Глава VIII

 Гонец закатил глаза, мысленно досчитал до десяти, но, к вящему своему стыду, с собой справиться не смог и все-таки оглянулся. В девятый или десятый раз за последние пол часа.

Недавно проеханные Рокшаны встречали его хмурым ожиданием похорон. Хоронили старосту, убитого… лесной. Толком что-то объяснить так никто и не смог. Все что удавалось выжать из селян, носило истерично-обрывочный характер и из частей в целое не складывалось. Сходились селяне только в одном - началось все довольно мирно. Невесть откуда взявшаяся девушка не дожидаясь темноты пробралась во вторую от мостков избу (как раз старостину) и вскоре вышла… одетой по-мужицки. Встречали её безбоязненно – в пяти дворах обитало в общей сложности тридцать два человека, девочки они не боялись. Даже предлагали уйти подобру-поздорову, вернув краденное.

Дальше рассказ не клеился. Мужики молчали, бабы плакали, дети предпочитали не отставать от баб.
Ни с кем не прощаясь, «под шумок», Гонец отсоединился от отряда и поехал от Рокшан прочь, по широкой дуге обходя деревеньку. Как вскоре выяснилось – не зря. Уже через десяток минут он наткнулся на почти заметенный конский след, который некоторое время шел вдоль реки а затем вдруг начинал плавно петлять, словно всадник бросил поводья.

Впереди, быстро увеличиваясь в размерах, показался просвет, следы уверенно повернули в ту сторону. Гонец ускорился и выругался сквозь зубы.

У кромки леса стоял конь. Чалый красавец с белой стрелкой на лбу беспокойно переступал крепкими ногами. Возле его передних ног, до половины занесенное снегом и от того бесформенное, что-то темнело. Подъезжать ближе Гонец не спешил – мракобесы его знают, может, засада какая, а коня как приманку оставили – и сначала огляделся.

Лес был как лес, в меру частый, в меру смешанный. Естественных заграждений и укрытий в виде овражков, ямок или особо крупных поваленных деревьев в округе пока что не наблюдалось. Разве что у двух елей впереди лапы опускались до самой земли, образуя что-то на подобие шатров, но прятаться там больше, чем в одиночку, вряд ли было возможно.

Гонец чмокнул губами и осторожно поехал вперед. Чалый настороженно вскинул голову, тонко, словно бы жалобно заржал, толкнул мордой бесформенный куль под ногами…

Белая рука безвольно зарылась в снег. Перевернутая нечаянным тычком на спину, на земле лежала Мелисса. Волосы разметались по снегу черной кляксой. Из потрескавшихся на морозе приоткрытых губ мелко, судорожно вырывались облачка пара. Гонец снова ругнулся – на этот раз со вкусом и витиевато. Спешился, подошел к лесной… Чалый угрожающе фыркнул, заслонил девушку собой. Гонец хмыкнул и оттолкнул его.

- Иди уж, все одно – вреда не причиню..

Ошалевшее от такой наглости животное отшатнулось, давая Гонцу возможность получше разглядеть лесную. За то время, что он её не видел (не так уж долго, если вдуматься) она, кажется, похудела ещё больше. Резче обозначились скулы, немного заострился нос. Выглядывающие из рукава запястья можно было обхватить двумя пальцами.

- И что с тобой делать прикажешь? – про себя пробормотал Гонец, пытаясь нащупать на тонком запястье хотя бы подобие пульса. Рука была болезненно-горячей, но кто его знает, что это такое для лесных…

Мелисса вдруг вздрогнула всем телом, хрипло, захлебываясь, вдохнула… Гонец почувствовал, как держащая её запястье рука вдруг онемела, подушечки пальцев закололо тысячей крошечных игл. Мелисса открыла мутные, бессмысленные глаза и сипло выдавила:

 - Воды…

- Вот что б  тебя так же в старости! – искренне, но беззлобно ругнулся мужчина, поднимая Мелиссу и кое-как усаживая её в седле. Лесная невидяще смотрела перед собой, судорожно вцепившись пальцами в лошадиную гриву и часто-часто дышала. Вздрогнула, снова простонала:

- Воды…

- Сейчас, сейчас, потерпи.

