Хулио-художник революции

Хулио был революционером. Настоящим революционером. И ещё — художником, но об этом он только догадывался. Дар художника выражался в наличии у Хулио хорошего вкуса, а может, ответственность накладывала фамилия, схожая с фамилией его знаменитого тёзки — эстрадного певца — Экклезиаст. Хулио Экклезиаст — почти как его легендарный однофамилец.
Дар дремал и проснулся неожиданно. Как мы уже знаем, Хулио был настоящим революционером. А во времена революций часто бывает так, что её идеологи загребают жар чужими руками, но ведь кому-то нужно делать и грязную работу. И когда пришла революция — Хулио её делал. Грязной работы было много.
У революции были враги и не мало. Их куда-то нужно было девать — но отпускать живыми… сохранить врагам жизнь, пусть даже в изгнании — было неприемлемо. Рано или поздно они бы вернулись. Держать их в изоляции — нецелесообразно. Патроны дешевле. И Хулио взялся за эту самую тяжелую, но благородную миссию — зачистку населения от врагов революции.
Для начала выбрали длинную кирпичную стену ( метров 30 длинной ), в центре города, во внутреннем дворе театра. Место было удобное, хорошо просматриваемое из-за решётчатого забора, так что горожане и идеологи революции могли запросто подойти или подъехать и посмотреть как работает Хулио.
Ещё это место было удобно тем, что недалеко от стены стояла уютная беседка с двумя скамейками, столиком и достаточно широкой кровлей, чтобы можно было укрыться под ней от солнца или дождя, а может и от снега… если сезон грязной, но идеологически важной работы затянется и климат в этой части земного шара изменится на более холодный.
В беседке также было удобно покурить, сидя на широких добротных скамьях, выпить вина за широким добротным столом. Но Хулио не пил вина и не курил. В интересах революции он не затуманивал свой разум, сохраняя чистоту, остроту и беспощадность суждений.

У Хулио подобралась бригада помощников — двое сотрудники зачахшего с началом революции театра, монтировщик сцены, актёр и один поэт из соседнего дома. Он тоже был революционер и всегда интересовался работой, которой занимался Хулио во дворе театра, но так как вид из окна поэта на третьем этаже перекрывали здание гаража и подстанции, да и угол обзора был неудобный, он решил как-то раз выйти и самому посмотреть что происходит у длинной кирпичной стены. Он слышал выстрелы и другие душераздирающие звуки, видел толпы зевак вокруг забора, Хулио и помощников, отдыхающих в беседке, но выходить опасался. Не за себя лично, а за семью, чтобы не оставлять без присмотра жену и дочь в такое неспокойное время. А так как он был поэтом революционным, он ещё и опасался того, что происходящее во дворе театра может так его захватить, что он не вернётся домой.
Так однажды и случилось — работа захватила его, и он остался в бригаде Хулио, как не звали его с балкона жена и дочь — он не возвращался . Лишь подбегал иногда к ограде, перекидывал через неё зарплату  и получал от жены взамен свежую выпечку.
Поэт не пил вина.
Зато его пили монтировщик и актёр и толку от них было так же мало, как и раньше, когда они работали в театре.
Идеологи революции, сразу решили, что все революционные процессы должны быть публичными, прозрачными и поучительными. Поэтому врагов революции привозили во двор театра согласно распорядку обычного рабочего дня. Никто ничего не скрывал и работа не делалась где нибудь в застенках, на пустырях, в лесах или ночами. Всё делалось открыто. Чтобы революционеры и просто обыватели прониклись неотвратимостью справедливого возмездия над всякими поползновениями против революции и законности.

Основную работу делали Хулио и Поэт. Длина кирпичной стены и угол её обстрела двумя пулемётами позволяли обслужить за один заход человек 30 врагов революции.
Монтировщик и актёр иногда добивали раненых, обыскивая карманы расстрелянных, а иногда не добивали или не могли, по причине недееспособности от выпитого вина. Тогда Хулио и Поэту приходилось это делать самим.
Тогда то и открылся художественный гений Хулио.

