Воскресение

                ВОСКРЕСЕНИЕ 


Писать глазами. Руки, растущие из глаз, кривые ногти, ковыряющие белое, чтобы оставить после цикла пищеварения земного хоть какое-то упоминание о себе.
Желания земные. Вор с желанием наживы срезающий киловольтный провод, ребёнок с желанием познания сующий спицу в розетку, старуха с желанием видеть в темноте включающая неисправный выключатель – все они падают с отключившимся сердцем вниз, чтобы когда-нибудь воскреснуть…
Я помню мягкое лёгкое с пролежнями ощущение вечной кровати – когда это было? Когда бумага была дешёвой, когда напоминающая о Творце земная природа была цела. Я помню книги свои – гладкие и мягкие, значительно занимающие пространство шкафа. Где всё? Что в них? Труха и пепел, труха и пепел…
Ветер легкодуйный унёс по земле труху и пепел поколений, их бесконечно повторяющиеся пороки и ошибки. Крути, верти планета месиво человеческое, мешай, словно в ступе, чтобы отделить новое от старого и замесить новый век…
Трясёт. Зубы свело неподвластной силой, и боль волнами бьёт по телу, странному голому красивому моему телу, лежащему на странной новой тёплой красивой земле возле похожей на пластмассу из прошлого сосны.
Пульсация воспоминаний – корявых рук, маленьких недвижимых ног моих, будто в зеркале времени лежу уродливый мальчик, скрюченный тисками полиомиелита. За что же? А! Из этих миллиардов ровесников только я такой, только мне муки, только…
- Мы все теперь здесь! – Дева выглядывает из-за сосны, чуть обнимая её длинными волосами, и улыбается. Она красива. И я вспоминаю сны свои – про неё, да, да, про неё  - прекрасную женщину, которая приходила ночью и обнимала, и ласкала, и кровь вскипала в членах моих и недосягаемое в яви счастье охватывало и улетало с пробуждением в вечное инвалидное кресло, в свою уродливую плоть, всё реже с годами верящую в этот символ веры.
- Чаешь воскресения мёртвых и жизни будущего века? - её голос во сне охватывал такие же сосны, поднимаясь выше и выше, и таял в ветках.
- Где? Где они будут жить? – спрашивал мозг мой, снова и снова пытавшийся пробить наяву разорванный болезнью позвоночник.
- Негде, – отвечали скрюченные колени. - Нет места, - отвечали вывороченные локти…
- Есть! – восклицала она и подходила ближе. - Земля будет другая. Ты узнаешь.
Вот рот мой был открыт, издающий звуки:
- Кто?
- Мы все живущие сейчас, – почти пела она высоко.
И вопросы, вопросы червями распирали мозг:
- Где же? Где все жить будут? – да, да! это мой голос из моего сна…
Сейчас она появляется из-за дерева вся нагая и трепет, прежде охватывающий меня при виде женщины, другой трепет, духовный порыв поднимает с земли. Да! Я встаю, как когда-то во сне ощущая сильными ногами твердь земную, ощущая пульсацию вен в конечностях, сбирая огромной грудью, напрягшимся животом чистый хвойный воздух и иду по мягкой массирующей иглице за ней – женщиной моих снов…
 - Твои строки, вот они -  листья на ветру. Зачем, зачем всё это было нужно когда-то?  - она бросает бумажные листы,  и они исчезают вместе с листьями осени.
И я удивленный и радостный спрашиваю ведущую:
- Осень?
- Осень прошлой жизни людской. Всё в прошлом, всё в прошлом, в прошлом…
И листья, и ветер, и снег, и – солнце вокруг водят хороводы. Мягкие, нежные, как женские руки гладят тело моё эти стихии.
- Ты думаешь это осень? Или зима? Или… - говорит она впереди.
- Не знаю, - не знаю я.
- Нет уже времён года. Ничто на нашей планете не меняется уже.
- Земля остановилась? – не верю я.
Она смеётся разноцветной трелью, и ветер шепчет слова:
- Другая вселенная, другая Земля, другой мир…
- Какой? – я спрашиваю ветер.
Он трогает мои волосы тихим шелестом и проносится вихрем, оставляя мне на ладони тающие снежинки.
Дева останавливается и обнимает меня теплом своим, мягкостью, сравнимой с пухом безвесомым и огоньки щекотливые проскакивают меж нами, взлетают, рассыпаются на многие другие и исчезают, оставляя место следующим.
- Кто ты? – спрашиваю я Деву свою.
- Я – эхо твоё, – поёт она и целует, целует трепетно в губы, заставляя молчать, и  говорит, говорит, говорит. – Плоть от плоти. Ты помнишь время – сотни раз с тех пор Земля кружилась вокруг светила. Ты помнишь город – ожерелье прудов и парковые ковры. И ты, весело бегущий в детский сад, где зло поджидало тебя.
- Болезнь? – кричу я, вспоминая.
- Она залезла тебе в спинной мозг и связала тело.
- Я – калека, инвалид! – реву я сквозь ветер, ощущая прошлое.
- И мать, - продолжает она, - отказавшаяся лечить из страха смерти твоей.
- Пункция, - пролетает перед глазами слово.
- И ты, пишущий глазами…
- Я – поэт!
- Да! – отвечает она. – Вспомни, что ты писал мне! – и говорит, говорит. –

