По ту сторону фронтира. глава первая

80-е годы ХVIII века. На исходе американская революция. Колонии обретают независимость от британской короны. Она жила в предгорьях, на восточной стороне Аппалачей. Потеряв отца и брата, осталась одна на маленькой ферме. Над ней пытались надругаться двое подонков с большой дороги. Как жить дальше? Оставаться или же отправиться на Запад, в страну грез ее отца? Она выбирает неизвестность – путь в Эльдорадо.
    О жизни колонистов и первопроходцев Америки на границе дикости и цивилизации расскажет вам эта история – первая часть  романа-эпопеи «По ту сторону фронтира». В произведении сознательно допущена историческая эклектика. Персонажи вымышленные их прототипами  стали реальные исторические личности.http://cowboy.vv.si/

Глава I

  На закате солнца наступила сильная оттепель. К полуночи освобожденные ото льда ручьи мелодично зажурчали, а деревья, кусты и изгороди стали влажными, и с них заструилась капель.
  Когда румяная заря, наконец, пробилась через туманную дымку, которая скрывала пейзаж, к десяти часам утра знойное, как в июне, солнце залило лучами мрачный зубчатый профиль Аппалачских гор, осветив небольшую ферму, построенную у подножия маленького плато, прилегавшего к поросшей тернистым кустарником горной тропе. Промерзшая земля слабо отвечала на этот поцелуй. Может быть, только ивы, желтевшие в лучах солнца на берегу речушки, омывавшей одну из сторон плато, заблистали более яркими красками.
  Обитатели фермы – саксонские немцы – были уверены, что весна, наконец, пришла. Глава семейства старый брюзга Ганс Остенбаух за коралем нашел небольшую фиалку и поспешил объявить об этом всем домочадцам. Его дочь фрейлейн Герта, миловидная, белокурая, восемнадцатилетняя девушка сейчас же накинула плащ, надела деревянные башмаки и побежала взглянуть на этого первенца запоздавшей весны. Дитрих – старший брат Герты – сопровождал ее в этой прогулке, и, забыв о своих былых раздорах, они, как настоящие дети, сбежали вниз по влажному скалистому склону, который вел к болотистому лугу.
  Герта, не обращая внимания на мокрые листья и свое новое платье, стала разгребать руками высохшую траву, но фиалок не было видно. Дитрих, опершись о большой камень, наблюдал за нею.
– Так ты цветов не найдешь, – промолвил Дитрих, нетерпеливо поглядывая на копошащуюся сестру. – Встань на колени. На свете есть вещи, ради которых стоит унизиться.
Она мгновенно опустилась на колени, и Дитрих последовал за ней.           В четыре руки, перебирая мокрую пожухлую листву, брат с сестрой продолжили поиски божественного весеннего цветка.
Герта нашла свои фиалки и вскочила на ноги. Дитрих энергично переворачивал пласты еще смерзшейся прошлогодней листвы и внезапно остановился, резко вскрикнув:
– Дьявол!
– Что с тобой? – с недоумением спросила Герта.
– Посмотри скорей, здесь что-то есть. Я, кажется, поранил палец.
Герта вновь быстро упала на колени рядом с братом и не торопясь начала разгребать листву в месте, где указал ей брат.
Сняв несколько пластов прелой, покрытой ледяной коркой листвы она обнаружила небольшой сундучок. Хладнокровно уставившись на находку, Герта и Дитрих некоторое время сидели на земле в недоумении.
– Ну что смотришь? – сказала Герта. – Продолжаем, продолжаем, или ты боишься?
– Сама ты боишься, – дерзнул сестре Дитрих, и глубоко вонзая свои пальцы в промерзшее месиво, начал методично раскапывать место вокруг сундучка.
Каково же было их изумление, когда из-под сундучка появилась черно-синяя с запекшейся кровью человеческая рука. Эмоции настолько переполнили брата с сестрой, что оба они неистово закричали. На крик, вниз по склону, прихрамывая, опираясь на палку, спустился их отец Ганс Остенбаух.
– Что? Что же? – едва и мог сказать он, глотая слюну.
– Смотри отец, – Дитрих указал на место раскопа.
– О! Майн Гот! – выказывая свое удивление, пробормотал брюзга Ганс.
– Мы искали фиалки, отец, а нашли вот это, – смущенно произнесла Герта.
– Неси лопату, живо, – распорядился Ганс.
Дитрих мгновенно сорвался с места и метнулся выполнять указание отца. Взяв лопату, Ганс осторожно продолжил начатые его детьми раскопки загадочного места.
В то время как отец с сыном доставали обмороженный труп неизвестного мужчины с пристегнутым к его левой руке сундучком, Герта отправилась на ферму, где стояла в хлеву, обвив руками шею своей любимой телки, которой она поведала большинство своих горестей и переживаний и от которой добилась почти интеллектуального, хоть и несколько слюнявого понимания.