Гонец сел в седло за ней и поехал вперед, по дороге подхватывая под уздцы чалого. Ехать было тяжело – правой рукой Гонец придерживал безвольно обмякшую Мелиссу, левой – держал поводья её коня, своим каким-то чудом управляя тычками пяток и негромко бурчал себе под нос.

- Потерпи, потерпи, немножко ещё.

Лесная, кажется, снова потеряла сознание, только из-под прикрытых век катились редкие капли слез.

- Ещё чуть-чуть, - снова невесть зачем пообещал Гонец поворачивая направо и вспоминая карту. Если память не врала, то скоро должен был показаться родник, дающий начало быстрому ручью.

Родник вскоре действительно обнаружился – звонкий, непривычно высокий, столбиком бьющий из центра небольшого озерца. Гонец с облегчением спешился, посадил лесную возле дерева, наполнил флягу и поднес к мелиссиным губам, осторожно наклоняя.

Тонкие струйки потекли по подбородку. Лесная мгновенно пришла в сознание, жадно прильнула к фляге – Гонцу пришлось наполнять её ещё трижды. Допив, Мелисса обвела окружающий пейзаж уже чуть более осмысленным взглядом. Глаза лихорадочно блестели и отчего-то на миг напомнили Гонцу глаза Охотника. Впрочем, сходство тут же пропало. Лесная до боли закусила губу, но справиться с собой не смогла.

Плакала она без слез, по-лисьи тоненько взвизгивая и подвывая, прижав руки к лицу и откинув голову назад. Поддерживающий её под спину Гонец вдруг с удивлением поднес к лицу руку – в одном месте через рубашку медленно но уверенно сочилась кровь.

… Успокоилась лесная мгновенно. Встала, пошатываясь дошла до озерца, и, пошвыряв куда попало вещи, с головой окунулась. Тактично отвернувшийся Гонец успел краем глаза заметить шрам на спине.

Пожав плечам Гонец углубился в лес, на ходу ломая ветки для костра.

Тише воды и ниже травы из-под одной из разлапистых елей на цыпочках выбрался Мельрик из Рокшан. Он шел за странным человеком с седыми висками от самой деревни, смутно ощущая, что тот не просто так пытается покинуть Рокшаны тайком. Обычное мальчишеское любопытство замешанное на интуиции возымело страшное действие. Мельрик мог бы собой гордиться – не раз и не два оглянувшийся мужчина его так и не заметил
А дальше начиналось непонятное. Нашедший убийцу дяди мужчина отчего-то не спешил её добивать или хотя бы связывать. Наоборот, со странной бережливостью усадил девушку в свое седло и повез к роднику. А там и вовсе оставил одну, отправившись – Мельрик прислушался к редкому треску ломаемых сучьев – за дровами.

Мальчишка закусил губу и покрепче сжал рукоять охотничьего ножа. Зубы у него начинали потихоньку стучать, да и девушка, с фырканьем плещущаяся на морозе в ледяной даже на вид родниковой воде мыслей о тепле как-то на навевала. Она стояла к Мельрику спиной, и мальчишка хорошо видел короткий, с ладонь, рубец, рассекающий белизну кожи как стремительный мазок кисти. Рубец был покрыт уже совсем тоненькой заживающей корочкой содранной в одном месте.

Мельрик упрямо насупился и крадучись направился к лесной, занося руку с ножом…

… И слишком поздно замечая, что треск ломаемых сучьев стих, сменяясь нехорошим движением воздуха за спиной, как от стремительно-резкого движения.

Гонец с интересом разглядывал барахтающегося в снегу юнца. На вид тот был помладше монашка, но уши из-под бесполезно пытающихся прикрыть их волос торчали ну точно так же. Вышедшая из воды лесная натянула рубашку, штаны, с презрительным отвращением покосилась на обувь, затем подошла к Гонцу и принялась спокойно разглядывать парнишку.

- Кто это?

- Пёс его знает. Но нож у него острый… Ну, признавайся, что нужно? Если голодный – то убери свою железку, я не жадный, еды на тебя хватит.

Мельрик уже не лежал, а сидел в снегу, с хмурым отчаянием глядя на Гонца снизу вверх. Губы у него дрожали, словно бы он вот-вот заплачет, но глаза оставались сухими.

