тумбочке между ними. Над тумбочкой, почти под потолком – крохотное окно, и то зарешёчено. Я  некоторое время разглядываю потолок. Он весь исполосован крохотными трещинками, а в углу видно явный признак сырости – плесень.  Я даже думаю, что эти трещины можно сложить в какой-то узор, но быстро ухожу от этой мысли.
Стены в более сносном состоянии, нежели потолок. Я лежу некоторое время, пытаясь привести в порядок весь тот хаос, который поселился в моей голове с момента пробуждения. Одна из тысяч мыслей побуждает меня вскочить. Я резко опускаю ноги на ледяной пол, и от стоп к мозгу отправляется электрический разряд. Пару секунд спустя я уже расхаживаю от двери до тумбочки(располагающейся прямо напротив первой). А потом тесно прижимаюсь к железной двери, и, прикрыв глаза, губами прикасаюсь к металлу.  Он обжигает меня, я прикасаюсь к нему языком и чувствую этот отвратительный вкус железа, который заставляет мой желудок напомнить мне о своём существовании. Сейчас мне действительно интересно, когда я ел в последний раз. Но и эта мысль ненадолго задерживается в моём искалеченном мозгу.
Так я и сползаю до пола, и расположившись там, облокотившись спиной о дверь и поджав колени я начинаю произносить имя девушки, которую даже не помню.
«Алиса, Алиса»… - маниакально шепчут мои губы, а я напрягаю свою память, дабы уловить хоть что-то, хоть какое-то воспоминание о ней.
Медленно  мой разум начинает приоткрывать завесы. И вот, я уже ясно вижу  молодую девушку с яркими рыжими волосами. У неё ослепительная и неповторимая улыбка, большие и манящие серые глаза. Такое хрупкое создание, что на моих губах проскальзывает улыбка. Я представляю её прямо перед собой, мои руки, напоминающие собой лишь кости обтянутые кожей, тянуться к ней и почти невесомо цепляются за её лёгкое одеяние. Я готов поклясться, что чувствовал тонкую ткань её воздушного бирюзового платья, такого яркого в контрасте с её почти прозрачной белой кожей. Я открываю глаза, чтобы рассмотреть её, но… Её нет. Я крепко зажмуриваюсь и снова открываю глаза. И снова. И снова. И вот мои глаза невозможно красные, они слезятся, а губы всё так же шепчут: «Алиса… Элис… Лис…Лис…»
Я закусываю губу от невыносимой боли в области сердца. Моя память открыла предо мной лишь её образ, но чувства с нею связанные, моментально  оживились и вдарили по самому больному. И мне ещё только предстоит узнать это «самое больное». Теперь я сам для себя загадка. Я не знаю, кто я, откуда, где моё прошлое, когда я родился. Я никто и звать меня никак. 
Внезапно на меня накатывает злость от такой беспомощности, руки, только что тянущиеся к самому прекрасному существу в моей Вселенной, сжимаются в кулаки и ударяются об пол. Мне кажется, что где-то в моей руке только что образовалась трещина. С моих губ срывается сухой стон, и я зажмуриваю глаза. Мне хочется разорвать свою плоть, которая начинает пылать, мне хочется кричать от ужаса и страха, хочется убить себя, за свою беспомощность. Я зол. Я страшно зол, но не смотря на это, я сижу, словно парализованный. Я понимаю, что я больше не могу контролировать свой разум и своё тело. Ни то, ни другое.
Внезапно я вскакиваю и с остервенением колочу в дверь, я готов надрывать глотку, но в ней остались только хрипы. Я не могу составлять слова в предложения. Всё, что так логично и прекрасно в моей голове, не выходит за её пределы. Боль в области груди нарастает, я колочу в дверь всё сильнее и сильнее. Я чувствую, что кожа на моих костяшках уже содрана, и из моих рук сочиться кровь, в дополнение к бинтам на запястье.
Удар. Ещё удар. И вот  я уже ударяюсь головой о дверь и падаю на пол. Я тотально дезориентирован. Я всё ещё соображаю, что происходит, но я больше не способен ни на что повлиять. Я падаю на живот и чувствую, как кровь сочиться из моей груди. Из груди, боль в которой достигла предела, рвётся только один вопрос: «Что, чёрт возьми, со мной такое?», но вместо слов я слышу свой рык. Рык животного, загнанного в угол. Моё тело содрогается в конвульсиях, но я продолжаю хрипеть в пустоту свой единственный вопрос.
«Что со мной происходит»?
