Пряжка

День был еще так-сяк, но вечер уж из рук вон плох! Началось с того, что она задержалась на работе, так что пришлось что-то самой закрывать, что-то проверять, ключи сдавать… В общем, вся эта история затянулась настолько, что вышла она уже в сумерках. Настроение, впрочем, было отличное: завтра – выходной, а главное, завтра – свидание. Ежесубботнее, от какого-то подзатянушегося романа с неясным пока исходом, но – свидание! Значит, зайти по дороге в мастерскую, чтоб посмотрели каблук, какой-то он неустойчивый стал… потом к знакомой маникюрше… потом за булочкой на ужин… потом… а, ерунда! это «потом» - потом! Значит, потом – домой.

Обувная мастерская была совсем рядышком, квартала полтора от работы. И каждый раз, шагая домой, она видела и свет в окошке, и ряды самых разных башмаков, и всё пыталась угадать характер хозяина той или иной пары обуви. Иногда получалось. Вот, например, как-то при ней забирала свои скучные черные туфли сухая дама. Глядя на какие-то гадкие каблуки, она решила про даму, - сквалыга. И дама долго рассматривала работу, долго и недовольно что-то говорила хозяину, долго отсчитывала мелкие монетки, и долго еще в мастерской витало неприятное настроение дамы. Однако сегодня мастерская была закрыта: видимо, на работе она задержалась все-таки слишком. Настроение на пару пунктов вниз, и утешительное: «Ай да! Рядом с домом тоже есть мастерская». «Маникюрша… маникюрша… маникюрша…» - недолгий поиск в телефонной книжке, звонок, и веселый мужской голос в ответ: «А она сегодня не работает!» Короткие гудки. «Ну, уж булочка-то точно мне достанется!» - и быстрым шагом к знакомой кондитерской. Но даже с булочкой не сложилось: прямо перед ней купили последний экземпляр ее любимой слойки и прямо у прилавка принялись его поедать. «Тогда – худеем!» - сердито подумала она и окольными путями, так, чтобы все-таки зайти к обувщикам, зашагала к дому.

Мастерская была открыта, но туфли у нее не взяли, неся какую-то околесину про отсутствие материалов. К дому она вышла совершенно с неожиданной стороны и увидела, что улица перекрыта. Стояли какие-то барьерчики, стояла полиция, и на все ее попытки объяснить, что она здесь живет, что она идет домой, что вечер и так не задался, блюститель порядка лишь делал жесты, показывая, как надо идти в обход. Поминая всуе каких-то абстрактных матерей, изощряя свой мозг всё в новых ругательствах и замысловатых проклятьях, она уже почти было дошла какими-то задворками до дома, но тут на очередной выбоине не выдержал тот самый хлипкий каблук. В сердцах она стащила туфлю с ноги и от души швырнула ее оземь. Жест был излишне экспрессивен. Но это она поняла уже дома, когда включив свет в прихожей, увидела, что пряжки, чудесной ажурной розы, на туфле больше нет. Телефон дружески подмигивал, - сообщение. Автоответчик голосом того самого подзатянувшегося романа сказал, что завтрашняя встреча никак невозможна, поскольку накопилось много работы, и шеф требует в жертву выходные. Помимо хорошо знакомого голоса слышен был звон посуды и нестройные голоса веселой компании. Выбор был небогат: расплакаться и лечь спать или лечь спать и реветь уже в постели.

Снился ей какой-то цирковой сумбур: слоны на ярких шарах, взлетающие ввысь гимнасты, что-то яркое, звонкое, оглушительное. И проснулась она именно от такого ощущения, от того, что на улице происходит что-то яркое, звонкое, оглушительное. Солнце светило так, что она чувствовала его даже через плотные шторы. Прошлепав в старенькой пижаме к балкону, она распахнула шторы и даже шарахнулась вглубь комнаты от неожиданности. Всю стену дома напротив занимал плакат с надписью «Я люблю тебя!» Далее стояло ее имя. На ее балкон какой-то посторонний мужик крепил очередную связку воздушных шаров. Мимо пролетело еще несколько с прикрепленными к ним сердечками. «Я свихнулась? Или все-таки мир?!» - таращила она глаза на окружающую действительность. Улица по-прежнему была перекрыта. Все дома, сколько видно, были украшены. На ее подоконниках со стороны улицы стояли вазы с цветами. Балкон был убран шарами, лентами и розами. Мостовая усыпана лепестками. В начале, как раз там, где ее накануне не пускали домой, стояла пестрая колонна людей. «Милый! Любимый! Хороший!» - сообразила она наконец и бросилась к телефону. Его сотовый был вне зоны. По домашнему телефону ответил какой-то женский голос. Стало понятно, что ее роман здесь ни при чем. Впрочем, сердиться или расстраиваться по этому поводу было решительно некогда. Еще одна мысль пришла ей в голову. Она закрыла шторы. Улеглась в кровать. Немного полежала. Потом быстро подбежала к окну и высунулась на улицу. Ничего не изменилось, всё те же плакаты, цветы, шары. Ничего не изменилось, и когда она щипнула себя. Попытка позвонить соседке, чтобы выяснить, видит ли та аналогичную картину, ни к чему не привела, соседка не брала трубку. Тогда она натянула поверх пижамы халат и, притащив удобный стул, уселась на балконе наблюдать.