- Ну-ка подожди… - Мелисса вдруг наклонилась, вглядываясь в лицо парнишки. Нахмурилась. – Я тебя знаю.

Вспомнив произошедшее в деревне лесная непроизвольно ссутулилась, тревожно заглядывая в мальчишеские глаза. Словно тенью оскала дрогнула верхняя губа. Гонец как бы невзначай переступил с ноги на ногу, прикрывая мальчишку. Не глядя на него Мелисса спокойно произнесла:

- Не бойтесь, я его не трону. Я и родича его не убивала.

Кивнув каким-то своим мыслям Гонец за шкирку поднял Мельрика с земли, поставил на ноги, развернул в сторону Рокшан и легонько подтолкнул в спину.

- Иди.

Мальчишка сделал два или три машинальных шага, затем обернулся… Нож все ещё был зажат в его руке, и на мгновение на мальчишеском лице отчетливо промелькнуло: «а вдруг смогу, а вдруг успею?»

Взгляд вдруг сместился на молчаливо замершего в шаге от лесной Гонца и глаза потухли. Спотыкаясь, он побрел по конским следам назад, к деревне.

- Его убила не я, - негромко, но отчетливо произнесла вслед лесная. – Его убил ветер.

Мальчик обернулся и по-детски уверенно произнес:

- Я все равно отомщу.

***

Гонец долго смотрел на удаляющуюся мальчишескую спину. Мелисса его любопытства не разделяла. Быстро, без суеты развела костер и плюхнулась на землю, протягивая к огню белые руки. Поинтересовалась, не глядя на Гонца.

- Где я?

- Чуть западнее Рокшан, в трех днях пути от Серебряной крепости.

- А Рокшаны – это где?

Гонец изумленно посмотрел на неё.

- Мы все ещё на территории Арны, если вы об этом. С чего вдруг такие провалы в памяти?

Мелисса попробовала пожать плечами, поморщилась, и неопределенно шевельнула подбородком.

- Не знаю, сколько была без сознания. И куда ехала – тоже не знаю.

- А я вот тут проезжал недавно через Рокшаны, - с неожиданной даже для себя самого вежливой едкостью откликнулся Гонец. – Друга встретил, знаете ли. Как раз к похоронам успел.

- Это не я, - резко прервала его Мелисса, вскидывая голову и гневно глядя на мужчину. – Нам нельзя убивать, мы не умеем убивать, я не посмела бы поднять оружия на человека.

Гонец вдруг глухо и презрительно рассмеялся. Он чувствовал к лесной странную смесь неприязни, симпатии и жалости. Смесь эмоций впервые в жизни приводила его в замешательство, а потому говорил он резко.

- Нет, ни одна затея у тебя выйдет. Ни-од-на.

-  И с чего ты это взял? – хмуро поинтересовалась лесная, в пику мужчине тоже отбрасывая вежливое «вы».

- Абсолютно не умеешь вести себя с людьми. Я что, сказал, что был на похоронах убитого тобой человека? Нет. Ты сама мне это сказала. Смирись с тем, что ты не в своем лесу, а люди скорее закидают «лесную погань» камнями, чем выслушают.

Мелисса невольно вздрогнула – словами про «лесную погань» мужчина задел её за живое. Насупилась и упрямо, почти точно так же как давешний мальчишка произнесла:

- Я все равно отомщу.

- За что, за спину? Плюнь, забудь. Не тебя первую пороли, не тебя последнюю. А вести ты сама взялась.

Закрыв глаза лесная внимательно вслушивалась в лес, Гонца слушая в пол уха. Слова о порке прорвали мягкий шелест леса, снова заставили вздрогнуть. Опять заныла спина. Мелисса глубоко вздохнула и попыталась снова услышать лес. Выходило плохо – по большей части девушка слышала только собственное дыхание.

Рассказывать или объяснять что-то Гонцу не хотелось отчаянно. Она была благодарна ему за то, что он сделал, но не больше. Да и с этой благодарностью следовало повременить – демоны знают, что на самом деле могло понадобиться от неё этому странному человеку с разными глазами.

- Не слушаешь, - спокойно констатировал Гонец. – А зря.