Внезапно дверь открывается с пронзающим моё сознание скрипом, меня переворачивают, моё тело сжимают чьи-то сильные руки, хотя я чувствую, что мне хватило бы сил убить их всех и сбежать, но передо мной снова появился образ Лис.
Я снова тяну к ней свои разбитые в кровь руки и постепенно успокаиваюсь. Те руки, что держали меня мгновение назад, перекладывают меня на мою кровать.
- Сладких снов, шизик, - мерзким тоном произносит один из санитаров. Потом я слышу скрип закрывающейся двери и отключаюсь, где-то посередине мысли о том, как я убил бы его, если бы смог встать с кровати.

***
Владимир Михайлович приходит ко мне во время утреннего обхода. Сначала я слышу скрип двери, а потом вижу своего врача.  И только сейчас я обращаю внимание на его внешний вид. Доктор довольно-таки опрятен, мягкие черты лица, подтянутое тело. Из-под его халата видно вязанный свитер и твидовые брюки. На его носе в виде картошки красуются очки, но он опускает голову и смотрит на меня поверх них.
- Доброе утро, Максим, - говорит он, присаживаясь на кровать, стоящую напротив моей. – Как себя чувствуешь, после вчерашнего инцидента?
Я привстаю на кровати и чувствую боль в висках, заставляющую меня положить голову на свою подушку.
- Не важно, - хрипло произношу я.  – Что со мной? Скажите мне… - мой голос звучит практически умоляюще.
Доктор встаёт и начинает говорить какими-то совершенно непонятными мне терминами. Я снова теряюсь во всём этом разнообразии слов и резко произношу:
- Стоп! Скажите мне, - я снова приподнимаю свою голову, превозмогая боль, на этот раз, - что со мной не так. Простым, че-ло-ве-чес-ким языком! Я. Не. Понимаю.
Опустив голову, тот смотрит прямо мне в глаза, по своему обыкновению пронизывающе и остро, мне даже становится не по себе. Медленно он подходит к моей кровати и садиться на самый край.
- Понимаешь, Максим, - обречённо начинает врач, - у  тебя несколько разных заболеваний. Что-то подтолкнуло твою психику и она не выдержала всего. Твоя память, твоё тело, всё, чем ты являешься – всё подвело тебя. Мы попытаемся тебе помочь, но, - он делает театральную паузу, - ты никогда не сможешь вернуться к своей прежней жизни.  Я даже не уверен, что ты сможешь её вспомнить.
Я ощутил нечто странное. Это было похоже на облегчение. Ведь это значит, что всё тщетно, и я всё равно избавлюсь от этого никчёмного тела, я освобожусь. Но столько вопросов напали на меня. Я внимательно вгляделся в лицо психиатра. На нём застыла неподдельная скорбь.
- Так значит, - я, словно парадируя его, выдержал такую же паузу, устремив свой взгляд в окно – единственный источник света в этой  ловушке, - я умру здесь. И ничто не поможет.
- Выходит, что так, - холодно произнёс мой единственный собеседник.
Потом он говорит очень много и очень нудно, я уже не слушаю его. Я шаг за шагом стал возвращаться в свою бездну. Сейчас она вовсе не пугала меня, она не была холодной. Она просто была и жаждала заполучить меня всего. А я жаждал снова ничего не видеть и не чувствовать. Мы нашли друг друга.
Я понял, что мой лечащий врач ушёл, лишь когда услышал знакомый скрип двери. В этот день я слышал его ещё дважды. Когда приносили еду. Но каждый раз глядя на неё, я не понимал, зачем смертнику нужна еда. Это лишь трата средств.
Я снова лёг и закрыл глаза. Кулаки ещё ныли, кровь всё ещё пульсировала во мне. Но я понимал, что это жизнь. Это – вся моя жизнь. У  меня нет воспоминаний, нет дома, имени. Эта палата, мой пульс и боль в груди – всё, что жизнь может подарить такому, как я.
Я медленно выдохнул, представляя, что это мой последний выдох и больше ничто и никогда не причинит мне боль. Самовнушение – наше всё. Я закрыл глаза и оказался там, откуда пришёл.

***
Это так приятно, снова скрыться от всего мира. Моё физическое тело закрыто там, но мой разум, или я сам, чем бы я не был, скитается над этим никчёмным миром. Я чувствую, что я выше всего, я вне всего. Мне легко. Мне хорошо.
Ни света, ни тьмы, ни добра, ни зла. Лишь чистая энергия, из которой я могу черпать и создавать самого себя.