Зикуськин Экстрим

                Зикуськин Экстрим.

  Сценарий одной из бестолковых страшилок, после которых щепетильные
дамочки обычно не могут заснуть, а мужики говорят: «Лучше бы футбол посмотрел».

                Впечатлительным лучше не читать!!!

               
   Ночь. Полупустынный перрон в степи, без каких либо строений.
  До прихода поезда оставалось чуть меньше двух часов. На свет моего костра собралось четверо. Три охотника немного посидев, запыхкали сигаретами и отошли в сторону, присели в круг. Звякнула фляга, зашелестел полиэтилен, пахнуло едой. Я переглянулся с оставшимся у костра стариком. Густой седой волос из-под кепки гармонировал с морщинистым обветренным лицом грибника. Он что-то хотел мне сказать - что-то в адрес выпивающих в стороне мужиков. Но я вовремя махнул рукой, давая понять: «Да и хрен с ними!» Достал сигареты. Уставшие ноги ныли, вставать, что бы прикурить от костра не хотелось и, я стал мучить зажигалку. Дед, желая хоть как-то начать разговор, с готовностью сунул руку в карман и достал блеснувший в пламени костра предмет. Увидев то, что протягивал мне старик, я ощутил какой-то внутренний толчок в висках. Я знал эту вещицу, несколько раз держал в руках. Даже пытался купить или поменять. Но тогда у нее был другой владелец…

   Закадровый голос под звук потрескивающих в костре дров.
- Мужчина, угостите даму сигареткой! Не откажите в милости!
Подобную просьбу слышу часто, проходя мимо мест тусовок бомжей. Сидит такое себе чмо, человеческий облик потерявшее, в январе уже с июльским загаром на лице. На рукавах найденной в мусорном контейнере неопределенного цвета куртки следы всех помоек в округе. Голосом схожим на смесь булькающего чайника и рокот пробитого глушителя выклянчивает подачку. И так с самого утра, и уже поддатое до потери ощущения утреннего холода.
  Никогда не даю. Не потому, что жаль. Ну, не хочу, что бы отребье пропившее квартиру, лишенное родительских прав и укушавшееся самогона с пяти утра, получало кайф в виде курева на халяву. На пойло ей (ему) денег нашлось, а насобирать бутылок на сигареты не хватило терпения или времени?
 Не даю…
      