Сначала произошло событие, которое вогнало расстрельную команду в ступор. Оказалось, что кровь у расстрелянных была разного цвета. Хулио, Поэт, Монтировщик и Актёр долго спорили об этом. Но потом последние двое потеряли к этому интерес, так как им принесли дневную порцию вина. А Хулио и Поэт пришли к выводу, что при режиме, работал какой-то аппарат, который изменял цвет крови, вернее выдавал разные её цвета за один — красный. Но видимо после революции, система дала сбой и аппарат отключился. И тогда стало очевидно, что кровь далеко не красная… дальше — больше, выяснилось, что ни у одного из казнённых врагов революции не было красной крови.
Хулио начал изучать их дела и вывел некую закономерность.
Чёрная кровь — встречалась довольно редко и принадлежала отъявленным, клятым негодяям, которые шагали по жизни через головы, судьбы, а иногда и жизни других людей. Таковых было мало густая, чёрная как мазут жижа нехотя, небольшими количествами выходила из них, как будто даже после смерти ненасытная жадность этих субъектов давала о себе знать, да и земля видимо не очень жаждала орошаться подобной отравой.
Гораздо больше было сошек более мелкого полёта — их кровь была серого цвета. Или чёрного разбавленного, согласно их личным делам, они обычно были более социально адаптированными исполнителями — надсмотрщиками  воли обладателей крови чёрной.
Попадались так же оттенки самых причудливых цветов. Которые объяснялись потреблением  геномодифицированных продуктов, занятостью в химической промышленности, у нескольких африканцев кровь оказалась белой и по консистенции похожей на молоко.
Некоторые из расстрелянных оказались андроидами, попалось так же несколько пришельцев, монтировщик и актёр любопытства ради вскрыли их — внутри не оказалось ничего похожего на строение внутренних органов человека. Замечательными цветами обладала кровь людей творческих, пусть даже и врагов революции. В их крови присутствовали все цветовые модели, но таких, как и людей с чёрной кровью попадалось крайне мало, но и этих редких случаев хватало, что бы разбавить цветовое однообразие. Хулио заворожено смотрел на творческую кровь и думал о том, какого цвета была кровь у него.
КРАСНОГО, НАСТОЯЩЕГО КРАСНОГО — стучало у него в висках… но Хулио в это уже не верил или отчаялся верить, кровь настоящего красного или алого цвета ему не попадалась ни разу с тех пор, как отключилась машина, которая придавала крови иллюзорный красно-алый цвет.
Подавляющее большинство обладало вместо крови водянистым раствором слабо розового цвета, водянисто – розового… просмотрев огромное количество дел Хулио понял, что эти люди абсолютно ни чем не выделялись в жизни, ни чем не интересовались , не имели собственного мнения , никогда не выражали открытого недовольства, Хулио даже испугался сначала, что все они расстреляны им по ошибке, потом его начало раздражать такое количество розовокровных .
Люди, которые приходили смотреть на казнь из-за ограды, всегда молчали, если кто-то пытался подать голос, родственникам или друзьям, стоявшим по ту сторону ограды у стены, его тут же хватали и увозили. Через какое-то время он сам оказывался у стены. Хулио думал о том, что никакая революция не помешала бы толпам снести ограду и освободить пленников. Охраны, почти не было, но он понимал, что это, в основном – розовокровные. Они молча стояли у ограды, иногда слёзы текли у них по щекам, у кого то в глазах стекленел безмолвный крик. Но никто не выдавал себя. Своей принадлежности к тем, кто стоял у стены.
И снова каждый день – чёрное, серое, немного цветного и море водянисто-розового. Хулио начал думать о том, что если бы меньше было в людях этого бледного розового оттенка, может и не повернулась бы так их жизнь. А может быть и он сейчас стоял на их месте…у стены. А может, стоял бы и рядом с ними. Но всё обстояло именно так, как обстояло.

