Белая трава

Белая трава растет в темноте. В самой черной темноте, что есть на свете. В темноте человеческих страхов и одиночества. Она растет вверх, всегда вверх. Человеч, заплутавший в темноте всегда может выбраться по стеблю. Но только человеч не всегда понимает белую траву. Даже когда ему говорят другие – на вот тебе стебель белой травы, выбирайся отсюда, человеч может отвернуться и зашагать обратно в темноту.
Зачем ему это? Лезть куда-то, понимать что такое, это белое-непонятное, совсем не такое, как черное-понятное.
Среди черноты все черно. Ни деревьев, ни кошек, ни глаз, ни семечек - ничего не видно. Человечи смотрят друг на друга, а видят… Да ничего они не видят. Единственное, что можно увидеть в такой темноте – это внутреннюю поверхность своих костей, да может быть еще кожи.
И вот однажды жил-был в темноте Человеч. У него было имя, но какой оно имеет смысл в полной темноте? Прокричи его там, и отзовется кто угодно, даже тот, кого и не зовут так вовсе. Из-за этого много путаницы. Поэтому мы будем знать, что наш Человеч – он просто Человеч. И имя мы его пока говорить не будем. Вроде кругом все человечи, но наш Человеч непростой потому, что все время он искал белую траву, да не находил ее. Он даже научился зажигать в темноте свечи.
Это никому не нравилось. Еще бы: живешь всю жизнь, одеваешься как хочешь, выглядишь как хочешь, даже паршиво, и никто ничего не говорит, потому что ничего не видно. Живет, например, чья-то жена, средней паршивости, живет-живет, а потом надоест ей все, она и уйдет. Найдет на улице на ощупь какую-нибудь другую девку, чтобы вместо себя ее оставить. Научит на имя свое откликаться, и подастся на все двенадцать сторон. А та, найденная на ощупь, и выглядит лучше, и вообще не брюзжит. Так нет, никто все равно не заметит. Откликается на Глашу, будет значит Глашей, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
И вот тут приходит наш Человеч (так и будем звать его с большой буквы, чтобы было понятно, что он наш), и зажигает свечу. А Глаша оказывается красавицей! Муж в ужасе!
Или, например, зажигает наш Человеч свечу на площади. А там народу уйма. Кто любит в бумагу заворачиваться, а кто и совсем голый пришел. Неудобно получается, потому что на некоторое время (пока нашего Человеча не схватят и не отберут у него свечу) всем становится все видно. Отчитывает начальник подчиненного. Свеча зажигается, и видит подчиненный, что он-то на самом деле огромный, а начальник у него маленький, да и одет он в какие-то ужасно глупые трусы… От этого получается еще больше путаницы. Не хотят человечи видеть. Ходили всю жизнь слепые, путали дома и магазины, и еду ели в темноте не ту, что хотели, не замечали, что у них менялись жены и дети,  не замечали, что чистили зубы всю жизнь не зубной пастой, а ушной... Так они и хотели дальше жить.
Видеть – сложно. Легко не видеть ничего.
Посадили нашего Человеча в тюрьму, чтобы не возмущал умы. Сидит он в камере, а там как всегда темно и ничего не видно. Свечу отобрали и зарыли на глубину 18 метров, чтобы не нашел никто даже случайно. Сидит наш Человеч, и вспоминает, как при свече было хорошо. Размечтался он, представляет, что зажег ее, и видит все кругом. Открывает глаза, а посреди камеры стебель белой травы! Схватился он за него, и полез наверх.
И ведь вылез! И живет он теперь там, где не только чернота. Там бывает и белота, и краснота, и зеленота, и прочая разнота. И вообще много чего видно.
И вот теперь пришло самое время сказать, что зовут этого человеча Пунадий Иванович Перешагни-Копыто. Запомните его, пожалуйста, ведь это великий Человеч!
второмай 2009


Рецензии