     Мокрая после легкого моросящего осеннего дождя улица почти в самом центре провинциального города.
     - Мужчина, не откажите…
 Еще не дослушав реплики, молодой опер отвернулся, с характерным узнаваемым перезвоном поставил пакет на тротуарную плитку и, не выпуская из руки папку из черного «кожзама», свободной рукой отстегнул телефон с пояса. Звонок видать был важным. А видно было это по мгновенно исправившейся осанке и глазам, c готовностью выполнить любой приказ заскользившим поверх крыш домов на противоположной стороне улицы.
 - Да! Да, готово. Уже. Собрал… Так точно, опросил всех. Не…  Не успел. Много информации…  Нет, не успел разобраться. Так… Эээ… Так почти до утра сидел… Трщщ… пЫлковник…  Да,…  почти не спал. Сейчас в экспертизу. Да. Получу и сразу буду. Нет. Их же подгонять надо… Нет, фрагмент со мной, им не оставлял, как вы приказа… Тык точна, - от волнения молодой опер переминался с ноги на ногу, делал шаг – два в разных направлениях, кружа вокруг своего пакета стоящего на тротуаре.
  Его лоб обильно покрылся потом, левый глаз нервно подрагивал вместе с бровью. Опер явно нервничал…
  Совершенно спокойно и, казалось отрешенно, за ним наблюдала фигура, подпиравшая стену дома с декоративным покрытием типа «короед». Не зная личность, созерцавшую происходящее, трудно было определить не только ее возраст, но и половую принадлежность. Тощие ноги в узких потрепанных джинсах казалось, росли прямо из затертой куртки, не давая и намека на женское седалище. О наличии же женской груди под чужой, просторной курткой и подозревать не приходилось. Коротко и неровно остриженные выгоревшие волосы лишь еще больше вводили в заблуждение относительно пола.  Ее звали Зикуська, вернее это была кличка, после долгих трансформаций произошедшая из имени и отчества - Зинаида Константиновна, но скорее от фамилии - Куськова. Это раньше, когда еще была у нее семья, работа и хобби, у нее было имя  и отчество. Было и после, пока торговала травкой, да самогоном. А потом – все, как всегда. «Спалилась» на  урезании «чек» и доз. После и вовсе попалась пару раз на откровенно паленой водке и все нажитое «честным и непосильным» ухнуло в бездну взяткодательства и прочих отмазок.
  Зикуську словно припечатало к стене после того, как до ее немытых ушей долетел перезвон алкогольной тары в пакете. Этот звук заполнил трезвое пространство мозга и напрочь отключил возможность соображать адекватно.  Мгновенно из остатков здравомыслия выветрились воспоминания прошедшей ночи. Ночи очень неудачной. Бутылок в контейнерах было мало, а под утро «какая-то сука увела» ее перегрузочный мешок со всей ночной добычей. Теперь «подзаправиться» светило не скоро, если и вовсе была надежда сделать глоток алкоголя – в долг никто не нальет. Те, кто мог бы налить, с не меньшим усердием прочесывали кусты в парках и помойки в поисках «стеклобаксов». Вот и оставалось выклянчивать – у кого копеечки, у кого сигаретку. 
  Тем временем опер сменил интонацию, в его голосе появились радостные нотки:
  - Все как положено, уже «затарился». Обмоем по первому разряду… Вот только забегу к экспертам… Да, водки хватит – ее много не бывает…
  От этой фразы Зикуське поначалу стало дурно.  Мир в пределах улицы поплыл было перед глазами, но потом каким-то почти забытым усилием она собрала в прошлом спортивную силу воли, напряглась и, резко сбросив с трудом давшееся напряжение, выпрямилась. Для чего-то хрустнула шейными позвонками из стороны в сторону, вытащив руки из карманов грязной куртки, сжала худые кулаки и слегка дважды подпрыгнула. В третьем пряжке она метнулась вперед, целясь растоптанной спортивной туфлей в спину болтающего по телефону мужика. Откуда ей было знать, что как раз в том месте, куда пришелся удар, молодой опер носил прижатый ремнем табельный ПМ? Даже не успев взвыть от боли, молодой оперативник влип двойным соприкосновением в квадратную чугунную урну для мусора. Первый удар о ближний угол пришелся на грудную клетку и был бы неимоверно болючим, если бы не было второго удара – носом о противоположный угол. Этот второй удар на время вырубил опера, из расквашенного носа хлынул фонтан ярко красной юшки. Последнее, что увидели глаза, теряющие резкость, был летящий по асфальту телефон. Но увидеть, как дорогую «мобилу» переехал автомобиль, спешащий на рынок, пострадавшему уже было не суждено – утро для мента было отключено.
  Зикуська тоже не видела последних секунд жизни телефона. Она уже со всех ног неслась к знакомому проходному подъезду, прихватив пакет с выпивкой, предназначенный для обмывки какого-то события. В два прыжка взлетела по ступенькам, в три толчка правой ноги пролетела подъезд и на выходе с силой рванула на себя обитую жестью дверь, давно сорванную с петель и прислоненную к стене. Дверь упала, диагональю перекрыв путь вероятному преследователю. Но это было лишним – опер еще не пришел в себя и орошал кровушкой ночное содержимое мусорной урны. Дыхалка стала подводить Зикуську уже на третьем этаже. Еще этаж и вот она - спасительная дверь родной, погрязшей в мусоре и задолженностях по коммуналке квартиры. Но резкая дикая боль в левом боку согнула бывшую спортсменку буквой «Г». А ведь нужно было двигаться. Каждый шаг только прибавлял боли. Правой ногой на ступеньку выше, затем подтянуть левую. Еще и сломанные два ребра мешали дышать. Вдох, выдох… снова шаг… Спустя минуту – другую замок яростно сопротивлялся пытающемуся проникнуть в него ключу. Ободряющее «клац - клац» прибавило сил. Зикуська ввалилась в темный коридор и, на ощупь заперев дверь на невероятно мощный самодельный засов, сползла по стене, теряя сознание.

     Все та же -
     Мокрая после легкого моросящего осеннего дождя улица почти в самом центре города.               
  Оперу повезло дважды. Кто-то из прохожих вызвал и «неотложку», и наряд ППС. Второе везение явилось в виде отставного «следака» по кличке Сервер. Бывший коллега как раз возвращался с прогулки, ведя на поводке лохматого старого эрделя. Наметанным глазом Сервер заметил характерно оттопыренный пиджак и, скользнув рукой по спине, извлек из-за пояса бессознательного правоохранителя  оружие. После этого количество свидетелей и зевак заметно уменьшилось. То ли помнил еще народ уличные перестрелки бурных девяностых, то ли поняли, что «потом затаскают» - у всех сразу появились неотложные дела. А дальше, как у Ильфа и Петрова. Командный призыв: «Свидетели останьтесь!» готов был испарить начавшуюся собираться толпу. Но годы работы не прошли для Сервера даром. Рукой, держащей пистолет, бывший мент указал на трех приглянувшихся: «Вы, вы и вы – останьтесь и никуда не уходите!» Это сработало. Трое, якобы свидетелей, замерли на месте, пожалев, что не пошли другой дорогой. Уверенности, что опроса не избежать прибавлял своим видом эрдельтерьер, готовый порвать любого, на кого покажет хозяин. Первыми приехали коллеги. Наскоро выслушав рассказ Сервера решили сами не заморачиваться – позвонили в отделение. Через две минуты двое сослуживцев уже делали попытки привести брата по оружию в сознание. Лучше было бы для опера оставаться в прежнем состоянии. За пять минут до приезда «скорой» на личном «мерсе» подкатил начальник. Вместо приветствия толстый, мордатый полковник протянул, раздвинув пухлые губы: «Твоооюююю маааттть….!!!!!!!!!!!!» Отчего всем присутствующим захотелось присесть. Одному только эрделю удалось осуществить желаемое и он сел, спрятав, по его мнению, свою виноватую морду за ногами хозяина. Подкатившая бригада скорой помощи быстро сообразила с кем имеет дело, пальцы веером не растопыривала и сразу вооружились «наштырем». Но смоченный комок ваты не пригодился. Начальник выхватил флакон и плеснул в лицо подчиненному. Тот дернулся так, будто его кастрировали без наркоза.
  - Мать твою, - прошипел начальник, - Где фрагмент?
  - Впа… , - окровавленные губы плохо слушались, - в па… в …
  - Что ты мямлишь? Где?
  - Пакет… - выдавил из себя опер.
  Казалось, что пакет ищут все, даже эрдель. Но пакета не было. К приезду «беркутов» и других сотрудников отдела опер уже мог стоять на своих столбоподобных ногах и давал вполне внятные объяснения. Его табельный «макар» вновь был заткнут за пояс, и наличие оружия придавало какую-то уверенность, что он все еще офицер и все еще на службе. Коллеги по отделу рассыпались по местности и, хватая всех подряд, резкими фразами опрашивали подвернувшихся.

