Необратимые изменения
А уж Сталин… Был вообще из каменного века родом. 2-класса церковно приходской школы… Он поэтому и молчал всё время, боялся рот раскрыть, чтобы не опозориться. А если говорил, то всякими заготовками. Цедил слова сквозь зубы. Как невеста из Конотопа. Наверно перед зеркалом репетировал ночи на пролёт. Ему тоже всякие дебаты были ни к чему. Он их, как огня боялся. А книги за него писали другие. Он только потом просматривал и вычёркивал ненужное, чтобы ему самому понятно было. Оттого всё так коротко и просто: пять ошибок коммунаров, три признака марксизма.
А вы мне тут мозги пудрите… Уже не знаете какое место полизать ещё, чтобы угодить власти.
Лучше почитайте, что говорил Лев Давидович Троцкий про вашего любимого Сталина. В отличии от книг Сталина, написанных чужой рукой, Троцкий писал своей собственной. В этом-то и вся разница между Троцким, Лениным и вашим любимым Джугашвили. Потому Сталин их обоих так ненавидел! Почитайте первоисточники. Посмотрите, какой язык, какая логика и какие доводы! Я рискну процитировать главу из его книги «Преданная революция». Возьму для примера кусочек из пятой «Почему победил Сталин?».
<<
Лев Троцкий. "Преданная революция".
Глава 5: СОВЕТСКИЙ ТЕРМИДОР
Почему победил Сталин?
Историк Советского Союза не сможет не прийти к выводу, что
политика правящей бюрократии в больших вопросах представляла ряд
противоречивых зигзагов. Попытки объяснить или оправдать их "пе-
ременой обстоятельств" явно несостоятельны. Руководить, значит
хоть до некоторой степени предвидеть. Фракция Сталина ни в ма-
лейшей степени не предвидела тех неизбежных результатов разви-
тия, которые каждый раз обрушивались ей на голову. Она реагиро-
вала на них в порядке административных рефлексов. Теорию своего
очередного поворота она создавала задним числом, мало заботясь о
том, чему учила вчера. На основании тех же неопровержимых фактов
и документов историк должен будет заключить, что так называемая
"левая оппозиция" давала несравненно более правильный анализ
происходящим в стране процессам и гораздо вернее предвидела их
дальнейшее развитие.
Этому утверждению противоречит на первый взгляд тот простой
факт, что побеждала неизменно фракция, не умевшая будто бы дале-
ко заглядывать вперед, тогда как более проницательная группиров-
ка терпела поражение за поражением. Такого рода возражение, нап-
рашивающееся само собою, убедительно, однако, лишь для того, кто
мыслит рационалистически и в политике видит логический спор или
шахматную партию. Между тем политическая борьба есть по самой
сути своей борьба интересов и сил, а не аргументов. Качества ру-
ководства отнюдь не безразличны, конечно, для исхода столкнове-
ния, но это не единственный фактор и, в последнем счете, не ре-
шающий. К тому же каждый из борющихся лагерей требует
руководителей по образу и подобию своему.
Если Февральская революци<я> подняла к власти Керенского и
Церетели, то не потому, чтоб они были "умнее", или "ловче", чем
правящая царская клика, а потому что они представляли, по край-
ней мере временно, революционные народные массы, поднявшиеся
против старого режима. Если Керенский мог загнать Ленина в под-
полье и посадить других большевистских вождей в тюрьму, то не
потому, что превосходил их личными качествами, а потому, что
большинство рабочих и солдат шло еще в те дни за патриотической
мелкой буржуазией. Личное "преимущество" Керенского, если здесь
уместно это слово, состояло как раз в том, что он видел не даль-
ше подавляющего большинства. Большевики победили, в свою оче-
редь, мелкобуржуазную демократию не личным превосходством вож-
дей, а новым сочетанием социальных сил: пролетариату удалось,
наконец, повести за собой неудовлетворенное крестьянство против
буржуазии.
