ЧУДО

  Он сидел на корточках в маленькой темной келье и чертил куском острого черепка непонятные знаки на глиняном полу. Мальчик выглядел изможденным и болезненным, но его рука быстро и четко выводила непонятные символы почти в полной темноте. В эту келью свет с трудом попадал даже днем, как бы протискиваясь сквозь крошечное мутное окошко, выходящее во внутренний дворик женского монастыря. Было почти четыре часа утра, до утренней молитвы оставался еще час, и мальчик спешил. Знакомый голос в голове его все время подгонял и внушал, что если он не успеет до начала молитвы закончить, то случится ужасное. Еще более ужасное чем то, что случилось с его близкими и родными пять лет назад. Картинки пылающего дома, истекающие кровью отец и старший брат, застывшая в невероятной позе мать все время возникали перед его глазами, заставляя вот уже пятую ночь чертить без остановки.
  Это случилось в разгар праздника. Деревенский староста выдавал замуж свою дочь, красавицу, за местного кузница. По этому поводу вся деревня уже второй день веселилась и гуляла. Деревня была богатая и зажиточная. Уже шестой год урожай на редкость был удачным, скотина не болела, да и люди в деревне тоже. Даже чума в позапрошлом году обошла их стороной.
  Появление на окраине всадников никто не заметил, а когда солдаты, окружив деревню,  ворвались на подворье старосты, убегать было уже поздно. Наемники, которым вместо платы после удачного похода, граф разрешил разграбить одну из своих деревень, были беспощадны и жестоки. Они убивали, насиловали и грабили. Особенно их веселило, когда кто-то из крестьян пытался оказывать им сопротивление. Они затевали с ним игру как кошки с мышкой и убивали его только когда он падал от бессилия и был им уже не интересен. Достойное сопротивление оказал им только кузнец, до последней капли крови защищая свою молодую жену. Но силы были неравными и опьяненные от драки и вида крови наемники стали насиловать молодую, прямо возле раненного и  истекающего кровью кузнеца. Муки девушки остановил старый бородатый солдат, который толи из жалости, толи в пылу звериной страсти или от полученного удовольствия вонзил в ее красивую грудь большой кривой нож. Пьяные от крови и вина солдаты резвились больше пяти часов не пощадив даже детей и стариков. Когда убивать и насиловать было уже некого они забрали все ценное, и перебив весь скот подожгли деревню.
  Он увидел густой, черный дым, зловеще поднимающийся в небо со стороны их деревни. Почуяв неладное мальчик, несмотря на запрет отца, побежал домой.  Он медленно ходил по пепелищу и, со стороны казалось, с интересом разглядывал изуродованные и обгорелые тела. Когда он увидел отца и старшего брата, лежащими в луже крови, его охватило чувство облегчения. «Теперь никто не будет его унижать и издеваться над ним. Ни отец, ни братья и сестры, ни соседи, никто» – поймал он себя на этой мысли и испугался ее. Но в следующее мгновение закричал – «Вот, вы тут все лежите мертвые, а я тот которого вы называли сумасшедшим уродом и сыном медведицы, жив !». Лишь вид матери, с огромной рубленной раной, сжимающей искалеченными руками изуродованное тело младшенькой сестренки, сжал его сердце. Слезы полились ручьем, свинцовый комок перекрыл горло, не давая ему даже стонать.
  «Мама, мамочка…» – только и смог он выдавить, обхватив ее обгорелые ноги.  Ему на миг показалось, что это сон и если он сейчас протрет заплаканные глаза, то мать опять обнимет его. «И пусть отец накажет его снова, а братья будут опять называть уродом. Он это стерпит. Зато все снова будут живы!» – подумал он.