Заиграла музыка. От колонны отделилась небольшая группа и пошла по улице в сторону ее дома. Когда люди подошли поближе, стало понятно, что это садовники, все как один статные мужчины. Они что-то такое выделывали по ходу движения с огромными ножницами и наконечниками от шлангов, что на ум приходили стандартные сюжеты из фильмов с «иксами». Поравнявшись с ее балконом, садовники остановились, крикнули ее имя, добавили «я тебя люблю» и отправились на другой конец улицы.

Следующей была группа военных. В парадной форме, чеканя шаг, дошли они до ее балкона. Апофеозом стал салют в ее честь. Потом были гусары. Ментики развивались за плечами. Усы были браво подкручены. Поравнявшись с балконом, каждый бросал ей цветы. И мушкетеры тоже были. Они оказались вообще такими, как в том кино, которое столько раз она смотрела. Правда, шли они не сразу за гусарами, а через несколько групп, среди которых особенно запомнились солидные мужчины в деловых костюмах. Эти, когда оказывались в ближайшей к ней точке, открывали свои кейсы, где были аккуратно уложены стопки денег. Были дрессировщики, которых она вычислила по хлыстикам и притащенной на себе пантере. Были… кто это был, она не очень поняла, условно назвав их «Джеймсами Бондами». Были пилоты. Рыцари продефилировали прямо на конях и в доспехах. Были группы бодибилдеров и гимнастов. Полицейских и пожарных. Принцев, что легко вычислялись по коронам на головах, и туристов с рюкзаками и гитарами. Перед ней проходили всё новые и новые группы. Становились плотными и плотскими, воплощались прямо на глазах и шагали мимо самые экстремальные ее мечты о мужчинах. И, надо полагать, не только ее мечты и представления о хорошем мужчине, но еще много чьи, потому что она так и не вспомнила, чтобы когда-либо мечтала о падре, а была в бесконечной колонне и такая группа. С неба постоянно летели золотые блестки, конфетти, лепестки. Всё это сборище невероятно шумело. Смеркалось. Становилось очень скучно. И когда на подходе была группа стриптизеров, она встала, подвинула ногой кучу цветов, чтоб можно было закрыть балконную дверь, глухо зашторила окно и ушла в кровать. Было почему-то бесконечно печально. Было почему-то ощущение надувательства.

Проснулась она как обычно от звука автосигнализации соседа. Практически не открывая глаз, она мстительно вылила из форточки на крышу машине остатки кофе и мгновенно проснулась от одного воспоминания. Выскочив на балкон, увидела свою улицу. Как обычно проезжали машины. Как обычно орал старенький «Ситроен» соседа. И с ее балконом тоже всё было как обычно – ни цветов, ни шаров, ни лент. Машинально сварила кофе и тут же забыла о нем. Машинально натянула джинсы и кроссовки. Машинально сунула в пакет туфли для починки и пошла в обувную мастерскую. В голове была только одна мысль… точнее, было очень много мыслей, но все об одном – о том, что же это такое произошло накануне. Сдала в починку туфли и спросила про пряжку. Обувщик ответил «пришьем, если будет что», и она отправилась в магазин фурнитуры.

Первое, что она увидела в магазине, была та самая потерянная пряжка. Ее ажурной розой старательно водил по стеклу прилавка какой-то парень, подыскивая в витрине пару. Пары не нашлось. Она и сама это заметила, стоя рядом с ним. А потом вышла за парнем, точнее, за своей пряжкой, из магазина. Он, вероятно, поставил себе целью найти вторую розу и заходил во все магазины подряд. Она какое-то время не решалась и только после того, как пряжки не оказалось в шестом ли седьмом по счету отделе фурнитуры, подошла к обладателю ее розы и попросила «продать… ну, или… - она замялась, - подарить. Потому что, на самом-то деле, это ее пряжка…» Он живо присел, примеряя розу к ее кроссовку. Потом поцеловал ей руку (которую она от неожиданности отдернула) и сообщил, что без доказательств не может отдать столь дорогую ему вещь. «И что будет доказательством?» - удивилась она. «Вторая пряжка», - резонно ответил он. И они пошли в мастерскую. Но то ли район города был слишком далекий от того обувщика, то ли шли они очень медленно, болтая по дороге, и даже пару раз посидев в кофейнях, но только, когда они пришли к мастерской, та была уже закрыта. «Тогда в кино?» - спросил он. «В кино», - согласилась она. В общем, домой ее проводили уже очень поздно. И с балкона она видела, как он уходит по улице и уносит в кармане ее номер телефона, потому что завтра после работы надо было встретиться… для пряжки… ну, да, положим, и для пряжки.