Про девочку с отверточкой

Одна девочка вообще всегда знала, кем она будет, - часовщиком. У нее и отверточка уже была. А главное, было большое желание узнать, что там внутри-то… как оно устроено. И ей очень повезло: как-то на день рождения подарили часики. Девочка все поняла правильно, взяла отверточку и таки узнала, что там внутри. Долго и с увлечением она запускала юлу из часовой шестерни. Пока родители не нарушили эту идиллию. Часиков ей больше не дарили. Но это ведь не значит, что отверточка исчезла, или что желание заглянуть «во что там внутрь» пропало, но не было, не было, понимаете, достойного объекта.

А потом она нечаянно разобрала на запчасти слово. Не, это не было «от двух до пяти», когда ты живешь в потоке вдохновения и сам не понимаешь, какие ты творишь чудеса (вот он, кстати, старинный вопрос: а как оно правильнее, по наитию, не ведая, что творя, просто летя, сломя голову всем преградам и даже не обратив на то внимания… Или осмысленно, со смаком, с чувством, с толком, с расстановкой, уже зная, уже искушенно, но нама-а-аявшись пред познанием. Потому что недаром оно тебе (ставим ударение на «недаром»). Потому что недаром оно тебе (ударение уходит местоимению). Потому что не даром оно тебе (снова местоимение, но уже замыкающее - «Расчет окончен!» С кем?). Вопрос, восходящий куда-то к началу Ветхого Завета). (Батюшки мои, сколько скобочек! Сколько слоев! А только начало луковицы). Но вот эти первые запчасти слова не были и школьным предметом «русский язык» со стандартным разбором «префиксы-постфиксы-основы». Нет, оно сломалось нечаянно. Девочка уронила его и, подобрав, испугалась, памятуя о часиках. Частей было этак с пяток, и они не собирались собираться обратно. Мама вошла, но ничего не заметила, а слово-то, вот оно, девочка его так и держала в руках. Машинально маме: «Да, я сейчас» (оказалось, блин, пообещала «захлебом») и всматриваться в слово, ну, в то, что от него осталось. Конечно, она его собрала, но неправильно получилось, ага, как с часами тогда. Но в отличие от часов слово «пошло», затикало, правда, совсем по-другому, не так, как раньше. Вот с этого «пошло» и пошло. И знать бы, какое было слово, первое, разбитое нечаянно, может, и бюстик бы ему какой (бюстище? бюстье?) или книжку про него, или такая уже есть? Но не помнила девочка, что уронила тогда и что собрала, тоже не запомнилось.

Отверточек был теперь набор… Отверточек было теперь наборами… (любовно, поглаживая… не, вот так: «любовно поглаживая») Это для путешествий… Этот для дома… Вот этот рабочий, на работу то есть. Девочка давно раскрутила на запчасти базовые слова и наизвлекала оттуда столько корней, что матерым математикам и не снилось; что бабки-травницы обзавидовались бы, узнав; что лингвисты только очки бы протирали в неудовольствии – уж больно корни у нее причудливые получались.

Развинчивание базы дало неожиданный эффект: на какой-то тыще (ах, знать бы на какой, может, и ей бы бюстик («Птичка поправила бюстик?»), но сбилась девочка тогда уже со счету), так вот, на какой-то тысяче стена привычного мира треснула, и девочку потоком того, что за стеной хранилось, того, что стена хранила, вынесло в реку. Слова, оказывается, плотиной были («Кто у нас бобры?» - возникает резонный вопрос у тех, кто любит до сути). Конечно, она испугалась, попав первый раз в Поток. Потом привыкла, а еще потом научилась создавать собственные потоки (токи патокой ли?). Но это уж тогда было, когда она смело дрейфовала по Океану вместе с отрядом по-настоящему филологов, которые нежданно-негаданно оказались революционерами познания, самыми первыми приняв как научный термин понятие «поток сознания». И еще отличная новость: часовщиком она не стала! И-то: слов в мире куда больше, чем часов…