Еще трехлетним он осознал, что не такой как все. Непропорционально большая голова была как у старого деда с бородой и усами.  Большие зубы дополняли эту устрашающую картину. Даже умные голубые глаза казались на этой голове чем-то ужасным. Маленькие худенькие ручки и ножки придавали ребенку вид уродливого бородатого головастика. Мальчик начал разговаривать еще шестимесячным, а в пять лет стал говорить такие непонятные вещи, что все стали считать его еще и сумасшедшим. Священник предлагал избавиться от волосатого сумасшедшего ребенка или продать его на ярмарке комедиантам, но мать не дала. Она очень любила Леонардо и терпела все издевательства мужа и соседей. Благо, что все эти года были урожайными, а то бы отец точно продал его комедиантам или шуту графа. Уродство было его самым большим горем и вот сейчас оно спасло ему жизнь. Староста попросил его отца отправить «бородатого головастика» – как его называли в деревне, в лес, чтобы не портил своим видом праздника и не смущал гостей.
  Он проснулся от голода и холода. Было раннее утро. Его руки по-прежнему, сжимали уже окоченевшие ноги матери. Вокруг лежали и лениво ходили сытые волки и дикие собаки, которые от изобилия мяса даже не грызлись, изредка рыча на воронов доедающих то, что осталось от ночного пиршества. Рядом с ним мирно лакал из лужи воду старый волк. Леонардо не обращая внимания  на происходящее вокруг, обгорелой лопатой вырыл как можно поглубже яму и с большим трудом уложил туда задеревеневшее тело матери. Сил закопать у него уже не было и он забросав яму кусками обгорелой глины от дома и остатками утвари, побрел в сторону монастыря. Страха не было. Чувство горя и отчаяния сменилось ожиданием, ожиданием чего-то нового.  Голод тоже прошел. Но зато появился рой новых непонятных мыслей и голосов, которые раньше никогда не приходили ему в голову.  Голоса эти были приятными и успокаивали его, чем-то напоминая голос матери.
  Старая игуменья отнеслась к уродцу снисходительно и разрешила остаться при монастыре. Здесь было ему спокойно и сытно. Никто не обращал внимания на его уродство, да и разговаривать он старался как можно меньше. Особенно хорошо относились к нему пожилые монашки. Они окружили его любовью и заботой, и он старался, чем мог помогать им. В его обязанности входило пасти монастырских гусей и коз. Он вставал и ложился вместе с монашками и очень усердно молился во время молитв, а его увлечение рисованием игуменья даже поощряла. С появлением мальчика жизнь в монастыре становилась лучше от года к году. Граф расщедрился и  подарил  две деревни с землей. А прошлой осенью отдал десятую часть добра привезенного им из последнего похода. За пять лет проведенных в монастыре мальчик подрос и теперь действительно стал похож на маленького пожилого мужичка с большой головой.
  За неделю до пасхи, впервые за пять лет, мальчик не пришел на утреннюю молитву. Заподозрив, что-то неладное игуменья сама пошла в его келью и увидела его спящим, а в углу на глиняном полу кельи были выцарапаны какие-то непонятные знаки. Целый день он был сам не свой, много ел и засыпал везде, где ему удавалось прислониться. Глаза мальчика были красными, а руки дрожали. Решив, что Леонардо заболел, она распорядилась освободить его от работ. Целую неделю мальчик не выходил из кельи. Старая монашка, приносившая ему воду и пищу, заставала его преимущественно спящим. На странные знаки, которыми был уже исписан почти весь пол, она, плохо видевшая, не обращала внимания. Ее тревожил вид мальчика, который выглядел изможденным и усталым. Он страшно похудел, хотя ел втрое больше чем прежде.
  На пасху монашка решила зайти к Леонардо до молитвы и дать ему свежего парного молочка с медом. Мальчик как не странно не спал, а сидя на корточках, что-то быстро ковырял на полу прямо у двери кельи. Он не обратил внимания на монашку, даже после того как она окликнула его. То, что случилось потом, она описывала как чудо. По ее словам с первым ударом колокола, зовущего на молитву, келью осветила полоса странного голубого света, которая медленно начала двигаться от дальней стены кельи к ним. Там где проходил по полу этот луч, из темноты высвечивались какие-то знаки и переливались разноцветными огоньками.  Полоска света исчезла, дойдя до ног мальчика, который в этот момент сам стал излучать зеленоватый свет, а вокруг его головы образовался нимб. Нимб превратился в сверкающий и потрескивающий огненный шар который, оторвавшись от головы Леонардо, медленно облетел келью и пробив слюду в крошеном окошке, исчез.  Тело мальчика рухнуло на пол прямо у ее ног.
