Смутьяны
О самозванцах в Московии никто и никогда не слыхивал. И вообще, не русское это изобретение - самозванцы. Они, как известно, водились ещё во времена Нерона – но грех считать, что русские самозванцы когда-нибудь читали Светония*.
О личности Лжедмитрия спорят 400 лет.
Версий имеется множество.
Единственный и непреложный факт заключается в том, что самозванец был. И не один.
А теперь обо всём по порядку: о царях, о самозванцах, о смуте и о нас, горемычных.
*Жизнь двенадцати цезарей, Нер., 57, 2
"Яр быти ипрелюбодействен зело".
Иван Грозный, как известно, брал в пример пошлые замашки английских монархов. Образцом для него служил английский король Генрих VIII, современник, кстати, нашего царя: он умер в тот год, когда Иоанн Мучитель* только что венчался на царство…
Три титула носил Генрих: он был наречён "наихристианнейшим", "защитником церкви" и "защитником веры", католической, разумеется. Но вот семейные обстоятельства** поссорили его с очередным папой римским, и наихристианнейший, поставив страну каком вверх, с лёгким сердцем принялся реформировать церковь, упраздняя монастыри, конфискуя имущество, проливая кровь. Жертвами террора стали 73 тысячи подданных короля. В перечне числятся кардиналы, епископы, аббаты, каноники, доктора богословии, герцоги, графы, бароны - и семьдесят тысяч простых жителей Кровавого Альбиона – куда до него Иоанну Мучителю с его провинциальной опричниной!
Приверженцев папы вешали, лютеран жгли на кострах.
Шесть раз был женат король, расправляясь с жёнами лихо.
Слушал Иоанн рассказы английских купцов, повадившихся в Московию, – и мотал на ус...
* Польская терминология.
**Под обстоятельствами обычно понимаются женщины. Так было и на этот раз.
Жён Генриха VIII мир знает лучше, чем жён Ивана Грозного. Неправильно это, да и обидно. Постараюсь восполнить сию несуразицу…
Первой женой Ивана была Анастасия, дочь окольничего Романа Юрьевича Захарьина. Тринадцать лет супружеской жизни, шесть детей, из которых только двое пережили свою мать.
Вторая жена - княжна Кученей, из Кабарды, крещёная Мария. Злючка, говорят, была - не приведи Господи! но охочая - жуть!
Третья жена Марфа Собакина умерла через три дня после свадьбы, по уверению Грозного девственницей. "Пальцем не тронул, бля буду!" - клялся царь приближённым.
Четвёртой была Анна Колтовская, из той же партии невест, что и Марфа. Обе коломенские дворянки. Она обозначила перебор, осуждаемый церковью. Брак продолжался полгода, по истечению которого Анна приняла постриг.
Пятый брак (Анна Васильчикова) тоже оказался непродолжительным (год) и так же завершился монастырём - для бывшей жены, разумеется.
Шестой женой, вернее "женщиной", как называют её летописцы, стала неслыханной красоты вдовушка Василиса Мелентьева. А какая была развратница – пальчики оближешь! Двое её детей не помешали Грозному насытиться счастьем, долгожданным и недолговечным.
Седьмая жена - Мария Нагая, та самая, что родила Ивану злополучного Дмитрия или Лжедмитрия, поди теперь разберись.
Про нас
Исаак Масса писал: "По воцарении Иван Васильевич несколько лет правил весьма хорошо, но затем, узнав, каковы московиты, начал их жестоко обуздывать и тиранить".
Так что нечего возводить напраслину на русского царя – сами виноваты.
И всё же: "Говорят о нём (о Грозном) столь различно, что писать о сём совершенно невозможно".
Голландский купец, о чёрной икре он писал с большим придыханием, нежели об Иване Грозном.
Кстати, Иван Васильевич был первым, кто задумал бежать в Лондон со всею царской казной. Ждали его там.
Поговорим об источниках.
Иностранцы писали о нас много, можно сказать, взахлёб, вот только что из написанного правда, а чи нет – вопрос.
Мушкетёр Яков Маржерет участвовал в гражданских войнах на стороне Генриха IV – того самого, что обещал курочку в супе самому распоследнему французу, а тогда морил голодом город, который стоит обеда. Затем Яков служил в Московии Борису Годунову, Лжедмитрию Ивановичу, Василию Шуйскому, Шкловскому вору, польскому королю Жигимонту Вазе, по прозвищу "Ночной Горшок" и силился предложить свои услуги князю Дмитрию Пожарскому. Князь отказал ему в приёме на службу, как проявившему излишнюю прыть в разорении Московии и истреблении её жителей.
Так вот, этот Маржерет писал, что "в окрестностях Астрахани есть растение-животное, а именно баран. Он вырастают из земли, соединённый с корнем как бы кишкой в две-три сажени, идущей от пупа. Сказанный баран ест травку вокруг себя и потом умирает. Он величиной с ягнёнка, с курчавой шерстью. У одних баранов шкуры белые, у других пятнистые".
"Я видел эти смушки", - уверяет нас автор, и что тут добавишь – очевидец!
Один из английских историков, писавших о смуте, по достоверным данным послужил Шекспиру прототипом Фальстафа.
Доблестный ландскнехт Конрад Буссов утверждал, что у татарского царя был титул Kayser. Мы, конечно же, не будем переубеждать его в этом, но призадумаемся…
А потом продолжим...
Оставил или нет Иван Грозный завещание? Мнения на этот счёт бытуют разные. Некоторые утверждают, что его разорвал Борис Годунов, лишив тем самым углицкого младенца Дмитрия наиважнейшей юридической базы.
В ночь после смерти царя Ивана все Нагие и их родственники были заключены под стражу. Через несколько дней царевич Дмитрий, его мать и часть Нагих были отправлены в Углич, остальных Нагих сослали в разные города.
По прибытии в Углич Нагие стало обирать город. Для пресечения злоупотреблений Боярская дума направила в Углич свою администрацию, во главе которой стоял Михайло Битяговский. Государственный дьяк, получив широкие полномочия вплоть до распределения финансовых ресурсов, посадил Марию Нагую, как говорится, на голодный паёк, вызвав бурную ярость её доблестных братьев. "Я – нагая, - жаловалась им Мария, - как есть голая до последнего волоска".
Дмитрий рос жестоким мальчиком - в папочку. Зимой лепил из снега бояр и рубил им головы, громко выкрикивая славные русские фамилии: - Мстиславский! бибит твою, бибит! Шуйский! Шереметьев! Голицын!
А первой в этом почётном ряду царевич ставил фигуру Бориса Годунова.
Любил играть с ножичком.
В этой любви, уверяет нас Широкорад, не было ничего особенного: "В европейских музеях имеются десятки или даже сотни образцов детских доспехов и детского по размеру оружия - ножей, стилетов, сабель, боевых топоров и т.п. В X - XVII веках даже проводились турниры среди детей в возрасте 8 - 12 лет. Смертельные исходы на таких поединках считались ординарным событием".
Это всё так, однако, учёные утверждают, что человек продолжает расти, прибавляя в росте двенадцать - пятнадцать процентов за столетие. Тысячу лет назад мы были размером со сперматозоид.
Интересно, какими мы были четыреста лет назад? И детскими ли были доспехи и оружие, хранящиеся в этих самых европейских музеях?
Царевич Дмитрий болел эпилепсией, как тогда говорили, чёрной немочью или падучей болезнью.
Однажды, во время игры с ножичком, его застиг приступ этой болезни. Падая, он рассек сонную артерию, и умер, истекая кровью.
Услышав о смерти сына, Мария возопила. Соборный пономарь ударил в колокол. Сбежались люди. Узнав о происшествии, они убил Битяговского и троих предполагаемых убийц. А возглавили нападавших братья Марии Михаил и Григорий Нагие. Оба, как выяснилось на следствии, были выпивши.
Нападавшие ограбили приказную избу, а жену дьяка "нагу и простоволосу" едва не растерзали.
Всего в день кровавого самосуда погибло 15 человек.
Об убийстве Дмитрия кричали все, и, в первую очередь, Нагие. "Таким путём, пишут историки, они пытались оправдать расправу с государственным дьяком Битяговским".
Обстоятельства гибели царевича должна была выявить следственная комиссия, которую возглавил Василий Шуйский
Пишут: "Следственные материалы свидетельствовали о непричастности Бориса в смерти царевича. Именно поэтому отказывались верить в их истинность".
У нас, как известно, всё от противного, и даже история.
Хотя…
Свои показания на протяжении жизни Василий Шуйский менял неоднократно, и теперь невозможно понять, когда он врал, а когда излагал правду. Что уж говорить о лицах, непричастных к расследованию.
Куклин считает, что царевича убили, и убийцей был чернокнижник Михаил Молчанов, с которым мы ещё встретимся в нашем повествовании, скромно добавляя при этом: "Версия моя истории Великой Смуты, откровенно скажем, литературная".
Помощь
От нервного потрясения Мария слегла в постель, и тогда её дядя Афанасий бросился к англичанам. Он умолял оказать сестре врачебную помощь.
И англичане помогли бывшей царице, снабдив Афанасия склянкой чистого салатного масла.
Как наказали колокол
По результатам следствия было наказано несколько десятков человек, принявших участие в бунте: одним отрубили голову, другим отрезали язык. Шестьдесят семей отправили в Сибирь.
Но самое суровое наказание понёс колокол: его публично высекли, отрубили ухо, вырвали язык и спровадили в Тобольск, где он был записан как "первоссыльный" и предмет "неодушевлённый".
Вернулся колокол на родину по величайшему соизволению Александра III только в 1892 году.
После углицкой трагедии русские цари никогда не давали детям имя Дмитрий. Кроме самозванцев разумеется. К чему это привело я и рассказываю.
Английский посол Флетчер писал о царе Фёдоре, сыне Ивана Грозного: "Он прост и слабоумен".
Швед Пётр Петрей вторит ему, словно переписывает под копирку: "Федор от природы простоват и тупоумен".
Однако если проигнорировать мнение иностранных бумагомарак и довериться отечественным шелкопёрам, то обнаружится, что при царе Фёдоре Русское государство "процветало в тишине и благолепии".
Со смертью Фёдора Ивановича пресеклась трехсотлетняя династия Ивана Калиты.
Царь умер, не оставив наследника. А ещё он не оставил завещания или же его, как и завещание Ивана Грозного, разорвал Борис Годунов – привычка у него была такая: келейно рвать завещания.
Как Борис стал царём
Буссов пишет: Умирающий царь протянул скипетр старшему из четырёх братьев Фёдору Никитичу Романову, тот передал его Александру, Александр - Ивану, Иван – Михаилу, этот, в свою очередь, передал его следующему по ранжиру вельможе. "И никто не хотел прежде другого взять скипетр, хотя каждый не прочь был сделать это". Царю надоело ждать, пока символ власти найдёт хозяина, и он сказал: "Ну, так пусть же его забирает тот, кто хочет". И тогда Борис Годунов протянул руку и через головы знатных особ выхватил скипетр.
На самом деле Фёдор вручил скипетр своей жене, царице Ирине. Какое-то время она, уже будучи монахиней, правила страной.
Годунов попытался закрепить за сестрой царский трон, но из этой затеи ничего не вышло, и царица удалилась в Новодевичий монастырь. А дальше было противостояние Годунова и боярской думы, в котором Борис оказался победителем. Но поначалу он тоже удалился в монастырь, и тоже Новодевичий.
"А пусть попросят, - подумал Борис, - пусть помаются".
И мальчики кровавые в глазах...
Москвичи просили Годунова стать владыкой.
На монастырскую стену во время "молений" у Новодевичьего монастыря взобрался мальчик. Наученный взрослыми, он громко кричал, чтобы Борис не дурил и согласился взять царство.
У Буссова таких мальчиков набралась целая группа.
У Петра Петрея речь идёт о процессии из нескольких тысяч младенцев. Некоторых везли в детских колясках.
От такого изобилия у Годунова кружилась голова.
"После избрания Борис Фёдорович давал пир на протяжении шести недель почти ежедневно, всякий раз на десять тысяч персон. Всем подавали на серебряной посуде. Вся посуда русской работы; кроме неё есть множество немецкой, английской, польской серебряной посуды" (Жак Маржерет).
Выпив, Борис хвастал: "В царстве моём не будет ни сирот, ни бедных" и, схватив себя за ворот, кричал: "Последнюю рубаху отдам народу!"
И рвал на груди тельняшку.
