Неожиданность всегда поджидает за углом

               

Глава первая.   Кому не спится по утрам.

Ранним утром, где-то часов в шесть, когда благопорядочные граждане страны с удовольствием досматривают последние, радостные мгновения цветных и черно-белых снов, а крикливые воробьи, что называется ещё и клювы не почистили, спится, оказывается, не всем.
В означенный  период времени уже можно увидеть спортивно одетых людей, которые, переходя с шага на лёгкую трусцу, отмеряют километры городских скверов и парков под девизом «бегом от инфаркта».
Кстати, к компании этих «ранних пташек», с большой уверенностью можно также причислить и многочисленных владельцев собак.
Домашние любимцы, выпущенные ими на прогулку для совершения утреннего туалета, но, не будучи отпущены с поводка, игриво перемещаются от одного куста к следующему, и тянут при этом за собой хозяев. Которые, еще не отойдя ото сна, короткими перебежками перемещаются за своим поводырём, и больше напоминают неодушевлённый предмет.
Прервать сладостную дрёму в столь ранний час могут в частности и однообразные звуки, издаваемые уже порядочно «облысевшей» метлой дворника.
Эти неприятные звуки, чем-то отдалённо напоминающие заточку ножей на наждачном круге, лишили сна не одно поколение жителей нашего городка.
Николай Николаевич Прудников не относился ни к одной из вышеперечисленных категорий граждан. Он вообще был далёк от понятий «сова» и «жаворонок», орнитологией не увлекался, хотя и  мог при случае блеснуть знаниями, отличив синицу от воробья. 
А вставать так рано и приходить к месту работы первым его обязывала должность: а это ни много, ни мало – заведующий инфекционным отделением медсанчасти №15.
Перед тем как облачиться в белый отглаженный халат и водрузить на голову накрахмаленный колпак, Николай Николаевич позволял себе выкурить пару сигарет, стоя у открытого окна.
В этот день тоже всё происходило, как и положено, по заранее установленному ритуалу: он распахнул обе створки окна, извлёк из нижнего ящика стола металлическую пепельницу, прикурил от зажигалки и пустил дым наружу.
В этом месте позволю себе сделать небольшое отступление. Будучи руководителем и врачом высшей категории, Николай Николаевич не любил показывать окружающим: ни пациентам, ни подчинённым  свои слабости, ведь как никак медицина призвана стоять на страже здоровья наших граждан, оберегать и своевременно предупреждать их о вредоносности некоторых привычек, коим они подвержены.
А здесь, со стороны ответственного руководителя показывался обществу не совсем достойный пример для подражания. Хотя если честно признаться, большая часть сложившегося коллектива отделения, а это в основном женщины «бальзаковского»  и «после бальзаковского»  возраста, вели себя словно школьницы на перемене свободно и раскованно.
Спрятавшись за боковым  фасадом двухэтажного здания, в импровизированной «курилке», они позволяли себе за этим занятием «помыть кости» начальнику, подругам по работе (в их отсутствие), а также обсудить последние семейные события.
Где-то со второй затяжки, а точнее сказать со второго взгляда на вверенную ему территорию, наш «блюститель гигиены» вдруг заметил такое, что заставило его прекратить любимое занятие.
Затушив сигарету, Прудников даже выразил некоторое негодование происходящим: «Чёрт знает что происходит?»

Глава вторая. В поисках крайнего.

