Ничто

Девяносто процентов своего рабочего времени я не занят ничем. Нет, правда. Представьте себе офис, в котором я работаю. Вы видели такой в каждом втором американском фильме, что смотрели. Большие открытые пространства, много света, люди сидят, уткнувшись в свои мониторы и совершенно ничего не делают.

Иногда сотрудники всё-таки отрывают жопы от кресел и куда-то идут. Как минимум половина таких поползновений это походы в туалет, кофе-зону, на обед или в курилку. Ещё четверть - пойти взять из принтера распечатанную бумажку или посмотреть  - неужели коллега, которому вы уже битый час не можете дозвониться по внутреннему телефону и вправду уснул прямо за столом?

Я простой менеджер. Половина всех вакансий на рынке труда – менеджеры по продажам. Тех, кто хочет работать на этой позиции, в разы меньше. В такой ситуации я не останусь без работы в любом случае. Даже если буду абсолютным дегенератом, который посылает клиентов нахуй.

Я не работаю, не потому что не хочу работать, а потому что у меня на самом деле нет никакой работы. Раньше я думал, что мне просто так везёт на конторы, в которые я попадаю, но сколько бы раз я их не менял – везде, всё было точно так же. Девяносто процентов всего рабочего времени это бессмысленные блуждания по Интернету, новости на Яндексе, торчание на Facebook, чтение блогов, переписка по Skype и прочая ерунда.

Говорят, что сотрудник должен иметь задач на четыре часа. Остальные четыре часа у него уйдут на разные согласования, которые позволят выполнить первые четыре часа непосредственной работы, и его день будет занят полностью. Если давать задач меньше чем на четыре часа – сотрудник начнёт скучать. Если больше – сотрудник перестанет всё успевать и будет чувствовать, что на нём ездят.

Основная проблема состоит в том, что работа менеджера, с точки зрения распределённого рабочего дня она вообще крайне неэффективна. За десять процентов того времени, которое у меня занято, я, конечно, приношу компании гораздо больше пользы, чем вреда в остальные девяносто. Но, просто приходить в офис – чтобы ждать работы, меня реально гнетёт. Где-то задним умом я понимаю, что невозможно угадать тот момент, когда я кому-то понадоблюсь. Однако зависать в социальных сетях я мог бы и дома.

Я похож на муравья, который стоит в сторого определённом месте муравьиной дороги и ждёт когда приползёт другой муравей и передаст ему кусок мёртвой гусеницы, с тем чтобы отнести его на несколько метров в сторону и вручить другому муравью, чтобы он, в свою очередь, так же пёр его дальше. В отличие от реального муравья, я не знаю ни кто убил эту гусеницу, ни где это произошло, ни кто порвал её на куски, ни где другие куски, ни кто тащил этот кусок до меня и по какому маршруту, ни по какому маршруту понесут его после меня, да и где сам муравейник и его хранилище с дохлыми расчленёнными гусеницами я тоже понятия не имею. Я - муравей на дороге жизни.

Или может быть я шестерёнка, в огромных часах, которая поворачивает ещё несколько других шестерёнок, не догадываясь о своем предназначении в этом механизме и, которая даже не знает, что где-то есть циферблат, по которому движутся стрелки, а в конечном итоге эти часы - Биг-Бен в Лондоне и по ним ежедневно сверяют время тысячи людей.

Казалось бы – пойти к начальству и попросить ещё работы не такая уж сложная задача. Но, вы представьте себя на месте этого начальника. Вот, сидите вы такой важный в своём кабинете, на столе фотография вашей семьи, рядом с фотографией вашей любовницы. Подарочные чернильные ручки Montblanc. Генеральный знает вас по имени и даже здоровается с вами за руку. Ваш монитор уже давно не показывает ничего кроме Сапёра и Косынки. На все корпоративные мероприятия вас возит специальный автомобиль. У вас два десятка человек в подчинении. Вы ходите по офису и звените ключами в кармане, всех пугая. И тут, вдруг дверь открывается и заходит сотрудник. И говорит-то он конечно «У меня слишком много свободного времени», но вам-то слышится: «Эй, начальнег. Что же ты такой дурак-то совсем? У тебя подчинённый без работы сидит. Кто на свете всех умней? Нет, не ты». И в этот момент ваш, давно заплывший жиром мозг понимает, что сотруднику надо прямо сейчас придумать какую-нибудь работу.

Один раз мне пригрозили увольнением. Дескать – мы тебе платим деньги, а ты ничего не делаешь и ещё пришёл в этом признаться – для того чтобы всех поставить в неловкое положение. Второй раз – уже в другом месте - пойти проветриться. В третий – опять на новой работе, наоборот, отравить лёгкие дымом. Я аргументировал тем, что не курю. Начальник улыбнулся и ответил: «А ты научись». Это был мой теперешний шеф.