Масса пишет, что Борис не умел ни читать, ни писать, но был великим врагом взяточников. "И вельмож и дьяков он предавал за то публичной казни, но это не помогало".
Буссов, в свою очередь, пишет, что царь послал турецкому султану "выдубленную добела свиную кожу – на шубу. Этот подарок был принят турецким султаном с таким почтением, что до настоящего времени от него в Москву не приезжал ни один посол".
А печатным двором во времена Бориса заведовал Андроник Невежа, такой же, видимо, как Буссов.
По словам патриарха Иова, Борис любил Москву и "яко невесту, преизрядною лепотою украсил".
При нём было заложено полсотни городов – куда до него Александру Македонскому, который тоже любил закладывать города – хлебом не корми! И почти все они дожили до нашего времени. Среди них Архангельск, Курск, Кромы, Ливны, Елец, Оскол, Воронеж, Белгород, а также город Царев-Борисов.
"С началом царствования Фёдора Борис не разделяет свои интересы с интересами России. Позднейшие историки, в значительной своей части настроенные враждебно к Годунову, не найдут ни одного поступка боярина, а затем и царя Бориса, совершённого в личных целях и шедшего вразрез с интересами государства", - пишет Широкорад.
Но вот наступил 7109 год*, проще говоря, 1601. В конце августа ударили морозы, Москву-реку сковало льдом, по Днепру, пишут, ездили на санях. Рожь не успела вызреть.
По Москве бегали чёрно-бурые лисы. Некоторые горожане считали сие "дурной приметой", ушлые москвичи ловили этих лис и выгодно продавали.
Наступил голод. Стремясь обеспечить рабочие места, царь призвал голодающий люд для постройки новых зданий в Москве, в их числе колокольню Ивана Великого. Открыл царские закрома. Когда хлебные запасы кончились, он велел вести хлеб в голодающую Москву.
*Вплоть до 1700 года счёт лет на Руси вёлся от сотворения мира, начало которому было положено 1 сентября 5508 года до Рождества Христова.
Буссов пишет: "Царь снарядил розыск по всей стране, не найдутся ли запасы хлеба, и обнаружил огромное количество скирд зерна в 100 сажень длиною, которые 50 лет простояли в полях, так что сквозь них проросли деревья. Царь приказал вымолотить и отвезти это зерно в Москву".
"Хлеба в стране было больше, чем могли бы его съесть все жители за четыре года", - пишет Масса. И далее продолжает: Многие богатые крестьяне спрятали его в землю; те, которые продали, получили большие деньги, и, опасаясь за свою жизнь, кончили её самоубийством.
За идиотов нас держит Исаак – кто же по такой смешной причине прибегает к суициду? Кроме японцев, разумеется. Так они хлеба не едят!
И даже патриарх, по сообщению Массы, "имея большой запас хлеба, объявил, что не хочет продавать зерно, за которое должны будут дать хорошие деньги".
Современники считали, что за время голода вымерла третья часть царства Московского.
"В одной только Москве, - уверенно пишет Буссов, - умерло от голода более 500 000 человек, получившие от его величества после смерти белый саван и красные башмаки".
Палицын сообщает о 127 тысячах умерших, Маржерет указывает цифру в 120 тысяч*.
По данным сегодняшних историков в Москве проживало в то время всего лишь 84 тысячи человек.
Кстати, самым многочисленным городом Европы в 1600 году называют Неаполь, население которого составляло 280 тысяч жителей. В Париже жило двести, в Лондоне сто пятьдесят тысяч, в Риме, вечном Риме! – всего лишь 100 тысяч, да и те – варвары: древние римляне вымерли безвозвратно. Как динозавры.
*Маржерет, правда, утверждал, что все бежали в Москву, чтобы в ней умереть, но это, конечно же, моветон: для этих целей выбирают Париж.
Несколько раз
Ландскнехт Буссов пишет о грозных предзнаменованиях: "Временами на небе стояли две луны, а несколько раз три солнца".
И ещё о нас
Мушкетёр Маржерет пишет: "Невежество - мать их благочестия. Они ненавидят учение и особенно – латынь". Нам и сейчас латынь не по карману, а древнегреческий и арамейский языки – непозволительная роскошь.
Зато: "Это богатая страна, так как из неё не вывозят денег, зато ввозится туда огромное количество. И жемчуга носят в России больше, чем во всей остальной Европе".
И ещё:
"Среди них много людей пожилых, 80-, 100- и 120-летних. Только в этом возрасте они подвержены болезням. Они не знают, что такое врач, неохотно принимают пилюли; что касается промывательных средств, то они их ненавидят. Если простолюдины заболевают, то берут водки на хороший глоток и засыпают туда заряд аркебузного пороха или головку толчёного чеснока, размешивают это, выпивают и тотчас идут в парильню, столь жаркую, что почти невозможно терпеть. Остаются там, пока не пропотеют - час или два, и так поступают при всякой болезни".
И напоследок:
"Целуются они всегда, ибо у них это нечто вроде приветствия, как среди мужчин, так и среди женщин".
Поразительно, но это пишет француз. Не у нас ли, благочестивых невеж, они научились целоваться?
В разгар голода* в Москву прибыл принц датский, но не Гамлет (Гамлета нам только не хватало!), а Иоганн, брат царского короля, потенциальный жених Ксении Годуновой. И привёз он с собой пасторов, докторов и даже собственного палача – на всякий случай: а, вдруг, московиты не умеют рубить головы по-европейски, со вкусом?
Царица и молодая княжна глядели на него сквозь смотровые решётки, "но датчанин их не видел, ибо московиты, никому не показывая своих жён и дочерей, держат их взаперти". Уж больно красивые.
У Иоганна был большой нос, утверждает Масса, но вот понравился ли он Ксении, ничего не пишет, зато все отечественные историки, близко не стоявшие возле той решётки, уверяют нас: понравился! - ну как же – иностранец!
*Сентябрь 7110 (1602) года.
Некоторые бояре открыто возмущались, что Годунов выдаёт Ксению за латина*.
Когда он умер, "московиты радовались, заявляет Масса, хотя и не показывали виду".
Боже мой, какое проникновение в глубину русских душ – поляки позавидуют!
Набальзамированное тело положили в дубовый гроб, отделанный медью, обитый большими крепкими обручами и кольцами чёрного цвета.
Похоронили Иоганна в лютеранской кирке, в хорошем и сухом подвале, "со сводами", что не спасло его от забвения и святотатства**.
*Слово латин, поясняет нам Масса, самое презрительное прозвище, каким только русские кроют немцев. Будем знать.
**Могилу его разграбили ляхи.
Иван Грозный надолго запомнился потомкам. Он навлёк проклятие русской и нерусской знати. А вот простой народ его уважал – и в пьяном виде, и в трезвом, и более всего за то, за что его ненавидела знать.
Популярность самозванца определялась одним-единственным обстоятельством: он был сыном Ивана Грозного.
Крупным политическим процессом обернулось "дело врачей Романовых". Их обвинили в намерении извести царскую семью с помощью колдовских корешков.
Братьев Романовых арестовали. Фёдора Никитича постригли, и он получил имя Филарет. Это был жестокий удар по его самолюбию и дерзновенным планам: он так хотел стать самодержцем.
Через много-много лет в Коломенском дворце во время его демонтажа будет обнаружен портрет Филарета в царском одеянии. Надпись гласила: "Царь Фёдор Микитич Романов".
Вернёмся, однако, в семнадцатый век…
Братья Фёдора Никитича Александр, Михаил, Василий, Иван и зятья Черкасские и Сицкие были отправлены в ссылку. Слуг ждала виселица.
Первые слухи о живом царевиче появились одновременно с опалой Романовых.
История Лжедмитрия Ивановича зияет пустотами и тёмными местами. В русской истории вообще много тёмных мест, хотя и меньше, чем в Европе, где тёмными считаются многие века.
Общепринято отождествлять Лжедмитрия Ивановича с Юрием Отрепьевым. Юрий происходил из дворянского рода, имевшего польские корни. В XVI веке Отрепьевы породнились с Романовыми. Царские историки, пишет Широкорад, тщательно скрывали тот факт, что Юшка Отрепьев приходится двоюродным дядей Михаилу Романову, первому из царей новомосковской династии.
Князья Юсуповы, говорят, происходили ни много ни мало как от пророка Али, племянника Мухаммеда. И ничего тут удивительного нет - все мы от какого-нибудь пророка и не обязательно Али.
Вот Романовы, например, в начале царствования происходили от прусского короля, жившего в IV веке (это пораньше хиджры будет). И не важно, что тогда ни Пруссии не было, ни тем более прусских королей – происходили и всё.
При Александре II они сменили ориентиры и наконец-то начали искать потомков в своём отечестве. И тут, вдруг, выяснилось, что прародителем Романовых является Андрей Кобыла, у которого было пять сыновей. Одного из них звали Семён Жеребец. Но не от Жеребца произошли Романовы, а от другого отпрыска Кобылы - Фёдора Кошки.
А родился Кобыла не в Пруссии-Руссии, а на Прусской улице Новгорода. И это ещё вопрос: на ней ли, потому как в Новгороде была ещё и улица Кобылья.
Опасаясь царской расправы, Юшка Отрепьев покинул свет и заделался смиренным чернецом Григорием. После недолгих перемещений он оказался в знаменитом Чудовом монастыре, располагавшемся в московском Кремле.
Поступление в такую обитель невозможно без крупных денежных вкладов*.
В Чудовом монастыре он быстро возвысился, став придворным патриарха. "Чтобы сделать такую карьеру, - пишет Скрынников, - надо обладать незаурядными способностями". Или быть в родстве с сильными мира сего, добавим мы.
*В то время банков не было. Вклады производили в церкви и монастыри. Не пора ли вернуться к этой традиции?
В Чудовом монастыре и наставили Григория на "путь истинный". Наставником, считает Широкорад, был архимандрит Чудова монастыря Пафнутий.
А Валерий Куклин таким наставником называет Фёдора Никитича Романова, Филарета, пособника Рима – по его мнению, организатора государственного переворота в России, а также виновника Гражданской войны и интервенции.
Перефразируя выражение Ключевского, Лжедмитрий взошёл на московских дрожжах.
Скрынников пишет: "Скорее всего, он действовал по подсказке людей, оставшихся в тени".
Боже, как трудно без подсказки на этом свете!
А с подсказкой и того труднее…
Причиной его отъезда из Москвы некоторые историки видят голод: он бежал из страны в самый разгар этого бедствия.
Воры в законе
Гришке сказочно повезло, пишет Широкорад, он попал в воровскую "малину".
Называлась эта "малина" Речь Посполитая, где местными авторитетами числились ясновельможные паны.
Ещё до встречи с королём Лжедмитрия Иванович познакомили с папским нунцием Клавдием Рангони. Самозванцу дали понять, что он должен отказаться от греческой веры. Лжедмитрий согласился "и за невозможностью поцеловать папскую туфлю, - пишет Широкорад, - облобызал башмак Рангони. Последний причастил его и миропомазал".
Просто так в католичество не принимают. Самозванец обещал нунцию застроить Москву костёлами, а церкви – порушить.
24 апреля 1604 г. Лжедмитрий Иванович написал письмо папе Клименту VIII. В нём Лжедмитрий Иванович именовал себя "жалкой овечкой" и "покорным слугою" его святейшества. Он отрекался от греческой ереси и признавал непорочность догматов веры истинной Церкви.
После этого Рангони устроил Самозванцу встречу с королём.
Zygmunt III встретил его благосклонно и обещал покровительство. Потрясённый приёмом Расстрига поначалу не мог вымолвить слова в ответ и только шаркал ногой и кланялся, как японка в токийском универмаге, или супермаркете, или сельпо – кому что нравится.
Договорённости были зафиксированы письменно в так называемых кондициях, где Расстрига обещал королю огромные территориальные уступки и военную помощь в овладении Жигимонтом шведской короны. Раскрасневшийся от переполнявших его чувств, самозванец бил себя в грудь и обещал лично возглавить войско.
Одним из важнейших пунктов кондиций был брак Лжедмитрия Ивановича: он должен был жениться на подданной короля*. У Жигимонта были свои интересы на счёт невесты**, но он дал полную волю Самозванцу определиться с кандидатурой. Ею стала Марина, дочь Юрия Мнишека.
*Повязать женщиной – одно из древнейших искусств. Евреи, к примеру, владеют им в совершенстве. Самоучитель помещён в библейской книге "Есфирь".
