Вендетта Бога. Гл. 3-я. Договор на крови

      

 
               
 Толи было, толи нет и возможно в земном царстве, но не ясно где когда  и было ли в государстве, иль  возможно еще где, не ищите понапрасну это на земле.
Жил на свете некий чмон, носил кличку Бонусбон. Весь народ под ним кряхтел, но мзду нес, налог терпел. Жил в гареме, и в тепле, и с охраной во дворце. Дань наложницами брал, власть народам выбирал. Назначал дежурных жен, был их ласки не лишён. Улыбались хором сразу, если их ласкал по разу, утром каждую из них,  и любил сразу троих. Всё пресытилось  ему,  но не понял  почему.  Без особого труда жизнь во круг его текла, в этом была вся беда, чем беспокоила слегка.  Это старило его,  как исправить это зло? он уже не понимал,  Дьявола к себе позвал.
-  Стар  стал прежний, Бонусбон,  от большого слишком жен, поседел,  ослеп,  оглох, и совсем глядится плох,  на былого не похож и для дела вряд ли гож. - Оценив так, одного из бывших влиятельных мира сего, говорил себе Дьявол и стал ретироваться задом.  От явленья его вида горечь в разуме заныла. На раздумья потянуло и надежды с ходу сдуло Теперь в глазах его опора к сомненью не давала спора, надежд совсем не обещала и к разговору не склоняла.  От  жалости к нему он сник,  скрывая чувства, склонил лик.
 Из  подчиненных его воле, удачливых дельцов,  с кем в доле ему не раз бывало быть,  на дело чести вновь намыть, с налету сразу как решить.  Мозги в заботе и поту  ушли в работу на ходу.   Уж стал чечетками крутить, и шерсть меж рожек шевелить. Но с влиянием большим, пока он был  не заменим.   
После встречи с Богом, он на пакость святому отцу,  по просьбе и памяти заявился к нему. Не творить же пакость всюду самому. Нужны были помощники для развлеченья на беду. А более всего хотел создать религию страстей с поклонением себе, лишь не знал в какой нужде. В его власти было семь смертных грехов, и народ открыто им поклоняться не мог. На чем остановиться не знал и более всего надежду к похоти склонял. Через денежный налет нечисть ей знала оборот.
Бонус раньше был хорош,  любил баб и любил грош. Всё что деньгами звенело, всё к нему так и летело. А где деньги, там и бабы, они всегда были им рады.  Если деньги к ним звенели, они  любовью ему пели.
 - А теперь, похоже, и присмотра требует и ухода,  и уже ему не до
сексуального похода. Семь смертных грехов не оседлать, другого придется все-таки подыскать. Со  сношению с властью тоже не польстится, ну да ладно, для чего-то вызвал, может быть, на что и сгодится.  Если попросит на заслуженный отдых устроить, чтобы  больше его не беспокоить, видно на согласие пойду, но мзду все-таки с него возьму.
 Культурно извинившись, за беспокойство он решил не светиться, и сделал вид, что решил удалиться. Бывшего демократа, на оборот,  эта свидание  раззадорило в улет.  Желанье объяснения с самим Дьяволом взбудоражило, ведь сил ему было отдано по жизни, не мало. Он уверял его, что мир в покое еще оставлять не хочет, и дьявольской похотью помахать ещё может. Хочет напоследок  еще раз с миром поиграть, и своим мужским достоинством, помахать. Старался доказать, что он еще в теле и на потребу с потенцией в любом деле.
Свою душу Дьяволу он продал еще в лета, когда молодость шумела, словно горная река, и долг за подаренную в былом власть, всегда чувствовал и не хотел терять эту страсть.
После намека своего исполнителя,  Дьявол понял, что дело все-таки пойдет, но с надеждой на повелителя, и упрется к оплате, но речь ужу пойдет, не об одном карате. Если хлипкий Бонусбон в дело  всё ж будет включен,  он надежды не теряет, а бабло он не считает. Ну, не враг же он себе, да еще и в январе, с заявой в мировом формате, когда все рожденье богов почитают. К месту слезы в мишуре, как узоры на стекле. – Так решил он сам себе.
Тут он и заметил, что Бог где-то хочет собрать всю мировую знать, видно правителя над миром будет выбирать?
- Не плохо бы и мне на этом развлечься, еще раз от скуки и под занавес  почесать  свои, и собратьев руки, а между делом на ходу еще раз трахнуть былых противников и  прочих умников. – Так говорил себе, уже Бонусбон, но тоже  в уме, оценивая затею бога о власти на земле. - Пусть не забывает  чернь моя, как я их драл в былые времена. Даже сейчас, когда хочу оставить свою теневую власть, могу показать всем не шуточную Кузькину мать.
