Изобрази цаплю

Каменистая дорога тянулась вдоль гряды холмов, поросших сухой, почти обескровленной на вид травой. Чуть поодаль виднелись полуразвалившиеся заброшенные постройки. Окраина города. По дороге попалось мне помятое жестяное ведро днищем кверху, которое я не преминул пнуть, и тут же, завывая, запрыгал на одной ноге. Внутри оказались два кирпича. На одном было краской выведено "изобрази", на втором — "цаплю". Досада, что купился на это дело, недолго занимала меня. Я уже выходил на набережную, где открывался вид на бескрайнюю речную гладь. Далеко вдали, у самой ниточки горизонта, мчался быстрый катер. "Сандали". Так называется пляж, на котором я растянул своё бледное, расслабленное вином тело. Ласковое солнце, жёлтый блин на голубом. Плеск накатывающих волн. Одна за другой. Возгласы, болтовня, смех. Всё это постепенно уходило дальше, сознание стало путаться.

В голову прилично ударило, и я очнулся. Рядом болталось помятое жестяное ведро. "То самое," — подумал я. Вода заполнила деревянную лодку на треть, поэтому за работу. Течь — полбеды, отсутствовали вёсла, вот что фатально. К тому же, осмотревшись по сторонам, я с горечью убедился, что вокруг лишь бескрайняя гладь. Закрыл лицо руками и застонал. Медленно опустился на дно лодки, словно развалился на части, и в прострации стал смотреть на небо, но кажется и его не замечал. Горячий кусок округлой формы, словно пришитый к синеватой ткани, становился всё настойчивее.

Настойчивый гомон базарной площади. Подходит один и что-то бубнит. Я разбираю некоторые фразы и вдруг понимаю, это сон. Точь-в-точь об этом этот тип уже рассказывал. И я кричу: "Люди! Люди! Послушайте! Это дежавю! Всё то же самое этот человек уже говорил! Это сон! Это ужаснейший обман! Как вы этого не видите?!" И я смотрю на эти лица, что обступают меня со всех сторон, а глаза у них пустые, с затаённой лютой ненавистью. Я догадываюсь, что враг им теперь, они меня уже не отпустят, ибо тайну их страшную прознал. Но всё равно пытаюсь достучаться. Меня поднимают и несут за городские ворота. Я чувствую, что начинаю просыпаться, что я в каком-то подвешенном состоянии между сном и реальностью. Нет-нет, я должен удержаться, должен разобраться, должен донести. Я даже слышу, как мой горячий крик "Люди! Люди!" прорывается наружу. Меня выносят за пределы города, закрывают тяжелые деревянные, почти окаменевшие ворота, запирают на тяжёлый засов, а в маленькое окошко смотрят лица из толпы. Злые, немые, каменные лица. Я стучусь в ворота: "Откройте, суки!" И просыпаюсь в поту и тревоге.

Неизвестно сколько я пролежал. Видимо, долго, потому что вода уже подбиралась к лицу. Сев, я снова вспомнил о вёслах. Боже, какой чудовищный эксперимент, какая безжалостная сила вынудила меня покинуть пляж. Я просто хотел отдохнуть по-человечески. Слабость уступила место вспышке дикой, первобытной ярости. Я вспомнил все ругательства, какие знал. В отчаянии бил руками о дно лодки, о ведро, бил ведром, бился головой, в которую пришла мысль, что вся эта ситуация — метафора жизни.

Что это? Или кажется? Напрягая ослабевшее зрение, мне почудилась полоска суши. Бог услышал мои проклятья! Слава тебе, господи, я буду ценить каждое мгновение жизни, только помоги! Но как далеко. Но ведь хоть что-то. Но как далеко всё-таки. Что же делать? Нет, не доплыву, силы на исходе.

Решено. В последний раз окинув взором лодку, перевалился за борт и поплыл. Плыл и плыл. Целую вечность. Наглотался воды. Временами мне казалось, что сводит ноги, что я больше не могу, но каждый раз приказывал себе бороться. Уже не так и далеко. Ещё чуть-чуть. На берег вынесло уже почти безжизненное тело. Я отполз на сушу, сколько мог. Вода лизала пятки. Я забылся. Где я? Где моё ведро? Идти, идти. Долго так не протяну. Нужно найти выход. Где люди? Надо сойти с этой горы, другого пути нет. Вдруг почва осыпалась подо мной, я оступился и, не удержавшись, побежал вниз. У подножия зацепился за кочку. Сальто, и я распластался на спине, сломав ногу. Какой ужас. Солнце в зените палит беспощадно, совсем белое в пустыне. Губы потрескались, лицо обгорело. Приподнявшись, окинул мутным взглядом дико усталого человека бескрайние пески. Ещё немного попрыгал на одной ноге, как цапля, и упал. К чёрту всё! К чёрту! Всё равно! Моё бренное тело занесло вскоре. Осталось только лицо, на которое сел нереально огромный слепень, и я не мог его отогнать.

— Дядиська, а как тебя зовут?

Девочка лет 4-ёх трогала моё лицо и по-детски наивно смеялась.

— Артур, девочка.
— Дядя Айтуй, у тебя всё лисо класное.
— Это плохо, — улыбнулся я.

Где-то рядом послышался голос.

— Полина, не приставай к дяде.

Я вспомнил, что у меня была конфета в кармане, и потянулся к джинсам, чтобы обнаружить, что конфета безнадежно растаяла. А девочка убежала к маме. Солнце в зените палит беспощадно. Я зачерпнул рукой белый песок и разжал кулак. Это было летом. Это было прошлым летом. Песочный человек. Смешной паяц умильный. Песок сквозь пальцы ветром в реку забвения.