Настоящий треугольник

Это идея пришла ко мне сегодня ночью, когда я, страдая от дикой мигрени, пытался заснуть. В этих любовных треугольниках одно звено, на самом деле выпадает. Это любовный угол какой-то, а не треугольник, вы не думали об этом? Он любит ее, а она любит другого. Или он и он любит ее... Угол, говорю… у-гол! Какой еще треугольник? Настоящий треугольник, это:

Маркус посмотрел на часы и вздохнул. На самом деле, он вовсе не хотел узнавать который час. Он даже не смотрел на цифры и стрелки, просто… на часы. Это был жест-паразит, привычка, в которую можно спрятаться каждый раз, когда не хочешь, чтобы увидели твое замешательство, неловкость, горе и… прочие эмоции не желательные к просмотру в обществе.
 
- Значит так… - тихо произнес он, зачем-то прокручивая стрелки своих часов на час вперед.

- Маркус… - прошептала она с таким несчастным видом, точно ей было мучительно больно произносить слова, - Ты хороший человек…

- Ну и что, - раздраженно ответил Маркус, нервно встряхивая руку с часами, - ну и что с того, что я хороший? Что ты хочешь этим сказать, Пуэлла, м?! Что я хороший, но не достаточно хорош для тебя? Это?! Господи…

- Я просто пытаюсь… Я просто не хочу, чтобы ты огорчался! – выпалила Пуэлла, немного испугавшись резкого ответа Маркуса, - мы просто не подходим друг другу…

- Избавь меня от этих стандартных отговорок, - махнул он рукой и упал на первую попавшуюся лавочку. Они были в парке, на город медленно опускалась ночь, зажигались первые фонари.

- Ты любишь кого-то другого, - наконец заключил Маркус после минутного молчания, - поэтому… я недостаточно хорош для тебя… лучше признайся сразу. Мне не станет легче, но, по крайней мере… по крайней мере, я…

Пуэлла была красивой, как говорят, роскошной девушкой. С длинными волосами цвета спелых каштанов, со стройными ногами и невероятно тонкой талией. Магия была в ее темных, теплых глазах, бесконечным раем были ее губы. Конечно… Ну, конечно, она могла любить и быть любимой кем угодно…

- Люблю, - тихо произнесла Пуэлла и присела на лавочку рядом с Маркусом. Маркус был ее лучшим другом и сейчас этот разговор огорчал ее не меньше, чем его. Пуэлла, конечно подозревала, что Маркус испытывает к ней чувства гораздо большие, чем дружба и очень боялась, что этот день… день его признания однажды наступит. Ведь она не сможет ему ничем ответить, даже помочь. Маркус действительно был хорошим, даже слишком.

- Маркус… - она положила руку на его плечо, но тот раздраженно ее оттолкнул. Ему не хотелось сейчас этой жалости, извинительных взглядов и жестов, тем более, что Пуэлла была совсем не виновата в том, что не испытывает ответного чувства. Это чувство досталось всецело ему и разделить его теперь было не с кем. Тем не менее Пуэлла повторила свою попытку и на этот раз, ей удалось его обнять за руку.

- Я очень боялась, что ты однажды это скажешь, - заговорила она ему чуть ли не в ухо, - но ты должен понять, ты…

«Некрасив…не вызываешь у меня ни желания, ни страсти… ты хороший, но для меня этого мало. Мне нужны люди с имбирной остротой… иначе я ничего не чувствую…», - вот о чем подумала глубоко в подсознании Пуэлла, но вслух произнесла: «мой лучший друг… мне хорошо с тобой, как с другом. Если наши отношения изменятся, все рухнет… а новое так и не возникнет. Нам лучше беречь то, что у нас есть…»

- То, что у нас есть… - повторил медленно Маркус с поникшей головой, - у нас ничего нет… и никогда не было. Только моя любовь… и та никому не нужна.

Пуэлла внезапно отпрянула от Маркуса.

- Так значит… наша с тобой дружба – это просто твоя попытка затащить меня в постель? – она вскочила с лавочки, - как это низко!

Пуэлле на самом деле стало отвратительно и неприятно от его слов. Ей было очень хорошо в этом дружеском взаимоотношении, что-то настоящее ощущалось в их долгих беседах, порой, ни о чем, а порой чуть ли не о проблемах космического масштаба. Сейчас… после этих слов, Пуэлла испытывала такое разочарование, обиду и злость, что готова была швырнуть в Маркуса свою сумочку. 