   Полумрак сто лет не прибранной квартиры.
  Тем временем Зикуська тоже пришла в себя, отдышалась и села, прислонившись к двери ванной комнаты. Не заглядывая внутрь украденного пакета, она на ощупь схватила одну из бутылок. В темноте коридора этикетка была не видна, лишь форма стеклотары и хитро устроенная пробка выдавали наличие дорогого «бухла» в руке. Отпить не удалось. Проклятый дозатор цедил струйку способную утолить жажду грудного младенца, но никак не зависимость личности вот уже двадцать лет «временно не работающей». Но, как говорится - не впервой…  Зинка чуть развернулась на худых ягодицах и, приоткрыв дверь давно не убиравшегося туалета, вставила в дверную щель пластиковый колпачок дозатора. Одновременно прижав дверью прозрачный пластик, она с силой провернула бутылку. Неудача – крошево пластмассы вперемешку с отслоившейся краской просыпалось на немытый линолеум.
             - Твою мать, - выругалась Зикуська и, пошарив глазами по темному коридору,      остановила взгляд на туфле со шпилечным каблуком.
  Эту пару туфель она нашла возле мусоропровода еще в прошлом году… или в позапрошлом… Шпилька на правом была без набойки. Левым каблуком добила дозатор и, не обращая внимания на острые кромки, прильнула к бутылке.  Глоток, другой… Ее даже не скривило, лишь теплой волной полоснуло по притаившемуся гастриту, темнота перед глазами сразу приобрела цветность, моментально разогревшимися ушами можно было бы зимой отогреть пальцы.
  - Ааааа… - сладострастно прошипела Зикуська, - Кайф! Не паленая…
  Едва сделав третий глоток, она услышала стук наркоманского телеграфа. Эту хитрую «приспособу» смастерил ее сын, ныне отбывающий второй год из семи полученных за повторное распространение наркоты. Устройство было до смешного простым и эффективным. В загнутой кромке жестяного подоконника были надрезаны и отогнуты две петли в которые вставлен толстый гвоздь. На гвоздь накручен ржавый электрод, на двух концах которого так же были закручены кольца. В кольце лежащем на подоконнике был зажат молоток без ручки, от противоположного свисала крепкая капроновая нитка, оканчивающаяся на уровне подвального окна. Чтобы нитку не сносило ветром, к ней то и дело привязывали всякие тяжести: болты, гвозди, куски проволоки. Регулярно дворовые детишки отвязывали огрузку, но потом кто-то из постоянных клиентов привязал отбитое бутылочное горлышко. С тех пор телеграф работал исправно.
«Тук, тук, тук. Пауза. Тук. Пауза. Тук, тук…» Всякие попытки разработать условные сигналы для перестука были бесполезными. На всякое сообщение поступавшее снизу обычно следовал ответ сверху: «Кому, бля, чё надо?»
  - Сука, Верка, уже занюхала, - Зикуська приподнялась и, ойкнув от боли в ребрах, держась за ручку двери, стала на ноги. Каждый шаг в сторону кухни отдавал болью в разных частях тела. Наркоманский телеграф не смолкал.
 - Да подожди ты, мля, сука драная, - прорычала Зикуська.
 Она водрузила со звоном пакет на стол и стала извлекать содержимое. Четыре литровые бутылки «Статуса», два лимона, буханка серого хлеба, сверток с нарезанной копченой колбасой, несколько банок каких-то консервов и что особенно приятно – огромный кусок копченого окорока, вкус которого хозяйка загаженной кухни даже вспомнить не могла. В пакете были еще свертки. Какие-то колбасные нарезки, дорогой и вонючий сыр, сплющенная в вакуумной упаковке рыба… Среди пакетов объемом выделялся еще один.
Несколько слоев черного полиэтилена, обмотанного клейкой лентой, скрывали форму содержимого. Попытки разодрать упаковку ногтями ни к чему не привели. Пошарив глазами по кавардаку на кухне и не найдя ножа, Зинка схватила с подоконника стакан с надбитым краем, в который бросала обгоревшие спички. Вытряхнув огарки в единственный на подоконнике цветочный горшок, она несколько раз резанула по свертку. Заскрежетало стекло. Еще пару секунд и в руках сверкнула майонезная банка с плотной крышкой. В прозрачной, но мутноватой жидкости плавал небольшой тугой комок марли. Крутанув крышку, Зикуська наклонилась и втянула носом запах.
 - Ну ни х.., себе!!! Это ж «спиртаган»! Настоечку сделали?!
  Ни секунды не задумываясь, она прильнула губами к краю банки и за секунду до глотка резко выдохнула через нос. Глотку обожгло. Тепло, разлившееся по пустому желудку, в момент разогрело все тело, но следом ударило в голову. Присесть, не теряя равновесия, на одну из двух табуреток едва получилось.
  Между тем, грохот молотка о подоконник стих. Минутами позже стук в металлическую дверь заставил вздрогнуть.
  - От падла, поднялась – не поленилась, - Зинка уцепившись за край давно не мытого стола, приготовилась подняться, - Как с подругой поделиться, так хрен, а как халява – со свистом по ступенькам. Подруга, едрить…
  Под оглушающую канонаду в дверь Зикуська дошкандыбала до темного коридора, на ощупь нашла засов и резко сдвинула стальную пластину. Дверь отворилась…
  - Ты шо,  падруга? Я тебя зову, зову…
  Договорить ей не удалось. Резким рывком Зинка вбросила собутыльницу во мрак квартиры и так же резко громыхнула дверью. Если в доме и жили тараканы, то уж они точно подпрыгнули от неожиданности.
  - Ша, тихо! Что там?
  - Где? А шо там? – Верка пыталась разглядеть лицо приятельницы в почти кромешной темноте, - Ты, бля, хоть лампочку в подъезде стырь, сидишь тут, как в могиле.
  - Не тарахти. Шо там?
  - Да где «там»?
  - Нннна…. На на улице, - выдохнула жутким обжигающим перегаром Зикуська и ткнулась грудью в плечо подруги.
  - Хрена себе, как ты уже заправилась! – смесь удивления и возмущения Верка подкрепляла выпученными глазами на опухшей физиономии.
  - Не тарахти, грю… Шо там?
  - Шо там, шо там, - Верка шаря руками по стенам, пробиралась к источнику света на кухне, - Менты по району носятся, как скаженные. Людей хватают – кого не попади. Ищут какого-то то ли пацана, то ли мужика.
  - Ннна…
  - Чё?
  - На хрена ищут?
  - Да фиг поймешь. Чё-та у кого-то пропало. Понаехало, понабежало… На каждом углу с автоматами пятнистые стоят – и «беркута», и «омоны», так и зыркают на всех.
  - Во бля…. Влипла кжись…, - Зинка вытряхнула из кармана на стол жменю собранных на улице окурков и достала самодельное огниво – вещь сугубо ценную, которую не пропила, и никому ни на что не меняла сколько не просили. Единственную вещь оставшуюся на память о безвременно почившем алкоголике - муже. Ныне покойному супругу огниво когда-то давно, еще в прошлой жизни, подарил австрияк альпинист на каком-то слете. Муж не курил и подарил деликатную штуковину Зинке. Где она его только не таскала с собой, по каким горам да пещерам не носила. Ювелирно изготовленное из магниевой болванки огниво, сделанное в форме персиковой косточки имело три приспособления для крепления – широкую и удобную клипсу, крепкую петлю из неразъемной цепочки, и миниатюрный титановый карабинчик на той же цепочке. От прежнего горного снаряжения кроме этой полезной штуковины оставался еще ледоруб, валявшийся в пыли на антресолях.
  - Ты? Ты что ли влипла? – тут глаза подруги неожиданно округлились, - Постой, постой… Так это из-за тебя весь сыр-бор?
  Зинка не отвечала, сидела уставившись в одну точку и смачно курила чужой окурок прикуренный от огнива.

