Дик и Волшебство

  Когда одна вечность рассекает другую по прямой, в ослепительном сиянии рождается новый мир, сотканный из предрассветных грез и мимолетных видений. Сначала этот мир почти не имеет значения. Он неприметен, как едва-едва распустившийся свежий бутон среди сотен других благоухающих в своем великолепии роз. Но немногие искушенные Чародеи видели рассвет нового мира.  Только самым внимательным, терпеливым и, конечно, удачливым удавалось поймать тот неповторимый миг, в котором одна вечность несется к другой, а хлипкие сновидения обращаются реальностью, тонкой, как крылья стрекозы, но уже ощутимой, осязаемой действительностью, переходящей грань между Есть и Будет. Никто из счастливцев, сумевших узреть это чудо, не сможет описать его в книгах или даже в дружеской беседе. Не такого оно характера, чтобы поддаваться описанию. Да и нет в языках миров и Вселенных таких слов, которые мало-мальски пригодились бы рассказчику или писателю. Настоящие Чудеса можно только увидеть.
  В Высокой Башне чудеса случались регулярно, каждый день, чуть ли не по расписанию. Весьма удивительно, что ее обитатели не отвыкли их замечать, как часто случается с вещами и явлениями, которые следуют за нами на протяжении всей нашей жизни, а, наоборот, научились радоваться каждому чуду как первому и последнему. Возможно, в этом отчасти заслуга Хозяина Башни, который старательно учил всех забредших к нему на одну или даже две жизни  творить чудеса для себя и других, очень надеясь, что климат островка, на котором стояла Башня, поспособствует развитию их воображения. Островок же располагался на Перекрестке Тысячи Путей, или, если угодно, посереди Вселенных, и, разумеется, обладал собственным ходом времени, а также почтовым адресом.  Сам Хозяин не знал точно, насколько его Башня реальна, хотя многие наивные были уверены, что он знает все. По крайней мере, о Чудесах. Тех самых, которым все привыкли удивляться.
  Маленький Дик видел чудеса с рождения. Собственно, чудом стало и само его появление на свет. Мальчику посчастливилось родиться в тот день, когда личное островное Солнце, подвешенное когда-то Хозяином на Нить Веры, и Луна, светившая из какого-то чужого мира, встретились на небосводе.  Такое событие над крышей Высокой Башни случается раз в сто три года, и все обитатели островка вынуждены надевать черные повязки, чтобы не ослепнуть – так ярко светят обрадовавшиеся встречи светила, будто желают пересветить друг друга. И никто никогда не видел момента самой встречи, даже сам Хозяин. Никто, кроме Дика. Некому было завязать глаза новорожденному, ведь все, даже его мать и отец, на несколько минут ослепли.
  Вот так и случилось, что младенец стал единственным свидетелем события, о котором грезили многие почтенные мудрецы Высокой Башни. К счастью, Дик не ослеп, но событие это оказало на мальчика другое, странное влияние.  Оно полностью перекроило его судьбу, оставив на сознании печать, мешающую воспринимать чудеса. Бедный Дик искал их везде, но в упор не замечал. Он рос в окружении удивительных созданий, каждое из которых совершило немало вещей, часто считающихся необыкновенными среди непосвященных. Но любой, даже очень маленький житель Башни знал, что, на самом деле, обыкновенных вещей в природе не существует.  Существуют создания, не умеющие видеть их волшебства. Дик вот не умел и очень мучился.
  Многие почтенные старцы Башни были уверены, что мальчик серьезно болен какой-то страшной незнакомой болезнью, и долго потчевали его тошнотворными лекарствами, не вызывавшими ничего, кроме громкого бурчания в животе. Упорные старцы выводили новые формулы, смешивали в больших котлах в разнообразном порядке самые наиволшебнейшие ингредиенты, но никакого результата все эти ухищрения не имели. Дик все так же не замечал происходящих прямо перед его носом чудес, с необычайным для ребенка равнодушием  наблюдая пролетавшую мимо жизнь, как зритель наблюдает происходящее на сцене действо. Даже снов бедному мальчику не снилось.
  Но Дик сначала не очень понимал, отчего все так волнуются. С недоумением слушал он рассказы своих товарищей о чудесах и приключениях, не понимая, что же такого особенного таится в этих снах, мечтаньях и прочей чепухе, которая не приносит ничего, кроме мимолетных воспоминаний да вдохновенных историй.
  Все почтенные старцы Высокой Башни только чесали головы и разводили руками, когда на очередном консилиуме Хозяин ставил вопрос о таинственной болезни Дика. Все в один голос утверждали, что мальчика надо спасать, но никто не знал, как. 
  Когда Дик немного подрос и стал глубже вникать в суть ведущихся о нем разговоров, он наконец понял, что с ним происходит что-то нехорошее, неприятно выделяющее его среди других.  И что с этим делать он, конечно же, не знал. И друзья его тоже не знали.
  - Может, ты просто не хочешь видеть чудеса?- спрашивал Дика его домашний Тритон.  – Вот идешь ты по галерее, допустим , в Южное Крыло за покупками. Что ты видишь?
  - Цветы в кадках, домики во дворе, фонари…, - пожимал плечами Дик. – Я вижу все это каждый день. Ничего особенного.
  Тритон задумался.
  - Я не могу тебе это описать, - наконец, прошипел он. – Потому что такое не выразить словами. Ты должен это почувствовать. Вот тут.
  Он прижал лапку к сердцу.
  Дик послушно повторил его движение.
  Тук-тук-тук.
  - Оно бьется, - констатировал он, вопросительно посмотрев на друга.
  - Как? – взволнованно замахал хвостом Тритон. – Как оно бьется?
  - Обыкновенно, - послушав еще немного для верности, отозвался мальчик.  – Наверное, чуть быстрее, чем твое. Ты же хладнокровный.
  - Это я-то хладнокровный? – зашипел от возмущения ящер, показывая свой сероватый язык.              - Да это ты – тюфяк бесчувственный! И как у меня только сил и терпения хватает быть твоим домашним питомцем! Я на тебя все свои душевные силы трачу, а ты, неблагодарный мальчишка, меня хладнокровным называешь!
  - Извини, - беспомощно улыбнулся Дик. – Я же не виноват, что ящерицы – хладнокровные животные. Так во всех учебниках по зоологии написано. 