  Сбежавшиеся на крик монашки увидели Леонардо уже совсем другим. На полу лежал очень красивый десятилетний мальчик с кудрявой головой и лицом как у ангела.  Это было чудо!

  Малый исследовательской корабль класса Z-256, посланный для установки разведывательного зонда в удаленной солнечной системе на границе империи, после вынужденного десятилетнего пребывания на орбите третей планеты, наконец смог открыть портал для гиперпространственного прыжка.
  Командир корабля J-24/5 дописывал отчет в бортовой кристалл. Он подробно описал встречу с боевой базой незнакомой цивилизации возле этой солнечной системе.  Эта цивилизация сильно уступала им в развитии, но была очень воинственно настроенной.  Три больших боевых крейсера, даже не ответив на приветствие, атаковали его маленький корабль.  За считанные минуты боя, исследовательский  корабль смог справиться с двумя крейсерами противника и уничтожить саму базу.  Последний крейсер, видимо поняв, что их вооружение неспособно пробить защитное поле его корабля, взорвал себя, максимально приблизившись к ним. Мощный взрыв, видимо ядерной силовой установки крейсера, слегка пробил защитное поле и зацепил навесное оборудование корабля. Повреждены были пару исследовательских модулей и модуль расчета гиперпространственного прыжка. В близи основных баз, эти повреждения можно было назвать незначительным инцидентом. Но здесь на краю галактики это было опасно. Обычно расчеты для прыжка проводят главные компьютеры больших кораблей или баз, и дают результаты малым кораблям своей группы.  Но для одиночного разведывательного полета устанавливается этот громоздкий расчетный модуль.  Устранить повреждение модуля бортовой инженер не смог, и команда была обречена сидеть в этой солнечной системе как минимум 300 лет, пока другой разведчик не прилетит снимать данные с зонда.
  В этой солнечной системе была обнаружена только одна обитаемая планета. Цивилизация была на ней в самом начале развития, в так называемой зоне Х1. По межгалактическому соглашению  вмешиваться и даже появляться на планетах со статусом Х1 было категорически запрещено и каралось пожизненной каторгой на таргоновых рудниках. Идея биолога – исследователя, единственного гражданского входившего в состав экспедиции, была фантастической но красивой и заманчивой, хотя требовала минимального вмешательства в зоне Х1. Капитана  успокаивало только то, что зонд они еще не включили и эта солнечная система очень удалена. В крайнем случае можно все спихнуть на эту незнакомую цивилизацию, чью базу они уничтожили. Капитан долго не раздумывал. Одна мысль, что ему придется проторчать здесь как минимум 300 лет была страшнее каторги. Он конечно сомневался, что можно вырастить из представителей этой планеты биологический компьютер, способный произвести такие сложные расчеты, но все же дал разрешение на эксперимент. Пусть команда получит надежду и будет чем-то занята как минимум двадцать лет. Такой приблизительный срок высчитал биолог. Все получилось даже раньше. Запуск программы прошел успешно. Как и предполагал биолог, для этого необходимо было найти младенца с врожденными генными мутациями и немного их подкорректировать. Потом сильный стресс и пять лет работы мутированного мозга. Сложность была только на заключительном этапе, когда потребовалось снять результаты расчетов. Телепатически это сделать не удавалось, мозг дикарей легко поддавался внушению, но с искажениями отдавал информацию из подсознания.  Пришлось выводить информацию самим допотопным способом, но по возможности очень быстро, так как мозг мальчика был на столько перегружен, что в любой момент мог просто взорваться.   
  Конечно, об этом капитан в отчете ничего не написал. Он просто вынес благодарность бортовому инженеру за починку модуля.
  В своем личном дневнике капитан написал только дату и одно предложение:   «Чудо этот мальчик Леонардо из рода Винчи!».