**Сигизмунд хотел женить его на своей сестре или на княжне трансильванской.
Титул польского короля того времени: "Наияснейший и великий государь Сигизмунд Третий, Божьей милостью король польский, великий князь литовский, прусский, жмудский, мазовецкий, киевский, волынский, подольский, подляский, лифляндский, эстонский и прочее, наследный король шведский, готский, вандальский, князь финляндский и прочее"
Будущая невеста Лжедмитрия Ивановича была рахитичной особой. Рост составлял 155 см. Нос и подбородок – ястребиные, лицо сухое и чёрствое, как старый хлеб, - вот исчерпывающий портрет пани Мнишек. В общем, не ахти какая красавица, зато гонору, что говна - полная телега.
И была она, вопреки Пушкину, не полькой, а чешкой по отцовской линии: её дед, Николай Мнишек, переехал в Польшу из Моравии.
А вот, что пишет о ней Валерий Куклин: "Ряд косвенных деталей позволил чешским историкам считать Марину не полькой чешского происхождения, а иудейкой, но в России на эту тему наложено табу". И мы наложим, ибо свобода слова без табу не обходится. Пора, пора ввести в обиход такое понятие, как "табуированная свобода слова по-европейски", а там, того и гляди, интернет вытянет, хотя надежды мало. Её почти нет.
И для полноты картины приведу парсуну Лжедмитрия Ивановича: у Самозванца были широкие плечи, торс без талии и короткая шея. Продольно-поперечное лицо, нос башмаком и две бородавки возле этого самого башмака. Глаза маленькие, ущербные. М-да…
Во времена короля Жигимонта-Августа Самборский каштелян*, офицер ордена иезуитов Юрий Мнишек, был сводником, да ещё каким – королевским!
"Это "ремесло" возвело его в должность коронного кравчего и управляющего королевским дворцом. В его обязанности входило также наблюдение и за другими любовницами короля, жившими во дворце" (Широкорад).
Когда Жигимонт-Август умер, Мнишек обобрал короля до нитки, утащив из дворца все королевские шмотки и драгоценности.
Но: не пойман - не вор, и Мнишеку удалось избежать судебного разбирательства.
*Владения Мнишеков находились в Западной Украине.
Блицкриг
Отпетыми католиками были Мнишеки. В годы правления Самбором богобоязненные Мнишеки жгли на кострах польских ведьм. И еврейских тоже.
В брачном контракте самозванца были интереснейшие обязательства. Одним из них Лжедмитрий должен был в течение года обратить всё православное население царства Московского в истинную веру. В случае невыполнения данного обещания в собственность Марины переходили огромнейшие земельные пожалования будущего царя.
Кстати, о пожалованиях. Став царицей, Марина получала Новгородские и Псковские земли со всем движимым, недвижимым и бегающим имуществом (дворяне, думские люди, крестьяне). Царь в этих землях терял все права, которые переходили к Марине
Это был своеобразный блицкриг, бескровный, но беспощадный.
А ещё один Юрий обещал другому миллион польских злотых*, разумеется, из московской казны – а где ещё он мог взять такие деньги? В Европейском банке развития? Так там зияют дыры. С тех самых пор.
*Ровно в миллион, пишут, исчислялись долги пана Мнишека ещё до знакомства с Лжедмитрием Ивановичем.
Началась агрессия как нельзя вовремя – в годину народных волнений, случившихся после череды изнуряющих неурожаев в той полосе России, которая зовется сегодня Нечерноземьем.
К Лжедмитрию присоединились пограничные южные города и крепости: Оскол, Воронеж, Царев-Борисов, Орёл и Елец. "Народ здешний, отъевшийся на чернозёме, не желал задарма кормить Москву – и нежеланием этим предал Родину и веру отцов, начал кровавую мясорубку Гражданской войны", - пишет Валерий Куклин.
"Надо ввязаться в драку, а там посмотрим", - призывал Лжедмитрий Иванович польских соратников и пил за здоровье генерала Ордена иезуитов.
Борис повелел привести в Москву Марфу Нагую, и вдвоём с женой долго допрашивал её: "Говори, б....эдакая, правду, а не то!" и грозил выжечь глаза свечкой. Марфа божилась, что сын её умер в младенчестве, а кто таков этот самозванец – она не ведает.
Возле деревни Добрыничи войско самозванца потерпело поражение и бежало. Московиты бросились в погоню, поймали трубача, ограбили его, раздели догола, привели в лагерь и, посадив на пушку, долго глумились и потешались, и только потом разглядели, что это был собственный трубач, служивший у московитов наёмником.
Любимое присловье самозванца в этот период: - Надо бы с иезуитами посоветоваться.
Пишут: "После поражения под Добрыничами он мог считать, что дело его проиграно. Даже поляки покинули Лжедмитрия. На помощь пришли жители юго-западных городов: Путивля, Белгорода, Воронежа и Оскола", т.е. тех городов, которые основал Борис Годунов.
"Они подняли антиправительственное восстание и признали своим царём самозванца".
Неблагодарное это занятие – быть русским царём*. Слова доброго не услышишь…
*И президентом.
В начале 1605 года* Самозванец с помощью своих иезуитов (у каждого порядочного человека должен быть свой иезуит*) решил заняться латынью. Тяги к учёбе и прилежания ему хватило ровно на три дня (иезуиты утверждают: на четыре), после чего он навсегда распрощался с этим неблагодарным занятием.
Бушков пишет: "Достоверно известно, что латинского Лжедмитрий не знал, и, подписывая послания королю и папе, даже в своём имени и титуле делал грубейшие ошибки: вместо imperator писал inPerator, вместо Demetrius – Demiustri".
*Русские в это время употребляли буквенную систему цифр, но мы не будем отвлекаться по этому ничтожному поводу – чай не Скаллигеры.
*Польская народная мудрость.
Кстати, язык, на котором общались иезуиты, назывался по меткому выражению наёмника Буссова "старая военная латынь".
А ещё по велению папы он изучал "латынскую веру, ересь люторскую, кальвинскую, бесовский соблазн, звездочетье, волхование и всякое еретическое учение". Это уже пишут бестолковые московиты.
Интересно, на каком сайте он разыскал все эти науки?
Путивль, резиденция Лжедмитрия Ивановича.
"Сюда, - пишут иезуиты, - привезли настоящего Гришку Отрепьева, московского чародея и распутника*,:и всем стало ясно, что Дмитрий Иванович совсем не то, что Гришка Отрепьев, а Грозного сын".
Московские власти в Лжеотрепьеве признали бродягу Леонида – истинного Леонида, разумеется.
"А я в ответ на твой обман найду ещё кудрявее…" - называется эта песенка.
Отрепьев кудрявым не был.
*Сами же и привезли.
Кромы
Во время стояния под Кромами всякий развлекался, как мог. Масса пишет: "Очень часто на горку выходила потаскуха и, в чём мать родила, пела поносные песни о московских воеводах и совершала много иного, о чём неудобно рассказывать".
Один к одному наша эстрада...
Призвав к себе Петра Басманова, Годунов обещал выдать за него Ксению, если он разберётся с Лжедмитрием Ивановичем. В качестве приданого сулил царство Казанское и Астраханское, ну и Сибирь, разумеется, как же без Сибири. Сибирь обещали каждому.
Басманов собрался было ехать в действующую армию, да не успел: царь помер.
Молва
Москвичи шептались, что Годунов, объявив о собственной смерти, опоил зельем двойника, выставил гроб с усопшим на всеобщее обозрение, а сам укатил в Англию. И даже дети его не догадываются об обмане*.
Сами англичане главной причиной смерти царя Бориса назвали скупость. У них в Англии мрут исключительно по этой причине, поэтому туда и едут богатые люди типа Абрамовича. Без таких людей королевству не выжить.
А ещё говорили, что он, т.е. Борис, умер, упав с трона – носом вперёд – во время посольского приёма.
Мушкетёр Яша Маржерет, близкий ко двору, утверждал, что он умер от апоплексического удара**.
Но самые дотошные были убеждены, что царь Борис наложил на себя руки из-за страха перед сыном Ивана Грозного***.
Пишут: "После обеда царь поднялся на колокольню Ивана Великого, полюбовался окрестностями, спустился вниз – и упал на руки приближённых. Они отвели его в новый дворец. Царь почувствовал холод в конечностях и решил собороваться****".
*Польские источники.
**Апоплексический удар – это такой фехтовальный приём.
***Поляк Маскевич уверен: "Борис Годунов, царь Московский, с отчаяния отравил себя, жену и сына".
****Масса пишет, что на колокольне он и принял яд, а, спустившись, послал за патриархом.
Некоторые историки полагают, что его отравили.
Россия времён Годунова, пишет Кондратий Биркин, далеко отстала от Европы в каких угодно науках, только не в токсикологии, так как врачами у нас служили иноземцы, знакомые с искусством изготовления ядов не понаслышке.
Валерий Куклин согласен с ним, считая при этом, что Годунова отравили настоем из корня цикуты. Как Сократа. И вообще "очередным крестовым походом католицизма против преемницы Византии - православной Руси" считает он события начала XVII века: "Весь кошмар Великой Смуты был результатом династического переворота, задуманного на Западе с целью продвижения идеологии католицизма на Восток* и превращения населения Восточно-европейской низменности в рабов**"
"А кончилась эта авантюра для Запада грандиозной Тридцатилетней войной***".
*Этого у них не получилось.
**А это мы и сами умеем.
***Которая, как утверждают историки, уничтожила почти всех польских мужчин. Вопрос: а являются ли поляками граждане, живущие ныне в Польше? И какова в этом демографическом казусе роль московитов? Может, они только прикидываются поляками, а на самом деле давно уже мы?
Как бы то ни было, Борис Годунов умер, как нельзя вовремя, в самый раз для апофеоза нахрапистого самозванца, ни раньше, ни позже, в самую тютельку, как по заказу, так что невольно поверишь в заказное убийство. Народ московский, между тем, тотчас присягнул царице и её сыну, а во все города, которые ещё соблюдали верность Москве, были посланы гонцы с тем же наказом.
Пётр Басманов был отправлен к войску как главный воевода, дабы привести военных к присяге молодому царю.
"Басманов соблюдал клятву столько времени, сколько голодная собака соблюдает пост". По подсчётам Буссова – собачий пост продолжается три недели.
Басманов, полагая, что Лжедмитрий Иванович - истинный Дмитрий, вошёл в сношения с ним и обязался 7 мая повязать всех полковников и провозгласить самозванца - да хранит его Господь! - царём всея Руси.
Сказано – сделано. Правительственные войска бежали так быстро, что мост, наведённый через Оку, текущую под Кромами, погрузился в воду.
Масса пишет: "Наёмника не могли уразуметь, что случилось, и, не зная, кто друг, кто враг, метались, подобно пыли, ветром вздымаемой".
Надо же, какой поэтический дар у голландского негоцианта! Когда расхваливаешь товар, невольно становишься поэтом.
Хоронить после этой битвы было некого.
"После смерти царя Бориса, - пишет Куклин, - измена приобрела обвальный характер. Это была окончательная победа Самозванца над Русью, совершённая вовсе не им, а русскими людьми, которые ПРЕДАЛИ Отчизну".
Трудно не согласиться.
"Они (т.е. мы) грубы и необразованны, без всякой учтивости, - пишет мушкетёр Маржерет. - Народ лживый, без веры, без закона, без совести, содомиты и запятнаны бесчисленными пороками и скотскими страстями".
Действительно, широк русский человек… ой, широк… закрепостить бы ненадолго… лет эдак на двести… или триста… а там видно будет…
Гаврила Пушкин* по существу посадил самозванца на русский трон. Сам вызвался доставить прелестные грамоты в Москву и людей прельщать, и Лжедмитрию челом долбить. Пушкин и его напарник, царицынский воевода Наум Плещеев, под прикрытием казацкого атамана Карелы прибыли в Москву прямо на Лобное место, где они по очереди читали "лучшим" людям эти самые грамоты. Обещали много, щедро, а потом всем миром пошли дворы грабить и боярские, и дворянские, и погреба винные. Сколько людей побили, сказать затрудняюсь, но только от пьяного отравления померло в те дни до сотни людишек разного пола и звания.
Подобная судьба, кстати, постигла и доблестного атамана Карелу**: без счёта тратя полученные наградные, он, в конце концов, спился и не смог принять посильного участия в последующей смуте.
*Габриэл (Gabriel) – в изложении Исаака Массы
**Карела - прибалт-автохтон, уроженец Курляндии, маленький шелудивый человечек, покрытый рубцами. "Всякий страшился его имени" (Масса).
