Путешествие австрийки в Россию

Эдит Подховник. Путешествие австрийки в Россию // Koнтрабанда. 24 января 2012.


            Я не знала, что именно меня ожидало, когда я ездила в Россию в первый раз, в 1991 году. Всё, что я тогда знала о России, было то, что я видела в СМИ или слышала в университете, на кафедре славянских языков. А это былo очень мало, главным образом – предрассудки.
            Наши предрассудки о России и русских возникли во время холодной войны и раньше: в принципе, все они связаны с угрозой от русских. Мы здесь, на Западе, боялись вас, русских. Я не могу точно сказать, чего именно мы боялись. Короче говоря, у нас американцы были добрыми, а русские – злодеями. Мир был черно-белым, мир был разделен железным занавесом. Многие люди у нас ещё помнили Вторую мировую, и мы все чувствовали влияние холодной войны и её пропаганду. А пропаганда у нас была явно антисоветской. СССР был страшной страной.
            В университете картинка была немножко другая, так как наши преподаватели уже были в СССР и кое-что рассказывали о жизни там. Но, кроме рассказов о водке и тараканах, они говорили разве что об очередях перед магазинами и бедности жителей. Водка у нас была, потому что преподаватели продавали нам бутылки «Пшеничной», которые они покупали в СССР.
            Я поехала в СССР в июле 1991 года, чтобы учиться на курсах русского языка в Ленинграде. Честно говоря, я была в шоке. После перелёта я вдруг оказалась совсем в другом мире. Всё было другое. Здания, улицы, таблички на улицах. Всё было чужим для меня. Но страха я не чувствовала. Больше всего меня удивили размеры города. Здания для меня были огромны, а расстояния – невообразимо далеки. Я из очень маленькой страны, и то, что у нас – большая улица, у вас – только переулок. И то, что у нас далеко, вы считаете близким. Но странными для меня были не только расстояния, но и количество людей. Пять миллионов человек жили в Ленинграде. А я – из города, в котором жили только 250 000 жителей. Контраст был большим.
            Семья, у которой я жила, была очень любезной. В первое же утро мы выпили водки, чтобы познакомиться поближе. Я признаюсь, что я слишком много выпила, но я не знала, как отказаться. Этому нас в университете не учили. Вообще, люди, которых я встречала, были очень приветливыми. Когда я была в гостях, мне казалось – да это и было странным для меня, – что люди с радостью делились всем тем, что у них было. Напитки, закуски, просто всё, что можно представить себе, и очень много. Я не привыкла к этому, мы тут этого не делаем. Кстати, водку выпивала я часто.
            Квартира на Васильевском острове, где я жила, была маленькой, но уютной. Но по сравнению со стандартом жизни, который я знала в Австрии, конечно, всё казалось немножко бедным. Старая мебель, старый холодильник, старый телевизор, старая ванная. Всё не так, как у нас. Только комары были те же самые.
            Нас с комарами связывают «особые отношения». Они меня любят, а я их ненавижу. Эта странная дружба стала очевидной в Питере. В принципе, мне всё казалось хорошим – красивый русский язык, красивый город, красивый июль. Комары тоже так думали.
            И поскольку в июле комаров большое количество, то много кровопийц летало и по квартире. Каждый вечер я пыталась убить всех комаров в спальне, но каждую ночь я слышала этот ненавистный звук: «З-з-з-з-з-з-з...», – и каждое утро просыпалась с красными пятнами там, где комары пили мою кровь.
            Всё это нормальные явления, и писать об этом не стоит. Но было и новое развитие в нашем с комарами особом отношении. У меня развилась аллергия на комаров. Никогда раньше и никогда позже у меня не было аллергии. У меня были не просто пятна, а настоящие шишки. Только тогда – и только в Питере. Я подозреваю, что у ваших комаров есть что-то особенное.
            А именно: настало время, когда ваши комары решили атаковать мое лицо, точнее сказать, мои глаза. В одно прекрасное утро я проснулась и сразу заметила, что что-то было не так. Я едва могла открыть глаза. Вместо век я почувствовала большие шишки. Очевидно, комары поработали на совесть. Только с помощью холодной воды шишки немножко уменьшились, и мне удалось чуть-чуть приоткрыть веки. К сожалению, мне надо было идти на уроки, к тому же по расписанию была экскурсия по городу после обеда.
            Я мужественно вышла из дома. Я не знаю, как я выглядела, я не знаю, как люди смотрели на меня, и, к сожалению, я не знаю, что именно мы видели на экскурсии. Я гуляла по Питеру почти вслепую. Очевидно, русские комары не хотели мне показать город.