               
  Мокрая после легкого моросящего осеннего дождя улица почти в самом центре города.
  Тем временем контингент правоохранителей на отрезке улицы достиг тех масштабов, что прибывшим двум экипажам ДПС пришлось перекрыть улицу. Руководил начальник отдела. Обстановка перешла в новую фазу с прибытием участкового – полусонного рыжеволосого лейтенанта в болоньевой куртке поверх кителя. Поиск злоумышленника  был затруднен тем обстоятельством, что пострадавший, упорно не желавший признавать себя пострадавшим, абсолютно не помнил ни лица, ни внешности напавшего на него субъекта. Он попросту не обратил внимания на фигуру подпиравшую стену. Да и куда ему что-то запоминать, если в руках полный пакет выпивки с закуской, а тут еще и звонок от начальника. Ситуацию помог разрулить бывший следак Сервер. Он отвел молодого опера в сторону и попросил максимально сконцентрировать внимание, отбросить эмоции и напрячь извилины. Определились с ростом и одеждой путем исключения. Не высокий? Высокий. Худой или толстый? Худой. В юбке или в брюках. Брюки. Костюм или джинсы?  Да, какой на хрен костюм? Джинсы. Обувь – на каблуке, кроссовки, сапоги, тапочки? Кроссовки. Куртка или пиджак? Может плащ, пальто? Куртка. Волосы – тут ступор, запас карты памяти лейтенанта был исчерпан.
 - Скорее всего это женщина, - задумчиво произнес Сервер.
 - Это еще почему ты так решил? – в запале рявкнул полковник.
 - След. След обуви слишком мал.
 - Какой след? Ты где след видел?
 - Обернись-ка, - попросил Сервер молодого опера, тронув того за рукав пиджака, - Вот след.
  Полковник уставился взглядом в спину опера. На черном пиджаке все еще виден был четкий отпечаток спортивной туфли тридцать шестого размера.
 - Не отряхивайся, - приказным тоном полковник остановил попытку опера очистить пиджак от отпечатка, - Сейчас кинолога вызовешь, может след возьмет. Хотя, по запаху твоей туалетной воды я знаю, куда собака приведет и кого найдет.
 Молодой опер залился краской от испачканного кровью воротника до разбитой переносицы.
 - А твоя собака след не возьмет? – с едва заметной насмешкой спросил полковник у отставного следака.
 - Только если домашняя кошка неделю сцала в ее кроссовки.
 - Тьфу, йооопппть…, - сплюнул начальник и выругался вполголоса длинным замысловатым набором нецензурщины.