- Ну а зачем? – не открывая глаз спросила лесная, поднимая лицо к солнцу, застенчиво сияющему с голубого, с редкими облачками неба.

- Потому, что мы можем помочь друг другу.

Теперь настал черед лесной смеяться.

- Ну, я-то тебя хоть на край света отведу, если заплатишь, причем такими тропами, что ни одна погоня во век не найдет, скорее сама сгинет. А вот ты? Голову за меня пойдешь этому… Ден-Гару рубить?

Если Гонец и удивился, то виду не подал, только сделал для себя пометку в уме, что эта белокожая девушка не так проста, как может показаться. Примирительно поднял раскрытые ладони:

- Рах, мир. Потом разберемся. Есть хочешь?

Лесная наконец открыла глаза и кивнула.

- Очень. Учти – в ближайшие несколько дней есть буду много. Хочешь – из оплаты вычти.

- Это стоит понимать так, что ты едешь со мной?

Лесная отвлеклась от жадного разглядывания выкладываемых из сумки продуктов.

- Это стоит понимать так, что мне нужно в город.

***

Гонец критически оглядел кучу лапника, наваленную у костра, цокнул языком, ушел, вернулся неся в охапке ещё несколько веток, и, похоже, наконец остался доволен результатом, потому как удовлетворенно хмыкнул и сел на лапник лицом к огню. Мелиса лежала на спине, заложив руки за голову, по другую сторону костра.

Лесная думала об Охотнике. Думала с чисто практической точки зрения – вот кого хорошо заполучить хотя бы в союзники! Она бы придумала, чем его завлечь, чем настроить против них всех – против Ден-Гара, против чернявого солдата, против…

… Против каждого, кто поднял на неё руку.

- Почему вы не можете убивать? – поинтересовался Гонец.

- Лесу отвратно убийство, - просто ответила девушка. – Убить своего ради удовольствия, просто так, за деньги… Это как болезнь. А с любой болезнью организм справляется методом её уничтожения.

- Но ведь и животные убивают иногда по непонятным причинам, - возразил Гонец.

Мелисса покачала головой.

- Просто так – никогда. Убивают, что бы выжить. На охоте или на поединке. На сражении за территорию.

- Люди тоже воюют за территорию, - с готовностью парировал мужчина.

- Нет. Человек отвоевывает территорию, что бы быть богаче, знатнее. Животное – что бы не умереть с голода. А мы и вовсе считаем, что леса хватит на всех…

Помолчали.

- И как же лес уничтожает эту… «болезнь»? – возобновил расспросы Гонец. Мелисса открыла было рот, но так ничего и не сказала.

Воспоминания роились в голове.

… Ей было совсем немного, пять или шесть, когда этих двоих нашли в самой глуши, куда редко забредали даже свирепые медведи.

У лесного было страшное, испещеренное глубокими морщинами лицо. Морщины, казалось, наспех процарапали на юном лице острой палочкой, как иногда царапают на воске маленькие дети. Глаза у него были дурные, словно при болезни, сухие губы потрескались… Под рубашкой на теле алели глубокие ссадины, словно лесной расцарапывал кожу ногтями. Мелисса отчего-то хорошо запомнила, как Кедр взял лесного за руку и мрачно, с хорошо скрытым страхом в голосе сказал:

- Холодная.

Труп нашли не сразу: разбойного вида мужчина – не из лесных, человек – был тщательно спрятан в яму от выворотня, словно бы от дикого зверья. Тело мужчины сожгли там же, лесного забрали в селение. Мелисса то и дело бегала смотреть на него – сладостная жуть, которой девушка стыдилась по сей день, овевала детский умишко при виде умирающего. Лесной с ней не разговаривал, но и не гнал, похоже, вообще не замечая ребенка, только слепо шарил руками по одеялу, и мелко-мелко, не переставая дрожал, словно все никак не мог согреться.
На третий день у него пошла горлом кровь, на четвертый, обессилев, он умер. Лавку, на которой лесной лежал, сожгли, а само тело отдали реке…

- Никто не знает, почему это происходит. Умирают – и все.

С темного зимнего неба сияли большие, колкие звезды. Затерявшаяся в их сонме луна казалась монетой, случайно оброненной на изукрашенный, шитый серебром ковер.

