И снова весна

Дело в том, что пары спирта смешивались с парами говна, от чего запах становился совсем невыносимым. Можно даже не пить, а просто зайти и блевать. Да ещё двадцать человек стоят в этом маленьком бетонном гробу. Обычно, как на улице теплело, в туалете становилось холодно. Но не сегодня.
 - Гамуз, ну ты скоро? – Мишка уже начинал злиться.
 - Бля, парни, но я не виноват. Организм у меня такой.
Мы стоим, ждём. Молчим. Гамуз явно чувствует себя не уютно. Отчего дефекация проходит с задержкой. Да и говорить не хотелось. На душе кошки скребут.
Ровно сорок дней назад фрезеровщик Петрович пришёл в туалет, почитать газету, да погадить. То ли он в газете что-то вычитал, то ли тужился слишком усердно, но не выдержало сердце старика. Обнаружил его Мишка. Петрович так и сидел, будто срал, да задремал. Мишка присел рядом, хихикал. И так как был пьян, даже начал прикалываться над покойником. Подхватывал карандашом говно и стряхивал фрезеровщику на голову. Когда приехали эксперты – мат стоял такой, что я думал, Петрович проснётся. Естественно не проснулся. Не отметил он свои семьдесят восемь. Помер в туалете, где любил летом прятаться от жары.
Так же мне вспомнилось, как совсем недавно мы с Петровичем и Мишкой поминали тут Ивана Корнеевича Надежду. Но с Надеждой мы не особо общались, и тогда никакой горечи я не испытывал. А сейчас хотелось плакать. Всё же отличный мужик был Петрович. Пол жизни проработал на этом заводе, в этом самом цеху. Пол жизни срал именно тут. Любил сидеть у окна. Мишка так расчувствовался, что однажды пьяный написал на стене за любимым унитазом покойного: «Место фрезеровщика Петровича». После этого в этот унитаз никто не гадил.
Гамуз громко испустил газы, тем самым вернув меня из воспоминаний в реальность. Послышались шлепки говна о воду.
 - Ну наконец-то! – Воскликнул Мишка. – Клава, заходи!
В мужской туалет вошла наша контролёрша:
 - Ох, мужики… ну и вонючий вы народец!
Раздались нестройные смешки.
 - Что там, новенький стоит на стрёме? – Поинтересовался я.
Клава кивнула, что Мишка Беспалый принял как сигнал. С высокого подоконника он схватил трёхлитровый бутыль и начал разливать жидкость в подставляемые пластиковые стаканы. «Начисление по пятьдесят» затянулось надолго. Получившие свою порцию отходили в сторону, и нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Те, кому ещё не досталось - тоже переминались с ноги на ногу. И тоже нетерпеливо.
Я был последним, и когда мой стакан наполнился - в туалете наступила тишина. Я понял что все ждут какой-то речи от меня. Но говорить что-то мне не хотелось, и по этому я просто ляпнул:
 - За Андрея Ивановича.
 - Что за нахуй, Васёк? – Возмутился Беспалый. – Мы Петровича поминаем!
Мои глаза вдруг наполнились слезами. Чтобы это никто не заметил, я поднял взгляд к зарешёченному окну.
Там пели птицы. Весна. Мир просыпался после долгой зимы. А вот Андрей Иванович Петровичев, наперекор всему миру уснул. Навсегда.