Последовательность этапов Великой французской революции, во
время ее подъема, как и спуска, с неменьшей убедительностью по-
казывает, что сила сменявших друг друга "вождей" и "героев" сос-
тояла прежде всего в их соответствии характеру тех классов и
слоев, которые давали им опору; только это соответствие, а вовсе
не какие либо безотносительные преимущества, позволило каждому
из них наложить печать своей личности на известный исторический
период. В чередовании у власти Мирабо, Бриссо, Робеспьера, Бар-
раса, Бонапарта есть объективная закономерность, которая неизме-
римо могущественнее особых примет самих исторических протагонис-
тов.
Достаточно известно, что каждая революция до сих пор
вызывала после себя реакцию или даже контр-революцию, которая,
правда, никогда не отбрасывала нацию полностью назад, к исходно-
му пункту, но всегда отнимала у народа львиную долю его завоева-
ний. Жертвой первой же реакционной волны являлись, по общему
правилу, пионеры, инициаторы, зачинщики, которые стояли во главе
масс в наступательный период революции; наоборот, на первое мес-
то выдвигались люди второго плана в союзе со вчерашними врагами
революции. Под драматическими дуэлями "корифеев" на открытой по-
литической сцене происходили сдвиги в отношениях между классами
и, что не менее важно, глубокие изменения в психологии вчера еще
революционных масс.
Отвечая на недоуменные вопросы многих товарищей о том, что
случилось с активностью большевистской партии и рабочего класса,
куда девались их революционная инициатива, самоотвержение и пле-
бейская гордость; почему на место всего этого обнаружилось
столько подлости, трусости, малодушия и карьеризма, Раковский
ссылался на перипетии французской революции XVIII века и приво-
дил в пример Бабефа, который по выходе из тюрьмы Аббатства, тоже
с недоумением спрашивал себя, что сталось с героическим народом
парижских предместий. Революция - великая пожирательница челове-
ческой энергии, индивидуальной, как и коллективной. Не выдержи-
вают нервы, треплется сознание, изнашиваются характеры. События
развертываются слишком быстро, чтоб убыль успевала возместиться
притоком свежих сил. Голод, безработица, гибель революционных
кадров, отстранение масс от управления, все это привело к такому
физическому и моральному оскудению парижских предместий, что им
понадобилось больше трех десятилетий для нового восстания.
Аксиоматическое утверждение советской литературы, будто за-
коны буржуазных революций "неприменимы" к пролетарской, лишено
всякого научного содержания. Пролетарский характер Октябрьского
переворота определился из мировой обстановки и особого соотноше-
ния внутренних сил. Но самые классы сложились в варварской обс-
тановке царизма и отсталого капитализма, а отнюдь не были приго-
товлены по особому заказу для потребностей социалистической
революции. Как раз наоборот: именно потому, что во многих отно-
шениях еще отсталый русский пролетариат совершил в несколько ме-
сяцев небывалый в истории скачок от полуфеодальной монархии к
социалистической диктатуре, реакция в его собственных рядах не-
минуемо должна была вступить в свои права. Она нарастала в ряде
последовательных волн. Внешние условия и события наперебой пита-
ли ее. Интервенции следовали за интервенциями. С Запада прямой
помощи не было. Вместо ожидавшегося благополучия в стране надол-
го воцарилась зловещая нужда. К тому же наиболее выдающиеся
представители рабочего класса либо успели погибнуть в гражданс-
кой войне, либо поднялись несколькими ступенями выше и оторва-
лись от масс. Так, после беспримерного напряжения сил, надежд и
иллюзий, наступил длительный период усталости, упадка и прямого
разочарования в результатах переворота. Отлив "плебейской гор-
дости" открывал место приливу малодушия и карьеризма. На этой
волне поднимался новый командующий слой.