- Почему ты меня не боишься? – вдруг спросила лесная. Гонец улыбнулся, переворачиваясь на бок и закутываясь в плащ.

- Потому, что беда – не зверь, которого можно вести в поводу.

***

Лисица была красивая – уже сменившая линялую осеннюю шубу на изящный зимний наряд. Тонкие лапы, словно обутые в высокие черные сапожки, прочертили на снегу две ровные вереницы следов.

Приоткрыв один глаз Гонец с любопытством смотрел на застывших нос к носу лису и лесную. Молчаливый диалог продолжался меньше минуты. Затем Мелисса хмыкнула, почесала лису за пушистым черным ухом и, пружинисто встав, скрылась за елями. Лисица с достоинством удалилась в противоположенную сторону.

Когда Мелисса вернулась костер уже не горел, только на месте, где он был,  слабо тянуло из-под снега золой и гарью. Гонец заканчивал седлать чалого, проверяя ремешки на стременах. Услышав нарочито-громкие шаги за спиной кивнул на разостланную на лапнике тряпицу.

- Ешь.

- А с тобой можно ужиться, - оживилась лесная, отламывая внушительный кусок ковриги (вернее сказать, разламывая её напополам) и с умилением косясь на нарезанное ломтиками копченое мясо. Гонец предпочел пропустить реплику мимо ушей. Погладил чалого по морде и поинтересовался:

- Породистый. Из лагеря тебя увозили не на нем, а ещё на твоей кобыле серой. Неужто из крепости увела?

- Отдали, -  коротко ответила Мелисса торопливо дожевывая бутерброд. Рассказывать о Рейне не хотелось отчаянно. Это было словно общим с ним секретом, хотя в глубине души (а если быть честной – то и на всех её уровнях) она подозревала, что сам рыцарь не предал тогдашним событиям ровным счетом никакого значения.

- Ну-ну. Могла бы и соврать.

- Что, к примеру?

- Ну а что врут в подобных случаях? Наткнулась, положим, в глухом лесу на полуизглоданный труп человека с верным конем возле оного. – фыркнул Гонец.

- А зачем? – совершенно искренне удивилась лесная.

- Что зачем? Врать?

- Ну да. Ты же мне не враг. Пока что.

Пропустив «пока что» мимо ушей Гонец рассмеялся.

- Как ты жива ещё с такими взглядами на мир? Запомни раз и на всегда: для тебя любой человек для начала потенциальный враг, а уж потом – что-то другое.

***

Выехав на дорогу они не сговариваясь повернули налево. Гонец хмыкнул, потер ладонью колкую от щетины щеку и в пространство сказал:

- Ну, раз в Гревенштольц – так в Гревенштольц.
Мелисса тут же встрепенулась как сокол, с которого сняли колпачок.

- Гревенштольц? А где это?

Гонец неопределенно махнул рукой.

- Здесь все время по прямой дня три или четыре. Да и заночевать сможем не в лесу, а под крышей. Если поторопимся – то к вечеру уже храм покажется.

- Меня не пустят в храм.

- Со мной – пустят.

Они снова замолчали, впрочем, на этот раз ненадолго.

- Вы же не переносите железа, верно? – поинтересовался Гонец, косясь на босые мелиссины ноги. Обуваться девушка не спешила, сапожки пока везла в сумках.

- Можно и так сказать – после недолгой паузы согласилась она, с явной неохотой отвлекаясь от своих мыслей.

- И на что это похоже?

… Рука Мелиссы непроизвольно потянулась к шее. Перед глазами словно снова запрыгали черные мушки, и на миг лесной показалось, что она снова находится в полутемной комнате, по стенам пляшут отсветы факелов, а шею жжет железная цепь.

Мелисса вздрогнула и тряхнула головой.

- Сама не знаю. Но для начала это всегда запах. Резкий, тошнотворный… И голова кружиться начинает.

- А при контакте?

- Как каленым.

- И как же ты тогда в стременах стоишь?

Мелисса покосилась на собственные ноги.

- Это – обработанное, не сырое… Обработанное в разы слабее, как для вас чашку с горячим отваром в руках подержать. Почему ты так интересуешься?

Гонец пожал плечами.

- Потому что, как уже говорил, не считаю ,что беду можно привести во поводу как зверя.