  - В учебниках по зоологии? – язвительно переспросил Тритон. – А то, что тритоны разговаривают, в этих твоих учебниках написано? И где только учатся по таким глупым книжкам!
  Дик только руками развел.
  - Извини, дружище. Ничего с собой поделать не могу. Нравится мне, как в этих чужих учебниках все умно расписано. Странно кстати, что тебя не занесли туда в виде исключения.
Тритон только презрительно фыркнул.
  «Этот ребенок вообще понимает, где находится? – в раздражении подумал он. – Да если отправить его в один из наиреальнейших миров, он и разницы-то не заметит. Будет себе учить какую-нибудь алгебру, списывать на контрольных, а по вечерам пялиться в говорящий ящик. Иные, между прочим, из тех самых реальных-пререальных миров, грезят, чтобы хоть одним глазком взглянуть на говорящего тритона. Не ценит он действительность, дурак, не ценит…»
  Дик честно пытался изменить себя и себе. Он долго рылся в учебниках разных реальностей, докучал премудрым старцам, подсматривал и пытался копировать поведение товарищей, но никак не мог понять, отчего они радуются, например, первому снегу, ведь через год он снова полетит с небес серебряными и фиолетовыми хлопьями. Иногда мальчик плакал ночами от злости и обиды за это свое непонимание, а днем выдавливал из себя безмятежную улыбку, стараясь не замечать чужих сочувственных взглядов с тем же успехом, с которым он не замечал чудеса.
  Дика в Башне любили все, именно потому, что жалели.  И мальчик, не лишенный проницательности, прекрасно это понимал. Даже Тритон – его лучший друг – не мог иногда удержаться от жалостливых взглядов.
  Нельзя сказать, что неспособность видеть чудеса мешала Дику их творить. Он не хуже других тушил и зажигал взглядом свечи, левитировал под потолком и предсказывал чье-то прошлое по опавшим листьям. Чудеса давались ему легко, даже слишком легко для молодого волшебника. Самым же страшным, по мнению многих почтенных мудрецов, было то, что Дик не получал никакого удовольствия ни от самого процесса сотворения чудес, ни от результата. Он совершал их с тем небрежным равнодушием, с которым иные чистят зубы или моют уши: как что-то необходимое, но совершенно неинтересное.
  «Как бы я хотел…быть таким же, как все. Вокруг столько существ, которые отчего-то смеются, радуются, верещат от восторга. А я… Я не могу смеяться вместе с ними, потому что…не хочу. Не понимаю. Но я не гордый, нет, я вовсе не гордый, просто…непонятливый. Я всегда смеюсь хорошей шутке, радуюсь приходу друзей и веселюсь, играя с ними в мяч, но ведь это не то, совсем не то…»
  Однажды в кабинет Хозяина Высокой Башни влетела большая неуклюжая птица. Она с трудом перевалилась через подоконник, ненароком свалив со стола толстый сборник поэзии, огляделась и, убедившись, что попала по адресу, громко прочистила горло.
  - Я к вам по очень серьезному делу, - прокряхтела птица, отряхивая пыль с нарядных резных перьев, которые только-только вошли в моду где-то в ее родной реальности. Закончив с туалетом, она с особой важностью повторила.  – По о-очень важному делу.
  - Пожалуйста-пожалуйста, - расплылся в радушной улыбке Хозяин Башни. Он всегда был рад нежданным гостям. Других, впрочем, у него не водилось. – Не желаете ли чаю с отменными песочными крошками? У меня недавно пили чай Профессор Изображения и Профессор Невиденья. Они оба единодушны лишь в любви к моему песочному печенью и неаккуратности в чужих кабинетах. После них весь стол в крошках! Но вы, я надеюсь, не побрезгуете…
  Хозяин Башни всегда говорил много и не по делу. Он любил обескураживать гостей, внезапно выливая на них поток своих зачастую бессвязных мыслей и предложений. С Птицей он, конечно, решил особо не усердствовать. Она все-таки – дама. И дама в летах.
Большая птица, впрочем, к его разочарованию, и глазом не моргнула. Она склонила свою большую пернатую голову в полном благородного изящества кивке и высокопарно произнесла:
  - Благодарю за столь щедрое предложение. Долгая дорога обязывает меня быть голодной. И, мне кажется, чаепитие не воспрепятствует изложению крайне важных новостей.
  - Конечно-конечно, - заторопился Хозяин. Он знал, что птицы, не считая, конечно, ветров и волн,  - самые быстрые вестники. Им просто некогда чаи распивать. Поэтому большая Птица оказывала ему великую честь, согласившись на чашечку. – Прошу на диван.
  Гордая птица тяжело взмахнула своими широкими крыльями, крякнула как-то уж совсем по-утиному, перелетела через комнату и плюхнулась от всей души на старый кожаный диван, который немедленно заскрипел от возмущения. Хозяин Башни строго погрозил ему пальцем и водрузил перед гостьей большой поднос, на котором были живописно рассыпаны золотистые крошки. Отошел на пару шагов, церемонно поклонился и устроился в кресле напротив.
  Птица внимательно осмотрела предложенное угощение своими красивыми глазами, наклонила голову и принялась неторопливо стучать клювом по тарелке. Через некоторое время перед ней появилась и чашечка с ароматным чаем. Хозяин сидел, сложив пальцы в замок, и задумчиво глядел в потолок. Он ждал. Он умел ждать.
  Когда Птица склевала последнюю крошку, он уже был готов ее выслушать. Гостья промочила горло чаем и начала:
  - Видите ли, я к вам не просто так прилетела. В вашей башне живет человек, который очень нуждается в Чуде.
  - Если вы о бедном Дике, то, увы, вы опоздали. Мы перепробовали все имеющиеся в нашем распоряжении средства, - печально покачал головой волшебник.  – Ничего не помогло.
  - И именно поэтому я здесь, - важно произнесла Птица. – Меня послали, чтобы помочь вам.
  - И что же вы можете мне предложить? – нахмурился Хозяин Башни. – Не могу даже представить, что еще можно придумать.
  - ВЫ еще не посылали его на Дороги, - педантично заметила Птица.
  - Но это же…жестоко, - Хозяин нервно хихикнул. – Мальчик еще не готов…
  - Он был готов с самого рождения, - возразила вестница. – Ему давно пора уйти. Вы и сами понимаете, что Солнце может свалиться с неба, если он не уйдет.