Убийство Фёдора Борисовича и его матери было совершено по прямому указанию Лжедмитрия Ивановича. Убийцами были князь Василий Голицын, князь Василий Мосальский, Михаил Молчанов и Андрей Шерефединов. Ну и чудовские монахи, разумеется, без них – никуда.
Ксению Годунову увёл к себе князь Мосальский, некоторое время держал взаперти, а потом отдал самозванцу – на потеху.
Пётр Петрей писал, что собственными глазами видел следы удушения на шеях Марии и Фёдора Годуновых. А ещё, пишут, что его кастрировали, и целые сутки мучился Фёдор Борисович в предсмертной истоме.
"Ни царица, ни царевич не успели совершить ничего - ни хорошего, ни плохого, так за что же их было казнить?" - удивляется Широкорад, будто не читал басню Крылова. "Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать…"
Кушать хотелось Лжедмитрию Ивановичу…
Патриарх Иов готовился в Успенском соборе Кремля совершить литургию, когда в храм ворвались вооружённые люди. Иова вытащили из алтаря на Ивановскую площадь и попытались было линчевать, но тут на помощь патриарху кинулись горожане и отбили его. Тогда кто-то из сторонников Лжедмитрия Ивановича крикнул: "Богат Иов-патриарх, идём и разграбим имения его!", и толпа кинулась грабить патриаршие палаты.
Самозванец въехал в Москву.
Говорливые столичные колокола затеяли звонкую московскую перебранку.
"Москва гудела, как пчелиный улей. Кто спешил домой за оружием, кто бежал на рынок, чтобы купить хлеба и соли и идти встречать Самозванца" (Масса).
И пол-Москвы, стоя по обеим сторонам улиц, встречала новообретённого правителя с хлебом и солью.
Лжедмитрий Иванович остановил свою лошадь возле церкви Василия Блаженного, снял шапку, перекрестился – и заплакал. Народ, видя слёзы царя, зарыдал.
Обливаясь горючими слезами, самозванец проследовал в Кремль, в Успенский, потом в Архангельский соборы, где, припав к отеческому гробу, смачно облобызал надгробие, вытер сопли и громко заявил, что "отец его – царь Иоанн, а брательник – царь Фёдор".
Как стать патриархом
Грек Игнатий*, выходец с Кипра, в 1595 году прибыл в Россию. Будучи архиепископом рязанским, первым из иерархов предал Годуновых и признал Лжедмитрия. В награду самозванец сделал его патриархом: собрал освящённый собор и объявил о переменах в церковном руководстве. А другой грек (не кипрский) Арсений, участник этого собора, торжественно заявил, что Игнатий избран законно и единогласно.
*Портрет Игнатия кисти Исаака Массы: "лукавый негодяй, содомит и распутник, которого ненавидел русский народ".
Едва ли не первым своим распоряжением Лжедмитрий велел заплатить долги Ивана Грозного. Были, оказывается, такие.
Не теряя времени зря, отличил Романовых – как же, родственники! - инока Филарета возвёл в сан ростовского митрополита, Иван Никитич получил боярство, а единственный сын Филарета – девятилетний Миша, будущий родоначальник царской династии, стал стольником. "Даже тела умерших в ссылке Никитичей по царскому указу были выкопаны, доставлены в Москву и торжественно перезахоронены в Новоспасском монастыре".
Тяжела ты шапка Мономаха! Но кроме неё в распоряжении самозванца оказался венец, изготовленный венскими мастерами по образцу короны Габсбургов. И надумал самозванец присвоить себе титул императора. Но об этом чуть позже, а пока...
Приказал короновать себя дважды: сначала императорской короной в Успенском соборе, потом великокняжеским венцом в Архангельском, не забыв в очередной раз облобызать надгробия всех великих князей.
На выходе из собора бояре осыпали его золотыми монетами и матерными словами - про себя, разумеется, в уме! нет, не для того они избавлялись от худородных Годуновых, чтобы передать власть самозванцу.
По случаю восшествия на "трон предков" Лжедмитрий Иванович получил от папы римского поздравления и увещевания "сохранять свое католическое исповедание".
Ответные письма самозванца к папе римскому полны учтивости и смиреной покорности.
Нашлись смелые люди, открыто заявившие, что царь – самозванец. И даже идя на казнь, торговый человек Фёдор Калачник громко называл царя антихристом.
Масса писал, что в Москве только и делали, что пытали и убивали людей.
Пытать в то время умели.
Самозванец пользовался покровительством литовской знати. Литва и сейчас ему покровительствует в лице писателя Бушкова, имеющего литовские корни.
Хорошо было во время царствования Лжедмитрия, "спокойно", пишет Бушков, будто сам жил в те далёкие отменные времена.
Не царь, а просто какой-то Пётр Первый - умный, живой и весёлый, охотно перенимавший европейские новшества, сплошь и рядом ломавший замшелые традиции - через колено: вот портрет Лжедмитрия Ивановича кисти Александра Бушкова.
Мушкетёр Маржерет пишет: "Он давал им (т.е. нам) понемногу распробовать, что такое свободная страна, управляемая милосердным государём".
Бушков солидарен с ним: "Сохранились свидетельства незаинтересованных лиц, англичан, писавших, что это был первый государь в Европе, который сделал своё государство до такой степени свободным".
Господи, с каких это пор англичане всего лишь незаинтересованные свидетели? Как низко они пали!
Лжедмитрий, однако, собирался царствовать всерьёз и надолго, не уступая ни пяди земли былым покровителям. Очень скоро в Москву пожаловал Гонсевский и напомнил о данных Сигизмунду обязательствах. Улыбчивый Лжедмитрий отказался от них с простодушием обывателя: развёл руками и заявил, будто "недостаточно крепко сидит на царстве, чтобы принимать такие решения".
Кинул, как говорится, да ещё и плюнул вдогонку крулю Польскому, Жигимонту.
Пишут: "Царь шагу не мог ступить без боярской думы".
Поясняю: дума - это тот же сенат, только бородатый*.
Стремясь избавить Лжедмитрия Ивановича от этой зависимости, поляки, его окружавшие, планировали перенести столицу московского государства в иное место, в Варшаву, например, или Краков. Даже Пётр не был столь категоричен!
*Интересно, наша сегодняшняя дума – боярская?
Как всякий проходимец он быстро приспосабливался к меняющимся обстоятельствам.
"Только и делал, что говорил экспромтом, - удивлялся Конрад Буссов. - И как это у него получалось, уму непостижимо"
Мушкетёр Маржерет пишет: он был достаточно образован, чтобы поучать боярскую думу*.
Не будем забывать при этом, что каждый боярин знал, что Лжедмитрий – истинный прохвост, а вот поди ж ты - царь… Он и сам знал, что ломает комедию, и она, комедия, когда-нибудь кончится. В Театре сатиры ему бы работать под руководством Ширвиндта.
*Любой ставленник Запада считается гением, например, президент Грузии. Уму непостижимо, как быстро тов. Сааков превратился в господина Саакашвили!
Скрынников пишет: "Отрепьев шёл к власти, не останавливаясь перед убийствами и казнями, и если в Москве он надел маску милостивого монарха, то только потому, что не имел средств для сокрушения своевольного боярства" - в отличие от Ивана Грозного. Впрочем, это ещё вопрос: кто кого больше боялся: Иван Грозный бояр или они его.
Спешил жить. Лгал на каждом шагу. И так же, как мнимый отец, мечтал убежать в Лондон, чтобы умереть в Париже*. И так же, как мнимый отец, не успел.
*Извечная мечта русских интеллигентов.
Мушкетёр Маржерет считал самозванца подлинным Дмитрием. "Я и сам такой", - сообщал он любопытствующим московитам, и совсем уж самозвано улыбался.
А вот шляхта была поголовно убеждена, что Лжедмитрий - побочный сын польского короля Стефана Батория - от Ивана Грозного, разумеется, и зачат он был во время Ливонских баталий. В дыму сражений так приятно размножиться…
В свободное время великодушный Лжедмитрий (определение Бушкова) предавался разврату и не щадил ни замужних женщин, ни монахинь. Самыми близкими друзьями самозванца были Пётр Басманов* и Михаил Молчанов, - пишет Исаак Масса. - Они творили бесчестные дела и распутничали, ибо Молчанов** был сводником, повсюду выискивал красивых девиц и водил их к царю.
"Он также растлил одного благородного юношу из дома Хворостининых, которые принадлежат к знатному роду, и держал этого молокососа в большой чести, чем тот без меры величался и всё себе дозволял".
А ещё Масса утверждает, что после себя Лжедмитрий Иванович оставил после себя пару десятков внебрачных мальчишек, так и не ставших – увы! – самозванцами.
*Верным рыцарем» именует Басманова Буссов.
**Едва только Дмитрия убили, свидетельствует Масса, "Михаил Молчанов бежал в Польшу, и (после его бегства) пропали и скипетр, и корона. Не сомневались, что он взял их с собою".
Кто они – подлинные дети Лжедмитрия Ивановича?
Ксения Годунова была настоящей русской красавицей – кровь с молоком или молоко с кровью (источники путаются). Статная особа. Возле неё Расстрига казался маленьким уродцем. Как Пушкин рядом с Натали через какую-то пару сотен лет.
Лжедмитрий Иванович категорически отказал русским боярам в просьбе жениться на дочери Бориса Годунова. "А, зачем? – якобы сказал самозванец. – Она мне и так даёт".
"Послушайся Самозванец родовитых бояр, откажись от Марины Мнишек, сетует Куклин, и страна могла бы и избежать последующего кошмара".
Если б да кабы…
Поздно было жениться на Ксении Годуновой после того, как избавил её от родственников.
Лжедмитрий Иванович считал себя императором (с кем не бывает!), а то, что соседи его не признавали, так нам всегда было срать на соседей. Непонятно, правда, как это неистребимое чувство согласуется с извечным низкопоклонством перед Западом*? Над этой дилеммой ещё божественный Ёсиф безуспешно ломал себе голову.
*Наверное, потому, что наши соседи никогда не причислялись нами к Западу. Западом, впрочем, тоже. Сегодняшняя ситуация – временная напасть, и все это знают.
На придворных балах Лжедмитрий Иванович щеголял в одежде польского гусара, словно Польша уже вошла в состав московского царства в качестве одной из захолустных провинций. А чтобы прибавить себе росту он гарцевал на высоких каблуках.
О чём в это время думал Лжедмитрий Иванович?
О сближение с западноевропейскими странами, думал самозванец.
Кстати о сближении.
Годунов первым из московских правителей отважился отправить русских детей на обучение за границу*. Эффект превзошёл ожидания: никто из них не вернулся обратно.
*В Англию, Францию и Германию были посланы "русские робята".
Однажды самозванец совершил глупость: он велел разорить могилу истинного Дмитрия. Останки мальчика закопали за стенами Угличского кремля, не поставив даже креста.
Возмущённая Марфа Нагая через Петра Петрея сообщила Жигимонту, что московский царь не настоящий, а липовый. "Разговор двух шведов, - пишет Скрынников, - был коротким. Король велел Петрею помалкивать, если ему дорога жизнь".
В Москве самозванец сблизился с лютеранами: оппозиция обещала ему польскую корону. Теперь он мечтал о новой унии, в которой Москва поглотила бы Речь Посполитую.
А что? неплохая идея, лучшая, пожалуй, чем смута. Екатерина Великая привела её в исполнение.
А ещё в узком кругу польских советников самозванец обсуждал планы секуляризации православной церкви. В Европе завершалась Реформация. Выгодное, говорили протестанты, мероприятие: отнять у церкви - и поделить, а потом держать мёртвой хваткой. В этом весь смысл протестантской этики: хапни чужое – и держи.
А пока протестанты советовали Лжедмитрию Ивановичу произвести ревизию монастырей и "урезать корма бесполезному бремени земли - праздным монахам".
Советские комментаторы искали, но не нашли намерения секуляризации церковных земель в иных источниках, а вот поборы, пишут они, были, и немалые.
Как же без поборов. Святое дело.
В присутствии поляков самозванец как-то назвал австрийского императора ещё большим придурком, чем польский король. Королю, разумеется, донесли. Жигимонт рвал и метал, да и другие крякали из Кракова: пся крев! пся крев! Пёсья кровь, значит.
По свидетельству Петра Петрея один из иезуитов, окружавших самозванца, прилюдно произнёс в его адрес сокровенные слова: "Нами он приведён к власти, нами может быть и лишён её".