Кирпичная стена, вдоль которой выстраивались приговорённые революционным судом (театралы прозвали это место «авансценой»), изначально  была оштукатурена и выбелена. От людей стоящих слишком близко к стене или сползающих по ней в смертельной агонии, ударяющихся об неё при падении, за день работы оставалось масса пятен и потёков крови , вперемешку с мелкими фрагментами плоти и выщерблинами от пуль иногда всё это приобретало причудливые формы. Хулио имел обыкновение сидеть в беседке на скамье, лицом к стене. Сначала он просто смотрел на стену, так как она перекрывала ему вид на что либо другое, вертеть головой по сторонам не хотелось и пересаживаться тоже, привычка – вторая натура. Тем более, когда голова занята постоянным мыслительным процессом, как у Хулио, смотреть на что нибудь вообще отпадает смысл, можно просто закрыть глаза, или, если они всё таки открыты, то можно смотреть и на стену, в крайнем случае.
Постепенно Хулио заметил, что начал отключаться от процесса размышлений о развитии революционных процессов и стал невольно фокусироваться на стене. Разноцветные пятна крови и выбоины стали вдруг приобретать какие-то причудливые очертания. Сначала он просто выискивал участки похожие, на какое нибудь животное. На это занятие у него ушло примерно пару дней, потом по мере поступления новых клиентов и соответственно смены на стене цветовых  и фактурных решений, он вдруг стал замечать сходство некоторых участков с лицами и фигурами людей. Ещё через какой то промежуток времени, на стене, начали открываться целые пейзажи и панорамные обои. Процесс начал поглощать Хулио, перерывы на отдых стали затягиваться. Монтировщик и актёр, сначала было, напряглись от сбоя в ритме работы, но потом по привычке, махнув рукой, увеличили дневную дозу вина. Поэт почувствовал неладное. Хулио молчал и подолгу вглядывался в стену. Что бы там ни было, что бы за этим не стояло, поэт всегда обязан быть в центре событий. Но Хулио оставался непроницаем.

Как- то вечером Хулио не ушёл домой, как обычно, а когда бригада вернулась утром на работу, они с удивлением обнаружили оштукатуренную и выбеленную стену. Хулио торопился приступить к делу, привезли первую, в этот день, партию врагов революции.
Вечером Хулио опять остался сидеть в беседке уставившись на стену.
На следующее утро стена опять была оштукатурена и выбелена. На столбах появились два мощных светильника, чтобы вечером можно было стену освещать.
Так продолжалось каждый день — вечером на стене полотнища из разноцветных пятен крови, трещин и вырванных кусков штукатурки и кирпича – утром – всё ровное и белое.
После рабочего дня, Хулио сидел и смотрел на стену. Театралы, со свойственной им извращенностью ума, первые догадались в чём дело, посмеялись  побалагурив что то о своеобразном творческом подходе, но не найдя поддержки ушли, немного озадаченные и поникшие. Поэт тоже заподозрил что-то, но даже побоялся развивать свои подозрения, опасаясь за психическое здоровье Хулио. Впервые поэту захотелось домой и он с тоской глянул на свой балкон…
Для Хулио это была уже не просто стена – это был его холст, каждый день он заполнял его  репродукциями Босха и Бексинского, Сикейроса и Персона…из крови, пыли, плоти, и  причудливых трещин на кирпиче. Ночью всё это заштукатуривал и белил – к утру готов был новый холст, для новых шедевров, благо врагов революции хватало… Он и сам иногда думал, что если так будет продолжаться, то материал для живописи скоро иссякнет и придётся нести революцию и в другие страны, а возможно и континенты.
Хулио преуспел в экспериментах с палитрой, он стал мешать приговорённых, изучая их дела , примерно зная, какого цвета жидкость заполняет их вены. Так же он экспериментировал и с оружием. Огнестрельное он использовал вперемешку с холодным, так как последнее больше предназначено именно для выпуска крови  он использовал топор для грунтовки холста и заполнения больших пространств.
Монтировщик и актёр со временем исчезли, поэт вернулся домой. На балкон он больше не выходил, не мог вынести мысли о том, что происходит во дворе театра и впервые за несколько лет его прорвало – он снова начал писать.