  Хозяин только вздохнул. Он помнил и любил всех, кто жил или гостил в стенах его Башни, даже тараканов на кухне. Ему больно было даже думать, что кто-то должен покинуть его обитель не добровольно, а по прихоти Судьбы. Башня не любила отпускать своих жильцов. Даже с гостями расставалась нехотя. Но с Судьбой Хозяин спорить не хотел. Тем более – с чужой. Ему и со своей-то дрязг хватало.
  - Вы правы, - произнес он, наконец. – Но захочет ли Дик уходить? Не силой же мне его выпихивать.
  - У мальчика не будет выбора. Вам достаточно просто предложить ему пройтись по коридору.
  Хозяин открыл было рот, чтобы возразить, но не нашел подходящих слов. Против Коридора у него не было средства. Если уж попал ты в Коридор, значит, судьба тебе бродить по Дорогам. Тогда и никакие волшебники не помогут. Сам справляйся.
  - Хорошо, я провожу его. Но у мальчика даже ключей нет. А свои я ему не отдам, - Хозяину очень не хотелось отпускать Дика. И черт с ней, с Судьбой. Да и с солнцем тоже.
Птица резко взмахнула правым крылом. С тихим шорохом на блестящую поверхность стола упал маленький деревянный ключик. Хозяин  грустно  улыбнулся. Он, как всегда, все понял. Нет, Башенка, Судьбу не обыграешь. Волшебник был рад, что ключ Дику попался не из металла. Дерево все же теплее.
  - Идите к нему, - велела Птица, с трудом взгромоздившись на подоконник. – Только не тяните. Мальчику же хуже будет.
  - А можно я дам ему свечку, чтобы в темноте вслепую не бродил? – спохватился вдруг Хозяин.
  - Да, пожалуй, даже нужно.
  Птица улетела. Хозяин усмехнулся. В фиолетовых глазах его светилась грусть. Он сжал в кулаке деревянный ключик и тихо покинул кабинет.
  Дик и Тритон играли в шашки. Оба, разумеется, жульничали в меру своих скромных сил, но Дик жульничал неохотно, только чтоб его любимец не возомнил, будто он не умеет, а то играть совсем скучно станет. И, конечно же, оба игрока делали вид, что не замечают махинаций соперника. Игра шла не в пользу Тритона. Оно и не удивительно. Он же все-таки ящер.
  Вдруг в дверь постучали. Хозяин Башни, разумеется, имел право входить в любую из комнат без стука, на то он и был Хозяин, но из уважения к жильцам и гостям он всегда стучался.
  - Войдите, - разрешил Дик, и дверь с скрипом отворилась.
  - О, добрый день! – Тритон привстал на толстеньких лапках и приветливо замахал большим зеленым хвостом.
  - Здравствуйте, - вежливо поздоровался Дик и улыбнулся. Он любил Хозяина. Мальчику казалось, что только этот смешной длинноногий чудак с пронзительно-фиолетовыми глазами относится к нему, как к взрослому, с уважением и вниманием. Хозяин, действительно, говорил с Диком настолько серьезно, насколько вообще был на это способен.   Он умел и любил нравиться детям.
  - Зачем к нам пожаловали? – Тритон с любопытством склонил голову и высунул  наружу свой бледный язык. Он очень гордился своим языком и при каждом удобном случае демонстрировал его посторонним.
  - О, я хочу позвать Дика на прогулку, - с охотой отозвался Хозяин и расплылся в хитрющей улыбке.
  - На прогулку? А куда? – полюбопытствовал Дик.
  - Туда, куда тебе давно пора было наведаться, - улыбка Хозяина стала еще хитрее. Он быстро вошел в комнату и направился к вешалке. Тритон своим холодным сердцем почувствовал неладное, но предупредить друга не успел, потому что Хозяин уже надел на Дика шляпу. А если шляпа оказалась на голове, то ее владелец прямо-таки обязан отправиться в путешествие.
  «Пусть себе идет, - подумал Тритон, благословляя Дика взмахом хвоста. – Авось, будет, наконец, вполне счастлив»
  Хозяин крепко вцепился в руку мальчика, чтобы никакое смутное предчувствие не увело его от Судьбы, раз уж это не вышло у него самого, и вытащил Дика из комнаты.
  Сначала они прошли по знакомым галереям, лестницам и коридорам, где Дик уже гулял не раз и где ему была знакома каждая цветочная кадка. Но потом, неизвестно, как и когда, Хозяин вывел мальчика к подножию незнакомой лестницы. Начался долгий подъем. Дик не расспрашивал, откуда здесь взялась эта длиннющая лестница. Он знал, что в Башне чуть ли не раз в три дня появляется то новая кадка с редким цветком, то картина на стене, то книга в библиотеке,  а то и целая комната вдруг возникнет из ниоткуда. Так почему бы и этой лестнице не появиться по желанию Хозяина?
  Сам же Хозяин, ни сколько не утомленный длинным подъемом, всю дорогу болтал без умолку обо всем на свете: о птичках, цветах, блинах с апельсиновым джемом, карамели, скакалках, карандашах, квашеной капусте, кусающихся ботинках, светящихся гусеницах, верблюдах и верблюжатах, сахаре и зеленой траве….О чем только он не рассказывал!
  Когда же они переступили через последнюю ступеньку и оказались на круглой каменной площадке, он вдруг замолк и очень серьезно посмотрел на Дика. Мальчик огляделся. Со всех сторон их окружали двери, на каждой из которых висел замок. Дик и представить себе не мог, как высоко они забрались. Он никогда не слышал о подобном месте раньше. Странная тоска вдруг проснулась в сердце мальчика. Ему показалось, что он очень давно искал сюда дорогу и вот, наконец, нашел.
  - Послушай меня очень внимательно, Дик, - голос Хозяина гулким эхом облетел площадку и исчез где-то под потолком. – Сейчас ты должен открыть дверь вот этим ключом.
На ладони его появился маленький деревянный ключик. Дик взял его. Повертел в пальцах.
  - А какую именно дверь? – спросил он. – Тут их много.
  Хозяин неопределенно пожал плечами.
  - Какая тебе нравится, ту и открой. Или даже не так: к какой, по твоему мнению, этот ключ подойдет.
