С днём рождения!

                «…Умру молодая, свободная…»
                Земфира.

                Happy Birthday!
Утреннее солнце мерцало сквозь просветы в кронах деревьев, отбрасывая таинственные колышущиеся тени на серо-жёлтую колею, местами заросшую молодой травой. Маленькие листики подрагивали на кустиках и ветках молодых деревьев, словно причудливые живые существа. В едва слышный шорох деревьев вплетались многоголосые трели птиц, которые на разные голоса выводили замысловатые, ни на что не похожие звуки. Были тут и посвистывание, и попискивание, и чириканье, и даже какое-то щёлканье. Временами большой красно-чёрный дятел принимался за свой нелёгкий труд, уцепившись за ствол дерева, и тогда похожий на короткую барабанную дробь звук отчётливо проносился эхом по прохладному лесному воздуху. Где-то вдалеке кукушка тянула свою скучную песню, различимую, когда на время смолкали звонкие голоса других певунов, замолчавших, чтобы отдохнуть и почистить разноцветные пёрышки на крыльях или поживиться незадачливой букашкой.
Аромат молодой листвы смешивался с вкрадчивым запахом прелых веток и хвои. Смолистый запах, исходивший от нагретых солнцем верхушек сосен, возвышавшихся над лиственным лесом, опускался вниз, где смешивался с влажным запахом земли, не так давно освободившейся из-под снежного плена.
Огромные великаны-сосны простирали свои ветки вверх, к спокойному утреннему солнцу. Тут же, рядом с соснами берёзы раскинули свои кучерявые кроны. Кое-где виднелись пухлые ели, укрывшие свои стволы торчащим во все стороны зеленым одеянием. Здесь же, возле самой дороги-колеи между тонкой берёзкой и массивной сосной, свысока глядевшей на лес, мирно росла ольха, усыпав землю под собой мохнатыми почками…
Деревья никогда не устраивают войн по расовому признаку. В отличие от двуногих зверей, возомнивших себя высшими существами, деревья разных видов мирно сосуществуют бок о бок сотни лет, пока плавное сокращение одних, вызванное, однако, не насилием и ядерными ракетами, выжигающими сотни километров за секунды, а естественными процессами и ростом численности других, не приведёт лес к преобладанию одного вида. Что касается поганых людишек, паразитов, чумы на теле планеты, то за всю свою историю, исчисляемую парой миллионов лет, они так и не научились сосуществовать не только с Природой, но и даже с себе подобными вредителями. Радует лишь то, что эти опасные твари живут всего около шестидесяти лет. Поэтому дерево, не повстречавшееся на своём веку с бульдозером или бензопилой, может с успехом пережить шесть-семь поколений паразитов.
Я нёсся по лесу на своей красной кроссовой Хонде, со скоростью около ста тридцати километров в час. Вздымавшаяся волнами неровная лесная дорога потряхивала меня на подножках. Временами дорога холмом взлетала куда-то в небо, чтобы затем опять скользнуть вниз и петлять между группами деревьев, и тогда мотоцикл послушно взмывал по склону в воздух на ошеломляющую высоту, и я наблюдал, как подо мной довольно далеко внизу проносятся трёхметровые деревца. Затем мотоцикл плавно падал вниз и с лёгким толчком возвращался на уходившую под горку лесную дорожку, взметая из-под зубастого заднего колеса столб чернозёма.
В такие моменты мне хотелось, чтобы мой мотоцикл был четырёхтактным. Конечно,  тогда я не получил бы и половины той мощности, что бушевала сейчас под моим сиденьем, но зато четырёхтактные мотоциклы значительно тише и не наносят вреда окружающей среде. У двухтактного мотоцикла выхлоп процентов на тридцать состоит из несгоревшего топлива, и с этим ничего не поделать. Остающийся за мной шлейф бензинового запаха распугивал лесных зверьков, заставляя их ещё долго обходить стороной изрытые моей задней покрышкой тропы. Кроме того, как я ни пытался сдерживаться, но всё же откручивал газ почти на полную, и рёв мощного двигателя оглашал окрестности, эхом мечась между стволами деревьев. Двухтактный двигатель… Типичное проявление человеческого эгоцентризма. Впрочем, на другой мотоцикл денег у меня не было, да и вряд ли они когда-нибудь появятся.