 Прибежавший вскоре кинолог долго собаку не мучил. Пес взял след сразу и привел к ближайшему парфюмерному магазину. Все еще помогавший следак Сервер вновь продвинул попытки найти нечто украденное у пострадавшего опера. Старая школа, что тут скажешь. Вместе с эрделем он опросил продавцов ближайших магазинов и, о чудо. Из магазина напротив всю происшедшую картину видела уборщица, от безделья протиравшая и без того чистую витрину. Мало того, она даже смогла подробно описать нападавшую. А уж апофеозом выдала «погонялово» Зинки и указала на предположительное место проживания постоянно временно не работающей.
  Так план «перехват» перешел в стадию «захват».

   Кухня в той же неубранной квартире.
 - Жесть! – выхаркнула заключение Верка, отпив милицейского спирта из банки, - Такого сугреву бы и на каждый день зимы.
 - Халявщица. Вечно тебе всего мало.
 - Че это я халявщица? – лицо алкоголички наигранно вытянулось.
 - А кто? – Зинка приподнялась, не обращая на боль в поломанных ребрах, - А кто увел мой мешок с бутылками сегодня с утра? А?
 - Какой мешок? Ты че несешь, Зин? Да, что б я? Да ты шооо? – протяжно тянула, выпучивая глаза Верка, размахивая перед глазами куском колбасы.
  На том выяснения судьбы мешка со стеклотарой были прерваны неожиданным грохотом в дверь.
 - Кого там еще хрен принес? – визгливо завопила Веерка, развернув лживую физиономию в сторону коридора.
 - Откройте, участковый!
 На секунды в кухне повисла гробовая тишина. Две пары отуманенных алкоголем глаз застыли в изумлении. Зинка вдруг осознала, что начинает быстро трезветь. Она даже заметила таракана, шустро спрятавшегося под упаковку из-под рыбьей нарезки.
 - Какой мля нахер участковый, мляяя?.... – проверещала Веерка и тут же осеклась от толчка ноги под столом.
 - Цыц, дура. Они сейчас дверь ломать начнут.
 - Чего-щ? Не имеют права. Са-акци-и…, - но слово «санкция» уже не выговаривалось.
 - Эти имеют, эти сейчас будут. Я знаю, ты не знаешь. Молчи лучше…
 Верка хотела еще что-то спросить, но не успела. Дверь загремела от мощного удара ноги.
 - Немедленно открывайте! Через минуту начнем вскрывать дверь.
 Второй более властный голос заставил собутыльниц вскочить с табуреток:
 - Какой, на х.., «через минуту»? Открывай кошка драная, а то дверь вынесу, - в подтверждение намерений голос воплотился то ли в ногу, то ли в плечо и дверь снова с лязгом громыхнула. Но не тут-то было – сваренная на шабашке из ворованной листовой «тройки» еще в начале девяностых дверь выдержала бы любой штурм. Тем более на хитроумных внутренних петлях.
 - Трындец, подруга. Че-то они серьезные какие-то. Открывать надо, - Верка зачем-то присела посреди кухни.
 - Погодь. Погодь, погодь, Веруська,  - от волнения Зинка вдруг перешла на ласковые интонации, - Откроешь через… , как сигнал подам. Сейчас водку и жратву спрятать надо.
 - И спирт. Ага, и спирт… Тут его вона сколько еще.
 - Спирт? – Зинка на мгновение задумалась, но новые удары в дверь заставили остатки мозгов лихорадочно искать выход из положения, - Сюда спирт.
 Она схватила поллитровую банку с проростающей луковицей, выплеснула пожелтевшую воду в замызганную мойку и залила луковицу содержимым банки из пакета.
 - А эт че такое? – Верка подняла за край марли выпавший из банки предмет, бинт развернулся и на стол выкатилось нечто, не сразу опознанное подругами.
 - Иипить, мою маму…. Во мля…, - одуловатое лицо Верки вытянулось по направлению к лампочке без плафона под потолком кухни.
 - Йопть…, -вместе с «иком» выдавила Зинка, - Не повезло мужичку видать.
  На столе лежал вещ. док. – отсеченная метким ударом ножа часть мужского достоинства.