  - Хорошо, кивнул Дик и развернулся к одной из дверей. Ему не нужно было дополнительных разъяснений. Он и сам откуда-то знал, что именно так ему следует поступить: без лишних вопросов открыть дверь и войти…куда? Куда получится. Ведь оно обязательно получится. Иначе и приходить было незачем.
  - Погоди-погоди! – Хозяин придержал его за рукав. – Это еще не все.
  Он вынул из кармана большую витую свечу и протянул ее Дику. Прищелкнул пальцами – и фитиль вспыхнул веселым рыжим пламенем.   
  - Там, куда ты, возможно, попадешь, будет темно, - с многозначительным видом сказал Хозяин. – Старайся всегда держать свечу зажженной, так будет легче путешествовать. Когда она прогорит, ты сможешь вернуться сюда.
  - Хорошо,  - кивнул Дик, аккуратно взяв свечу одной рукой. В другой он сжимал ключик.
  - А еще там может быть очень холодно, - добавил Хозяин, вытягивая из кармана длинный белый шарф. И как он у него там только поместился?
  Хозяин старательно обмотал Дика шарфом по самые уши и строго сказал: 
  - Если к твоему возвращению шарф станет цветным, твое путешествие не прошло даром.
  И, ни слова не добавив, он начал быстро спускаться по лестнице.
  Дик же подошел к одной из дверей, к той, которая почему-то понравилась ему больше всего, хотя ничем на вид не отличалась от прочих, повернул ключик в замочной скважине и через мгновение услышал вожделенный щелчок механизма.  Но за полсекунды до этого он понял, что открыл именно Ту Дверь.  И никакая другая бы не открылась. Дик и не знал, что, подойди он к любой другой двери, то почувствовал бы то же самое. Он был вправе сам выбирать себе путь – один из прочих неизвестных – и он сделал выбор. 
  Дик положил ключик в карман, мало ли какие двери придется еще открывать, и легонько повернул дверную ручку. Он очень волновался, сам не зная, отчего и почему так тревожится. Дверь тотчас же распахнулась. Внутри было темно. Так темно, что даже свет с площадки не мог разогнать мглу, начинавшуюся от самого порога. Но Дик не испугался, ведь у него была свечка, и уверенно сделал шаг вперед. Дверь захлопнулась за его спиной.
  Мальчик резко обернулся, еще сильнее разволновавшись, сделал несколько быстрых шагов назад, но никакой двери уже не нашел. Маленький огонек свечи с трудом отвоевал у мрака кусочек пола, очертания стен и видимость потолка, в существовании которого Дик, впрочем, не мог быть совершенно уверен. Место, в котором он оказался, очень походило на коридор. Дик крепче сжал свечу, чтобы придать себе храбрости, и медленно пошел вперед.
  …Он шел, казалось, целую вечность. Горячий воск иногда обжигал затекшую руку, в отяжелевших ногах ощущалась неприятная усталость. В животе вдруг жалобно заурчало. Дик даже бутербродов с собой не прихватил. Откуда же он мог знать, что прогулка окажется такой долгой! Наверное, уже больше ничего не будет, кроме темного коридора и тающей свечи.
  И вдруг из-за поворота на него вылетел искрящийся до рези в глазах голубой огонек. Он со свистом пролетел мимо, но вдруг остановился, замер на секунду, словно раздумывая, и неспешно подлетел к Дику.
  - Какая у тебя большая свечка, - проговорил он неожиданно гулким, как чугунный колокол, голосом.  – С такой только в церковном хоре петь под Рождество.
  - Что ты такое? – спросил Дик. Он был немного удивлен. По галереям Башни часто летали разноцветные огоньки, но мало кто из них разговаривал, за исключением самых ярких и быстрых, которые умели создавать только очень искусные волшебники.
  - Я – Голубое Время, - с гордостью ответил огонек и крутанулся вокруг себя.
  - Как это? – не понял Дик. Он и не знал, что время может быть разноцветным.
  - Пойдем, покажу! – огонек еще раз крутанулся вокруг себя и стремительно понесся дальше по коридору. Дик за ним едва поспевал. Он очень боялся, что свеча вдруг погаснет.
Вдруг огонек резко замер на месте. Мальчик поднял свечу повыше и с трудом смог разглядеть очертания огромной двустворчатой двери. 
  - Открывай! У тебя же есть Ключ! – заторопил его огонек. – Только скорее! Мне нельзя опаздывать!
  Дик поспешно нашарил в кармане ключ, с третьей попытке вставил его в скважину, и, к немалому его удивлению, створки дверей сразу же распахнулись. Дик сделал шаг и переступил через порог.
  Сильный порыв снежного ветра мгновенно потушил свечу в его руке, но он даже не обратил на это внимания. Он стоял под большим красивым фонарем, чей рыжеватый свет неровными бликами падал на голубой снег, лежащий на газонах. Но нет! Конечно же, фонари тоже были голубыми! Все! И небо над головой – голубое, и расчищенные мозаичные дорожки, и дома, и проходящие мимо люди – все тонуло в пронзительно-голубом сиянии.
  Он шел по нарядным праздничным улочкам небольшого незнакомого города, напрасно вчитываясь в витрины магазинов, - он не понимал ни строчки, потому что еще не умел привыкать мгновенно к виду и звучанию чужих языков.
  «Den Bl; Time!» - от фонаря к фонарю.
  «Den Bl; Time!»- со всех сторон.
  Отовсюду слышались поющие, кричащие, смеющиеся голоса. Даже высоко в небе, кажется, кто-то радостно выкрикивал эти странные незнакомые слова. И он тоже закричал. А когда закричал, то сразу понял, что это оно и есть – Голубое Время. Он, конечно, не знал, в какой реальности познакомился с этим чудом, но рад был необычайно. И шарфик его уже был не белым, а голубым, как и все в этом волшебном зимнем царстве.
  Мальчик долго бродил по чудному городу, чувствуя, как чем-то легким и прохладным наполняется его душа. Словно кто-то забросил туда горсть хрустящего, переливающегося всеми оттенками голубого воздушного снега. И как же было хорошо и свежо дышать!
Незаметно фонари вдруг снова стали рыжими. Голубое Время ушло, забыв прихватить его с собой. Тогда он сел на электричку и уда-то поехал.