Тропинка стала сужаться, становясь всё более неровной и заросшей, и наконец совсем исчезла. Сбавив скорость вдвое, я петлял по подлеску, уворачивая голову от цепких веточек, и, наконец, вылетел на огромное пространство, показавшееся мне сначала болотом, но, резко, с заносом остановившись, я огляделся и понял, что это была огромная, размером с целое поле, гарь. Пожар постиг этот кусочек леса довольно давно: среди обугленных, обломанных стволов деревьев, возвышавшихся над пустырём на два-три метра, уже давно зеленела трава, между поросших местами мхом и поганками чёрных обгорелых пней виднелись мелкие листочки кустиков черники, а кое-где даже росли крошечные, не выше кошки, ёлочки.
Пользуясь незапланированной остановкой, я заглушил мотор. Оперев мотоцикл на стоящий рядом обугленный и выгоревший изнутри ствол дерева, я достал из кармана телефон. Маловероятно, что кто-то звонил или писал  мне, ведь мне пришлось сменить номер после неудавшейся попытки прикончить свою бывшую девушку, а новый номер почти никто не и знал. Впрочем, если бы даже знали, то и пальцем не пошевелили бы, чтобы позвонить и поздравить меня с восемнадцатым днём рождения.
На дисплее значилось только три пропущенных вызова от матери и её сообщение с текстом: «Скотина, ублюдок, только вернись, я тебе устрою!.. ». Ведь по её мнению, единственный день в жизни, проведённый с мотоциклистами у костра непременно сведёт на нет результаты подготовки к экзаменам на протяжении всего года… Хотя, надо отдать должное моей матери, она великодушно предложила мне отметить мой день рождения ПОСЛЕ сдачи экзаменов, то есть, почти через месяц после самого события! Тогда, видимо, это будет невероятно актуально. Впрочем, мне не  привыкать. Её стараниями, даже паспорт я получил через полгода после назначенного срока. Как же, ведь с паспортом я перестаю быть её сопливым пиз**ком, на котором можно безнаказанно срывать злость по поводу тяжёлой работы и мужа-импотента! (Как будто это я заставил её выйти замуж за этого долб***а!) Вместо этого я становлюсь гражданином какой-то ещё российской федерации, который может – о ужас! – самостоятельно передвигаться в любом направлении за пределами своей комнаты! Разве ж она могла такое допустить!..
С некоторой долей облегчения я понял, что все забыли обо мне… Даже те лицемеры, у которых в своё время, когда я имел побольше денег, хватало дерзости называться моими друзьями. А теперь? Нету денег? Ну и пошёл ты на х**! А впрочем, и правильно. Собственно, кто я такой, чтобы обо мне кто-то ещё вспоминал бесплатно!..
Я втянул носом лесной воздух, перемешанный с ароматом бензина, исходящим от мотоцикла. Нужно было ехать, потому что двигатель остывал, а завести холодный двигатель гоночного мотоцикла это адское мучение. Я взгромоздился на сиденье и, откинув рукой кикстартер, (его механизм фиксации давно сломался, и чтобы он не открывался на ходу, приходилось зацеплять его за резонатор), дрыгнул ногой. Мотоцикл тихо и довольно ровно заурчал на холостом ходу. Я поддал газу до упора, заставив мотор взвизгнуть, после чего включил передачу и сорвался вперёд по гари, разбрасывая за собой траву и землю. Мотоцикл ревел, поднявшись на заднее колесо. Я мчался, не разбирая дороги и вскоре пересёк гарь, а затем, пройдя наискосок полосу леса, не затронутого пожаром, я неожиданно попал на полностью выжженную лесную поляну. Она горела совсем недавно, может, осенью прошлого года, и была похожа на бескрайнюю чёрную пустыню. Вокруг не было ни деревца, ни травинки. Пение птиц смолкло, и даже мошкара не роилась над нагретым солнцем пеплом.
Мотоцикл ехал по мягкому чёрному слою пепла, расстилавшемуся во все стороны и закрывавшему землю плотным покровом. Чёрная пыль змейкой поднималась в воздух, клубясь следом за мотоциклом.
При виде сгоревшего мёртвого леса, какая-то неизъяснимая грусть прокралась в сердце, словно маленькая песчинка, попавшая в цилиндр, царапая и раздирая всё внутри. И, только если в нормально работающем двигателе любая грязь, достигая камеры сгорания, смешивается с маслом и двигатель продолжает работать, то в моём «двигателе» этих «песчинок» было уже столько, что никакого масла не хватило бы чтобы ослабить их действие, и никакими присадками нельзя было восстановить то, что уже было стёрто и расцарапано. Только остановить двигатель и выкинуть его на свалку.