            Кроме комаров, была одна совсем чуждая мне вещь, которая никогда не переставала удивлять, а именно – возможность ловить машины на улицах, как такси. Удивляло меня и то, какие машины останавливались: не только машины частных людей, но и автобусы и даже милиция. И теперь мне удивительно. Удивительнее, кстати, что я ездила на таких машинах. И мне не было страшно.
            Я хорошо вспоминаю тот случай, когда частная машина привезла нас c коллегой домой рано утром, когда мы ушли из какого-то клуба. В машине сидели двое парней. По дороге водитель вдруг остановился и вышел из машины. Второй парень тоже вышел. А почему? Мы еще не были дома, на Васильевском острове. Что? Что они с нами захотели сделать?! Вдруг я почувствовала, как машина стала подниматься вверх. Что? Почему?! Я посмотрела в окно и увидела, как эти парни сняли колесо и поставили новое. Потом мы поехали дальше.
            Вспоминаю я и другое очень удивительное событие: в одну прекрасную ночь мы не захотели ехать на метро и решили остановить машину. Мы спрашивали некоторых водителей, но они не ехали туда, куда мы хотели. Вдруг мы увидели машину милиции. Так как мы уже немножко выпили, мы показали ментам, чтобы они остановились. Они так и сделали. Потом мы договорились о цене, и менты нас подвезли. Всё было просто сюрреалистическим даже для меня! Я чувствовала только огромное удивление, а не страх.
            Как я написала раньше, я была в шоке. И лет 15 прошло, пока я не приехала в Россию ещё раз. Всё изменилось. СССР уже не было, и железного занавеса больше не было, а Ленинград переименовался в Санкт-Петербург. И предрассудки немножко изменились. Угроза войны превратилась в общий неопределенный страх и неуверенность в отношении того, что мы должны думать о русских.
            Предрассудки ещё существуют сегодня. Россия для нас – незнакомая, чужая, даже странная. Как раньше, так и теперь мы здесь мало знаем о вашей стране. В принципе, Россия появляется в СМИ только в контексте бизнеса и политики. И это факт, что чем меньше мы знаем о другой культуре, тем больше предрассудков возникает. А что Россия для нас сегодня? Россия – это главным образом Путин, олигархи, богатые туристы, нефть и газ, нарушение человеческих прав, торговля людьми, проституция и коррупция. Причина, по которой именно эти предрассудки существуют в сознании наших людей, в том, что об этих вещах – и только об этих вещах – пишут в СМИ.
            Для нас Путин отождествляется с Россией. Путин – Россия, и Россия – Путин. Такая персонификация страны типична для стран, о которых мы мало знаем. И о России у нас известно не много. Обычный австриец не знает ни русских, ни русскую культуру. И мы не много знаем о Путине, кроме того, что он был в КГБ. А КГБ – такое учреждение, которое у нас вызывает страх.
            Европа открыла границы, люди больше путешествуют. А это значит, что мы больше узнаём друг о друге. Но Россия для нас – не типичная туристическая цель. И если кто-нибудь ездит в Россию, то поездка считается приключением. Но почему это приключение, мне не известно. Может быть, поездка считается захватывающей, драматичной и даже опасной, потому что у вас другой шрифт или потому, что ваша страна такая огромная. Я не могу сказать. Я могу только заметить, что – как раньше СССР – теперь страшна Россия.
            Открытые границы означают, что русские приезжают к нам. Русские туристы нашей экономике нравятся, потому что они тратят много денег. Но это значит и то, что у обычного жителя возникает ложное представление о типичном русском. Типичный русский – богат и даже безвкусен. Он много пьёт и требует только самое лучшее и самое дорогое. Он любит статусные символы, которые всем видны. Лого на сумке или на поясе видны всем издалека. А между тем, статистика октября 2010 года показывает, что русский турист в Вене обычно тратит в магазинах 479 евро.
            Стереотип русского туриста связан и с олигархами. То, что всех русских считают богатыми, возникло из осознания того факта, что в России есть олигархи. Об олигархах мы тут много слышали и слушаем. У них, очевидно, безграничное богатство, которое они получили благодаря сомнительным махинациям. И опять возникает у нас чувство неуверенности и страха. Вообще, Россия для нас какая-то сомнительная. Мы узнаем о нарушении человеческих прав и об убийствах журналистов. Много писали о смерти Анны Политковской. И мы читаем в СМИ, что люди не чувствуют себя в безопасности, особенно если они говорят что-то против государственного управления, то есть против Путина.
            А ещё в России есть коррупция. Без взяток невозможно достигнуть цели. Часто мы тут, в Австрии, читаем, что Россия – одна из самых коррумпированных стран в мире. И там процветает проституция и торговля людьми. Все эти сведения не очень положительны и даже страшны. Вообще, Россия описывается как опасная страна.