В поисках виноватых, как ни одна нация в мире, независимо от происходящего исторического процесса, мы преуспели более других.
Поставив во главу угла лишь два вопроса: «кто виноват?»  и «что делать?», многие только тем и занимаются, что посвящают всю свою жизнь поискам  столь же  глобальных ответов на эти вопросы.
Пожелание «возлюби ближнего своего» вообще звучит как-то странно и в целом  не актуально (особенно в автомобильных пробках) тем более, что для большинства  граждан абсолютно не понятно, как выразить эту самую любовь, каким способом и средствами.
Николай Николаевич  явственно осознавал, как необходимо поступить  в возникшей ситуации, но и желал, как руководитель малого звена на основе причинно-следственных связей выяснить,  кто же всё-таки виноват. 
Дабы не допустить повторения подобных нарушений и впредь. Заслышав стук женских каблучков и раздающиеся в тишине здания голоса, Прудников выглянул в коридор и, заметив медсестру Любовь Ивановну, скомандовал: «Любочка, пожалуйста, пригласите ко мне Надежду Николаевну».
Любовь Ивановна – женщина  давно уже не «ягодного» возраста, мирной профессии и истинно российских форм (которые приобрела на своей сидячей работе) прошагала в конец коридора, где на двери красовалась выгоревшая от времени табличка «сестра-хозяйка» и привычным движением руки надавила на дверную ручку.
Дверь отворилась и вышеозначенная посетительница, не заходя в небольшую комнатку, с порога пробасила хозяйке каморки: «Надя, тебя главный вызывает!» 
Надежда Николаевна - дама лет пятидесяти, невысокая, смуглолицая, но довольно подвижная, несмотря на имеющуюся полноту, бросила ей вдогонку: «Сейчас буду!»    Чертыхаясь в тщетных попытках попасть в левый рукав халата, который завернулся за хлястик, она, как в замедленной съёмке, пыталась прокрутить события вчерашнего дня, чтобы понять, каким словом или делом она могла навлечь на свою голову гнев начальства.
Едва Надежда Николаевна вошла в кабинет Прудникова, как тот без лишних церемоний, лишь ответив кивком на благожелательное «здрасьте» (что тоже говорило о его недоброжелательном расположении духа), подхватил её под руку, потянул к окну. 
«Что же это делается, голубушка»,- начал закипать Николай Николаевич,- «во что вы превратили храм чистоты и гигиены».
Он ткнул пальцем из окна таким образом, что невозможно было понять, что указывает его перст: толи направление главного удара по инфекции, толи место сбора и группировки основных сил и резервов. 
«Это же просто дендрарий какой-то, а дендрарий и есть, лесозащитная полоса. Откуда эти дубы до небес? А если у наших больных ещё и аллергия откроется на это разнотравье?- всё более переходя в атаку, продолжал Прудников, - Может вы, здесь пасеку задумали открыть, так этому не бывать, пока ещё начальник отделения я!» «Ишь как его разобрало,- подумала Надежда Николаевна, даже не пытаясь вставить какое-либо словечко в свою защиту в длинную обличительную тираду Прудникова,- и что за муха его укусила».
Наконец он закончил свою обличительную речь, тем самым, позволяя обвиняемой произнести последнее слово. 
«Коса-то у нас в ремонте, - оправдывалась Надежда Николаевна, - дворник в прошлый раз,  о скамейку её повредил, когда траву скашивал во дворе».
«Ничего не хочу знать, - заключил начальник, - А косу сегодня же получить из ремонта и приступить к уничтожению сорняков».