- Нет, ты не уходи и не бросай меня на произвол судьбы, – возразил уже вслух господин Бонусбон, придерживая уходящего гостя и выражая поклон. – Ты только верь в меня. Если надо, я весь мир переверну, но за волю твою, любую голову сложу и сам под дудочку спляшу.
Подкинь эдак годков еще шесть - пять -  на жизнь, чтоб горя не знать. Хотя, больше всего я хочу умереть от радости счастья, а точнее от любви и страсти. Это будет символично и красиво. Я имел все и любовь и ненависть, но что бы любить самому что-то вспомнить не могу.  Даже больше, ненавидел такую беду, а сейчас испытать хочу. Все как в стихе, что за забором поутру бродяга пел мне. «Песня коммерсанта», даже прочту.
И он с грустным видом прочел стих какого-то  неизвестного автора.
Куплено все и надежды и радости,
И справедливость рыдает на мне
Лишь не хватает заманчивой малости,
Купленной радости в купленном сне.
                Сон! сон! сон!
                Снится хрустальной любви вечный звон.
                Жажда любовная мглой на ветру.
                Гонит на сердце мне в муках тоску.
Алчность, тоскою  прикрыла глаза,
Стервой ползя по судьбе  как змея. 
Деньги, деньги - мечты горизонт,
А с колокольни доносится звон.
                Ты одержим, ты уже в кандалах.
                Нету свободы, хоть деньги в руках.
                Жизнь без долгов, но в продажном грехе,
                Злато всю жизнь приковало к себе.
Кайся, кайся и жизнь измени
Эти оковы на доблесть смени.
Деньги способны лелеять и жечь
Бросьте на ветер, чтоб сон уберечь
                Сон! сон! сон!
                Только лишь он неподкупен и стон.
                Карой небесною, как на ветру.
                Гонит на сердце желаний тоску.
Дара любовного сердцу хочу
Только богатством купить не могу.
Зря говорят, что не плачут богатые
Во снах и от страха, как черти заклятые.
- Ты какой-то странный стал, о любви вдруг за мечтал. Случайно с печки не упал? – Испытывая, прищурившись, Дьявол прошептал.
- Я ж всю жизнь лишь  пру и пру, всех за богатство иль по силе как обычно и беру, а вот чтоб сердце колотилось и от безрассудства, душа мутилась, ну не помню, чтоб, когда такая страсть во мне жила. Вот на старости лет и хочу утолить дьявольскую по страсти любви нужду, и за это я на все пойду.   
  - Так и быть, будет тебе любовь адской страсти, с рассудком не в счет, через твой позор и старческий вздор. Только мне нужна твоя кровь и получишь убийственную любовь. Наберешь кружку,  дам  для любви живую игрушку, но будет ли тебе это впрок. Можешь получить смертельный порок. Хотя на старость тебе в радость любой порок, только бы от счастья произойти он мог. Может быть, я твою страсть тогда канонизирую и на ней создам свою религию, ведь соблазнил же я страстью в свое время Адама, но и сегодня нет религии страстей Ада. Так как Ева была создана из ребра Адама, а мне нужна соблазнительница из моего духа и храма.
Дьявол покрутил в ладошках шар адова огня. Покидав, как жонглер им вроде, как шутя, бросил под ноги себя. Дым окутал, будто джина и сменилась тут картина. Дьявол вроде как исчез, дым продолжил свой ликбез.    
-  Однако и мне нужна забава с дявольшиной до угара, а то скучной будет встреча Бога и лучших представителей человеческого рода. Хочу, чтобы люд весь над ним  посмеялся,  и нет его власти, хочу, чтоб признался.  Иначе властью всех обижу, разгоню как бесовщину, непотребную мене, кину жариться в крутой смоле, на смердящемся огне. Сам  в котяру превращусь,  контролировать возьмусь, весь процесс, от а, до я, смех над властью жажда дня, и народу всласть нужна, чтоб не хулили, лишь меня. Божбе дело развести, это славу нам найти, и не писайте в штаны страх не участь власти тьмы. Божье дело хоть святое, но коварством не большое. Подтасовку не творите,  памперсы в штаны б нашили, и не гадьте на кусты. Я на них  сидеть могу.  Если что пойдет не так,  стану вешать на сучках.
    Верный его раб, не дожидаясь уж наград, выпил  налитый коньяк и тут же резанул по вене себя, да так, что кровь залила и пиджак. Этим он еще раз и присягнул его воле, освежил кровью прошлый договор, по новой доле.
    Договор исчез в дыму,  как и Дьявол на огню.
 - Темное к темному, огонь к огню, ярость на доброе, так и живу. -Будто изрек ему сам Сатана, с дымом звучащие эти слова.  Всё стало на прежние места, как будто не было  перед ним явления Дьявола никогда.
    Однако исполнительный лист договора на крови, перед ним лежал, и как не крути, требовал исполнения Дьявольской мечты, взамен на требованье любви.  По нему сулились даже большие барыши.