Разбилось зеркало, осколки
Поймали небо на полу.
Наветы, слухи, склоки, толки
Смешали вместе свет и мглу.

И ты, прекрасная, смотрела
На монохром пустой стены.
Без отражения нет тела,
Без света солнца нет луны.

- Я помню, – вспоминаю я строки, и продолжаю сам. –

            Ты помнишь, разве было это
Чередованье дней, ночей,
Зашитых в отраженье света
Эмоций, жестов, лиц, страстей.

Цветных одежд и глаз движенья
В объятиях желанных тел.
Любови вечной воздаренья
Букетов мыслей, слов и дел.

Крещенья, свадьбы, похороны,
Цветы, расчёстки, простыня.
И смех, и плач, и крики, стоны,
Здесь только не было меня…

- И меня, твоей жены и помощницы, прожившей с тобой годы земные, - прерывает Дева.
- Тебя звали... – вспоминаю я имя её.
- Не надо, - обрывает она. – Имени нет.
- Жена, - вспоминаю я образ женщины рядом и не нахожу сходства. – Ты изменилась! – восхищаюсь я. – Ты стала красивее, ты стала моложе, ты стала…
- Все становятся другими, - останавливает она мою лесть и показывает на поле, усеянное костями человеческими. – Все оживут, как мы…
И ветер принёс голос могучий, приказывающий:
- Я введу дух на вас, и вы оживёте. Обложу вас жилами, и выращу на вас плоть, и покрою вас кожею, и введу в вас дух, и оживёте, и узнаете, что я – Господь!
И вот кости начали сближаться друг с другом.
И вот жилы, мышцы появились на них, и вот кожею покрылись.
- Сбываются пророчества, - поведала Дева и добавила. – Но духа ещё нет.
И тогда голос навеянный, изрёк:
- От четырёх ветров приди, дух, и дохни на них, и они оживут!
И словно свет вошёл в тела, и встали люди, наполненные духом на ноги свои.
И Дева в радости глаголет мне:
Теперь мы будем жить вечно, не ведая болезней, не зная голода, ибо мы возвратились в Эдем. Возьми лист у клёна, возьми перо у птицы и пиши, пиши, прославляя Создателя!
И я, счастливый, окутанный любовью обнимаю свою половину и вспоминаю в радости рифмы прошлых дней:
               
                - Я в прошлое задвину шторы,
Закрыв брезгливой наготы.
Разбилось зеркало, в котором
Красиво отражалась ты.

Так сердце вынь из старой рамы,
Открой мне запертую дверь,
Смотри же - облик милой дамы
Блестит в глазах моих теперь.









 
                конец