Глава третья. Женщина с косой

Чтобы понять, что же так рассердило заведующего отделением,  необходимо подойти к корпусу инфекционного отделения со стороны калитки. Если открыть скрипучую металлическую калитку с остатками былой окраски и ржавой пружиной, то можно оказаться перед дорожкой, выложенной бетонной плиткой до самого входа.
Кое-где плитки уже дали трещины, и в швах уже полностью «хозяйничает»  трава.
Газон слева и справа от дорожки без надлежащей и своевременной стрижки превратился в полевой лужок, где на цветущих растениях можно встретить бабочек, шмелей и прочих насекомых, пожелавших полакомиться нектаром.
У входа в здание, также с обеих сторон, располагались две клумбы с цветами, огороженные крашеным кирпичом.
Но в данный момент они больше напоминали безмолвный укор бесхозяйственности. Надежда Николаевна действительно говорила правду, а не «переводила стрелки» на дворника Васильевича, известного балагура и сочинителя различных небылиц, за что он получил за глаза прозвище «Андерсен».
Многим сотрудникам "инфекционки" было известно, что Александр Васильевич был большой любитель часто употреблять некую жидкость прозрачного цвета, имеющую градусы.
Единственное было непонятно: толи он, таким образом, черпал творческое вдохновение для своих побасенок, толи снимал стресс от общения с медицинским персоналом инфекционного отделения.
Но месяц назад он действительно под воздействием «градусов», руководствуясь призывом «раззудись плечо – размахнись рука», просто-таки вонзил острие косы в деревянную часть скамейки, что располагалась в центре газона. 
Как и положено в медицинской среде, повреждённый инструмент извлекли из деревяшки и по всем правилам «госпитализировали» в мастерскую. Здесь  снова следует сделать отступление, чтобы посвятить тебя, любезный читатель, в географические тонкости расположения этой мастерской. 
Понятие «мастерская» было не совсем верным для этого одноэтажного здания. Оно состояло из двух частей: одно помещение служило ритуальным залом, в другой части располагался небольшой участок по изготовлению различной ритуальной утвари (гробы, венки, ленты, искусственные цветы), а совсем не для ремонта поломанных швабр, мётел, лопат и кос. Но так как тамошние мужики, что называется, были «с руками», то поправить затупленную косу для них не составляло особого труда.
Вели в мастерскую из инфекционного корпуса две дороги: длинная -  вдоль забора (часть её  с выходом на пешеходную часть улицы), огибая здание, короткая – из двери мастерской через площадь, где и происходило прощание с усопшим после выноса тела из зала. Здесь стоял катафалк, автобус для провожающих, стояли немногочисленные родственники и толпились различные знакомые и сослуживцы. Надежда Николаевна приступила к выполнению приказа незамедлительно, даже не сняла халат и бахилы, только повязала белую косынку, да всунула ноги в босоножки и быстрым шагом устремилась по длинной дороге.
Она даже не среагировала на замечание подруги Любы, брошенное ей вслед: «Надя, ты хоть халат-то сними».
Получив исправный инструмент, и выйдя из дверей мастерской, она решила: «Пойду через двор, так короче, зачем на улице "светиться" в халате, вдруг кто-то увидит, начальству доложат – зачем новые неприятности».
Надежда Николаевна выглянула из-за угла и прислушалась, ни голосов, ни других посторонних звуков слышно не было, двигатель автобуса тоже не урчал, - «перерыв», - подумала она, и, поправив косу на плече, смело шагнула из-за угла.
Следующая сцена повергла в некоторое оцепенение, испуг  и замешательство немногочисленных  присутствующих. Коллеги по бизнесу, провожавшие в последний путь местного предпринимателя Игоря Хомкина, скорбно молчали и смотрели на молодое лицо своего приятеля. Ещё не протрезвев от вчерашнего, они вытирали скупую мужскую слезу с опухших глаз и слегка покачивались на ногах. И тут им было видение: женщина вся в белом с ног до головы (а развязавшийся платок кому-то ещё привиделся капюшоном) с косой на плече.
К кому и зачем она пришла? А вдруг ей ещё кто-нибудь нужен? Может это знамение или уже конец света? Здесь по неволе станешь суеверным.
Кто-то стал креститься, рука сама стала выполнять правильные движения сверху вниз и справа налево.
Кто-то отпрянул от неожиданности (видимо грехов накопилось предостаточно), но про покойного  на минуту забыли. Вдруг высоким, срывающимся голосом кто-то взвизгнул: «Сама пришла!» Надежда Николаевна тоже не ожидала такого пристального внимания со стороны стольких мужчин, отчего вначале опешила.
 Но, выдержав театральную паузу, почти по-Станиславскому, пришла в себя первой, и гордо зашагала, не поворачивая головы, в сторону инфекционного корпуса. 
После долгих секунд молчания в спину ей раздался облегчённый вздох нескольких человек.