Немалую роль в формировании бюрократии сыграла демобилиза-
ция миллионной Красной армии: победоносные командиры заняли ве-
дущие посты в местных советах, в хозяйстве, в школьном деле и
настойчиво вводили всюду тот режим, который обеспечил успехи в
гражданской войне. Так со всех сторон массы отстранялись посте-
пенно от фактического участия в руководстве страной.
Внутренняя реакция в пролетариате вызвала чрезвычайный при-
лив надежд и уверенности в мелкобуржуазных слоях города и дерев-
ни, пробужденных НЭП'ом к новой жизни и все смелее поднимавших
голову. Молодая бюрократия, возникшая первоначально в качестве
агентуры пролетариата, начинала теперь чувствовать себя третейс-
ким судьей между классами. Самостоятельность ее возрастала с
каждым месяцем.
В том же направлении, притом с могущественной силой, дейс-
твовала международная обстановка. Советская бюрократия станови-
лась тем увереннее в себе, чем более тяжкие удары падали на ми-
ровой рабочий класс. Между этими фактами не только
хронологическая, но и причинная связь, и притом в обоих направ-
лениях: руководство бюрократии содействовало поражениям; пораже-
ния помогали подъему бюрократии. Разгром болгарского восстания и
бесславное отступление немецких рабочих партий в 1923 г.; круше-
ние эстонской попытки восстания в 1924 г.; вероломная ликвидация
всеобщей стачки в Англии и недостойное поведение польских рабо-
чих партий при воцарении Пилсудского в 1926 г.; страшный разгром
китайской революции в 1927 г.; затем еще более грозные поражения
в Германии и Австрии, - таковы те исторические катастрофы, кото-
рые убивали веру советских масс в мировую революцию и позволяли
бюрократии все выше подниматься, в качестве единственного маяка
спасения.
В отношении причин поражений мирового пролетариата за пос-
ледние 13 лет автору приходится сослаться на другие свои работы,
где он пытался вскрыть гибельную роль оторванного от масс и глу-
боко консервативного кремлевского руководства в революционном
движении всех стран. Здесь нас занимает прежде всего тот неоспо-
римый и поучительный факт, что непрерывные поражения революции в
Европе и Азии, ослабляя международное положение СССР, чрезвычай-
но укрепляли советскую бюрократию. Две даты особенно знамена-
тельны в этом историческом ряду. Во второй половине 1923 года
внимание советских рабочих было страстно приковано к Германии,
где пролетариат, казалось, протягивал руки к власти; паническое
отступление немецкой коммунистической партии принесло рабочим
массам СССР тягчайшее разочарование. Советская бюрократия немед-
ленно открывает кампанию против "перманентной революции" и нано-
сит левой оппозиции первый жестокий удар. В течение 1926-27 г.г.
население Советского Союза переживает новый прилив надежд: все
взоры направляются на этот раз на Восток, где развертывается
драма китайской революции. Левая оппозиция оправляется от ударов
и рекрутирует фаланги новых сторонников. К концу 1927 г. китайс-
кая революция разгромлена палачом Чан-кайши, которому руководс-
тво Коминтерна буквально предало китайских рабочих и крестьян.
Холодная волна разочарования проходит по массам Советского Сою-
за. После разнузданной травли в печати и на собраниях, бюрокра-
тия решается наконец в 1928 г. провести массовые аресты среди
левой оппозиции.
Под знаменем большевиков-ленинцев сплотились, правда, де-
сятки тысяч революционных борцов. Передовые рабочие относились к
оппозиции с несомненной симпатией. Но симпатия эта оставалась
пассивной: веры в то, что при помощи новой борьбы можно серьезно
изменить положение, у масс уже не было. Между тем бюрократия
твердила: "Ради международной революции оппозиция собирается
втянуть нас в революционную войну. Довольно потрясений! Мы зас-
лужили право отдохнуть. Мы сами у себя создадим социалистическое
общество. Положитесь на нас, ваших вождей!" Эта проповедь покоя
тесно сплачивала аппаратчиков, военных и штатских, и находила
несомненный отклик у усталых рабочих и особенно крестьянских
масс. Может быть оппозиция и впрямь готова жертвовать интересами
СССР во имя идей "перманентной революции", спрашивали они себя.