Между тем, в Кракове состоялась торжественная церемония обручения мнимого царя и смиреной невесты Правда, обручился не сам самозванец, а его полномочный представитель дьяк Афанасий Власьев. Когда жениха по обыкновению спросили, не давал ли он обещания жениться на другой женщине, Афанасий безапелляционно ответил: "А мне откуда знать? Я при том не присутствовал", вызвав неподдельный восторг участников церемонии. Тем не менее, поляки нашли Власьева человеком замечательным: "Удивительно, что под мрачным московским небом существуют люди столь острого ума" – ещё бы: дьяк приехал в Краков не с пустыми руками.
"Всё поведение молодого царя убеждает, что он был искренне влюблён в Марину", - пишет Бушков и чуть далее добавляет: "вместо обещанных в полное владение Новгорода и Пскова показал, вульгарно выражаясь, кукиш с маслом, не пожаловав будущему тестю и паршивой деревушки".
Ну, какая же это любовь, если вместо Смоленска и Новгорода кукиш с маслом?
Благо
Марина ехала в Москву. На пути к столице построили 540 новых мостов.
Когда Марина оказалась в Вязьме, он избавился от Ксении Годуновой, отправив её в монастырь на Белоозере, где её постригли в монахини под именем Ольга.
Невеста ехала в золотой колымаге. Масса пишет "Она (колымага) была искусно отделана, как театр, убрана золотой парчой, внутри лежали подушки, унизанные жемчугом". А ещё в ней сидел "красивый маленький арап, державший на золотой цепочке обезьяну, с которою он играл. И эту колымагу везли двенадцать белых лошадей с круглыми чёрными пятнами".
Казанский митрополит Гермоген требовал крестить невесту по православному обряду, но патриарх Игнатий проигнорировал это требование.
Коронация Марины произошла 8 мая 1606 года в Успенском соборе Кремля, после чего патриарх обвенчал царя и Марину Мнишек. Обе церемонии сопровождались грубейшими нарушениями православных традиций.
Масса пишет: "Дьяк Богдан Сутупов, Афанасий Власов и Шуйский по многу раз полными горстями бросали золото по пути, по коему шествовал царь, державший за руку свою супругу.
Золото было самое лучшее, от монет величиною в талер и до самых маленьких, в пфенниг".
В этот день случилось много несчастий, - продолжает Масса, - некоторые из которых были приняты за худое предзнаменование, "ибо царь потерял с пальца алмаз, ценою в тридцать тысяч талеров".
Действительно, несчастье.
А какую фамилию носила пани Марина после свадьбы?
Патрон
Масса: "На другой день, в пятницу, был большой праздник в честь их патрона Николая угодника.
В этот день нельзя было играть свадьбу, и московиты были вконец раздосадованы, что сам царь нарушил обычай".
А болел ли самозванец чёрной немочью? и был ли одержим бесами?*
Никто из современников об этом не пишет**.
Приступы эпилепсии удачно имитировала Марина, но исключительно во время оргазма. Даже пена изо рта шла! А кричала она – слышно было во всех пограничных державах.
*Вариант: падучей болезнью.
**Эпилепсия, говорят, не проходит сама по себе и не лечится даже современными методами
10 мая в московском Кремле с дозволения, разумеется, Лжедмитрия Ивановича впервые была произнесена евангелическая лютеранская проповедь.
Почему в Кремле? Да по той простой причине, пишет Буссов, что господам докторам и капитанам, живущим при самозванце, далеко было ездить в Немецкую слободу.
Хозяюшка, дай водицы испить, а то так кушать хочется, что переночевать негде…
12 мая уже открыто говорили, что царь - поганый, редко ходит в церковь, придерживается иноземных обычаев, жрёт нечистую пищу, не кладёт поклонов Николаю-Угоднику и со дня свадьбы со своею царицей ни разу не мылся в бане.
Поляки вели себя нагло – как оккупанты. Бесчинства вызывали возмущение столичных жителей.
В середине мая к Лжедмитрию Ивановичу пожаловал иезуит Савицкий. Он привёз личное послание генерала ордена иезуитов и индульгенции – золотые пластины с изображением папы римского. Это была чёрная метка – последнее католическое предупреждение.
Пишут: самозванец и его польские советники бросили открытый вызов Боярской думе. Бояре приняли его и в столь же открытой манере – на площадях и улицах столицы – разделались с нечестивцами.
Масса пишет: "Накануне в Москве стояла тишина, и тишина эта была необыкновенная. Она служила предостережением тем, кто по воле божией не слышал, имея уши, и не видел, имея очи, кто погряз в чувственных утехах, разврате и пьянстве, никого не уважал и почитал московитов хуже собак".
Исаак Масса осмеивал привычку русского люда прятать всё ценное в землю, но в ту ночь, пишет он, "мы схоронили нашу утварь и добро, и многие люди зарыли в землю свои драгоценности, деньги и сокровища".
В субботу поутру, семнадцатого мая, разом во всех церквях* заговорили колокола-заговорщики.
И было великое волнение. "Хитрые русские привели в исполнение свой дьявольский замысел, который они вынашивали целый год" (Буссов).
По всей Москве горожане громили дома, где жили поляки.
Масса пишет: "Удивительно было смотреть, как бежал народ с польскими постелями, одеялами, подушками, платьем, лошадьми, уздами, сёдлами и всевозможною домашней утварью, словно всё это спасали от пожара.
В начале мятежа Басманов был ещё в бане, ибо, говорят, он переспал ночью с двумя женщинами и потому был в бане по их обычаю. Когда они возлежат с женщинами, то после идут в баню, чтобы очиститься. И как только он заслышал набат, тотчас вскочил на лошадь, надев второпях только исподнее платье"
*Каковых Буссов насчитал три тысячи, "и на каждой колокольне по 5 или 6, а кое-где и по 12 колоколов".
У страха глаза велики.
Буссов явно преувеличивает количество восставших, определяя его в "несколько сот тысяч человек". Напомним, численность населения Москвы в то время не превышала 100 тысяч.
"Я вам не Годунов!" - истошно кричал Расстрига и потрясал бердышом. Раздалось несколько выстрелов, и самозванец отпрянул от окна.
Струсив, Лжедмитрий Иванович даже не пытался спасти жену. Он бежал. Его поймали и растерзали. Труп выволокли из Кремля и поместили на всеобщее обозрение. Три дня лежал он на столе посреди площади. Многие, пишет Масса, глумились нал ним, некоторые плакали.
Фрейлин Марины изнасиловали.
Буссов пишет: "Совратили и соблазнили всех девиц. Один князь приказал отвести к себе домой одну, другой – другую. Так обращались они с дочерьми польских вельмож". Ему вторит поляк Маскевич: "Государыня царица равным образом осталась в неволе со всеми благородными Польками: над каждою из них Московиты изрядно подшутили".
Советские комментаторы сухо опровергали эти утверждения: "цена бесчинств в комнатах царицы не подтверждается другими источниками".
Постсоветский писатель Александр Бушков настаивает: "Около тридцати самых знатных и молодых польских красавиц бояре Шуйского, по достоверным сведениям, сразу же попридержали для себя и увезли по домам".
Возьмёмся за руки, друзья, не будем спорить: ну, изнасиловали малёк, – с кем не бывало в те далёкие смутные времена. Не до сантиментов.
Досталось ли самой Марине – история умалчивает. Некоторые, правда, заявляют, что она спряталась под юбками фрейлины. Это неправда: под юбками скрывался один из шляхтичей. Скорее всего, её спасла собственная неказистость: поднятая с постели, она была не прибрана и не причёсана, и потому оставалась неузнанной в собственных покоях.
Как бы то ни было, Марину и её отца поселили в доме хорошо известного им дьяка Власьева, заставив вернуть деньги и драгоценности, подаренные Отрепьевым. Марина, в свою очередь, просила возвратить ей любимого арапчонка, и в этой просьбе ей пошли навстречу.
Таким образом, пани Марина не просидела на царском троне и десяти дней, зато воспоминания об этом времени остались у неё на всю оставшуюся жизнь.
Позже поляки распустили слухи, что их было убито больше чем в Катыне. Пали смертью храбрых 4 кардинала, три ксёндза и сотня музыкантов. Достали, видать, музыканты москвичей своим варварским европейским роком. Уши вяли.
Были убиты и зарублены 2135 поляков, немецкие ювелиры и купцы из Аугсбурга, имевшие при себе добро и золото.
"Всех раздевали донага, выбрасывали, как падаль, на улицу, так что их пожирали собаки, а русские знахари вырезали жир из их трупов. Так они и лежали под открытым небом, пока на третий день убийца Шуйский не приказал увезти их и похоронить в божьем доме".
"Всякому следует остерегаться ездить на такие свадьбы, как московская и парижская", - пишет Буссов, намекая на жаркую Варфоломеевскую ночь.
Кстати, нынешние французские историки, начитавшись Маяковского, пришли к убеждению, что покойные гугеноты мечтали жить и умереть в Париже.
После смерти лжерусского царя был найден тайник, в котором хранились злополучные договоры с Жигимонтом и Мнишеком, а также переписка с папой римским и иезуитами. Тайник был указан Яном Бучинским, секретарём самозванца.
А ещё выяснилось, что самозванец, собирая поход на татар, на самом деле замышлял напасть на Польшу. "Это советовали ему многие поляки, как то: Сандомирский, Вишневецкий и другие, - пишет Масса. - У него были великие и диковинные замыслы".
А ещё он намеревался истребить всех московских бояр. "Но московиты оказались проворней и застигли его врасплох".
Нового царя избрали быстро* и натощак – собрали толпу народа, наиболее энергичные сторонники Василия Шуйского выкрикнули его имя, и следующий по счёту царь всея Руси был избран. Противники попытались было кричать другие имена, но приверженцы Василия Шуйского их перекричали.
Процедуру провели в лучших европейских традициях: именно так выбирали польского короля, когда им стал брат Варфоломеевского героя Карла Девятого Генрих Анжуйский. Тогда, по разным подсчётам, на коло собралось до ста тысяч шляхтичей, вооружённых и очень опасных.
Дурной пример заразителен.
* Через два дня после убийства самозванца.
А вот как выбирали действующего польского короля и тоже согласно всем ныне действующим демократическим канонам.
После смерти Стефана Батория группа панов, сторонников Яна Замойского, провозгласила королём Польши Сигизмунда из шведской династии Ваза. Конкурирующий клан Зборовских объявил королём эрцгерцога австрийского Максимилиана.
Новоизбранные короли начали в Польше военные действия. Максимилиан с австрийцами осадил Краков. С севера к столице спешил Сигизмунд. Население города предпочло открыть ворота шведам. Сигизмунд мирно занял Краков и немедленно короновался. Тем временем коронный гетман Замойский дал сражение Максимилиану в Силезии. Австрийцы были разбиты, а сам эрцгерцог попал в плен. Через два года поляки освободили его, потребовав обязательств не претендовать на польскую корону. Поручителем эрцгерцога выступил его брат – император донельзя Священной Римской империи.
Считается, что предком Василия Шуйского был Александр Невский. На самом деле, пишут, им был младший брат знаменитого князя, ничем особенным не примечательный.
В день избрания Василия Шуйского труп самозванца наконец-то убрали с площади*: привязали к лошади, волоком вывезли за город и закопали у обочины дороги по примеру древних греков, которые хоронили своих бывших сограждан вдоль дорог, превращая их в кладбищенские аллеи. Едешь из Афин в Спарту и читаешь могильные надписи – вместо книжек.
Прошло немного времени, и по настоянию священников труп нечестивца выкопали и сожгли. Говорят, на том самом месте, где несколько веков спустя рассеяли прах Лили Брик, незабвенной спутницы Владимира Маяковского.
По другим свидетельствам труп Лжедмитрия Ивановича выкопали, привезли на Красную площадь, сожгли при всём честном народе, зарядили пушку и выстрелили в ту сторону, откуда пожаловал самозванец.
Пишут: стреляли из Царь-пушки, и это был единственный выстрел из неё. Её, может быть, и отлили специально для этого случая - так распорядилось провидение.
*Это в наши дни самозванцам строят мраморные мавзолеи и пантеоны. И не только в Москве.
Шуйский категорически отказался платить по долгам Расстриги, объявив, что казна пуста, ибо все деньги Лжедмитрий Иванович давно уже отправил в Польшу.
Очень недоволен действиями Шуйского Бушков: самозванец, надувший польского краля, у него - государственный человек, Шуйский, говорящий правду, - враль.