- Урод… - процедила она сквозь зубы, - ты мне лгал все это время… ты… прикрывался своими дружескими ужимками, чтобы однажды меня огорошить таким вот признанием?! Мог бы сразу сказать, что тебе нужно! Обошлись бы без долгих прелюдий… Я бы сразу тебе сказала, куда тебе стоит пойти… Ненавижу! Ненавижу тебя!

Маркус, услышав настоящую злость в словах Пуэллы, тоже вскочил.

- Пуэлла! – он решил, что одного ее имени будет достаточно, чтобы ее успокоить. Но обманутая и сбитая с толку Пуэлла уже не могла остановиться. Все, время, что она провела с Маркусом ей теперь казалось отравленным его тайными похотливыми взглядами, а ведь она искренне верила в то, что он думает о космических светилах, а не о длине ее юбки!
 
Конечно, Маркус не думал о длине ее юбки, их темы для разговоров в самом деле волновали его и все восхищение утонченной красотой Пуэллы вовсе не мешало ему обсуждать политику и последние мировые новости. Но разве мог он сейчас это объяснить ей? Объяснить, что его любовь была чистой и вовсе не такой пошлой, какой она ее себе сейчас нарисовала! Но… было слишком поздно. Пуэлла уже отравилась этой ложной мыслью и яд успел парализовать все органы чувств, включая здравомыслие. Она ничего не стала больше слушать, толкнув Маркуса так сильно, как она только смогла, Пуэлла зашагала прочь из парка, громко цокая своими шпильками. Еще не скоро эти удары раздраженных шагов стихли в ночной мгле. Маркус стоял на месте, не смея шелохнуться и все слушая, слушая… как удаляются звуки ее каблуков, унося с собой половину его сердца.

***
Айвен рассмеялся. Он смеялся так долго, что Пуэлла чуть не заплакала. Она никак не могла понять, что сказала не так, что заставило его так неистово смеяться?

- Ну тебя! - пробормотала она и резко развернулась, чтобы уйти.

- Нет, подожди, - поймал Айвен ее за руку, - ты… серьезно?

Увидев ее пронзительный взгляд красных от слез глаз, он понял, что Пуэлла была серьезна как никогда. Улыбка погасла на губах Айвена.

- Это было… неожиданно, - неловко объяснился он и отпустил ее. Пуэлла быстро вытерла слезы, но смотреть на Айвена не стала, так и стояла в полуоборота к нему.

- Глупый ты… - пробормотала она, - глупый…

Он молчал, как-то бессмысленно водя своими длинными тонкими пальцами по подоконнику. Они были в его квартире, где, как всегда царил «творческий беспорядок», настоящая помесь мастерской художника и книгофила. 

- Я не думал, что ты это скажешь… Я вообще не думал…

- Что я тебя полюблю? – продолжила Пуэлла и вопросительно посмотрела на Айвена.

Айвен был красив. Можно сказать, космически красив, потому что такая внешность, которая досталась ему, была одновременно и необычна и очень притягательная для людей земли. Он был альбиносом. Кожа его была почти как фарфор, очень тонкая, глаза – огромные, ярко-синего цвета, волосы – белые и длинные, причудливыми кудрями спадали до самых плеч. У него была удивительно утонченная фигура и длинные ноги. И была у него в характере, как и у всех красивых людей, конечно, невероятная доля нарциссизма, даже жестокости. О такой красоте можно говорить вечность, но у Пуэллы не было столько времени, потому Айвен захватил ее сразу, одним образом, одним появлением невероятно солнечным днем, когда в лучах яркого солнца, все его белоснежное естество будто бы источало свечение. С тех пор эта стрела жила в сердце Пуэллы и напоминала о себе каждый раз, когда Айвен оказывался поблизости или просто попадал в ее поле зрения.

Однажды… она сидела в кафе с Маркусом и лишь мельком увидела, как Айвен выходит из автобуса и спешит куда-то в сторону большого фонтана. Сердце Пуэллы так сжалось, что она чуть не выронила чашку с чаем. Ей захотелось немедленно вскочить с места, выбежать из этого кафе и догнать его, догнать… чтобы просто сказать «привет». Весь оставшийся день потом она вспоминала его минутное появление… и разговор с Маркусом как-то не клеился.

Маркус… разве мог этот плотный крепыш с короткими ногами сравниться с Айвеном?
Разве мог этот безвкусный, абсолютно никакой человек с неприглядными редкими волосами непонятного цвета обратить на себя внимание, когда Айвен, подобно яркой звезде, сиял рядом с ним? Нет, Пуэлла со своим утонченным вкусом к прекрасному, просто не могла полюбить Маркуса, даже если бы тот остался единственным мужчиной на всей земле!