На самом деле борьба шла из-за жизненных интересов советского
государства. Ложная политика Коминтерна в Германии обеспечила
через десять лет победу Гитлера, т.е. грозную военную опасность
с Запада, а не менее ложная политика в Китае укрепила японский
империализм и чрезвычайно приблизила опасность с Востока. Но пе-
риоды реакции больше всего характеризуются недостатком мужества
мысли.
Оппозиция оказалась изолированной. Бюрократия ковала желе-
зо, пока горячо. Эксплуатируя растерянность и пассивность трудя-
щихся, противопоставляя их наиболее отсталые слои передовым,
опираясь все смелее на кулака и вообще мелкобуржуазного союзни-
ка, бюрократия в течение нескольких лет разгромила революционный
авангард пролетариата.
Было бы наивностью думать, будто неведомый массам Сталин
вышел внезапно из-за кулис во всеоружии законченного стратеги-
ческого плана. Нет, прежде еще, чем он нащупал свою дорогу, бю-
рократия нащупала его самого. Сталин приносил ей все нужные га-
рантии: престиж старого большевика, крепкий характер, узкий
кругозор и неразрывную связь с аппаратом, как единственным ис-
точником собственного влияния. Успех, который на него обрушился,
был на первых порах неожиданностью для него самого. Это был
дружный отклик нового правящего слоя, который стремился освобо-
диться от старых принципов и от контроля масс и которому нужен
был надежный третейский судья в его внутренних делах. Второсте-
пенная фигура пред лицом масс и событий революции, Сталин обна-
ружил себя, как бесспорный вождь термидорианской бюрократии, как
первый в ее среде.
У нового правящего слоя скоро оказались свои идеи, свои
чувства и, что еще важнее, свои интересы. Подавляющее большинс-
тво старшего поколения нынешней бюрократии стояло во время Ок-
тябрьской революции по другую сторону баррикады (взять для при-
мера хотя бы только советских послов: Трояновский, Майский,
Потемкин, Суриц, Хинчук и проч.) или, в лучшем случае, - в сто-
роне от борьбы. Те из нынешних бюрократов, которые в Октябрьские
дни находились в лагере большевиков, не играли в большинстве
своем сколько-нибудь значительной роли. Что касается молодых бю-
рократов, то они подобраны и воспитаны старшими, нередко из сре-
ды собственных отпрысков. Эти люди не могли бы совершить Ок-
тябрьской революции. Но они оказались как нельзя лучше
приспособлены, чтоб эксплуатировать ее.
Личные моменты в смене двух исторических глав, конечно, не
остались без влияния. Так, болезнь и смерть Ленина несомненно
ускорили развязку. Если-бы Ленин прожил дольше, напор бюрократи-
ческого могущества совершался бы, по крайней мере в первые годы,
более медленно. Но уже в 1926 году Крупская говорила в кругу ле-
вых оппозиционеров: "Будь Ильич жив, он наверное уже сидел бы в
тюрьме". Опасения и тревожные предвидения самого Ленина были
тогда еще свежи в ее памяти, и она вовсе не делала себе иллюзий
насчет его личного всемогущества против встречных исторических
ветров и течений.
Бюрократия победила не только левую оппозицию. Она победила
большевистскую партию. Она победила программу Ленина, который
главную опасность видел в превращении органов государства "из
слуг общества в господ над обществом". Она победила всех этих
врагов - оппозицию, партию и Ленина - не идеями и доводами, а
собственной социальной тяжестью. Свинцовый зад бюрократии пере-
весил голову революции. Такова разгадка советского Термидора.
>>
4:24:14 25.01.2012 4078B00
Свидетельство о публикации №212012500276