- То есть в то, что мы приносим беду ты не веришь? – уточнила Мелисса.

- Не верю, - подтвердил Гонец. Если бы это было так, то мы бы не дошли до Арны – заплутали бы напрочь в ваших лесах.

- Вместо этого мы сгинули во вражеском лагере.

- Я думал об этом, и…

- Нечего здесь думать, -довольно грубо прервала девушка. – Ты ехал по моим следам, верно? Скажешь, ни одной смерти за вычетом той, в деревне у рыбаков?

- Женщина болела и до тебя.

- Но она могла и выжить.

Гонец задумался, а затем спросил у Мелиссы то, что она сама совсем недавно спрашивала у Рейна.

- Меняемся? Я рассказываю про Охотника, ты – про то, что с тобой произошло.

- Ну и кто первый? – хмыкнула лесная. – Ты или я?

- Я спрашивал, значит – первой тебе отвечать.

Мелисса перевела взгляд с холки лошади на дорогу. Ради информации об Охотнике пару минут почесать языком? Заманчиво. Очень даже заманчиво…

- И что же тебе рассказать?

- Начни с Рокшан. Ты сказала, что мужчину убил ветер…

***

- …Я уже говорила, убивать мы не можем, - начала Мелисса. – Об этом есть даже одна легенда, но она довольно длинная, а вкратце теряет смысл. Тебе пока нужно запомнить только то, что своей рукой мы убить не можем. А ещё – что мы умеем сливаться с природой. Я не объясню тебе, как это происходит. Просто начинаешь чувствовать себя… частью. Чего-то необозримо большего. И видеть и слышать начинаешь, как это большее. Нас учат этому с раннего детства, как вас – сражаться…

- Ты так уверенна в сравнениях?

- Я много расспрашивала своих и в дороге прислушивалась к тому, что говорят рыцари, - отмахнулась Мелисса и продолжила. – А тебе стоит знать, что я ничего почти не умела. Слияние давалось мне тяжело, мне и сейчас ещё нужно не меньше минуты. Полынь, которая меня учила… Она и вовсе считала, что я никогда не смогу больше, чем слышать лес и птиц. Говорила моему отцу, что хорошо если через пять лет решится научить меня чему-то новому.

- А есть ещё и новое? – с любопытством уточнил Гонец. Мелисса вздохнула, поспешно выныривая из собственных мыслей.

- Есть… Нас учат ещё слиянию со стихиями, но это очень долго и очень сложно. Они обладают своей душой и всегда очень много берут, - лесная усмехнулась. – видать подчиняться не любят.

После недолгой паузы девушка продолжила:

- Мне просто нужна была обувь, я без неё слишком приметная. А они, оказывается, видели. Я знаю, это тот ребенок в соседнем дворе. Они обещали отпустить, если я все верну, но не отпустили бы. Они думали, что я человек.

- И ты?...

- Да, - кивнула лесная, отвечая на недосказанный вопрос. – С ветром. Я не держала зла на человека. А вот ветер держал.

- Как человек может поссориться со стихией?

- Не знаю. И как у меня получилось – тоже не знаю. Я просто позвала.

Голо Мелиссы стих, сошел на нет. Лесная невидяще смотрела перед собой, теребя поводья белыми пальцами. Воспоминания наплывали, нахлынывали волнами, мягко, ненавязчиво вливались в сознание.

Это была не буря – хуже бури, хуже урагана… хуже смерти. Навылет пробили грудь тысячи тонких копий, и ветер, теперь уже ничем не сдерживаемый, понесся по венам вместо крови. Мелиссе хотелось закричать, но на жестко сжатых губах застыл излом чужой улыбки.

Не было больше лесной по имени Мелисса. Был только ветер, дикий и яростный ветер. А потом она снова оказалась на земле – обессиленная и выпитая до последней капли. Не видящая ничего перед собой… Потом пелена перед глазами расступилась, являя взгляду испуганно расступившихся людей, тело у ног и широко раскрытые глаза мальчишки, прижавшегося к забору.
Потом, кажется, были спотыкающиеся шаги, теплая морда чалого, поводья, все выскальзывающие из пальцев.
В памяти не отложилась, куда и сколько она ехала. Отложилось, за то, слепящее золото Границы и обморок.
Мелисса видит себя – но не нынешнею. Что-то произошло, отчего-то посмуглела кожа, отчего-то посветлели волосы… Стоит рядом на коленях человек.