  За окном проносились высокие ели, не в пример им маленькие домики и покосившиеся заборы. Что-то необычайно привлекательное виделось ему в этом мутном заледенелом стекле. Он посмотрел на свой белый шарф и обнаружил на нем голубые кляксы. Провел рукой в неизвестно откуда взявшейся синей перчатке по стеклу напротив, коснулся шарфа, сам не зная, зачем, просто, по мимолетной прихоти, и с удивлением увидел, как на вязаной поверхности проступили черные линии рельс.
  Дику вдруг стало очень холодно. Синие перчатки исчезли с его рук, от окна страшно дуло. Он вышел на глухой станции, окруженной стеной исполинских деревьев, где только табличка на покосившимся столбике указывала электричкам, что тут надо остановиться.
  Он побрел по протоптанной в глубоком снегу тропинке. Стало еще холоднее. В полы шляпы и за шиворот набросало снегу. Разбушевавшийся ветер раскачивал верхушки вековых елей у него над головой, шумел, ругался, грозился заморозить до весны. В его завывании слышалась страшная, леденящая душу мелодия – мелодия гибели. Дик совсем продрог. На его красном свитере снежинки сложились в затейливый узор, зубы громко стучали, и толпа противных мурашек бегала от ног по позвоночнику. Он снова захотел есть. Пение ветра пугало его, вводило в отчаянье, и страшно было думать, как долго еще придется брести среди снегов и елей, или тут, в этом чужом неприветливом лесу ему и замерзнуть навек…. 
  Но тут до ушей его донеслись звуки другой, ласковой, светлой музыки. Она звучала далеко за лесом, но в о же время Дик прекрасно мог разобрать мотив и даже слова.
  «…Ave Maria…»
  Музыка эта согрела озябшее сердце, волшебными  переливами звуков звала за собой, указывая путь через снега и ели к свету и теплу. Дик поспешил на ее зов, радуясь так, как радовался только ласке материнских рук, когда был совсем несмышленым ребенком. Вскоре он выбежал из леса к небольшой церкви, освещенной будто изнутри золотистым сиянием среди мрачного бушевавшего леса. Прекрасная музыка лилась из светящихся окон, и в ней слышалось перекликание чистых, звонких, как колокольчики, детских голосов. 
  «…Dei mater alma…»
  От церкви исходило мягкое тепло, и продрогший мальчик поспешил ухватиться покрасневшими от холода пальцами за литое кольцо и легонько потянуть на себя. Дверь с тихим шорохом открылась, и в глаза ему брызнул золотистый свет. Вся церковь утопала в белоснежных свечах. Множество людей со светлыми улыбками на лицах сидело на скамьях и, затаив дыхание, внимало дивной песне, доносившейся из дальнего угла. Прекрасное, благоговейное чувство охватило вдруг мальчика. Ему сразу сделалось очень тепло.  Казалось, тепло это разливалось по всему телу от самого сердца, и его было так много, что непременно хотелось поделиться с другими. Губы сами собой расплылись в улыбке, а на глаза почему-то навернулись слезы.  В воздухе разливался запах плавящегося воска и омелы.
  Дик тихо прошел между рядами и оказался лицом прямо перед хором. Белокурые девочки и мальчики в белых одеждах слаженно вплетали свои голоса в мелодию нежной, чарующей, волшебной песни.  Мелодия эта сорвалась с их губ и золотым узором легла на краешек белого шарфа, свернувшись небольшим кольцом. Дик не заметил. Странное, переполнявшее его до краев счастье влекло его ближе к чудесному хору.
  «…Felix coeli porta…»
  Он не понимал ни слова, но разве глаза этих прекрасных не говорили ему больше любых слов? Он вдруг страстно захотел стать одним из них, творить это Чудо вместе с ними, чтобы и его голос летел туда, к золоченому куполу, а может, и дальше.
Каждый из поющих держал в руках горящую белую свечу. Дик вспомнил вдруг, что и сам сжимает свечку в руке. И шарф на нем почти белый. Так почему же ему не присоединиться к ним?
  Дик скромно примостился с самого края, рядом с кудрявой розовощекой девочкой.
  «…Agnus Dei…»
  Девочка вдруг оглянулась на него и наклонила свою свечку, чтобы поделиться огнем. И, как только свеча Дика вспыхнула, все вокруг растворилось в сгустившемся мраке. Стало снова очень холодно. Огонь тревожно трепыхался на фитильке.
  Он снова пошел вперед, узнавая очертания опостылевшего коридора. Все вперед и вперед, шаг за шагом по темной пустоте.
  Вдруг откуда-то слева, из-за плеча послышался язвительный смешок. Дик резко обернулся. Перед ним стояла вихрастая тень. Во мраке коридора лишь хитро блестели зеленые глазищи. Дик подошел поближе. Кружок полусвета выхватывал из тьмы конопатый нос и большой синий синяк под глазом на немытой физиономии.
  - Привет, - сказала тень и снова хихикнула.
  - Здравствуй, - вежливо поздоровался Дик. Тень внимательно разглядывала его светящимися в темноте глазками.
  - Смешной ты какой, - наконец сказала она.
  - Сам ты смешной, - обиделся Дик. – А, кстати, кто ты такой?
  - Я? Ха-ха-ха! А сам-то ты кто такой?
  - Я первый спросил.
  - Ну-ну. Ха-ха! Если хочешь знать, я – Шалость. И смотри, что у меня есть! – прямо перед носом у Дика вдруг возник его деревянный ключик.
  - Эй! Отдай! – Дик протянул руку, но Шалость ловко отпрыгнула, и, подняв руку с ключиком высоко над головой, показала язык.
  - Отдай!
  - Не отдам! Не отдам! Догони! Догони! – Шалость громко расхохоталась, покрутила пальцами у носа и бросилась вот тьму. Дик побежал за ней. Огонек свечи едва успевал высвечивать мелькавшие впереди ободранные пятки. Только дикий, пронзительный смех позволял мальчику угадывать направление, по которому улепетывал беглец.
  Вдруг Шалость остановилась. Послышались скрип замка и шелест открывающейся двери, Дик не успел затормозить  и под язвительное хихиканье с разгону плюхнулся в большой сугроб. Перед самым его носом лежал на снегу деревянный ключик. Дик вскочил на ноги, поспешно спрятал ключик в карман. Разумеется, свеча не пережила встречи с сугробом и погасла. Мальчик отряхнул от снега брюки и свитер, поправил шляпу и огляделся.