– Герта, Герта! – кричал Дитрих.
– Не ори, я здесь с коровами.
– Герта, помоги мне запрячь лошадей, быстро. Мы с отцом спустимся в долину и оттащим туда труп. Отец сказал, что там его захоронит, – запыхавшись, объяснил Дитрих.
– Хорошо, сейчас. А я?
– Что ты? Ты останешься на ферме. Я думаю, что мы до захода солнца вернемся.
Герта вывела из кораля лошадей и умело оседлала каждую, не забыв вычесать им холки.
– Дитрих, а кто это был? – поинтересовалась Герта относительно трупа.
– Не знаю. Отец думает, что это кто-то из пиратов восточного побережья. Его индейцы подстрели. Стрела в спине оказалась.
– Индейцы? Они давно к нам не наведывались, – недоумевала Герта.
– Отец думает, что он шел по направлению к нашей ферме, раненый в спину, очень долго шел, не дойдя нескольких шагов, упал без сознания и
умер, – доходчиво пояснял Дитрих. – В начале зимы, помнишь, с восточного склона сошла небольшая лавина, вот она и погребла его тело. Снег растаял, и мы с тобой его нашли.
– А с чего отец взял, что он пират?
– Не знаю. Отцу видней. Говорит, что в ухе серьга.
Дитрих вскочил на одну из лошадей, а вторую за уздечку повел за собой вниз по пологому склону. Герта смотрела ему вслед с неудовлетворенным чувством любопытства относительно происходящего, потом ее взор упал на стоящий возле дверей хлева сундучок, оставленный Дитрихом. Она подняла его и бросилась вдогонку за Дитрихом.
– Дитрих! – окликнула она брата, подняв вверх сундучок. – Дитрих, а с этим что?!
Но брат ей не ответил, безразлично махнув рукой. Герта глянула в низину. Брат и отец соорудили волокуши, закрепили на них завернутый в одеяла труп и начали медленно спускаться в долину. Рядом с сундучком лежал небольшой букетик фиалок. Герта подняла его и подумала: «Право же этот цветок распустился преждевременно. Боюсь, что это неблагодарный цветок». Она села на скамейку около амбара, поставив рядом с собой сундучок, и стала нежно поглаживать фиалки. По ее телу прокатилась первая дрожь от ледяного вихря надвигающейся полосы враждебной судьбы. Покачиваясь взад и вперед, край кисейной накидки трепетал у нее на плечах, а деревянные башмаки с пряжками и чулки со стрелками жалостно скрестились перед глазами.
  Она встала и отправилась в хлев к своей любимой телке. Целый час она провела, обнимая это милое животное.
  Герта вспомнила свою мать, которая осталась на побережье, отказавшись от переезда на Запад. Манящий зов светских салонов, постоянная нужда, сломали и развратили эту молодую женщину. Она потеряла рассудок и низко пала, отдаваясь каждую ночь загулявшим в порту матросам. Мать была втрое моложе старика отца и не разделяла его мечты о миграции на Запад, более того, относилась к его грезам с насмешкой. Он же мечтал добраться до неизведанных на Западе земель и найти там свое пристанище. Несколько лет назад старый Остенбаух тяжело заболел, но его выходили дети. Оправившись после болезни, он с детьми на повозке, запряженной волами, двинул с караваном переселенцев к Аллеганским горам, оставив совершенно обезумившую от алкоголя и беспорядочных связей жену. Он прошел с караваном вверх по долине реки Шенандоа, так и не достигнув западной части Виргинии. По пути на нехитрый скарб Остенбаух купил пару коров и лошадей, обзавелся курами и облюбовал местечко здесь, за перевалом, чуть выше восточной части подножия Голубого Хребта.
  Фермы переселенцев с Востока в этих местах были весьма редкими и располагались на протяжении 50 – 100 миль друг от друга. Сюда мало кто забредал из людей, разве что индейцы, принимая за дичь фермерских курей. Ирокезы, шауни, а также хищные звери и стервятники были хозяевами долины. Также долина была полна черными медведями, оленями вапити, волками, рысями, ядовитыми змеями. Здесь, в долине Шенандоа, природа сотворила настоящие чудеса. Аппалачи и Аллеганы стеной стояли на западе, а Голубой Хребет – на востоке, обеспечив стратегическую неприступность. Каштановые и дубовые рощи, сосны, ивы и платаны, ливневые изгибы рек, пересекающие горные тропы, – все это сравнимо по плодородию с землей обетованной, а по красоте значительно превосходило ее. Индейцы шауни называли долину «Дочерью звезд». Прошло почти сто лет, прежде чем поселенцы Виргинии достигли этих мест.