Я  летел и летел, вздымая тучи пепла из-под колёс, а пустырь, казалось, накак не близился к своему концу. Деревья, видневшиеся на другом его краю, казалось, не приближались, а становились ещё дальше от меня. Наконец я остановил мотоцикл возле торчащего посреди обгорелого пустыря пня, который был даже не пнём, а сморщенным куском неровного волнистого угля, и лишь возле самой покрытой пеплом земли виднелась тонкая полоска нетронутой древесины. Я нажал чёрную кнопочку на руле и мотоцикл, глухо промолотив несколько раз, затих. Спрыгнув на землю, я почувствовал, как мои ноги мягко ушли по щиколотку в рыхлый пепел, увидел, как из-под ступней поднялись маленькие серые облачка пыли. Я облокотил мотоцикл правой подножкой на пенёк
Вокруг было непривычно тихо. Ни птиц, ни протяжного звона мошкары в воздухе, ни даже шелеста деревьев. Чёрный выгоревший участок был окружён лесом, однако был огромен, как целое поле, поэтому деревья казались узкой тёмно-зелёной полоской на горизонте.
Я снял рюкзак и, вытащив оттуда тряпку, которой обыкновенно протирал мотоцикл в гараже, накрыл ей пенёк и присел сверху, облокотившись на мотоцикл спиной. Его двигатель был горячий, и я почувствовал, как ласковое тепло волной прокатилось по моей коже. Я вытащил из рюкзака большую алюминиевую фляжку, наполненную водкой и пакетик сухариков. Закуска была умышленно несоразмерной содержимому фляжки. Я отвинтил крышку, и пары огненной жидкости едким запахом пробрались в мои ноздри.
- Ну, чувак, с днём рождения тебя! – громко произнёс я вслух и сделал огромный глоток из фляги. Водка пылающей волной пронеслась по моему горлу, - Успехов тебе в экстремальном спорте, побольше мотоциклов, поменьше подлых шлюх… - я сопроводил эти слова ещё одним изрядным глотком. Фляжка, тихо щёлкнув тонкими алюминиевыми стенками, жалобно булькнула, когда я с силой втянул жидкость в рот,- Будь счастлив… Сука, хотя счастья, наверное не существует, как и любви, - пробормотал я, поперхнувшись очередным глотком водки,  - В общем, терпи, нах!
Невесёлая улыбка перекосила моё лицо. Да… отличный день рождения! Спасибо вам, дорогие «друзья», спасибо за то, что не вспомнили, не пришли и наконец-то дали мне долгожданную возможность побыть наедине с самим собой посреди обгоревшего, покрытого пеплом пустыря в лесу! Я доволен! У меня есть мотоцикл, есть почти пол-литра водки и есть пакетик сухариков! Что ещё нужно для счастья человеку…
Я открыл пакетик и вытащил оттуда один маленький сухарик. Понюхав его и ничего не ощутив, - ещё бы, ведь я который год мучаюсь от хронического насморка! – я отправил его в рот и запил гигантским глотком водки. Она уже не жгла во рту и горле – лишь едва согревала. Для пробы я сделал ещё один глоток, который не принёс абсолютно никаких ощущений, будто во фляжке была минеральная вода. Пожав плечами, я съел ещё один маленький сухарик и в считанные минуты допил содержимое фляжки. Через минуту в голове слегка загудело. «То ли ещё будет,» -  подумал я и съел крохотный сухарик, меньше каждого из двух предыдущих.
На душе становилось всё спокойнее, хотя мысли неприятно расползались. Рядом со мной остывал мотоцикл, в его радиаторе что-то пощёлкивало и побулькивало, воздух едва заметно дрожал над всё ещё горячим резонатором.
Переведя взгляд на обгоревшее поле, раскинувшееся вокруг меня, я увидел нечто, заставившее меня протереть глаза и получше присмотреться. По гари двигалось…пламя!!!
Я в ужасе наблюдал, как ярко-рыжий кусочек огня бесшумно несётся по чёрному полю, где даже гореть было нечему, приближаясь ко мне. В моём пьяном мозгу не укладывалось, как огонь мог гореть там, где уже всё выгорело, тем более передвигаясь с такой скоростью. Но рыжее пламя было всё ближе, я даже начал различать чёрный дымок, тянущийся за ним…
Вот я увидел пламя совсем близко, и, напрягая расплывающееся зрение до предела, вдруг понял, что это… бегущая по пустырю лиса! Вот я различил её пушистых хвост, развевающийся позади; то, что мне показалось дымом, было чёрной пылью, вылетающей из-под её лап. Я не знал, радоваться мне или испугаться ещё больше. Из оружия у меня была только пустая  фляжка, которую я не замедлил схватить. Лиса бежала ко мне, я вскочил с пенька и занёс флягу над головой.