  Вокруг шумел оживленный двор. Из-за ледяных баррикад летали туда-сюда снежные ядра. Кажется, баталия была в самом разгаре. Один снежок чуть опять не сбил с Дика шляпу.
  -Эй! – крикнули ему из-за стен одной из крепостей. – Ты откуда взялся? Иди к нам, у нас народу не хватает! Да не стой ты под обстрелом! Воткни свою свечу в снег, зачем она тебе сейчас? У тебя и варежек нету? Беда! Ребята, у кого есть запасные? Вот, держи. Ух, сейчас мы им покажем!
  Дик не сопротивлялся, не спорил. Им вдруг овладело странное веселье. Он хохотал как безумный, посылая в полет один снежок за другим. Щеки его разрумянились, глаза задорно блестели. Он совсем не чувствовал холода, даже когда один из снарядов попал ему за шиворот. Может быть, волшебники не мерзнут, когда счастливы.
  - А теперь – айда за мороженным! – битва закончилась, и отважные бойцы собрались в центре двора.
  - Так зима ведь! Холодно!
  - В этом-то и вся прелесть! Пошли-пошли, я угощаю!
  И вся веселая гурьба побежала к палатке с мороженным. Дик едва не забыл прихватить сечу. Ему достался шоколадный рожок. Он и раньше, конечно, ел мороженное, но совсем не такое. И никогда – на морозе. Он попробовал его лизнуть и тут же испачкал свой шарф шоколадом. Все рассмеялись, и он вместе с ними. Как же вкусно и хорошо!
  - Вот вы где! Опять мороженное едите? А обедать кто будет? А ты откуда взялся? В одном шарфике да на морозе,  да еще и с мороженным! – к мальчишкам спешила очень красивая девушка в лисьем полушубке, с веселыми зелеными глазами и бойкими кудряшками, торчащими из-под меховой шапки. Это была сестра одного из мальчиков, того самого, который позвал Дика играть а потом гостил мороженным. Она строго оглядела стоящего перед ней мальчика в съехавшей набекрень шляпе и перепачканном мороженным шарфе.   
  - Как тебя зовут?- спросила красивая девушка.
  - Ди…Ди…
  - Ну вот, у тебя уже зуб на зуб не попадает, - перебила его она. -  И не стыдно тебе, Мишка, так шалить! Поехали скорее домой отогреваться. И ты, Дима, с нами поезжай.
Дик сначала не понял, что это к нему обращаются, но девушка настойчиво повела его за собой за руку. На остановке они сели в длинный скрипучий автобус, который сильно заваливался набок на поворотах и тормозил так, что всех пассажиров вдавливало в сиденья. Вышли на дачной станции, полчаса топали по заснеженному серебристому лесу, пока не оказались на улице, по бокам которой теснились маленькие двухэтажные домики. Из кирпичных труб валил густой серый дым. Один из домиков, с ярко-синей черепицей, принадлежал мишеной бабушке.
  Во дворе их громким лаем встретила большая косматая собака. Она дважды обежала вокруг девушки, махая пушистым хвостом из стороны в сторону, облизала Мише нос, а Дика внимательно обнюхала руки. Потом дважды тявкнула, будто сообщая, что осмотр пришедших прошел удовлетворительно. 
  В гостиной горел камин, из кухни пахло пирогами. В старинном кресле-качалке сидела и вязала чулок приветливая старушка в круглых очках. Дика напоили чаем с яблочным джемом, а потом дали два пирожка с вишней и один с мясом. Только тут мальчик обнаружил, как сильно успел проголодаться.
  А потом все уселись на мягком зеленом ковре перед камином есть апельсины. Дику вручили большой, ароматный, ярко-оранжевый. Когда он его разламывал, сок брызнул во все стороны и рыжими пятнами застыл на белом шарфе. И тут Дик обнаружил, что ухитрился где-то потерять свечу. Мальчик страшно перепугался.
  Быстро запихав в рот апельсин и наскоро простившись с радушными хозяевами, всеми силами пытавшимися уговорить его переночевать, а не бежать куда-то в мрак и холод, он выскочил за дверь и побежал по темной улице, освещаемой лишь таинственным светом фонарей. Вслед ему грозно лаяли собаки. Сердце мальчика громко колотилось о ребра. Каждый встречный фонарь казался ему страшным высоким господином со сверкающим глазом, который в любой момент готов схватить его за шиворот. Пару раз встречный морозный ветер сшибал шляпу с его головы, и Дику приходилось гоняться за ней среди темных глухих заборов пустой улицы. Снова стало очень холодно и беспокойно. 
  Наконец, измученный ветром и фонарями, он выбежал к лесу. Страшными и неприветливыми показались ему теперь высокие заснеженные ели. Угрюмо и злобно глядели из ветвей чьи-то большие глаза. А там, позади, остался уютный домик с камином и пирожками… Но идти назад, в объятья призрачный фонарей было еще страшнее. И он пошел вперед.
  Мальчик шел, вздрагивая от каждого шороха, от каждой хрустнувшей под ногами ветки, от каждого лесного звука. А лес не спал. Он будто нарочно пугал Дика, то стряхивая с еловых лап тяжелый пласт снега прямо за его плечом, то подложив под старое дерево страшную тень, то ухая где-то в вышине. Руки Дика совсем озябли, так, что пальцы почти не двигались. Наконец, совсем выбившись из сил, он услышал долгожданный шум редких машин на большой дороге.
  У остановки горел фонарь. Отвратительно страшная тень, лежащая подле него, протянула к Дику свои корявые лапищи и прошипела:
  - Ща-с-с схвачу-у-у! Щас-с схвачу-у-у!
  К счастью, подошел автобус.
  Нужный двор Дик нашел почти сразу. Он обежал его трижды и нашел свою свечу возле закрытого ларька с мороженным.
  Стояла тихая ночь. Только слышался далекий гул машин, доносившийся с шоссе, да нескладное пение подвыпивших мужиков в подъезде одного из домов.
Вдруг среди всех этих звуков ночного города Дик предельно ясно различил жалобный детский плач. Он, кажется, раздавался из окна пятиэтажки во дворе. Дик не знал, как сумел услышать  его на таком большом расстоянии, но это было совершенно не важно. Мальчик поспешил войти в темный холодный подъезд старенького дома, поднялся на скрипучем лифте, безошибочно угадав этаж, и, в конце концов,  замер перед обшарпанной железной дверью. Из-за двери доносились громкие рыдания.
