10-X О Беренике и гибели соратников

                X

  В сентябре восемьсот двадцать первого года Фабия получила очередное письмо из Сирии. Прежде чем прочесть, как всегда, пошла в ларарий, благодарить Богов за то, что брат жив, что добираются все его послания до Города и все её ответные письма до Иудеи и Сирии, до милого брата Гая. После приветствий во вновь пришедшей эпистоле значилось.

  «… К месяцу десию (июню) Иерусалим был окружён нашими войсками. Главным образом стоявшими гарнизонами в крупных населённых пунктах. Силы же мятежников теперь сосредотачивались только в Масаде и Иерусалиме, чрезвычайно укреплённых (древние спартанцы или какие-нибудь варвары сказали бы и вовсе неприступных). О крепости Масаде из-за её небольшого размера и населения можно бы и не говорить, но там, по сообщениям царя Агриппы и других иудеев, очень много оружия и провианта на случай осады. По гарнизонам разбросаны, как я уже сообщал, VI-й и XII-й легионы и большая часть союзных войск. V-й, X и XV-й стоят в Кесарии. Ближе к концу десия прошло известие, что Веспасиан решил выступить со всей группировкой против столицы восстания. Но этому пока не суждено было состояться. До Иудеи и Сирии дошла весть о смерти Нерона и провозглашении Императором Сервия Сульпиция Гальбы. В связи с этим дукс решил предоставить мятежникам в Иерусалиме и дальше самим истреблять друг друга (две их партии так и враждуют между собой), самому же ожидать получения письменного приказа от нового Принцепса касательно ведения войны в Иудее.

  Приостановке крупномасштабных боевых действий между мятежными иудеями и римлянами, в особенности с участием XV-го легиона, весьма радовалась, я думаю, одна очень знатная и высокопоставленная иудеянка.»

  Фабия как-то читала о ней такую историю. Описываемое произошло за год до рождения Присциллы. Умер царь, правивший не очень долго, но справедливо и на благо народа, сохраняя с римлянами замечательные отношения. Однако не все подданные помнили о его благодеяниях. Некие злые люди, едва узнав о смерти царя, взяли из его дворца статуи трёх его дочерей, старшей из которых было тогда шестнадцать, и, издеваясь, отнесли их в лупанар. Поставив на крышу, совершали с изваяниями разные непристойности на забаву столпившейся на улице черни. Эта девушка, царевна, и в шестнадцать лет блистала редкой красотой, и теперь, в тридцать с лишним, когда она не дочь, а сестра царя, царица, всё ещё поражает ею, чарует мужчин всех возрастов.

  «Многие говорят о том, что у Тита возникло чувство к прекрасной иудейской царице. Как ты меня просила, сестрёнка Муция, я поинтересовался у Гнея, и он просто сказал: «Не стану ничего рассказывать, но и не буду опровергать. Скажу вот что. Береника обворожительна, друзья мои! Я превозношу прелесть твоей сестры, Павел, с ней никто не сравнится, клянусь Дианой! Но эта царица достойна многих расточаемых ей похвал.» Кстати, оба друга: и Марк, и Гней, просят твой портрет. Что ты на это скажешь?»

  Присцилла собиралась послать своё изображение, написанное в прошлом году неплохим художником из Коринфа, точнее, копию этой картины, сделанную уже местным мастером. Ахейского художника ей рекомендовала Сальвия, её же раб затем выполнил три копии. Одну из них фламина и собирается отправить в Иудею, с условием, чтобы Сабин и Силон бросили жребий, кому из них она, эта картина, достанется.

  После краткого описания своих жилищных и бытовых условий – Фабия обычно мало интересовалась этим, но в одном из последних писем проявила-таки любопытство – Гай писал такие строки.

  «… не могу утверждать, что безудержно скорблю и переживаю, однако считаю нужным сообщить, что наш далёкий и недостойный (хотя молчу-молчу: о мёртвых либо хорошо, либо ничего), но всё-таки родственник Марк Тиций, трибун в мезийском легионе, в канун августовских календ погиб. Говорят, он и ещё два центуриона выпивали, с местными гетерами («белокурыми»), и заключили какое-то идиотское пари: надо было выйти за городскую стену и… Короче говоря, трибуна зарезали мятежники. Так что тех, кто может среди своих предков числить Максима Руллиана, трёхсот Фабиев и Геракла, осталось ещё меньше (а у Тиция ведь ни братьев нет, ни детей; да что там «ещё меньше» – сам род Фабиев продолжаем только мы, у Тиция Руллиан был только в прабабкином или прадедовом роду). Да будут благосклонны Аид и Персефона к теням Марка Тиция и Секста Кара!

  Да, с прискорбием сообщаю и о гибели центуриона первой когорты шестого легиона, брата моего товарища. Всё-таки, как бы ни было, мне самому – клянусь Энио! – тяжело писать о смерти дальнего родственника – каково же было Манию! Вот совсем недавно Секст вместе с братом приезжал к нам в Кесарию, мы праздновали его день рождения, сорок три года – а через восемь дней после этого старший Кар гибнет от отравленной стрелы. Я предлагал Манию съездить в отпуск, в Город или хотя бы в Антисии, но удручённый Кар отказался. Через пять дней сел, написал письмо в Город матери и сестре-матроне. А ещё через пару снова шутил и балагурил; хотя ясно, что помнить об этой трагедии младший Кар будет до конца своих дней…»

  У Тиция родных не было, с последней женой развёлся, отец три года назад умер. По завещанию большая часть полумиллионного наследства отходила Принцепсу и двум вольноотпущенницам.

  Присцилла, получив это письмо, поехала к Тиннии и Юнии, упомянутым родственницам товарища брата. Немолодые женщины и дома ходили в тёмно-синих пеплумах, а из дома во время траура выходили лишь в храмы Либитины и Меркурия. Они поплакали вместе с соболезновавшей гостьей, повспоминали о детстве Секста, о его женитьбе – супруга умерла при родах второго ребёнка, первый не прожил и года – и о службе. Мать и сестра погибшего, хотя и жили очень скромно, в инсуле, всего с тремя слугами, отказалась от предложенной патрицианкой помощи. Она только уговорила их принять отрезы тканей и квадрантал хорошего галльского вина, из Амагальтуса, фалернского сорта.

  Таковы были письма с Иудейской войны, получаемые в доме Фламины Присциллы Младшей.


Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/01/24/1560


----------------------
  спартанцы сказали бы «неприступных» – спартанцы не умели брать укреплённые города.