КРАСНОГО, НАСТОЯЩЕГО КРАСНОГО не хватало, это начало выводить Хулио из себя. Какого цвета твоя кровь ? постоянно стучало у него в висках, он уже не различал людей, для него это были уже не люди, а тюбики ,наполненные жидкостью различных цветов. Как я мог жить в таком чудовищном обмане ? – думал Хулио…как теперь жить ?
Найти и включить машину? Вернуть крови иллюзорный цвет ? Нет – это самообман, не для того я стал революционером, не для того я проделал столько работы, что бы став художником революции подменять краски на холстах, ведущих её летопись.

В этот день Хулио почувствовал странную безысходность – ему показалось что его время  истекает. Время каждого человека на земле истекает, в этом нет ничего нового или неожиданного, но не в тех случаях, когда есть незаконченные дела. У Хулио они были. Он несколько дней не обновлял стену, кроме небольшого участка у самого края, на который он не потрошил тюбики с краской. Почему он оставлял этот участок чистым – он и сам не понимал, но что-то мешало ему. В этом контрасте участков стены было что-то...
От стены исходил неприятный запах от  литров запёкшейся на ней крови и от пропитанной ею же, в вперемешку с содержимым кишечников и желудков земли. А также от фрагментов плоти и костей, застревающих в штукатурке. Стена представляла собой месиво разноцветных пятен , переходящих друг в друга. Для непосвящённого трудно было проследить в этом какую то композицию, всё это зрелище вызывало леденящий ужас. В последнее время люди перестали собираться у заборов.
Но в этот день они, почему-то пришли. Хулио ещё не знал, но революция остановилась, где-то у границ республики. Её внутренние враги в этот день закончились – вернее партия, что подвезли – была последняя. Как обычно – связанные руки, ноги также ограничены в движении, чтобы не разбегались, а могли только просеменить от машины до места, где их принесут в жертву на алтарь революции или безумному гению Хулио. После того, как партию врагов сгружали с машин, им на голову надевали непрозрачные целлофановые мешки, какие бывают в супермаркетах и выстраивали вдоль стены.
Сегодня их было всего 13. но Хулио был не суеверен.
Когда всё было готово, он вдруг застыл. О чём он думал в этот момент догадаться было нельзя, как и в другие моменты его жизни, когда он впадал в кому внезапно посетившей его мысли.
Неожиданно он сорвался с места, подбежал к выстроенным у стены людям. Срывая мешки с их голов и перерезая путы на ногах, Хулио толкал и пинал их к воротам. 
-Уходите !!!- кричал он -…пошли вон, вон …отсюда, от вас никакого толка !!!Пошли вон…Вы не можете мне дать того, что мне надо…уходите, вон отсюда….!!!!
Пленники, чудом обретшие свободу, ослеплённые солнцем, спотыкаясь и толкаясь выбежали за ворота. Краем глаза Хулио заметил, как кинулась к ним толпа, впервые ,за долгое время они издавали звуки и он услышал их голоса. Радостные голоса, рыдания, крики. Никто не хватал их и никуда не увозил.

-От вас никакого толка – прокричал им Хулио - в ваших венах течёт вода , а не кровь!!!

Он развернулся и быстро подошёл к стене, к тому самому – нетронутому чистому, белому участку в конце. Встал к нему спиной, быстро вытащил пистолет, направил себе в рот и выстрелил.
Затылок Хулио взорвался осколками черепа и содержимое его головы расплескалось по белому огромным  КРАСНЫМ пятном.
На следующий день стену оштукатурили и побелили. Революция остановилась, где то на границе республики. Грязную работу для неё делать было больше некому.

Март 2011.
(графика - Игорь Ткаченко)