"Старого мошенника Юрия Мнишека неудача лишь подхлестнула на новые авантюры, и он предложил боярам выдать дочь свою замуж за царя Василия. Когда об этом предложении доложили царю, тот, не мудрствуя лукаво, велел послать его к… матери, и Юрий с Мариной были сосланы в Ярославль", - пишет Широкорад, намекая на место, где прячется эта самая мать.
Спорное утверждение! Знают поляки и другие адреса.
Уже через неделю после переворота на улицах Москвы стали появляться подмётные письма*, сочинённые, якобы, самим Лжедмитрием Ивановичем. В них писалось, что московский царь ушёл от мести бояр (типа колобка), жив, здоров и скоро вернётся - ждите.
*Ныне роль таких писем выполняют подмётные сайты.
На третий день после коронации Шуйский задумал канонизировать Дмитрия. Филарет доставил из Углича останки младенца.
"При вскрытии могилы, - пишут дотошные историки, - по собору распространилось благовоние. Мощи царевича оказались нетленными".
В гробу лежал свежий труп ребёнка.
Поражённая Марфа не произнесла ни слова.
Стояла и молчала.
А ещё Шуйский потревожил прах царя Бориса (это было время, когда даже мёртвые не знали покоя). Прах торжественно перенесли в Троице-Сергиев монастырь.
В начале 1606 г., ещё в царствование Растриги, на Тереке появился новый самозванец – царевич Пётр.
О нём знали больше, чем о Лжедмитрии Ивановиче. Это был бродяга Илья, сын муромской потаскухи Ульяны, которая прижила его от посадского человека Ивана Коровина. Самозванец с воодушевлением рассказывал всем желающим весёлую историю о том, как Ирина Годунова, жена царя Фёдора, была беременна, но очень боялась своего брата, Бориса Годунова. Беременна, разумеется, им – этим самым бродягой Ильёй.
В Астрахани объявился царевич Август, потом князь Иван, называвший себя сыном Ивана Грозного от Анны Колтовской. Там же явился царевич Лаврентий. Это был внук Ивана Грозного от убиенного им царевича Ивана. Потом объявились: царевич Фёдор, царевич Клементий, царевич Савелий, царевич Семён, царевич Василий, царевич Ерошка, царевич Гаврилка, царевич Мартынка…
Нет им числа – этим царевичам!
В промежутке между двумя главными самозванцами произошли волнения, называемые восстанием Болотникова. Болотников излагал простую, понятную и вполне большевистскую программу действий: бояр истребить, а всё их имущество, включая жён и дочерей, забрать себе. Программа была встречена с небывалым для 17 века энтузиазмом - почти как в двадцатом.
Отважным витязем назвал Болотникова голландский купчик Масса.
Честный воин
А вот наёмник Буссов возмущался: "Если крестьяне приходят в ярость, они ведут себя, как дикие свиньи! - Сохрани бог попасть в руки крестьян честному воину".
Вся история Речи Посполитой – это сплошной внутриутробный кризис.
Вот и теперь в Польше назрел мятеж. Вождём рокоша был родственник Мнишека краковский воевода с грязной антисемитской фамилией Зебжидовский, сторонник, кстати, войны с московитами.
Пытаясь сублимировать пыл польской шляхты, ляхи долго искали нового царя-самозванца. Обшарили всю Речь Посполитую - и, наконец, нашли…
Им оказался Шкловский бродяга - то ли вор, то ли чёрт, то ли иудей – историки спорят. Они такие спорщики! Почти как депутаты.
"Поверит ли потомство? Несколько сот тысяч русских с боярами и князьями продались жиду - Тушинскому вору" - писал историк Н. Г. Устрялов.
Фёдор Палицын утверждал, что самозванец - это крещёный иудей Матюшка Верёвкин.
Некоторые полагают, что Шкловского бродягу называли евреем, дабы скомпрометировать его или евреев, что в принципе одно и то же, если, конечно, он – еврей, забывая, что евреев невозможно скомпрометировать – не тот народ. После гибели вора, в Калуге, в его вещах обнаружили Талмуд и иные еврейские письмена.
Скрынников пишет: "Царя в России называли светочем православия*. Смута всё перевернула вверх дном. Лжедмитрий 1 оказался тайным католиком, "тушинского вора" называли тайным иудеем".
*Царь в России, как известно, больше, чем поэт.
"Кто был второй Лжедмитрий, так и не выяснено - меня этот вопрос как-то не особенно интересует. Гораздо интереснее одна-единственная загадка", - пишет Бушков, и эта загадка его национальность.
"Древнееврейские книги в багаже второго Лжедмитрия имеют простое и логичное объяснение - алхимия, чернокнижье, каббала. Лжедмитрий на досуге баловался алхимией".
И Маринкой. И вообще, вся жизнь его была сплошное баловство.
"А вы приведите, приведите хотя бы одного жидомасона на суд истории!"– не унимается Бушков.
Издевается, негодник…
"Шкловский бродяга был таким же низкорослым как убитый самозванец. На этом и исчерпывались все сходства, - пишет Скрынников. – Единственный достоверный момент в истории самозванца – площадная брань".
Иезуиты провели собственное расследование (у них каждое расследование – собственное) и установили, что будущий сын царя Ивана звался когда-то Богданкой, был крещёным евреем и некоторое время служил писцом у Лжедмитрия первого.
После разгрома армии Болотникова Шкловский бродяга убёг. Его долго искала и, наконец, обнаружила в окрестностях Пропойска*. По приказу Жигимонта к пропойскому бродяге отправился еврей Якуб. Он должен был удостоверить самозванство нового претендента, однако, встретившись с Богданкой, признал в нём истинного Дмитрия – и кто бы сомневался!
Банкиром новоявленного пропойцы являлся еврей Арнульф Калинский, наглость которого была такова, что он предлагал Жигимонту полмиллиона злотых (всего-то!) за помощь в происках Богданки.
Король, разумеется, отказался. "Нас так дёшево не купишь", - заявил он Калинскому.
*Город Пропойск, в котором с удовольствием зажил бы каждый алкаш, теперь называется Славгородом. Обидно.
Первым признал нового Лжедмитрия Ивановича Ваня Заруцкий, Польский подданный, личность легендарная и неординарная. Когда-то он попал в плен к крымским татарам, бежал из неволи, стал казачьим атаманом. Теперь принимал посильное участие в Смуте.
Ужас
Наёмные солдаты готовы были простить "государю" его происхождение. "Нам всё равно, - говорили они, - лишь бы бабки платил". Ужас заключался в том, что денег у "царя", несмотря на происхождение, не было.
Скрынников пишет: "Казалось, вся Украина вместе с православным украинским магнатом Ружинским собралась под тушинскими знамёнами".
Сюда же вскоре пожаловала и семейка Мнишеков. По своему разумению или направил кто, теперь уже и не важно.
"Мнишеку, - пишет Широкорад, - было всё равно, в чью постель ляжет его дочь. Он уже отдал её беглому монаху, предлагал старику Шуйскому, так почему она должна была отказать Шкловскому еврею?"
Действительно – с какой стати?!
Да и сама пани Марина, по словам Пушкина, готова была отдаться каждому, кто мог подарить ей хотя бы призрачную надежду на трон.
Каштелянским было мировоззрение Юрия Мнишека.
Три дня торговался Мнишек с очередным самозванцем.
В конце концов "вор" обещал ему триста тысяч и Северское княжество с четырнадцатью городами.
И они ударили по рукам.
Марина жила с самозванцем невенчанная: зачем Шкловскому вору венчание?
Впрочем, польские (и что с них возьмёшь!) источники сообщают, что 5 сентября, за день до торжественного воссоединения мнимых супругов, состоялось тайное бракосочетание Марины и Тушинского вора по католическому обряду, совершённому монахом-иезуитом.
Претендентами на русский престол стали мнимый сын и сука Мнишек.
А руководили самозванцем децемвиры* – десять польских шляхтичей, наделённые диктаторскими полномочиями. Решения децемвиров были обязательны для Шкловского вора.
*Децимацией называл Лев Троцкий расстрел каждого десятого солдата проштрафившегося подразделения Красной Армии.
Когда поляки с наскока взяли Ростов, в плен к ним попал местный митрополит, а им, как известно, был Филарет. Пишут: самозванец буквально изнасиловали Филарета саном патриарха, но это, конечно же, преувеличение. Тем не менее, вор действительно удостоил его высшей милостью – чином первосвященника. Тот с благодарностью принял подношение, ибо был человеком воспитанным и всегда говорил "спасибо" тем, кто воздавал ему должное. В свою очередь, он подарил Шкловскому отщепенцу "посох с восточным рубином ценою в бочку золота*".
Кстати, о бочках: "Дорогие вина у русских подают в бочонки из чистого серебра с золотыми обручами".
Патриаршествовал Филарет больше полутора лет. И всё в плену, да в плену, в плену, да в плену…
Вершил богослужения и рассылал грамоты, призывая народ признать царя Димитрия.
*Честный воин Буссов
А знал ли Филарет, что Самозванец на досуге изучает Каббалу?
Смелому всякая земля - отечество, считал бродячий ландскнехт Буссов, и потому "три года верой и правдой служил Шкловскому вору, проливал за него кровь, теряя здоровье и родственников"*.
Служил не зря. У него были прекрасные владения в России. Одно из них находилось недалеко от Смоленска. Это имение опустошили и превратили в руины воины польского короля Жигимонта. Второе имение включало в себя большие и прибыльные рощи и располагалось, как сказали бы теперь, в ближнем Подмосковье. Оно было выжжено татарами, "и столько людей было убито и уведено в плен, что едва ли осталось десять крестьянских дворов".
*Его собственное признание.
"Лутчие воровские люди" - это тушинские бояре.
Без предательства среди русских людей поляки обойтись не могли.
Предательство во все века подвержено расчёту: кто предаёт по пустякам, кто – по большому счёту.
Рифма, правда, убогая, зато смысл – точен.
Людмила Морозова пишет: "Ради наживы они (бояре) перебегали из одного лагеря в другой: то целовали крест Лжедмитрию II и получали от него жалование, то возвращались к царю Василию. И так делали по пяти и десяти раз".
В сентябре 1608 года началась осада Троице-Сергиева монастыря. В течение 16 месяцев войско Лисовского пытались его взять, но безуспешно.
Ляхов привлекали огромные богатства, накопленными монахами, и ценности состоятельных граждан, свезённые сюда на хранение*.
Известнейший европейский педераст Астольф де Кюстин через двести тридцать лет писал: "Сокровищница её полна золота, алмазов и жемчуга. Этот монастырь мог бы стать богатой добычей для французов, ведь с четырнадцатого века он ни разу не был захвачен врагом".
В двадцатом веке всё досталось большевикам.
Они взяли монастырь без единого выстрела.
*Вот как защищали частные вклады православные монастыри, не то, что иные первоклассные банки.
Пан Лисовский.
"Он превратил в пепел весь Ярославский посад, потом пошёл дальше вглубь страны, истребляя всех, кто попадался на пути: мужчин, женщин, детей, дворян, горожан и крестьян. Сжёг дотла Кинешму и Юрьевец и возвратился в лагерь под Троицу с большой добычей. Какой значительный вред был нанесён грабежом и пожарами этим отпавшим городам - выразить невозможно. Я часто удивлялся, как эта земля так долго могла выдерживать всё это" (Буссов).
(1609) Января 11 был сейм в Варшаве.
"Стоит только обнажить саблю, чтобы кончить войну с московитами", - заявил польский король.
Польская пропаганда работала на полную мощь. «Русский народ христиане лишь по названию", - внушали ляхам умные люди. Речь шла об одновременной колонизации и полонизации Московии.
Жигимонт обещал много и щедро, а более всего - свобод, в том числе свободу совести. И только иудеям запрещался въезд в сказочное Московское государство. Черту оседлости проповедовал польский круль, никак не хотел расставаться с верными ему евреями.
Литовский канцлер Лев Сапега советовал королю начать вторжение со Смоленска и убеждённо заявлял: "Смоляне ждут - не дождутся освобождения. Крепость сама откроет ворота, стоит лишь в них постучать" (типа: дёрни за верёвочку – дверца и откроется).
Осада Смоленска продолжалась двадцать месяцев.
Выборг. 28 февраля 1609 г. был заключён договор о совместных военных действиях московского государства и Швеции против Польши. Шведы обещали послать в Россию наёмное войско в составе двух тысяч конницы и трёх тысяч пехоты.