Лестничная клетка подъезда дома с неубранной квартирой.
  Пока искали слесаря, пока искали слесарю «болгарку», пока ездили за отрезным диском для «болгарки», у сообщниц было предостаточно времени что бы спрятать все, что могло быть отобрано. Закуска под диван. Водку перелили в пластиковые бутылки, две утопили в сливном бачке, еще две зашвырнули под ванную. Ампутированный зверским способом половой член попросту выбросили в окно – на съедение дворовым собакам. Верка с четырьмя пустыми бутылками ринулась на балкон – избавляться от тары. Ее дикий вопль заставил Зикуську в миг оказаться рядом. На перила балкона, вгрызаясь в давно не крашенную древесину, опустился «коготь» пожарной лестницы. Это с третьего этажа к штурму присоединились бойцы МЧС, вызванные предусмотрительным полковником. Лишь на миг, выглянув за перила и увидев поднимающегося мужика в камуфляже, Верка не раздумывая и особо не целясь, запустила одну за другой пустые бутылки из-под «Статуса» в оранжевый шлем. Сразу и не скажешь с чьей стороны было больше матюков, но шлем вдруг вернулся туда, откуда появился – на балкон третьего этажа. То, что произошло дальше, стоило снимать уже голливудскими камерами, а не мобильными телефонами собравшихся зевак. Зинка резко рванула лестницу вверх. Не ощутив сопротивления снизу, она быстро перебирая руками, хваталась за дюралевые поперечины. Меньше минуты и лестница впилась «когтем» в подоконник балкона на пятом этаже.
 - Верка, за мной!
 - Ага! Я? Куда?
 - Куда, куда... В пи…, - выматюкалась Зинка, - Смываться нужно, дура! Наверх, а там на крышу.
 - Я? На крышу?
 - Бля…, ну и сиди здесь, - кроссовки с мелодичным звуком заскрежетали по дюралю.

Жизненное пространство вокруг дома на мокрой улице почти в центре города.
 -  Ох, едрить! – выразил эмоции запрокинувший голову начальник отдела.
 - От же ж бля…, - почти восхищенно процедил сквозь зубы командир «беркута», наблюдая худую фигуру Зинки на тонком переплете лестницы.
 - Твою мать, - почти простонала Зикуська, мельком глянув вниз.
 - Отэта бля спектакыль, - прошипел сидевший за рулем черной обшарпанной «волги» рецидивист Кастет.
  Рядом с ним сидел другой отморозок по кличке Кева. Оба трудились в эскорте авторитета Пати, сидевшего на заднем сиденье и так же внимательно наблюдавшего за происходящим. Патя – это от фамилии Патьковский. Один из немногих авторитетов, мирно перешагнувших отстрелы 90-х, умно легализовавшийся в законный бизнес и депутатство. Сидеть бы ему сейчас в своем кабинете, да чай с коньячком попивать и лимончиком закусывать. Только вот неувязочка вышла. Его взбалмошная, совершенно неуправляемая доченька отмочила нечто, заставившее уже третий день держать руку на кнопках телефона, практически не спать и держать в постоянном напряге массу разношерстного народа. В этот раз крутила она голову известному в городе бизнесмену. Но… То ли обкурились они там чего-то, то ли какая другая дурь в голову ударила. Как там получилось – понять было сложно. Фактом были последствия – то ли в шутку, то ли по причине серьезной, взмахом охотничьего ножа, коим кромсали они фрукты за ночной попойкой, оттяпала дочурка часть полового члена своему ловеласу. А быстро протрезвев при виде кровищи моментально ретировалась из пансионата на берегу и разбудила отца посреди ночи. С того часа размеренная жизнь Пати завертелась, как барабан стиральной машины. Первым делом, спрятав дочь от всяких глаз подальше, авторитет поставил на уши всех, кто мог быть полезен. Четко сработали все прикормленные в управлении. Каждый шаг, задействованных в органах чинов тут же становился ему известен. Адвокаты и ручные силовики в кратчайшие сроки отработали все связи обрезанного бизнесмена. Задействовали и подготовили тех, кто мог уговорить, надавить, повлиять… в крайнем случае утешить пострадавшего. Хотя… Какое тут на хрен утешение? Патьковского в дрожь бросало от одного только представления, будь он на месте укороченного любовника. За три дня помощники такого накуролесили. Как и чем думали – неважно, но сумятица закрутилась не слабая. Уже подменили нож с пальчиками дочурки и следами крови, уже полыхнул облитый бензином  номер в пансионате, превратив в пепел все возможные следы пребывания парочки в нем. Уже распаковала дочка чемодан с купальниками в кипрском отеле – дальше прятать чадо Патя пока смысла не видел. И тут новая инфа – меньше часа назад у мента кто-то стырил оттяпанный фрагмент члена. Насколько бы изменила пропажа ход дела? Это еще вопрос. Это в старые добрые времена четко работало правило: Нет тела – нет и дела. А тут и не тело вовсе. Так себе – «хрен замаринованный в спирту». Но все же лучше для Пати, что б фрагмент исчез бесследно. Чем меньше улик, тем неустойчивее обвинение.
  К дому Зикуськи «волга» подкатила сразу после прибытия начальника отдела. То и дело на телефон Пати поступали доклады оборотня, затесавшегося в контингент раскручивающий свежее происшествие.
   - Она завладела пожарной лестницей и вылезла на пятый. Теперь взбирается на козырек балкона, - коротко отрапортовал телефон.
  - Вижу, - коротко рыкнул Патя в ответ в телефон.
  Три пары глаз наблюдали, как Зинка выпрямившись на козырьке поднимает лестницу, что бы забраться на крышу.
  - Хрена се, бомжиха! – изумленно прошипел Кева.
  - Хренеть потом будешь. Чуйка у меня, что главный трюк у нас еще впереди. Свяжись с нашими, пусть прошуршат по подъездам соседнего дома – там все выходы на крышу под замком. Пусть ищут ключи или ломают замки, но что б наши люди были на крыше. И пусть заблокируют входы в подъезды – любым макаром.
  - А зачем соседнего?
  -  Там не больше десяти метров между домами, может эта баба рискнет перебраться по кабелям на соседнюю крышу. Пусть наши ее примут раньше ментов и спрячут.
  - Где спрячут?
  - В любой квартире. Пусть затаятся и ждут.
  - Гы, - выдавил Кева и тут же начал переговариваться по телефону с кем-то из братвы.
  - Кастет, откати «тачку» чуть дальше, что б видеть пролет между домами, - скомандовал авторитет.
  Машина задом плавно прокатилась метров пятьдесят и замерла.