- Терпи! Терпи, демоны тебя забери! Я сейчас… Кай, держи её!

Кто-то подхватывает её, поддерживая руками под спину и запрокинутую назад голову. Мужчина, помогая себе зубами, рвет тонкий кожаный шнур и в два обхвата завязывает на её шее…

- Мелисса?

Лесная – в который раз уже – вздрогнула, провела рукой по лицу.

- Прости, задумалась. Я вроде все уже рассказала… Твоя очередь.

***

Рассказ Гонца занял не в пример меньше времени, хотя бы потому, что свою жизнь он замалчивал старательно. Мелисса слушала, любопытно склонив голову на бок.

- Позволь спросить, ты-то почему мне не врешь? – наконец произнесла она. Гонец хмыкнул.

- Кто сказал? Может, и вру.

Помолчали.

- Почему его боятся?

***

Пока суть да дело, пока Гонец говорил про Охотника, солнце успело пройти около половины отмеренного на день расстояния. Мелисса начинала задремывать в седле, изредка смешно вскидывая голову. Затем села боком, и балансируя, стала обуваться.

Храм показался впереди ещё до наступления темноты. Тонкие шпили словно стремились проткнуть низкое, снова затянутое тучами небо. Храм стоял в неожиданно безлюдном месте, в стороне от дороги. Мягко светились низкие, забранные зачем-то коваными решетками окна. По левую руку от храма, немного даже позади, был виден приземистый домик в два этажа, из-за которого в свою очередь застенчиво выглядывал уголок сарая и край занесенной снегом грядки – духовники, кажется, жили тем, что выращивали сами.

Повеселевший было Гонец снова насторожился – по мере приближения взгляду открылась грубо сколоченная коновязь с двумя породистыми гнедыми конями и меленько трясущимися от холода недовольными слугами при них. Гонец привстал в стременах, пригляделся… Обернулся к Мелиссе.

- Можешь гербы разглядеть?

Лесная неуютно поерзала в седле. Низкие, без каблуков и с гладкой подошвой сапожки, которые, к тому же, были ей велики, в отличие от босых ступней то и дело неудобно проскальзывали в стременах. С горем пополам найдя удобное положение Мелисса пригляделась.

- Почти одинаковые… Синий фон, желтый крест поверх него. В правом верхнем углу – арфа, в левом нижнем – у одного птица, у другого полумесяц.

- Эйельвены, - себе под нос пробормотал мужчина. – Кажется, Свиен и Леторай.

- Ты всех помнишь?

- Гербы – у всех влиятельных родов.

Подумав, Мелисса довольно наивно поинтересовалась:

- А это плохо или хорошо?

- Ни то, ни другое… Мальчишкой я знал их деда, но не больше. Впрочем, скорее хорошо, чем плохо. Вот только что им здесь понадобилось?

Мелисса машинально пожала плечами:

- Может, уже решим, едем дальше или поворачиваем?

- Едем. Только, ради святого, сделай вид, что тебе холодно. Хотя бы нос в воротник спрячь.

Лесная послушно ссутулилась.

… Оградой храм был обнесен чисто символической, демонстрируя не то бесконечную веру в Божью милость, не то беспечность, граничащую с полным идиотизмом. В конце концов, назвать забором редкие жердины, соединенные горизонтальными перекладинами, язык не поворачивался. Высотой он на первый взгляд тоже не отличался, но подъехав поближе Мелисса поняла, что лошадь если и перескочит его, то с трудом. Так что въезжать все равно предстояло через не менее символичные ворота.

Игнорируя насторожившихся слуг Гонец спешился, передал поводья последовавшей за ним Мелиссе и, старательно отряхнув ботинки от налипшего снега, бесцеремонно забарабанил в дверь.

- Эй, там! Оглохли? Открывайте!

После короткой паузы в двери открылось маленькое окошко, в котором, в свою очередь, возникли два настороженных глаз. Судя по разрезу и длиннющим ресницам - женские.