Союзное войско возглавили Скопин-Шуйский, племянник царя, и шведский военачальник французского происхождения де ла Гарди.
"За шведскую помощь царь Василий Шуйский отказался за себя и детей своих и наследников от прав на Ливонию. Вступление шведских войск в русские пределы дало повод Сигизмунду III начать войну против России" (Широкорад).
Шкловский вор и Заруцкий, еврей и хохол.
И тот и другой имели польку по чёрному - наряду с другими обитателями тушинского лагеря.
Марина пошла по рукам.
Любимое выражение Шкловского вора: "Не будь я Димитрий…"
Вторжение королевских войск в Россию вызвало панику в Тушине. Поляки возмущались неразумным поведением короля, требовали покинуть Московское государство и не мешать их честному предприятию.
Польский круль, разумеется, проигнорировал это наглое требование.
Патриарх Филарет, позабыв, что присягал на верность Шкловскому вору, предал его и выразил готовность служить польскому королю Жигимонту.
Тушинский вор стал всем помехой. Фактически он стал пленником.
Переодевшись в крестьянское платье, он и его шут, нет, не Балакирев, а Пётр Козлов, сели в навозные сани и бежали в Калугу.
Вслед за ним из Тушина бежала Марина Мнишек. Она была беременна, что не помешало ей, однако, скакать на лошади, переодетой казаком.
В мае 1610 года Филарет был пленён русскими солдатами и доставлен в Москву. Василий Шуйский имел полное право казнить его за предательство. Пишут: и будущее России повернулось бы к нам иным боком (история, как сердце красавицы, склонно к измене, по мнению некоторых непозволительно прытких писателей).
Увы!- мы не пишем иную историю.
Царь проявил благодушие. Чего-чего, а православию всегда не хватало ордена иезуитов. Как-то обходились без него.
Скопин неуклонно приближался к Москве. Освободил Троице-Сергиев монастырь, взял Александровскую слободу.
Скрынников пишет: "Превосходя трёх братьев Шуйских знатностью, Скопин обладал неоспоримыми правами на трон".
Жигимонт обратился к Скопину со специальным посланием, призвав его свергнуть Василия Шуйского и признать королевича Владислава. Ответа он не дождался.
В марте 1610 года Скопин вошёл в Москву. Столица встретила его восторженно.
По случаю победы Скопин пил беспробудно.
Однажды у него пошла носом кровь, и после двухнедельных мучений он умер.
Заговорили об отравлении. Обвиняли жену Дмитрия Шуйского, Екатерину. Спорное утверждение, ибо Скопин готовил поход на Смоленск, и глупо было Шуйским убивать его в этот момент. Могли бы отравить и попозже, например, после битвы у Клушино.
Так кто же отравил его? Да та самая боярская чернь, которая вскоре пустила поляков в Москву.
У каждого народа есть своя чернь, и не обязательно это негры.
Дмитрий Шуйский возглавил царские войска, намереваясь нанести полякам решающее поражение.
Широкорад пишет: Его "погубили беспримерная глупость и столь же беспримерная жадность. Накануне сражения шотландцы, французы и немцы, служившие наёмниками в шведском войске, потребовали выплаты жалованья. У Шуйского в войсковой казне были деньги, но он решил повременить с платежом в надежде, что после битвы ему придётся платить меньше".
В разгар сражения поляки перекупили наёмников. Шотландцы, французы и немцы переметнулись на сторону ляхов.
Узнав об этом, Дмитрий Шуйский бросился бежать. За ним, естественно, последовали остальные.
Победа ляхов была полная, им достались вся русская артиллерия и та самая казна.
Царь Василий обратился за помощью к крымскому хану, извиняюсь, кайзеру. По его просьбе к Туле подошли 10 тысяч татар во главе с мурзой Кантемиром, взяли деньги у царских воевод, а потом занялись грабежом местных жителей.
Шуйский, видя, что бог не шлёт ему счастья, пишет Буссов, обратился за помощью к дьяволу и вовсю занялся колдовством. "У многих беременных женщин он велел разрезать чрево и вынуть из него плод, а также убить много здоровых лошадей, вынув у них сердце".
Ну, ладно женщин, а лошадей-то за что?*
*Сообщение лютеранина Буссова, пишут советские комментаторы (и кто же им поверит!), характерно тщательное собирание слухов, порочащих веру и обычаи русского народа.
Захар Ляпунов явился к царю Василию в сопровождении чудовских монахов и предложил Шуйскому принять постриг – "по-хорошему".
Царь отказался.
Тогда его постригли насильно, под конвоем привезли в Чудов монастырь и заперли в одиночной келье.
Василий Шуйский был наказан по полной программе, ему припомнили всё – и свержение Лжедмитрия Ивановича, и подавление так называемого восстания Болотникова, и невозможно долгое сопротивление ясновельможным панам.
Гетман Жолкевский потребовал, чтобы бояре выдали ему русского царя, и беспородные бояре – холопы московских князей - с радостью это сделали, присовокупив ещё и его братьев.
Чернь! ей Богу, чернь!
"30 октября в королевский лагерь под Смоленском торжественно въехал гетман Жолкевский. Он привёз сверженного царя Василия с братьями и представил их Сигизмунду. Поляки потребовали, чтобы Василий Шуйский поклонился королю, на что тот ответил: "Нельзя московскому и всея Руси государю кланяться королю: праведными судьбами божиими приведен я в плен не вашими руками, но выдан московскими изменниками, своими рабами" (Широкорад).
По старой русской традиции Боярская дума создала совет по управлению страной. В народе это правительство прозвали "Семибоярщиной".
В него вошли князья Ф. И Мстиславский, И. М. Воротынский, А. В. Трубецкой, А. В. Голицын, И. Н. Романов, Ф. И. Шереметев и Б. М. Лыков. Именно они, по мнению Платонова, были теми боярами, которые всю власть земли Русской "предаша в руце литовских воевод".
Не семь, а шесть бояр управляли Московией, настаивает Бушков, да и фамилии называет не те. "Коли мы помним героев, обязаны помнить и предателей".
Не будем спорить – запомним, но кого? В России в то время было 33 боярина.
Большинство членов правительства имело литовское происхождение (предки Мстиславского, Голицына, Трубецкого, Воротынского были выходцами из Литвы). Сама судьба долго прививала им униатские замашки и мышление. Им вообще нравились польские порядки, где у панов было столько свободы, что она давно уже превратилась в анархию.
Уже через месяц после свержения Шуйского бояре заключили с гетманом Жолкевским договор, который дал законный повод королю Жигимонту для продолжения польской интервенции в России и завоевания русских земель.
"И Филарет, и Михаил, как положено, целовали крест королевичу Владиславу, что дало повод через четверть века польскому королю Владиславу IV справляться у русских послов о здоровье "нашего подданного Михаила Романова" (Широкорад).
Народ противился намерению бояр возвести на трон импортного правителя. Чем больше читаешь о смуте, тем явственней сознаёшь, что народ безмолвствует только у Александра Сергеевича Пушкина.
Русские бояре, опасаясь возмущения народных масс, недовольных избранием на царский престол польского королевича, договорились о введении в Москву польского войска.
Тёмной ночью 21 сентября 1610 г. ворота Москвы были открыты, и польские войска Станислава Жолкевского со спущенными знамёнами, без барабанного боя, можно сказать на цыпочках, вошли в столицу. Проснувшись, горожане увидели, что Москва вновь захвачена ляхами.
Ляхи, мочало – начинай сначала.
Начали…
но не сразу…
А в церкви святого юродивого Василия они устроили конюшню…
Ляхи ходили по городу, смотрели по сторонам…
Маскевич, один из польских оккупантов, пишет: "Русские ремесленники превосходны, очень искусны и так смышлёны, что всё, чего с рода не видывали, с первого взгляда поймут и сработают столь хорошо, как будто с малолетства привыкли, в особенности Турецкие вещи: чепраки, сбруи, сёдла, сабли с золотою насечкою".
И ещё о нас – нечто удивительное и необъяснимое. Врёт, наверное, Маскевич: "Московиты соблюдают великую трезвость, которую строго требуют и от вельмож, и от народа. Пьянство запрещено; кабаков нет во всей России, негде купить ни вина, ни пива, и даже дома, исключая бояр, никто не смеет приготовить для себя хмельного. Пьяного тотчас отводят в бражную тюрьму".
Вытрезвителями назывались в советское время бражные тюрьмы.
А вот как Маскевич описывает Китай-город, в котором, кстати, не было ни одного китайца, японцы были, а китайцы нет. "Трудно вообразить, сколько там лавок и какой везде порядок: для каждого рода товаров, для каждого ремесленника, самого ничтожного, есть особый ряд, и даже цирюльники бреют в своём ряду".
В одном только Китай-городе Маскевич насчитал 40.000 лавок. Что-то многовато для восьмидесятитысячной Москвы. Неужто в Москве и впрямь жило до полумиллиона людишек?
А потом пришли вести о том, что Шкловский вор убит.
А убил пропойского бродягу крещёный татарин Пётр (Арслан) Урусов. Он же отсёк ему голову.
Марина Мнишек была на сносях. Узнав о смерти самозванца, она, обнажив набрякшие груди, выскочила на калужскую площадь и огласила её своими воплями. Маленько погоревав, родила вы****ка, нарекла его наследником престола и, вынеся народу, просила окрестить в православную веру.
"Вы****ок до десяти родов во церковь божию не входит", - гордые слова князя Курбского.
Но что же делать – окрестили…
Блудня
Гарно-угарную Марину крыли почём зря.
Писали: "Она воровала со многими".
Подлинного отца ребёнка не смог бы определить даже генетический анализ, ибо "нельзя объять необъятное"*.
*Козьма Прутков
После смерти Шкловского вора русские люди начали объединяться против литвы, вставая на защиту православной веры. Пишут: неформальным лидером сопротивления полякам стал патриарх Гермоген. Из оккупированной Москвы он рассылал грамоты, освобождая народ от присяги Владиславу.
Рассказывают, боярин Салтыков заорал на Патриарха: "Я убью тебя!" и с ножом бросился на него. Гермоген крестом остановил зарвавшегося негодяя: "Не страшусь ножа твоего! Будь ты проклят от нашего смирения в этом веке и будущем!" В ужасе Салтыков упал на колени и стал молить о прощении, и Гермоген в прекрасном православном благодушии простил его.
И тогда предатели-бояре упрятали его в каменное узилище Чудова монастыря.
Оно и правильно – в этом монастыре родилась крамола, и кому, как не патриарху держать за неё ответ…
В Кремле, пишет Маскевич, находится колокол, "вылитый для тщеславия: висит он на деревянной башне, в две сажени вышиною, язык его раскачивают 24 человека. Незадолго до нашего выхода из Москвы, продолжает Маскевич, колокол слегка наклонился на Литовскую сторону, в чём Московиты увидели добрый знак. И в самом деле, вскоре нас выжили из столицы".
Агнец Божий
Народ всегда ненавидел бояр, а некоторые историки ненавидят их до сих пор, Вот, например, Валерий Куклин пишет: "На фоне новорусских и старорусских аристократов даже Гитлер выглядит агнцем Божьим".
"Толстопузыми московитами" называли иностранцы думских хозяев.
"Дородный человек у них значит честный человек".
Если бы…
Бояре ополячились, поляки распоясались.
Пишут: "Жены и дочери москвичей средь бела дня подвергались насилию. По ночам поляки нападали на прохожих, грабили и избивали их. К заутрене не пускали не только мирян, но и священников".
Житья никакого не стало....
В Москве вспыхнуло восстание. Не в силах справиться с волнением, поляки пошли на крайнюю меру.
Четыре дня они жгли город.
Маскевич пишет: "Мы действовали по совету доброжелательных к нам бояр*, которые признавали необходимым сжечь Москву до основания, чтобы отнять у неприятеля все средства укрепиться. Смело могу сказать, что в Москве не осталось ни кола, ни двора".
*Называют имя того самого Салтыкова, который, кстати, первым запалил собственный дом.
Грабили народ почём зря.
Русским, пишет Буссов, воздали сторицей. "Если они вывезли из Лифляндии ценностей на 100000 гульденов, то у них забрано больше чем 100 бочек золота. Немногие немецкие пленные женщины и девушки, которым они причинили зло и увели их из Лифляндии в Москву, не могут идти в сравнение с громадным числом женщин и девушек, опозоренных и обольщённых поляками.
Вред, причинённый России пожарами, так велик, что на опустошённых местах можно вполне поместить четыре или пять Лифляндий".