   Непонятно, как Пате удалось предвидеть дальнейший ход событий, но его предвидение оправдалось. Зинка, выбравшись на крышу дома, сразу метнулась к проезду между домами. Откуда могли знать окружившие внизу дом люди, что тремя годами ранее именно таким способом уходил от задержания ее сын. От дома к дому была протянута катанная «шестерка» - проволока, к которой крепился жвак различных кабелей. Тут все в кучу и кабельное телевидение, и компьютерная сеть. Вначале каждое новое подключение крепили жестяными полосками, а позже пластиковыми кабельными стяжками. Не долго думая, Зинка извлекла из карманов куртки две видавшие все помойки в округе кожаные перчатки. Еще секунды и она зависла на пучке кабелей. Куда ушла боль в ребрах? Куда испарился алкоголь из головы? Лишь раз, бросив взгляд вниз, она шепотом произнесла: «Херня! В каньоне было повыше». Быстро перебирая руками и согнутыми ногами по связке кабелей она, без какой либо боязни, двинулась к крыше соседнего дома.

  - Ну, ты Патя голова! – прошептал восхищенно Кастет, наблюдая продвижения Зинки.

  - Быстро в соседний дом, на крышу, - командовал старший опер, не убирая телефона от уха.

    Мокрая крыша дома на мокрой улице почти в центре города.
  - Я на крыше. Она уходит на соседний дом. Там вроде наши люди, - докладывал молодой опер по телефону своего более молодого коллеги. Тот – молодой лейтенант, только прибывший по распределению, бегал за своим новеньким телефоном по пятам и, наверное уже проклинал свой выбор профессии.
  Минутой назад пострадавший опер расстрелял замок на люке, ведущем на чердак и теперь, все еще держа табельный пистолет в правой руке, держал связь с начальником. Именно эта фраза – «Там вроде наши люди …» и дала фору по времени подручным Пати. Как только беглянка добралась до стены, двое схватили уставшую Зинку под руки, подняли и потащили к выходу на крышу над одним из подъездов. Лишь минутами позже начальник рявкнул в трубку:
  - Какие наши люди? Кто отправлял людей на крышу?
  Молодой опер не нашел, что ответить. Неожиданно телефон отключился и продолжения фразы, состоящей из сплошного мата, опер уже не слышал.
 