  Дик постучал. Никто не отозвался. Он снова постучал. Плач стал еще громче. Дик достал из кармана маленький деревянный ключик и осторожно вставил его в замочную скважину. Дверь послушно отворилась. Дик попал в маленькую, темную и очень грязную комнатку. В углу на стуле была небрежно навалена вперемешку мужская и женская одежда, на полу валялись ботинки. Тут и там обнаруживались пустые бутылки из-под пива и вина.
  Под тусклым освещением раскачивающейся на оголенном проводе желтой лампочки сидела на полу босоногая девочка в грязном рваном платье и громко плакала. Увидев незнакомого мальчика, она размазала слезы по неумытому личику, всхлипнула в последний раз и строго спросила:
  - Ты кто?
  - Я – волшебник, - тихо сказал Дик, притворяя за собой дверь.
  - Докажи, - потребовала девочка, недоверчиво его разглядывая.
  - А вот и докажу! – улыбнулся Дик и прищелкнул пальцами, собираясь сотворить на своей ладони большой леденец, но чудо почему-то не получилось. Он попробовал еще раз, и еще. Безрезультатно.
  - Никакой ты не волшебник, - серьезно сказала девочка. – Волшебников не бывает.
  - Вот и неправда! – возмутился Дик. – Я ведь услышал издалека, что ты плачешь, и пришел тебя утешать. А, кстати, почему ты плакала?
  Тут девочка снова залилась слезами. Дик насилу сумел ее успокоить.
  - У меня мама ушла, - громко всхлипывая, сказала малышка. – И картинку мне оставила до ее прихода раскрашивать. Красиву-у-ю-ю. А я одна не смогу-у-у! Мне одной стра-а-ашно!
  - Покажи хоть картинку-то, - попросил Дик.
  Девочка медленно встала с холодного пола и провела его в другую маленькую, не менее грязную и мрачную комнатку
  Картинка и правда оказалась большой и красивой. Нарисованная в карандаше на белом листе ватмана, она заменяла полпола всей комнаты. На картинке был изображен огромный замок с башенками, крепостной стеной, балкончиком и стражей у ворот. На балкончике стояли прехорошенькие принц с принцессой и кормили с рук голубей. На одной из крыш пристроилась грациозная кошка. А внизу, на газоне перед замком бродили крылатые лошади.
  - Очень красивая картинка, - искренне похвалили Дик, пребывая в полном восхищении.
  - Мне мама ее на Новый Год подарила, - похвасталась девочка.
  - Давай же ее скорее раскрашивать! Я тебе помогу.
  Рядом с ватманом лежали акварельные краски, только в каждой ячейке краски оставалось совсем немного. Приходилось очень экономить, чтобы хватило на всю картинку, сильно разводить краски водой и делать оттенки едва заметными.
  Девочка, впрочем, вскоре развеселилась. Так развеселилась, что случайно заехала кисточкой с красной краской Дику прямо по шарфу, оставив на нем похожий на капельку мазок. А потом еще раз – зеленой краской, и еще раз – фиолетовой.
  Когда картина была раскрашена, краски в ячейках больше не осталось. Дик встал, осмотрел сверху свою работу и недовольно покачал головой. Вышло слишком блекло, неясно, расплывчато, словно отражение в воде. Лишь призрак чуда, зыбкий и лукавый.
  - Какое-то призрачное царство у нас с тобой получилось, - сказал Дик нахмурившейся девочке.  – Давай-ка  я сбегаю за красками в магазин, и мы раскрасим по-новому!
  - Нет-нет! – закричала вдруг та в большом испуге и схватила его за руку. – Мне и так очень-очень нравится! Не надо! Не уходи!
  - Я ненадолго, - успокоил ее Дик. – Туда и обратно.
  Он поцеловал девочку в лоб и вышел из квартиры, снова заперев дверь на ключ. Молнией сбежал он по узкой лестнице, не замечая ступенек и чувствуя в сердце прилив радости и страшного волнения. Ему даже захотелось рассмеяться, но он очень торопился и не мог себе этого позволить. 
  Магазин Дик нашел быстро, и, на его удачу, он работал. Но едва попав внутрь под звон входного колокольчика, мальчик тут же увидел прямо перед собой шкаф со школьными учебниками и сразу забыл обо всем на свете. Подбежал к нему, схватил учебник алгебры, открыл на случайной странице.
 
  6х-12=2х
  х=3

  Как так? Почему? Откуда это вышло?
  Дик стал разбираться. Махинации с числами казались ему чуть ли не главнейшими из чудес. Пролистав учебник алгебры, он взялся за учебник биологии, и там с восторгом обнаружил много нового и интересного. Сам он даже не заметил, как на его шарфе появились и уравнение арккосинуса, и формула серной кислоты, и состав ядра, и расчет силы F=mg, и строение стебля. Дик листал один учебник за другим, не переставая восхищенно вздыхать и удивляться собственному невежеству.
  - Молодой человек, вы будете что-нибудь покупать? Тили вы решили навсегда здесь поселиться? – спросили вдруг за его спиной. Дик растерянно обернулся и увидел продавщицу. Она строго глядела на мальчика из-за стекол очков-половинок.  – Имейте в виду: магазин закрывается.
  Дик поспешно поставил учебник риторики на полку. Он вспомнил вдруг, зачем пришел в этот магазин, и очень разволновался. Бедная девочка в своей грязной квартире, наверное, снова плачет, а он тут всякие книжки читает!
  - Пожалуйста, скорее, дайте мне краски! – обратился Дик к продавщице, доставая из кармана неизвестно откуда взявшуюся там синюю бумажку.
  - Краски? Пожалуйста, - продавщица с удивлением в глазах протянула мальчику упаковку акварели. – Погодите! Возьмите сдачу!
