Шкатулка. Отцовские записи по краеведению

Шкатулка считалась фамильной ценностью и досталась мне от отца - Минчакова Алексея Петровича. Сколько помню, в ней всегда хранились деньги, сберкнижка Анфилатовского банка на имя бабушки, Параскевьи  Дмитриевны Минчаковой из д. Бакули (Невениковской),  документы, налоговые квитанции и мой билет – студента Свердловского горного института.

На шкатулке была сделана запись на немецком языке: «г. Слободской, 1916 год». Там же выведена и фамилия ее владельца – военнопленного немца. Надпись эту никто никогда не трогал и не стирал. Может, оттого и стала старинная аккуратная деревянная коробка семейной реликвией, что связала судьбу сразу нескольких поколений. И сегодня мне, бывшему воину, прошедшему фронты Великой Отечественной, этот немудреный предмет оказался дорог еще и как память о Германии разный времен.
Давно это было. После смерти отца прошло около 40 лет, но память цепко хранит его рассказ.

Мой отец, Минчаков Алексей Петрович, проживал в деревне Новые Минчаки (Шиляевской). С 12 лет он жил в деревне Бакули, где стал помогать  деду в работе, в шитье сапог. Товар получали тоже в деревне, где выделывались кожи, а также в селе Успенском.

Проживал он там почти до 30 лет, пока не умер дед, Петр Романович. В 1904 г. отец переехал в свою деревню Новые Минчаки, где и женился на жительнице деревни Ашихмины Марии Ильиничне.

Когда-то вместе со шкатулкой отец купил серебряные карманные часы с ключевым заводом и офицерскую шинель светло-серого сукна. Часы были его давней мечтой, а шинель он использовал для покрытия шубы, которую носил долгие 20 лет.
Отец был мастеровым человеком и никогда не был богатым. К двенадцати годам он закончил три класса церковно-приходского училища и выучился сапожничать. По тем временам деревня Бакули считалась грамотной, культурной. Люди жили своим трудом, без особого достатка, но и не бедствовали. Летом крестьяне занимались своим хозяйством: посевом, сенокосом, уборкой урожая. А зимой ремесленничали: кто выделывал кожи, кто шил обувь. Сапоги раньше шили из цельной кожи с одним швом сзади, обычные болотные, женские башмаки из яловой кожи. Сапоги продавали в селах: Поломе, Нагорске, Совье, г. Вятке, Котельниче (на Алексеевской ярмарке).  Возили даже до Нижнего Новгорода.  Работали зимой, летом занимались своим хозяйством: посевом, сенокосом, уборкой урожая.  Ездили на лошадях.  Неизменным спутником был мой дядя из деревни Тюпины, Василий Кузьмич. Жена его, Екатерина Ильинична, была сестрой моей матери, Марии Ильиничны. Проезжали в день по 30-40 км. Ездили продавать сапоги в советское время в период НЭПа.

Несмотря на большую занятость, люди выкраивали свободное время, чтобы почитать газеты, книги. В деревне охотно выписывали дешевую газету «Копейка». Среди женщин было много таких, кто мог расписаться и читать. Моего отца в деревне звали «Сейко», за приверженность к чтению газет и книг в свободное время.
 Помню, большой популярностью у населения пользовался тогда новый роман Толстого «Князь Серебряный». Ну, а поскольку деревня слыла в округе «культурной», мужики в присутствии женщин никогда не ругались матом.

Несмотря на то, что первая мировая война принесла немало страданий русскому народу, к пленным немцам, австрийцам, чехам местное население относилось довольно дружелюбно, и иногда даже сочувственно. Пленные ходили по улицам нашего города свободно, строили «австрийский спуск». Сейчас не все знают, что это такое. Это место там, где современная улица Грина, бывшая Кузнечная, переходит в мост через реку Вятку. Они сооружали также и железную дорогу Слободской – Вятка.

Работа у них была тяжелая, грязная. Да и сами они были истощены до предела. Плен ведь, сами понимаете, не курорт. От непривычной работы, болезней, ранений, от тоски по родине, наконец, пленные умирали. По сравнению с местным населением им жилось, конечно, намного хуже. Чтобы как-то поддержать себя и товарищей, многие из них меняли свои личные вещи у крестьян на еду.

Эти вещи часто появлялись на базаре и попадали, таким образом, владельцам через вторые руки. Так, видимо, у отца и появилась эта заветная шкатулка, часы и офицерская немецкая шинель.

Прошло время. В память о пленных, умерших в Слободском, на кладбище поставили памятник в виде четырехгранной колонны с орлом и надписью по-немецки: «1914 – 1916 г.г. В память о военнопленных, скончавшихся от болезней в период1914 – 1916г.г.». На другой стороне памятника написано с интернациональным звучанием: «В память о скончавшихся военнопленных товарищах».

Обо всем этом мне постоянно напоминала старая шкатулка. Недавно я решил подарить ее нашему краеведческому музею. Может, теперь моя фамильная реликвия послужит людям связующим звеном с прошлым, станет частичкой интернационального долга перед памятью тех, кто волею судьбы в то далекое и трудное время оказался на стыке двух эпох, заложником политиков, и был втянут в жестокую и бессмысленную братоубийственную войну.
               
                Н. Минчаков.
                «Слободские куранты»
                Август 1995 года.