Я знаю, сколько шагов от моего рабочего места до туалета. Я могу дойти до кофе-зоны с закрытыми глазами. Я могу нарисовать план эвакуации на листе формата A3 во всех подробностях.

Мой день начинается с того, что я прихожу в офис первым. Да, не смотря на то, что я практически ничего не делаю – я по-прежнему трудолюбив и дисциплинирован.  Я проверяю почту -  если нет никаких писем от клиентов, отправленных за час до того, как у всех нормальных людей начинается рабочий день или прошлой ночью - часа в три, с пометкой «СРОЧНО», то это практически гарантия того, что сегодня ничего интересного уже не произойдёт.
Где-нибудь в 9:45 появляется второй менеджер. Мы идём с ним курить. Пока мы торчим в курилке, болтая с сотрудниками из других департаментов, каждый успевает высосать по несколько сигарет и проходит минут тридцать. Там же мы встречаем третью девушку-менеджера и ещё на сорок минут идём все вместе в кофе-зону. Вернувшись оттуда, мы находим последних двух бедолаг из нашего отдела на их рабочих местах, хотя не всегда – они вообще мифические персонажи и их почти никогда не бывает. А там уже и обед не за горами. После обеда, время от времени, появляется начальник отдела – он то ли всё время с похмелья, то ли всё время под чем-то – я не знаю, я вообще никогда не видел его с белками глаз, которые были цветом, отличным от розового. Он спрашивает как у нас дела. Потом выходит покурить и больше мы его в этот день уже не наблюдаем. К трём часам мы потихоньку начинаем собираться сваливать. Так как время прихода в офис, как и ухода из него, отмечается, то мы каждый день тянем жребий – кто сегодня останется на работе до упора и, соответственно, будет пикать карточками на терминале за всех остальных. Так как нас пятеро – всё очень удобно. Каждый день один выбывает из жеребьёвки, передавая все пропуска следующему отщепенцу.

Оставшемуся вечером в пятницу - особенно везёт. Он может постичь дзен шума кондиционеров, отыскать красоту в лучах закатного солнца, которые освещают пыльные столы или даже научиться петь акапелла и йодлем.

В детстве мы все думали, что будем бороздить космические просторы на звездолётах, небеса на самолётах, или, хотя бы, океаны на кораблях. У меня ещё тогда закрались сомнения в том, что соседский парень, который любил подраться, и потому держал в страхе весь двор, когда-нибудь добьётся хоть чего-то. Или одноклассник двоечник, с которым мы сидели за одной партой. Да, пусть даже не двоечник, а любой отличник из нашего класса. В итоге мы, вместо первооткрывателей, стали - никем. Соседский драчун ушёл в армию, вернулся оттуда без зубов, с проломленной головой и теперь работает охранником в обувном магазине. Двоечник занимался бизнесом, пока его не взяли за жопу и не отправили в колонию-поселение на пять лет. Говорят что он вышел по УДО и остался жить где-то в деревне, которая была неподалёку. У меня есть подозрения, что он там спился. Отличников жизнь тоже разметала и раздавила как тараканов. Ну и что, что у тебя по русскому языку и алгебре был высокий балл. Когда ты окажешься в ситуации конкурентных отношений в нашей оголтелой реальности – тебя уже не будут гладить за это по голове.

Основная сумма, которая составляет мой доход это не оклад. Это премии и различные бонусы. Бонусы дают в конце кварталов или по итогам года. Премии выплачивают с задержкой на несколько месяцев, поэтому ты даже не всегда помнишь, за что получил этот конкретный кусок гусеницы.

Считается, что у американцев вчетверо выше производительность труда. Я бы сказал, что у них просто вчетверо больше работы, поэтому они и получают вчетверо больше денег, у них вчетверо больше рабочего пространства и уже давно не боксы в опен спейсах а къюбиклы.

Вечерами по пятницам, когда на столе передо мной разбросаны чужие пропуска а под мерным шумом кондиционеров в лучах солнца по столу катается тополиный пух я ощущаю себя совершенным ничем.  Мне кажется, что я и есть этот офис. Такая же его часть как монитор, компьютер и кресло, на котором я сижу. Я как желудочный сок в бетонном чреве здания.

Такие как я, часто начинают заниматься разными видами спорта. Иногда даже опасными. Наверное, чтобы доказать самим себе и окружающим что они до сих пор существуют как личности. Когда-то я занимался альпинизмом. Поднимался на горы. Но потом у меня появилось другое занятие. 

Я начал убивать людей.

Да, всё правильно. Я – серийный убийца. Даже можно сказать что маньяк.  Хотя, слово «маньяк» должно подразумевать, что у человека не всё в порядке с головой, а я не могу утверждать, что я сумасшедший или хотя бы не в себе. Я продолжал ходить на работу, встречаться с друзьями, словом - с тех пор как я начал этим заниматься - ничего не изменилось. Я нормальный. Просто у меня свои приколы.