  Но Дик даже не обернулся. Схватив разноцветную коробочку, он пулей вылетел на улицу, пронесся по освещенной радужными огнями дорожке и остановился только перед предупредительно моргающим красным глазом светофора на другой стороне оживленного шоссе. Тут Дик с ужасом понял, что побежал не в ту сторону, и стремглав повернул назад. Он боялся заблудиться в этом большом сияющем миллионами огней городе, где столько похожих один на другой домов и дворов. Он вслушивался в какофонию городских звуков, надеясь снова услышать знакомый жалобный плач, но до него доносились лишь шум машин, тихие мелодии из старенького приемника, да бурчание телевизора в одном из многочисленных желтых квадратиков окон. Знал бы он, что деревянным ключиком можно открыть дверь только единожды, не стал бы, возможно, так терзать себя угрызениями совести. Конечно же, мальчик был слишком неопытным волшебником, чтобы знать такие тонкости. Вот и метался, как безумный, сжимая в руке коробку акварели.
  Но напрасно бегал Дик по дворам в надежде отыскать знакомый грязный подъезд.  Все подъезды были на одно лицо – темные и вонючие. Лишь в немногих из них горели тусклые лампочки . Мальчик совсем отчаялся, чуть не плакал от обиды. Дом маленькой девочки пропал бесследно среди сотен таких же домов.
  Дик в изнеможении опустился на краешек заснеженной песочницы, усталый, вспотевший, со съехавшей набекрень мокрой шляпой и совершенно несчастный. Посмотрел на коробочку красок в руке. С нее на него красным треугольником рта улыбался зеленый лягушонок в синей кепочке. Он грустно улыбнулся и положил краски в песочницу. Авось, кому-нибудь пригодятся. Мальчику вдруг очень захотелось покинуть это страшное место. Он прищелкнул пальцами, надеясь, по обыкновению, добыть огня. Но ничего не вышло. Дик вздохнул и тоскливо оглядел двор.
  Неподалеку на низкой скамеечке сидел мужик с небритым лицом и заплывшими глазками. Во рту у него торчала сигарета. Мужик хмурился и громко чиркал зажигалкой.
  - Дяденька, дайте, пожалуйста, огня, - попросил Дик.
  - Такой мелкий, а уже курит, - неодобрительно пробурчал мужик и сплюнул.
  - Мне только свечку зажечь, - мальчик протянул ему свою свечу.
  - Ну раз так…, - и мужик поднес к фитильку слабый неровный огонек зажигалки. Свечка моментально вспыхнула, и Дик исчез. Мужик недоуменно почесал в затылке и закурил.
  Дик снова шел по Коридору. Осторожно, почти на цыпочках. Иногда ему попадались двери. Он открывал их теплым деревянным ключом, но переступать порог не спешил, а лишь заглядывал в щелочку. Мальчик не хотел снова тушить свечу. А сквозь щель подглядывать за чудесами было даже интересней. Он сумел подглядеть и танец лесных эльфов на цветущей душистой поляне под серебристыми звездами, и смертельный поединок гладиаторов, и чаепитие барышень-фей в чашечке гигантской фиалки, и страшный обед  на семь персон, где  было разрешено лишь определенное количество кусочков смердящего болотного пудинга, а за каждым стулом стоял суровый охранник с плетью и бил любого, кто пытался съесть больше положенного. 
  Один раз Дик, заглянув сначала в щель, не выдержал соблазна и распахнул дверь настежь – так понравилось ему увиденное.   
  - Какая красота! – восхищенно прошептал мальчик, уставившись на огромную луну, сиявшую на фиолетовом небе. Он оказался на покрытой красной черепицей крыше, и свежий морской бриз дул ему прямо в лицо.
  - Да, луна сегодня особенно хороша, - согласилась с Диком большая серая кошка, сидевшая у кирпичной печной трубы.  – Но потрудитесь же исчезнуть! У меня тут свидание!
  Дик лукаво улыбнулся и исчез.
  Он и сам не знал, сколько вечностей бродил по темному коридору. От свечи его остался лишь крохотный огарок. В голове звенело от чудес, а на шарфе, некогда белом, почти не осталось места. Он уже не замечал ни голода, ни усталости. Казалось, его самого скоро уже и не будет под горой навалившихся чудес.
  Вдруг прямо перед носом мальчика возник стул. На стуле сидела девочка в золотом платье. Дик с удивлением заметил, что из-под копны рыжих кудряшек торчат аккуратные лисьи ушки, а на коленях у девочки лежит ухоженный хвост с белой кисточкой. Заметив Дика, девочка быстро соскочила со стула. 
  - Ну наконец-то! – воскликнула она, всплеснув руками.  – Я уж заждалась!
  Дик изумленно захлопал глазами. Он и подумать не мог, что его могли ждать в таком странном месте. Однако, ему сделалось очень приятно от этой мысли, будто домой вернулся.
  - Пойдем скорее! – девочка нетерпеливо схватила его за руку и потащила за собой. – Мы все так давно ждали, когда ты придешь!
  Дик ничего не понимал, только шел, почти бежал вслед до девочкой. Он откуда-то знал, что и сам давно мечтал об этой встрече, возможно, с рождения.
  Девочка привела Дика к приоткрытой маленькой дверце. Мальчик снова очень удивился. Он был откуда-то убежден, что все двери Коридора заперты. Чтобы пролезть в эту маленькую дверцу, пришлось согнуться в три погибели и придержать одной рукой шляпу. Когда же он распрямился, он увидел….
  Впрочем, никаких слов не хватит, чтобы описать новорожденный, еще совсем свежий цветущий мир, во всем своем юном великолепии встречающий долгожданного гостя. Того, кто присутствовал при его, мира, рождении. Ведь настоящее Чудо описать невозможно. Его можно только увидеть.
  - Он пришел! Он пришел! – завопила на весь мир девочка, и весь мир откликнулся ей радостным смехом. Дику стало так хорошо, как никогда еще не было.  Кажется, он был по-настоящему счастлив. Мальчик размотал свой шарф и внимательно осмотрел его. Сколько же всего успело запечатлеться на белой вязаной ткани. Хозяин будет доволен. Он удовлетворенно кивнул и снова надел шарф белой стороной наружу. Пусть снова собирает на себя чудеса. Уж тут –то их найдется много.
  - Пойдем скорее!  - девочка-лисичка запрыгала на месте от нетерпения. – Мир ждет тебя!
Дик улыбнулся и задул свечу. Положил огарок в карман. Он зажжет его позже, когда устанет бродить по разноцветным тропинкам нового мира, его мира, близкого сердцу с рождения. И тогда будет что рассказать друзьям. Если найдутся слова.