Н  есмотря на живописность этого райского уголка, ферма не приносила радости семье Остенбауха из-за непомерных налогов и продолжавшейся войны с англичанами. Старик грезил о землях далекого Запада, о которых охотники и торговцы шкурами рассказывали еще тогда, когда они жили на Востоке. Третью весну подряд Остенбаух собирался сняться с насиженного места и двинуться на запад «Дорогою фургонов» в поисках своего Эльдорадо, мечтая обосноваться где-нибудь в Северной Каролине, а уж потом, если повезет, покорить далекие западные территории. В Северной Каролине многие колонисты – религиозные диссиденты германского и ирландского происхождения – искали как религиозную свободу, так и экономические выгоды. Из-за недостатка средств Остенбаух каждый раз откладывал свое путешествие. Все, что производилось на его ферме, потреблялось семейством, и для организации путешествия средств, как всегда, не хватало.
  Герта решила попробовать открыть таинственную находку. Слегка огрубевшими от работы пальцами она пыталась нажать на защелку сундука, но та не поддавалась. Еще попытка, еще одна, но тщетно – сундук не поддавался. Тогда Герта занесла его в хижину и поставила на стол, решив, что вечером вернуться отец и брат и удовлетворят ее любопытство.
Вечерело. С заходом солнца слякоть от утренней оттепели постепенно застыла под действием северо-восточного ветра. На изгородях блистали сосульки, кора кленов с наветренной стороны хижины Остенбауха была покрыта серебристыми узорами, на скалистых выступах дороги под снежной пеленой кое-где виднелись голые камни, как будто у природы от долгого ожидания запоздавшей весны обветшала одежда на «коленях» и «локтях». Немногие листья, возвращенные к жизни утренней оттепелью, снова стали хрупкими и шуршали на ветру, и от этого Герте казалось, что лето так далеко, что все человеческие надежды и стремления становятся бесплодными.
  Одна за другой бледные краски заката исчезали с неба, отдаленные вершины Аллеганских гор окутывались мраком, ближние склоны Голубого Хребта, поросшие соснами, слились в одну черную массу, и с наступлением ночи воцарилась холодная тишина, которая, казалось, оледенила и остановила даже ветер. Хрупкие листья перестали шуршать, раскачивающиеся ветки ольхи и ивы перестали хлестать в воздухе, ледяные плоды сосулек застыли на голых ветвях и сучьях, а деревья по краю плато погрузились в каменное спокойствие. Было так тихо, что стук лошадиных копыт, врезавшийся в тусклый, бесцветный, тонкий слой льда, который покрыл землю, донесся бы на расстояние целой мили.
Эта тишина или, может быть, трудности дороги явно раздражали невидимых во тьме всадников. Задолго до того как они возникли из мрака перед фермой, уже было слышно, как один из них сдавленным голосом проклинал дорогу, свою лошадь, своих соотечественников и всю страну.
– Тише ты, кляча! Прыгай дьявол, прыгай, тебе говорят!
Другой голос решил поддержать первый.
– Будь проклята эта дорога и нищие фермеры, которые не могут обжить здешние места!
Затем эта движущаяся кавалькада теней и призрачных голосов внезапно обозначила себя на вершине холма, над хижиной Остенбауха, и с трудом перевалила через него, шлепая по застывшим лужам, а затем также неожиданно исчезла, и дробный стук копыт замер вдали. Проехав больше половины склона холма, всадники остановили лошадей и, привязали их к молодым деревцам, растущим на склоне, после осторожно направились к ферме. В слуховом окне хижины мерцал огонек, зажженный Гертой, прорезая лучами сгущавшуюся ночь.
Герта не спала, она ждала своих мужчин, не испытывая ни капли волнения. Она привыкла к тому, что отец и брат подолгу могли отсутствовать, уходя в долину Шенандоа. Накормив скот, Герта взяла сундук и спрятала его под соломой в сарае, потом запалив лучину, принялась читать очередную книгу Ветхого Завета. Библия была единственной книгой в доме Остенбауха. Через стихи этой книги Герта познавала мир.
  Незнакомцы в нерешительности остановились возле стены сарая, который располагался напротив хижины. Рядом огромный вяз бросал унылую тень своих голых ветвей на стену. Незнакомцы вступили в эту тень и сразу же слились с ее дрожащим лабиринтом. На стволе вяза еще цепко держался снег, кору обволакивала ледяная пленка; прилегающая стена была скользкая от мороза и украшена сосульками. Под пленкой льда на коре еще можно было различить вырезанное изображение сердца и надпись «БОГ В КАЖДОМ ИЗ НАС».
Один из незнакомцев пристально смотрел только на крышу сарая и открытую вершину холма над фермой. Луна медленно поднялась над черной грядой гор и взглянула на одного из них. В лунном освещении вырисовывались лица и фигуры крепких воинственных мужчин лет тридцати.
– Му-у-у! – послышалось из сарая.