Хотел ли я этого?  Не могу ответить что-то конкретное. Скорее нет, чем да. Просто сложились некоторые обстоятельства, в которых мне представилась возможность попробовать.

Однажды я пошёл в магазин альпинистского снаряжения – готовился к очередному восхождению и накупил разного железа. Был ноябрь. Снег в том году выпал рано. Сугробов ещё не было, но и травы уже тоже. Было довольно поздно и поэтому темно и безлюдно. Я шёл по тротуару. На встречу мне попалась девушка лет двадцати маргинальной внешности. У неё были грязные перепутанные волосы русого цвета и кожаная куртка-косуха. Она попросила у меня сигарету. Я сказал, что не курю. В то время я и вправду ещё не курил. Девушка обозвала меня и уже намеревалась уйти, когда я окликнул её и сказал: «Ну, ладно». После чего снял со спины рюкзак и как ни в чём ни бывало, вытащил оттуда ледоруб. Я не знаю почему, но в тот момент я понял, что должен лишить её жизни. Удар пришёлся снизу, клюв попал под челюсть, пробив гортань. Она за пять секунд захлебнулась в собственной крови. Я ничего не взял с тела и ничего не сделал с самим телом. Даже не стал прятать. Я стёр с ледоруба кровь носовым платком, убрал его назад и ушёл.

В новостях на следующий день промелькнула только одна заметка на каком-то малоизвестном сайте. Её процитировали ещё несколько агентств и на этом дело закончилось. Было написано что-то типа: «В районе таком-то, неизвестным оружием убита женщина». Тогда я понял, что смерть отдельно взятого человека в огромном городе мало кого интересует.

Вы знаете, что такое ледоруб?

Это как молоток, только острый. Им можно цепляться за гору или укрепить на снегу, воткнув рукояткой вниз. Это почти топор, у которого вся ударная мощь уходит практически в одну точку. Такое оружие использовалось в средние века, чтобы дырявить кирасы. Похожие штуки были у ниндзя. Ледоруб это куда менее банально, чем, скажем, нож. Ножом, к тому же, надо уметь пользоваться. Чтобы убить ледорубом, достаточно одного единственного удара по телу или в голову. Двух, если тебе и твоей жертве очень не повезло. Если ударить в лоб – клюв проходит прямо в мозг – смерть наступает мгновенно. Можно даже проломить грудную клетку и убить человека, поразив сердце.

На второе убийство я решился тогда, когда понял, что меня не найдут. Никто не придёт ко мне домой, никто не станет крутить мне руки. Никто не осудит меня и не запрёт в камеру.

Вместо того, чтобы ложиться спать, однажды вечером, я оделся, положил ледоруб в рюкзак и вышел из дома. Сел в метро и ездил несколько часов, произвольно переходя с одной ветки на другую на разных станциях. Потом, на одной из них я поднялся на улицу и пошёл, куда глаза глядят.
Очень скоро я оказался в каком-то дворе. Жертва не заставила себя долго ждать. Из подъезда вышел довольно крупный мужик. Я снял рюкзак и, начав в нём рыться, обратился к этому мужику с каким-то глупым вопросом. А когда он подошёл, я достал ледоруб и ударил его в лицо. Попал в левый глаз.
После этой ночи моё хобби стало приносить мне удовольствие.
Власть распоряжаться человеческой жизнью – с этим ничто не может сравниться.

На этот раз в новостях вообще ничего не было. Нигде. Я, казалось, перерыл весь Интернет. Ноль.

Троцкого тоже убили ледорубом.

Всё взорвалось только с третьей попытки. Тогда я напал на женщину в одном из спальных районов. Я спросил у неё, - Сколько времени?, -  и ударил по голове сверху.
Тогда в прессе впервые промелькнуло слово «Ледоруб» и «Убийца-с-Ледорубом». Потом кто-то связал третье убийство с первым. Второе так и осталось потерянным. У меня складывалось ощущение что мне вообще приснился тот мужик с вывороченным глазом во дворе того дома. Но потом дело пошло, и начали считать каждого. Вернее, так продолжалось до тех пор, пока жертв не стало семь. Тогда уже «Ледоруб» стало нарицательным.

Говорят, что каждый серийный убийца, в тайне желает, чтобы его раскрыли, иначе никто и никогда не узнает о его подвигах. Наверное, это так же неизбежно и саморазрушительно как желание всех живых существ рано или поздно умереть.
Так же как люди принимают тот факт, что и они, в один прекрасный день, лягут в гроб, так и преступник догадывается, что его могут изобличить.
Когда ты смиряешься с этим – ты освобождаешься от всего.
Однажды мне стало всё равно – поймают меня или нет.