- А-а-а, сука!!! Убью нах**! – заорал я дурным голосом, размахивая фляжкой.
Лиса вдруг остановилась, да так резко, что я, не ожидав от неё столь резкой смены темпа, попятился назад, споткнулся о пенёк, и, ударившись головой об руль мотоцикла, упал и выронил фляжку. Весь чёрный от пепла, я попытался подняться, отползая всё дальше назад. Лиса медленным шагом подошла ко мне, размахивая хвостом. Её умные чёрные глазки смотрели на меня с усатой мордочки. Я оцепенел, не в силах даже пошевелиться. И тут произошло невероятное. Лиса подошла ко мне, помахивая бело-рыжим хвостом из стороны в сторону, и легла рядом со мной, положив мордочку мне на живот.
Я не мог даже пошевелиться. Сердце стучало где то в пятках. Липкий ужас закрался в душу, заполняя всё моё существо. Лиса не двигалась.
Не то что бы мне была страшна лиса, которая была совсем не крупной, или бешенство, которая она могла переносить – мне, в сущности, было абсолютно без разницы. Меня пугала сама ситуация, как пугает человека что-то неизвестное и непонятное. Зачем было осторожному дикому животному, обходящему человека за километры, бежать по этому выгоревшему, богом забытому пустырю, потом подходить так близко ко мне, а теперь, вот, ещё и ложиться рядом? Это совершенно не укладывалось в моей голове. 
Лиса подняла голову и лизнула мои пальцы. Её горячий шершавый язык пробежал по моёй коже и остановился. Лиса словно бы в нерешительности посмотрела на меня. Я приподнялся и протянул руку к её голове, погладил её. Мои пальцы зарылись в густой рыжий мех. Я почесал животное рукой, и она, закрывши глаза, напоминала мне обычную собаку.
-Э-эх, красавица, как же тебя угораздило сюда попасть… - пробормотал я, гладя лису по пушистой тёплой спине, - Товарищи мы с тобой. Товарищи по несчастью… Одиночество, крошка.
Лиса подняла глаза на меня. Это были умные и понимающие грустные глаза. Глаза последнего дружественного существа на всём белом свете.
- Ничем я не могу тебе помочь. И ты мне не можешь, - продолжал я, обращаясь к лисе, - разве что угостить…
Я потянулся за упавшей пачкой сухариков, высыпал немного на ладонь и протянул руку лисе. Она осторожно обнюхала сухарики, затем слизнула их с моей руки и начала с аппетитным хрустом есть. Я тоже взял небольшой сухарик.
- Плохо быть человеком, моя хорошая. Все люди ублюдки. Почему я не родился лисой, как ты! Бегали бы вместе по лесу, корешки кушали. Был бы я твоим лисом… Прикинь! Красота-то какая!!!
Слёзы почему-то потекли из моих глаз. Я никак не мог справиться с этим позорным проявлением чувств. Лиса приблизилась к моему лицу и начала слизывать горячие слёзы с моих щёк. Я чувствовал, как время от времени её холодный мокрый нос касается моего… Казалось, она понимала, что происходит и утешала меня.
- Пойдём со мной, лисичка! Будешь жить у меня дома…  - в тот момент я как-то забыл о том, что возвращаться домой не имело смысла, - Вместе будем жить! – промямлил я, хлюпая забитым носом, не в силах справиться с эмоциями, - что же ты ко мне пришла? Что у тебя случилось? Где же твой лис, твои детки… Подожди, а ты вообще самочка?
От лисы бесполезно было ждать ответа на эти вопросы, и когда я это понял, то аккуратно перевернул её на спину и присмотревшись к её светлому животу, с удивлением увидел, что это был лис, мальчик... Неизвестно почему, но меня это обрадовало до глубины души,  словно вместо лесного животного передо мной возник понимающий, дружелюбный мужик. 
- Ура! Мальчик! Пацан! – с гордостью воскликнул я, потрепав лиса за загривок, - Как же я рад! Мы с тобой так похожи!!!
Лис потёрся мордочкой об мою ладонь.