- Что орете, как оглашенные? - раздался из-за двери недовольных и действительно женский голос.

- А что не открываете? - с готовностью парировал Гонец.
Женщина (точнее, судя по тембру голоса - баба) на секунду растерялась а затем ещё недовольнее (трудно представить, но и это возможно) ответила:

- Господин настоятель принимает гостей, и велел никого не пускать.

- А если я, - Гонец демонстративно повертел перед окошечком сложенными в Охраняющий Знак пальцами. - Святой какой-нибудь? Или бедный путник, который помирает, как есть хочется?

- Не богохульствуй, - сурово велела баба. - Сказали - не пускать, значит, не пущу.

... Захлопнуться окошечку помешала рука Гонца. тому видимо наскучили и пререкания, и стояние на морозе. С силой отодвинув заслонку на окошечке обратно он спокойно поинтересовался:

- Вам дверь выломанная зимой не помешает? Ну, сквозняки там, снежок на полу... А?

Женщина заметно стушевалась.

- Господин настоятель...

- ... куда охотнее накажет тебя за то, что ты меня не пустила, - вежливо но жестко перебил Гонец.

После короткой паузы дверь открылась. Изнутри пахнуло уютным теплом, запахом свечного воска, курений и ещё – хлебом. Замершая уперев руки в бока на пороге женщина смахивала на помесь колобка с насупившейся уткой. Низенькая, Гонцу по плечо, она имела довольно воинственный и от того смешной вид.

- Премного благодарен, - иронично поклонился Гонец. Затем обернулся к Мелиссе. – Дорогая, передай лошадей на попечение вооон тех почтенных господ.

«Почтенные господа» в лице слуг вскинулись было недовольно, но под взглядом Гонца быстро сникли и послушно подошли. Они были ещё совсем мальчишками, лет по семнадцати. После недолгой, очень тихой, но содержательной перепалки один понуро побрел обратно к коновязи Гонца и Мелиссы, а второй на вытяжку встал перед мужчиной с сумками в руках. Мечты о теплом нутре храма вырисовывались на его лице огромными прописными буквами. Впрочем, сбыться им было не суждено – благосклонно улыбнувшись Гонец забрал сумки у него из рук. Теперь злорадствовал тот, что остался стоять у коновязи.

За время всех этих манипуляций грозности в женщине поубавилось. Холодный ветер, как на грех слабо но уверенно дующий почему-то именно в сторону дверного проема заметно остудил её пыл.

- Вы позволите? – полуутвердительно произнес Гонец. Что-то недовольно пробурчав себе под нос женщина посторонилась, пропуская их внутрь.

Коридор оказался неожиданно узким, с высоким потолком. Деревянные стены сухо и пряно пахли сосной. Освещался коридор свисающими с потолка на кожаных шнурах прямоугольными фонариками, обтянутыми тканью, что бы избежать попадания на дерево случайной искры.

Женщина, пыхтя, как недовольный ежик, уверено шла вперед. Всего через полторы или две минуты коридор наконец закончился. Стены с потолком испуганно шарахнулись вверх и в стороны. Мелисса огляделась.
Коридор привел их в довольно просторную (да чего уж там, выше бери – огромную!) залу. Вдоль стен горели ряды свечей, выхватывая из темноты упрятанные в ниши-альковы статуи святых. Стену, противопоставленную входу, венчал лик Всевышнего.

Женщина на мгновение остановилась, благоговейно сложила пальцы в Охраняющий Знак и зорко стрельнула глазами в сторону невольных спутников. Впрочем, придраться было не к чему – и Мелисса, и Гонец без промедления повторили её жест.

Чуточку смягчившись женщина заспешила вперед, вдоль стены, к невзрачной дверке напротив. Дверка пряталась чуть позади свечей, слева от последней статуи и была старательно замаскирована легкой драпировкой.

За дверью открылся ещё один коридор, попрохладней и пошире предыдущего. Запах хлеба, почти неощутимый в зале, здесь стал словно бы отчетливей. Вскоре коридор уперся в ещё одну дверь, довольно простую, но прочную. Женщина открыла было рот, собираясь что-то сказать, но Гонец довольно вежливо отодвинул её в сторону и, поманив за собой Мелиссу, без стука открыл дверь.