Айвен продолжал водить пальцами по подоконнику. Он не знал, что ей сказать… ее признание было слишком тяжелым для него, ведь он… ненавидел ее. Тайно, конечно, в глубине души. Каждый раз, когда Пуэлла оказывалась поблизости, и его лучший друг Маркус бежал к ней, как собака к человеку с куском мяса, Айвену хотелось ее удушить. Он недоумевал, где Маркус ее нашел? Зачем их познакомил? Избегал всякий раз встречать их вместе, но… почему-то они все время его находили, вытаскивали на какое-то глупое кино, театры, встречи, кафе, где он (Айвен), мог лишь лицезреть, как добрый и всегда такой остроумный Маркус превращается в свое жалкое подобие… бесконечно поддакивая и нахваливая ее, ненавистную Пуэллу. И вот теперь, теперь… когда она пришла к нему и призналась в своей любви, к нему, Айвену! (даже не Маркусу), стало очень смешно. Поистине у вселенной бывает чувство юмора! Это был лучший ее анекдот…

- Чаю? – зачем-то поинтересовался Айвен, чтобы как-то ее успокоить. Женские слезы заставляли его чувствовать себя неловко. Пуэлла только обреченно кивнула. Ей это слово показалось настоящим спасением.

Он заварил чай и поставил на свободное от книг и набросок картин место стола, две фарфоровые чашечки.

- Сахар?

- Нет…- покачала головой Пуэлла, произнося почти беззвучно. Сердце у нее ныло. Несмотря на свою самовлюбленность, Айвен был все же не злобным и она это знала, она знала, что он просто оттягивает время, чтобы сказать… чтобы ее успокоить.

- Булочки с маслом?

- Айвен, пожалуйста, сядь, - наконец набралась смелости и четко произнесла девушка.

Айвен, как по команде, послушно плюхнулся рядом и принялся покручивать в руках свою чашку, боясь посмотреть Пуэлле в глаза.

- Ты… не ответил… - напомнила тихо она, поднося свою чашку к лицу так, точно это была чаша над которой нужно произносить сложные заклинания на счастье.

- Нет… - согласился Айвен, - нет я… не могу тебе ответить, Пуэлла. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра…

- Никогда, - заключила она и громко поставила чашку обратно на блюдце, так и не отпив.
- Я… я так и знала… - прошептала она и вдруг заплакала, уронив лицо в свои дрожащие ладони. Какое-то время она плакала, а Айвен смотрел на нее, как окаменевший. Затем он очень осторожно спросил:
- Значит… ты не любишь Маркуса?

- Да причем здесь Маркус! – вскочила раздраженная Пуэлла. Лицо ее было все испачкано потекшей тушью, - я что о Маркусе сейчас говорила?! А? Ты меня слушал?

Пуэлла плакала и кричала одновременно и выглядело это очень странно. Айвен тоже встал.

- Нет, конечно, нет… - ответил он, чувствуя, как половина камня свалилась с его души. Айвен даже попытался ее обнять, но очень быстро понял, что делать этого не стоило. Пуэлла обвила его руками за шею и так сильно стиснула в своих объятьях, что тот едва не задохнулся.  Она начала осыпать мокрыми от слез поцелуями его шею и щеки, что ему совсем не понравилось и шептать ему в ухо одно слово «пожалуйста…», как ребенок, который очень хочет, чтобы что-то свершилось и бесконечно умоляет об этом. Но, как и в случаи с детьми, долгие просьбы, почему-то не срабатывают. Родители не возвращаются, игрушек не покупают, сладкое не дают по будним дням… в любви не признаются.

- Я не могу, Пуэлла, - ответил Айвен, - не могу!

Он оттолкнул ее, потому что происходящее начинало его злить.

- Я не люблю тебя и никогда не полюблю! Так что… не надо… - он сделал руками какой-то непонятный нервный жест, которым хотел сказать, что все это ему противно.

- Это… жестоко, - произнесла медленно Пуэлла, - очень… жестоко.

Она наспех похватала свои вещи, забыв про зонтик и выбежала на лестничную площадку, прочь, подальше от этого места, где она оставила половину своего сердца…

***
Маркус перекрутил стрелки часов на час назад. Он делал это неосознанно, пальцы его дрожали. Ему почти физически было противно от того, что он только что услышал, его почти тошнило…

- Что… ты… все это время…

- Я не жду, что ты поймешь, - бросил Айвен самовлюбленно, прикрывая этим свою глубоко уязвленную душу. Он очень боялся, что однажды этот день наступит. Боялся и ждал его с обнадеживающим трепетом одновременно. День… его освобождения, его признания.