- А бабы эти – дуры! Б**ди! На х** они нужны вообще!!! Пошли! Они! На! Х**! Да? А тебе нравятся они? – ты смотри, они коварные, коварные! Вот так придёт к тебе какая-нибудь лисичка, сначала добычу твою съест, потом в нору поселится, потом и вовсе на твоей машине будет ездить, ха-ха-ха!!! – полушутя-полусерьёзно говорил я лису, глядя в его чёрные глаза? – а я щас знаешь чё? Я поеду выё****ться перед ними! «Вили», «стоппи»…Пусть они узнают кто такой экстремал Аскар Пудель! Да, точно, надо ехать.
  Я высыпал на пенёк оставшиеся сухарики, затем взялся за руль мотоцикла и рывком отодвинул его от пенька. Лис посмотрел на меня словно в недоумении, потом перевёл взгляд на сухарики, потом опять на меня…
- Мне пора, чувак! Увидимся! – пробормотал я лису, в последний раз потрепав его по рыжей шерсти. Затем не без усилий взгромоздился на мотоцикл (Чувство равновесия изменило мне, и в какой-то момент мотоцикл неожиданно завалился на бок, придавив мне ногу.) Чертыхаясь, я поднял аппарат из пепла, и перегнувшись через сиденье, начал откидывать кикстартер.  Почему-то я не мог найти ни его, ни резонатор, за который я зацеплял рычаг. Бестолково пошарив вдоль ещё тёплого двигателя, я понял, что кикстартер находился с другой стороны. Неуклюже обойдя вокруг мотоцикла, я залез на сиденье и повторил операцию с большим успехом. Пару раз врезав ногой по кикстартеру, я оживил двигатель, который, впрочем, заглох, стоило мне поддать газу. Матерясь на чём свет стоит, я слез с мотоцикла и осмотрел двигатель. В глазах нещадно расплывалось, к тому же земля под ногами начала ритмично раскачиваться, и в какой-то момент я опять уронил мотоцикл, на этот раз придавив лиса, который невесть зачем крутился с противоположной стороны. Бедное животное завизжало от боли. Я поднял мотоцикл, на что потребовалось не меньше минуты, и несчастный лис рванул по пустырю, поджав одну переднюю лапу. Пробежав метров пятьдесят, он остановился, в последний раз обернулся в мою сторону. Расфокусированные глаза видели лишь рыжее пятно, но в тот момент я готов был поклясться, что лис смотрит на меня обиженно.
- Прости, мужик… - промямлил я, с трудом ворочая губами. – Прости…
Открыв краник подачи топлива, я опять сел на мотоцикл. Почему краник был закрыт? Я не помню, чтобы я его закрывал. Я вообще не помню, зачем я здесь… И почему я не помню?.. Лес, лес… Наверное, я заблудился. Надо ехать к моему тренеру по мотокроссу, он объяснит, как выехать из леса…
Я завёл мотоцикл. Мотор зарычал, потом взвизгнул… Я включил передачу и понёсся почему-то на заднем колесе… Ого, как здорово!.. Мотоцикл вовсе и не слушался меня – он сам ехал куда-то. Вот переднее колесо снова коснулось пепла. Я летел во весь опор по выгоревшей поляне. Неожиданно передо мной возникли деревья, и мотоцикл словно бы без моего участия свернул на лесную тропу. Я поймал себя на том, что ищу ногой кикстартер, пытаясь завести уже работающий мотор. Тропа виляла между деревьев… Где это я?
Неожиданно передо мной возник бугор, из-за которого виднелась река. Должно быть, это Голубой Залив. К нему, помню,вёл спуск, на вершине которого был большой бугор. Почти приехал! Радостно поддав газу, я взлетел по естественному трамплину на невероятную высоту…
- Ух-тыыыы! – завопил я, предвкушая приземление на склон… Затем посмотрел вниз… - ух,БЛЯ!
Склона не было. Бугор находился на краю огромного каменистого обрыва на берегу реки. Подо мной метрах в тридцати виднелись грязно-жёлтые валуны, величиной с автомобиль, между которыми плескалась тёмно-синяя вода…
Опьянение мгновенно улетучилось… Двигатель затих, а время словно остановилось. Тридцатиметровый обрыв и мой мотоцикл в воздухе над камнями…
Решение пришло само собой. Я выжал газ до упора. Мотоцикл взвыл и перевернулся вверх колёсами. Подняв голову, я увидел камни совсем близко…
Прощай, жестокий мир…

                2010.