Все знают фамилии Сапунова, Трубецкого и Заруцкого. Просовецкий – фамилия ещё одного предводителя первого земского ополчения. И достоверно известно, что членом ВКП (б) он не был.
Кольцо осады сжималось. Вскоре русские очистили Белый город.
И всё вроде бы хорошо, но…
"Когда Ивашка Заруцкий с товарищами взяли Новодевичий монастырь, они разорили церковь и ободрали образа, и таких черниц, как бывшую королеву Ливонскую, дочь Владимира Андреевича, и Ольгу, дочь царя Бориса, на которых прежде и глядеть-то не смели, ограбили донага, а иных бедных черниц грабили и насиловали. Они считаются христианами, а сами хуже жидов".
По версии Казимира Валишевского, казаки Заруцкого, ворвавшись в монастырь, изнасиловали всех монахинь, включая Ксению Годунову.
Валишевский и сам бы с удовольствием присоединился к казакам, да вот не довелось. И потому он больше действовал языком.
Впрочем, чешские учёные тоже утверждают, что Заруцкий лично участвовал в групповом изнасиловании дочери Годунова.
"Истинным Спасителем русского Отечества" называет Валерий Куклин польского подданного Ивана Заруцкого. Не дай нам Бог таких спасителей.
Смоленск защищался из последних сил.
В городе свирепствовала цинга.
Современники утверждали, что к концу осады из восьмидесяти тысяч жителей остались в живых не более восьми тысяч.
Город жертвовал собою, сам не сознавая этого, во имя будущего страны и её единства. Смоленск сопротивлялся, пока в его гарнизоне не осталось пары сотен защитников, способных носить оружие. Израненные, но ещё живые, они собрались в храме Успения Пресвятой Богородицы, зажгли порох в подвале и погибли под развалинами собора.
А потом пришла очередь Новгорода.
Пишут: "Предатель Ивашка Шваль глубокой ночью открыл Чудинцовские ворота и впустил шведов в город". Некоторые историки настаивают, что провёл он их подземным ходом.
Командовал шведами генерал де ла Гарди – бывший соратник Скопина.
Даже в те времена, с восхищением пишет Бушков, иностранцы, собравшись грабить, думали об имидже и респектабельности. Видимо эта респектабельность и пленила Ивашку Шваля. И Бушкова тоже.
Кстати, шведы очень любили французских генералов и маршалов. Один из них занял шведский трон. Эта династия до сих пор правит Швецией. "Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет, - говорили скандинавы, приглашая наполеоновского головореза. – Приходите княжить и владеть нами".
Разноземцами называет Карамзин воинов, служивших под началом де ла Гарди.
"Необычайно широк диапазон участия иностранцев в делах России", - удивляются историки – больше чем при Петре Первом! Даже японец принимал в ней участие! Нет, не Хакамада, хотя кто его знает.
Шведы, немцы, французы, итальянцы и испанцы, англичане и шотландцы, голландцы и датчане, греки, валахи, ляхи...
"Взятие Смоленска вскружило голову королю", - пишет Широкорад. Вместо похода на Москву он возвращается в Варшаву, где устраивает триумф по образцу римских цезарей.
Октябрь 1611 года...
По новоиспечённой польской столице едет в позолоченной колеснице, в лавровом венке на челе король Жигимонт. Сразу за колесницей со стоящим в ней королём идёт человек. На шею наброшена верёвка, руки связаны за спиной. Это православный царь Василий Иванович Шуйский.
Впрочем, порядок триумфального шествия и поведение Шуйского описывают разно – в зависимости от предпочтений, но, как бы то ни было, театральное действо убедило широкую польскую общественность в том, что Московия окончательно покорена.
Пишут: "Денег и драгоценностей у поляков, сидевших в Москве, было в избытке, но их нельзя было есть.
Солдаты заряжали мушкеты крупным жемчугом и стреляли ими в русских, проигрывали в карты детей знатных бояр и богатых купцов".
"Боже праведный, пишет Буссов, обращаясь к всевышнему, да сделай же так, чтобы эти закоренелые египтяне отступились от своего идолопоклонства и обратились к истинной, праведной вере Христовой!"
\Спичрайтер Конрад
В хронике Буссова имеются: три речи царя Фёдора, семь речей Бориса Годунова, три речи Василия Шуйского, девять речей Лжедмитрия Ивановича, тринадцать речей Шкловского вора, семь речей Марины Мнишек, шесть речей Мартина Бера*, четыре речи князя Шаховского, четыре речи Болотникова и даже речь русского народа на датском языке.
*Пастор по нужде – по терминологии автора.
Кстати, пастор Мартин Бер владел таким огромным имуществом в Московии, что оно было предметом вожделений двадцати пяти священников города Козельска.
Тем временем в Ивангороде объявился следующий сын Ивана Грозного, бессмертный аки Кощей, из того же рода, по крайней мере. И был он то ли Матюшкой, то ли Сидоркой, а кто из них точно – историки спорят. Я уже писал, какие они спорщики. Не будем им мешать. Отойдём в сторону…
В Ивангороде на радостях три дня звонили в колокола и палили из пушек.
Казаки жаждали посадить на русский трон своего царя. Это была казацкая идея фикс, и потому они шустро признали Матюшку, а заодно и Сидорку. Однако в широких народных массах личность Лжедмитрия уже была непопулярна, и потому Иван Заруцкий, будучи в коротких (очень коротких) отношениях с Мариной, задумал отдать царский престол её сыну – "ворёнку".
А пока, по собственному признанию, поганил Маринку кажный божий день, иногда по два раза.
Кузьма Минин, "Выборный всею землёй человек". Это звание соответствовало Минину лучше, чем самозваное качество Велимира Хлебникова.
Минин провёл через Земскую избу постановление о сборе пятой деньги в добровольно-принудительном порядке, хорошо знакомом нам по временам советской смуты.
- Православные люди! – призывал он нижегородцев. - Не пожалеем животов наших, и не токмо животов - дворы продадим, жён и детей заложим.
А что делать с тёщами не сказал. Видимо оставил про запас – для третьего ополчения.
Пишут: основные тяготы по финансовому обеспечению ополчения были возложены на плечи беднейших слоёв населения.
А где и когда было иначе? Для него старались, родимого.
Прежде чем стать товарищами по оружию, Минин и Пожарский были товарищами в добыче и продаже соли. Выгодное предприятие, однако, по тем временам.
Этикет
Несколько раз посылали нижегородцы гонцов к князю Пожарскому с просьбой возглавить ополчение, но он отвечал отказом. Это связано с этикетом – не принято было на Руси соглашаться с первого раза. Теперь – только позови…
Сформировавшись в Нижнем Новгороде, ополчение двинулось в Ярославль. Шля по Волге, скованной морозами, забирая без спроса всё, что попадалось на глаза.
"А сколько женщин да девок изнасиловали по дороге, сказать трудно", - сетует Куклин.
Об этом в школьных учебниках истории не пишут. Может быть, зря?
"Мешок ржи стоил дороже мешка перца", - пишет московский затворник Маскевич.
Как утверждали участники осады, когда не стало трав, корней, мышей, собак, кошек и падали, осаждённые ели пленных. Потом ели умершие тела, выкапывая из земли. "Пехота сама себя съела и ела других. Пехотный поручик Трусковский съел двоих своих сыновей. Один гайдук тоже съел своего сына, другой - съел свою мать. Кто был сильнее другого, тот того и хавал".
Шляхта требовала для себя почётной сдачи в плен.
Пожарский настаивал на безоговорочной капитуляции.
"Для начала поляки попросили разрешения покинуть Кремль русским женщинам. Русские воеводы согласились. Вышедшие из Кремля боярыни и княжны пытались унести с собой царские драгоценности".
В тот же день польский гарнизон капитулировал*.
Принимал капитуляцию Кузьма Минин.
Часть пленных во главе с полковником Струсем отдали Трубецкому, а остальных с полковником Будилой – второму ополчению. Казаки перебили большую часть доставшихся им пленных. Уцелевших поляков Пожарский и Трубецкой разослали по городам и весям России.
*27 октября (4 ноября) 1612 года,
Войдя в Кремль, ратники Пожарского увидели разграбленные и загаженные храмы. В больших чанах плавали разделанные и засоленные человеческие трупы.
"Было бы худо, когда бы поляки завоевали эту страну, - пишет Масса, - потому как, завладев ею, они снова посадили бы на престол какого-нибудь Дмитрия. И не продержались бы более года, ибо русские ещё более своевольны и упрямы, чем евреи, и снова перебили бы всех поляков. Московия лишилась бы людей и была бы совершенно разорена, от чего всемогущий бог да сохранит её".
Джек Алтаузен писал о Минине и Пожарском: "подумаешь, они спасли Расею! А может, лучше было б не спасать?" Многие Алтаузены и сейчас придерживаются этой позиции. Стоит ли обращать на них внимание*?
*Джек Алтаузен, кстати, родился на Ленских приисках в семье золотопромышленника. Думаете, дети наших олигархов имеют иное мировоззрение?
Историки давно ломают копья в спорах: домогался ли Дмитрий Михайлович царского престола?
И, разумеется, не могут ответить на этот незамысловатый вопрос.
Согласно Носовскому и Фоменко Иван Сусанин был сыном библейской Сусанны. От старцев. От какого именно предстоит определить ревностным потомкам.
Время самозванцев вроде бы подошло к концу.
Нового царя выбирали всем миром и, тем не менее, многие считали Михаила Романова самозванцем. Некоторые историки считают до сих пор, например Валерий Куклин.
Ему вторит Широкорад: "Избирательная грамота Михаила Романова является фальшивкой". И вообще, "в феврале 1613 г. произошёл государственный переворот – воровские казаки силой поставили царём Михаила Романова".
"И кто больший патриот земли русской: грузин Джугашвили или русский аристократ Захарьин-Юрьев?" - спрашивает очередной диссидентствующий историк. Как много ныне таких историков в моей распрекрасной отчизне.
Сетуют: "Увы, Минин и Пожарский оказались в большой толпе хорошо награждённых тушинцев".
Помилуйте, господа-товарищи, так это и есть примирение – иного способа не придумано!
Заруцкий и "поганая Маринка" между тем бежали из Астрахани в Персию.
Пишут: ею заинтересовался шах Аббас, намеревавшийся назначить бывшую русскую царицу старшей женой в собственном гареме.
Казаки налегали на вёсла и роптали: - За борт её бросить что ли - эту будущую персиянку?
Заруцкого поймали, а потом казнили "самым изуверским и самым мучительным из всех известных в Европе до изобретения электрического стула способом"*: вместо трона его посадили на кол.
"Ничего, спасибо, я постою", - говорил Заруцкий, но его не слушали…
Умер он в страшных мучениях. Не дай Бог каждому. И даже диссидентствующим цацам.
*Валерий Куклин.
"По польским данным Марина Мнишек была утоплена, по русским официальным сведениям умерла с горя в монастырской тюрьме, а по неофициальной версии её удавили двумя подушками".
Опасный возраст
Сын Марины Иван, был повешен в возрасте трёх лет. По сведениям Костомарова ему было четыре года.
Было холодно. Палач нёс его, завернув в собственную шубу.
Широкорад печётся и плачется о невинно убиенном Иване Лжедмитриевиче. Оно и правильно – младенец...
А не тот ли это мальчик, о слезе которого так проникновенно писал Фёдор Михайлович Достоевский?
Пишут: "Россия ушла от западных монархических форм и приняла восточную форму правления".
Ясновельможная Польша пошла по иному, западноевропейскому пути и получила, в конце концов, смуту, пострашнее московской. Что уж говорить о последующей потери государственности. Да и сегодня она – маленькое скукоженное образование.
Польша, кстати, стала вторым государством, признавшим фашистскую Германию – вслед за Ватиканом.
Загадка
Людмила Морозова пишет: "За время Смуты на русский престол претендовало 14 человек, 8 из них правили страной".
И кто же они – эти восемь человек?
Семибоярщина видимо не в счёт.
Одна треть населения московского государства умерла от голода в 1602 – 1604 годах. До половины населения страна потеряла во время смуты. Сколько осталось? Шиш.
Плохо верится в подобные подсчёты: современники любят оперировать убойными цифрами – в пользу покойников, обкрадывая живых, но что бы ни писали современники, все они смутьяны – и святые, и грешники, проще выражаясь, "люди", жившие в те далёкие заупокойные времена. Кому как не нам, смутьянам двадцатого века, знать об этом?
И помнить.
2010 год
Свидетельство о публикации №212012401656