- Но все это время…

- Все это время? – как-то нервно переспросил Маркус с горькой улыбкой на лице, - ах, ты… я же ночевал с тобой в одной комнате!

- И что… я тебя трогал? – убийственно спокойно спросил Айвен.

- Откуда я знаю, мать твою, я спал! – Маркус сорвался с места и отвернулся от Айвена.

Они сидели за шахматным столиком на набережной. Осенний ветер гулял в огненных листьях деревьев и трепал их волосы. Раньше они часто приходили сюда сыграть в очередную шахматную партию, но с тех пор как появилась Пуэлла, шахматы стали видеть их все реже… Маркус провел рукой по волосам. Ему нужно было успокоиться, сдержать себя, чтобы не швырнуть в Айвена какой-нибудь фигуркой. Может… ферзем?

- Маркус… - заговорил тихо Айвен, его слова иногда прерывались порывами холодного ветра, - ты всегда защищал меня… от издевок одноклассников… от людей, которые пытались причинить мне вред, ты… ты всегда был на моей стороне. С тобой… я чувствовал себя, как у Бога за пазухой. При том… что я никогда не просил тебя о помощи. Ты всегда делал это сам, по своему желанию… Как я мог еще понять это?

«Чем я мог тебе отблагодарить, кроме как не глубокой привязанностью и любовью?», - добавил Айвен про себя.

- Почему? – спросил он вслух, боясь отрывать взгляд от шахматной доски, чтобы не выдать своей боли. Маркус молчал. Он не знал, что ему ответить. Айвен всегда был слабым физически. Этот неловкий мальчишка, абсолютно белый, точно природа пожалела на него краски, казался ему настолько несчастным, до боли беззащитным, что Маркус просто не мог поступить иначе. В нем горела какая-то непонятная ему жила, бесконечное стремление защищать тех, кто слабее. Еще в детстве, когда он смотрел на картинки с грустными персонажами, ему хотелось им помочь, защитить, уничтожить и испепелить каждого, кто будет причинять им боль. Такова была его особенность… Он ничего не мог с ней поделать, но, тем не менее, сейчас... Сейчас все зашло слишком далеко.

- Я считал тебя другом… - стиснул он кулаки, - я думал, ты нормальный.

- Я весь белый, я уже ненормальный! – не выдержал Айвен и закричал, вскочив. Маркус по-прежнему стоял к нему спиной, - ты всегда знал, какой я! И все равно поощрял меня… Почему?! Если тебе все это так противно, какого черта быть со мной?!

- Ты был моим лучшим другом, черт побери! - резко развернулся Маркус, - я верил тебе! Если бы я знал, с какой целью ты приглашаешь меня на шахматы… Меня сейчас стошнит!

- Не надо, не говори так, - закрыл лицо руками Айвен и отвернулся от ветра, что бил ему в лицо, - разве я не мог не полюбить тебя? Разве в дружбе нет доли любви? Неужели, ты думаешь, я настолько ужасен…

Он упал обратно на сиденье для шахматного столика и заплакал. В точности так же, как плакала в его квартире Пуэлла, в точности так же, как плакал в душе Маркус на скамье в парке.

Слезы Айвена заставили сердце Маркуса болезненно сжаться, но мыли о его признании по-прежнему наводили на тошноту. Это было невероятно болезненное состояние, состояния совершенной неопределенности. С одной стороны, Маркус хотел его утешить, но с другой – ему от него тошнило. Не в силах терпеть эту взаимоуничтожающую неопределенность, он просто сорвался и ушел прочь. Айвен не отнимал рук от лица, он почти был уверен, он наверняка знал, что Маркус уже не вернется к нему, никогда. Маркус ушел в порывы осеннего ветра, в шум огненных листьев, в лужи непросохших дорог, унося с собой половину его сердца…

***
Вот такая история. Любители печальных драм могут заканчивать чтение. Прямо сейчас. Те, кому ближе хорошие завершение всего, что происходит, узнают от меня, что очень скоро Маркус, Пуэлла и Айвен стали жить вместе, дружной, влюбленной шведской семьей. Ведь что главное в любви – это не обладание предметом вожделения, а возможность наблюдать его счастливым. И втроем они были счастливы, в идеальном, завершенном любовном треугольнике…