            Несмотря на все эти предрассудки, о которых у меня тут спрашивали мои знакомые, я решила поехать в Россию еще раз в 2007 году. Я снова была в шоке. Но в этот раз для меня стало полной неожиданностью то, как изменился Санкт-Петербург. Я почти не узнала город. Ушел в небытие дух коммунистических времен. Ушло ощущение восточного блока. Пришла новая, современная, клёвая атмосфера международного города.
            Когда я прошлась по улицам, по которым я уже гуляла лет 15 назад, город произвел на меня новое, положительное впечатление. Я ходила по Невскому, наслаждаясь прохожими, магазинами, просто атмосферой. Питер мне казался городом, который никогда не спит. И я не спала. Ночью я заходила в книжный магазин на Невском и, хотя я была одинокой женщиной на ночной улице, никакого страха не чувствовала.
            А что с предрассудками? Я не верю в предрассудки и никогда не верила в них. И мне надо сказать, что мы – и тут, и там – люди. Но Россия, конечно, – страна со своими особенностями, которые – признаюсь – мне нравятся. Мне нравится в вашей стране. Для меня Россия имеет что-то особенное, что трудно описать. Для меня Россия пленяет людей. И для меня Россия вообще не страшна.
            Во время второй поездки я заметила, что некоторые вещи всё-таки не изменились. Контраст между большими и маленькими городами, конечно, и теперь тот же самый, как и тогда. Расстояния всё ещё огромные, здания всё ещё большие, а движения даже больше. И комары всё ещё были.
            А что с людьми? Русские теперь так же любезны, как и раньше. Водку и теперь пьют. Рады они и теперь, когда иностранцы говорят или пытаются говорить по-русски. И, как раньше, я пережила события, рассказывая о которых, я вижу, как мои соотечественники удивлённо качают головой. Помню, как я в лавке сувениров получила скидку, потому что я говорила по-русски, – или когда я ездила на маршрутке.
            «Ах! Как это может быть!» – это типичная реакция австрийцев на историю, которую я рассказываю об общественном транспорте, точнее сказать, о маршрутках в Питере, и о том, что происходит, когда люди платят за билеты. Передавать деньги водителю, по-моему, очень любезно. Удивительно, что это работает, и никто из пассажиров не берет деньги себе. А удивительнее то, что каждый даже сдачу получает!
            Я часто ездила на маршрутках. Но я никогда не могла привыкнуть к тому, что люди передают деньги. Часто я стояла в маршрутке, и часто люди касались моего плеча и давали мне банкноты. В зависимости от того, где я находилась в маршрутке, я или передавала деньги, или клала их в окно у водителя. И я заметила, что никто не брал билет. Поэтому и я никогда не брала его. И иногда я получала сдачу и передавала её. Но никто не клал сдачу к себе в карман. Как это может быть? Удивительно.
            Для вас, наверно, в этом нет ничего особенного, хотя для иностранцев это странно, но в положительном смысле. Для меня это почти чудо, но я из страны, в которой надо использовать локти в общественном транспорте. И поэтому мне кажется, что в России на общественном транспорте менее страшно и опасно, чем у нас. В 2010 году я была в Санкт-Петербурге в третий раз. У наших людей всё ещё есть предрассудки. В их глазах я храбрая, потому что я ездила в Россию одна. Честно говоря, я не чувствовала себя очень храброй. Я время от времени путешествую одна по Европе и США. И я собираюсь приехать в Россию опять. Россия не более и не менее опасна, чем любая другая страна.
            Тогда я ездила в Россию на поезде, потому что самолеты не летали из-за этого вулкана в Исландии. На поезде всё было неожиданно уютно. И удивительно. Русские сразу начали разговаривать со мной. И потом они положили свою еду и напитки на столик и делили. Пригласили меня на пиво. И мы вместе ели и пили. Это странно, но приятно. У нас этого никогда не делают.
            Удивительнее всего было то, что мужчины мне помогали на вокзале и в поезде. Как только я подходила к лестнице с чемоданом, сразу какой-нибудь мужчина бросался на помощь. Даже когда я ездила на метро в час пик, мне помогали. Много народа, и я с багажом. Личного пространства буквально не было. Но мужчины мне помогали, вежливо и терпеливо. Как это мило! Я всегда думаю, что очень жаль, что у нас это не принято.
            В моих путешествиях в Россию мне никогда не было страшно. А почему же мне могло быть страшно? Страх и опасность – просто предрассудки. Только комары в Питере, к сожалению, не предрассудки. Они там. И я знаю, что они ожидают меня, когда я поеду в Россию следующий раз.

            Грац, Австрия