Следующих двух жертв опять потеряли. Когда мой счётчик, учитывая того с глазом и этих двух показывал одиннадцать в новостях красовалась цифра восемь. Да как восемь-то?! Что вы врёте?

Многих раскрывают из-за системы. Она включает в себя такие факторы как время, когда совершается убийство, место, пол жертвы, её возраст, пропало ли что-то из вещей, что делали с телом. У меня не было никакой системы, даже привязанной ко времени года. Я убивал, когда хотел. Чтобы ещё больше всё запутать, я несколько раз делал вылазки днём.
Вот вам. Ищите систему дальше.

В среднем, жертв стали считать по каждой второй или по каждой третьей. Я уже потом догадался, что власти скрывают настоящее число, потому что признать такой фейл правоохранительной системы с достоинством сможет не каждый.
Они даже открещивались от серии, утверждая, что действуют два разных человека и у второго лом.
Ну да – лом. Как вы себе это представляете?
Нельзя просто так рассказать по ТВ, что в любой точке города, в любое время, человек любого пола и возраста может быть убит.

Легче всего и безопасней убивать в праздники, когда люди уверены, что ничего плохого приключиться просто не может. Ни с ними, ни с окружающими.
Однажды я сделал это под Новый Год. Потом просто оттащил труп в кусты.
Его нашли только в феврале

Как-то раз на работе зашёл разговор о моих похождениях. Начал его не я, а кто-то из другого офиса. У всех авторитетные мнения и прочее. От их аргументационной базы я едва сдерживался, чтобы не заржать. Потом меня спросили:
- А мог бы ты убить человека?
- Нет, конечно,  - ответил я,  - Тем более ледорубом.
- Почему тем более?, - удивились они.
- Так на нём зазубрины.
- А ты откуда знаешь?
- Я альпинизмом занимаюсь…
- Так вот кто маньяк-то. Ха-ха!
- Конечно, у меня вон и ледоруб с собой в рюкзаке лежит.

В тот момент он и правду там лежал. Потому что ночью до этого на моём счётчике появилась цифра тридцать девять.
Когда ты не боишься, что тебя раскроют, ты ничем не отличаешься от остальных. Можно шутить о чём угодно.

Знаете, что выражают глаза жертвы, когда стальное лезвие врезается ей в лицо? Например, в щёку. Словами это конечно не описать, но, наверное, словосочетание «Кристальный ужас» лежит достаточно близко.
Такого страха не покажут в фильме про Джейсона. Даже Фредди не мог так никого испугать. Ни одному самому лучшему актёру этого не изобразить.
Практически никто не способен убежать. Их ноги подкашиваются и деревенеют. Они даже не кричат. Наверное, от болевого шока, хотя, скорее всё-таки от простого осознания того, что с ними  происходит. Многие сразу же лишаются сознания.

Мне всегда было интересно, о чём человек думает в такой момент? О том, что забыл что-то сделать или что-то сказать? О том, что сейчас он должен быть совсем в другом месте? О том, что не верил в Бога, и у него уже нет времени покаиться?

Однажды я зашёл на страницу Википедии, посмотреть, сколько человек убил Чикатило. У него было пятьдесят три. На тот момент за мной числилось уже семьдесят шесть. Я, было, обрадовался, но потом перешёл на другую страницу и увидел, что кое у кого из серийников счёт идёт на сотни. Я прикинул, и понял, что семьдесят шесть я убил за пять, с небольшим, лет. Поэтому чтобы сравняться с кем-то из них мне придётся трудиться ещё лет десять, как минимум. А мне в итоге всё это тоже стало надоедать. Как любая другая работа.

Можно ли бросит убивать? Можно. Это требует примерно такого же волевого усилия, как бросить курить. Курить я, кстати, тоже бросил. Впрочем, если вы не можете даже бросить курить, то вам не стоит начинать убивать. Иначе вы не остановитесь. А у вас ещё вся жизнь впереди.

Я убрал ледоруб в кладовку и больше его не достаю. Конечно, по законам логики от него надо было избавиться, но кто его там найдёт у меня в квартире. Безусловно, какая-нибудь хитрая экспертиза сможет обнаружить на нём следы крови даже через много лет, как его не отмывай. Но никакой экспертизы никогда не будет.
И вообще эта вещь не из дешевых. Лучше продать его на Авито.

Ледоруб. Б/У. В отличном состоянии.

Сейчас у меня жена и ребёнок. Я уже давно никого не убивал и живу, как и жил, до всего этого.
Иногда, когда в офисе нечем заняться, я открываю Word и пишу короткие рассказы о чём-либо. Например, о себе.
Я - простой менеджер. Я - муравей. Я - шестерёнка. Я - ничто.

Я - Ледоруб.



Иван Калинин
24.01.2012