  Мужчины вздрогнули. Они не то чтобы испугались, не то чтобы         
не смогли распознать эти протяжные звуки полусонного мычания коровы, но это было так близко от них – должно быть сразу за стеной!
Дверь хижины резко отворилась и из нее выскочила Герта. В одной руке она держала зажженный факел, а в другой – направленную прямо на незнакомцев фузею.
– Не стреляйте, мисс, мы не причиним вам зла. Мы путники, сбились с дороги, – пролепетал один из них.
Герта воинственно приказала мужчинам не приближаться, бросить к ее ногам все оружие и показать руки. Незнакомцы безропотно подчинились.         В выражении их лиц Герта отметила нечто противоречащее их мужественной осанке, какое-то раздражение и недовольство, не соответствующее их силе.     По мере того как проходили минуты, это беспокойство все усиливалось. Злобная ухмылка одного из них и каменное лицо второго не позволяли Герте задавать какие-либо вопросы. Незнакомцы отчетливо понимали, что девушка напугана, и поэтому тот, что ухмылялся, начал первым:
– Мисс, позвольте нам войти в дом, мы голодны и продрогли. Господь – свидетель, мы не причиним вам зла и лишнего беспокойства.
Герта немного отступила. Не спуская взгляда с незнакомцев,                по-прежнему держа их в прицеле ружья, она воткнула перед собой в землю факел, свободной рукой собрала брошенное мужчинами к ее ногам оружие и сказала:
– Проходите, располагайтесь спиной к входу, так, чтобы я могла вас видеть.
– Благодарим вас, мисс. Вы весьма любезны, – сказал ухмыляющийся.
Герта вперед спиной вошла в дом, за ней последовали незнакомцы. Они взяли по табурету и расположились, так, как указала Герта. Она же села на скамью за стол, положив перед собой ружье.
– Мисс, позвольте представиться, я капитан Уэйд – Максимилиан Уэйд, а он, – ухмыляющийся рукой показал на своего белокурого спутника, – Йохансон. Он скандинав.
Парни по-джентльменски в знак приветствия сняли с голов свои потрепанные треуголки и расстегнули камзолы. Герта напряженно смотрела на них.
– Мы могли бы угостить вас кофе, мисс, хорошим мексиканским кофе, – дружелюбно сказал Уэйд.
– Можете поставить тот котелок на огонь, – твердо произнесла Герта. – Но помните, одно резкое движение и…
– Конечно, конечно, мисс, умоляю, опустите ружье, – пробормотал Уэйд.
– Еще чего! – ответила девушка.
– Глядя на вас, мисс, – продолжал Уэйд, заливая в котелок воду, – знатные дамы на ассамблее в Джеймстауне могли бы подумать, что это неприличная шалость для девушки, избравшей в качестве мишени двух благородных людей.
– Капитан, вы слышите? – тревожно сказал скандинав.
– Да, это, кажется, фыркают лошади, – ответил Уэйд.
Обратившись к девушке, он тихо произнес:
– Вы ожидаете кого то?
– Да, своих мужчин.
– Мужа и кого-то еще? – любопытствовал Уэйд.
– Я не замужем. Отца и брата. Они, видимо, возвращаются.
– Я схожу к лошадям, капитан, – заявил скандинав. – Кофе принесу.
– Нет! Сиди, где сидишь! – грозно воскликнула Герта, приложив приклад фузеи к своему плечу.
– Ну, право же, мисс, кипяток без кофе совсем не кофе. Пусть Йохансон принесет. Наши лошади на холме привязаны к деревьям. Еще чего доброго зверь задерет. Надо бы лошадей привязать у кораля. Будьте так милосердны.
– Не всякому я позволила бы это, – сказала Герта. – Без фокусов, джентльмены. Если вздумаете дурить, пуля будет в одном из вас.
Герта нахмурила брови, всячески стараясь воспроизвести на окружающих впечатление грозной дамы.
– Я могу идти? – тихо спросил скандинав.
Герта и Уэйд кивнули одновременно. Йохансон вышел. В хижине царило молчание, только щепа потрескивала в маленькой пуританской печурке.
В этот напряженный момент слабая девушка сохраняла самообладание. Она слышала скрип калитки на ферме, заметив, что луна уже взошла высоко и стала, пожалуй, слишком назойливой. Герта немного сместилась в сторону так, чтобы лунный свет через окошко не попадал ей в лицо. Дверь хижины отворилась, и в нее вошел, улыбающийся, скандинав. В руке он держал кожаную седельную сумку, и, подняв ее вверх, лукаво произнес: «Кофе, мисс». Скандинав, глядя на Герту и не опуская руки, разжал пальцы – и сумка упала на пол. В этой же руке у него мгновенно появился маленький кремневый швейцарский пистолет. Скандинав, не задумываясь, в доли секунды произвел выстрел в сторону Герты.


Рецензии