  Криминал отработал ситуацию гораздо эффективнее в отличие от силовиков. Дверь в подъезд, через который уносили Зинку, блокировали изнутри два амбала. Они попросту ее держали руками, не давая войти разношерстной ментовской братии. Перекрыты были и люки выходов на крышу в соседних подъездах. Кто завалил выходы хламом найденным на чердаке, кто попросту стоял на самих люках, в то время, как снизу их силились поднять. Лишь после того, как Зинку втолкнули в чью-то квартиру на втором этаже, руководивший захватом беглянки, стал по очереди отзывать людей, давая координаты места сбора.
  Не считая Зинки, в квартиру ввалились двенадцать человек. Хозяин квартиры после полученных ударов в пах и живот бесчувственно лежал на ковре посреди комнаты. Зинку усадили на табурет на кухне. На ее просьбу «выпить горяченького» кто-то шустро сообразил горячего чая на всю братию. Но чаевничать долго не пришлось. Ожил телефон – шеф придумал новый финт. По его сценарию вся толпа должна пойти на прорыв из подъезда. Ничего, что парней повяжут. Предъявить нечего – потом отпустят. Лишь бы рот на замке держали. А тем временем один из братвы вместе с Зинкой должен был спуститься со второго этажа с обратной стороны дома. Прорыв из подъезда должен был отвлечь оцепление. Все удалось, как нельзя успешно. На углу дома, перекрыв проезд,  оставалась лишь машина ДПС с двумя упитанными, скучающими под музыку любимого радиоканала инспекторами. Они лишь следили за дорогой, дом и все, что в нем происходило их интересовало меньше всего. Уход Зинки прошел мимо их внимания. Беглецы спустились по плетям винограда, плотно обвившего стену с лоджиями почти до четвертого этажа.
  Все то, что происходило во дворе, жильцы окрестных домов запомнили надолго. Одиннадцать человек, плотной массой смели троих в форме у двери подъезда. А вырвавшись на свежий воздух бросились в рассыпную. И? И ничего. Вернее никого – никого не взяли. Приказ был ловить бабу, а тут выскакивает шобла амбалов, валят на землю ППСников и мигом растворяются за ближайшими домами.

  Жизненное пространство сто лет не убранной квартиры.
  Начальник отдела понял, что проиграл. Отрывки докладов все еще смешивались в общую кучу в ухе и затем в голове. Он размашисто ходил по комнате Зинкиной квартиры. На кухне, икая пьянела сидящая за столом избитая Веерка. Она уловила момент, когда один из оперов отвернулся и, вытащив луковицу из банки, залпом влила в себя спирт и теперь блаженно отключалась. Обыск практически ничего не дал. На пластиковую тару особого внимания не обратили. Под диван даже не смотрели. На все попытки добиться от Верки хоть одной толковой фразы получали лишь нечленораздельное мычание.
  - Мать вашу…. Мать вашу через колено… Ну, лохи, - рычал начальник, мечась по квартире, - Ладно, завязывайте здесь. Хату опечатать. Дверь… Дверь вообще сваркой заварить. Эту дурру в обезьянник, пусть там трезвеет. Все, я в управу.
  Он прошел мимо искореженной двери, бросив взгляд на слесаря, ожидающего команды быть свободным.
  - Так я все, я это… Могу? – осторожно промямлил он.
  - Нет, - старший опер вскипев, с коротким замахом впечатал кулак в живот работнику ЖЕКа, - Вот теперь -  можешь.
  Переступив через упавшего, кипевший от злости и безвыходности начальник резво спустился по ступенькам.

  Чрезвычайно тесное жизненное пространство багажника автомобиля.
  Зикуську везли в багажнике.
Что-то твердое давило на ребра и усиливало боль на колдобинах. Голова то и дело соприкасалась с булькающей металлической канистрой. Зинка стала медленно приходить в себя. Голова гудела, как колокол на Пасху, сильно доставала боль в затылке. Она попробовала ощупать голову, но оказалось, что руки связаны. «Хорошо хоть не за спиной» - подумала она, а вслух лишь прошептала: - Бля, темно, как в могиле.
  Именно упоминание о могиле заставило остатки извилин активизировать серую массу в избитой голове. Она сразу вспомнила все то, что было до того, как погасили изображение в глазах. Вначале ее впихнули в машину, потом затащили в какую-то подворотню и больно ударили в живот. Потом допрос и снова удары. Били не сильно, но хлестко, в основном по лицу. От тех ударов теперь распухли иссеченные перстнем губы. Ныла челюсть – это уже после, от удара ботинком. И хотя она сразу рассказала, куда делся обрезок члена, ее продолжали бить и таскать за ухо. Она еще помнила твердый спокойный голос: «Вырубайте ее!» Затем удар в затылок. Ей бы не шевелиться – удар ее не вырубил, только в глазах свечки летали. Услышала дальше: «Избавляйтесь от нее. По шустрому – что б с концами. Пусть ее не найдут». Секундой позже: «Да ты не вырубил ее. Смотри, она шевелится!» Второй удар в затылок был более эффективным.
  В багажник ее закидывали дважды. Первый раз сразу же возле подворотни, второй раз у гаража, из которого взяли канистру, лопату и небольшую спортивную сумку. Там она ненадолго пришла в себя, но снова получила по голове.

  Примерно в то же время удалось растормошить задержанную Верку. Добились главного - она сразу рассказала, куда делся марлевый сверток. После ее, обоссанную и облеванную в камеру уже не вернули,  попросту выволокли на улицу и брезгливо пару раз пнули за ближайшим углом.
  Уже через несколько минут десяток сотрудников шарили глазами по двору. За ними наблюдали не только жильцы трех домов, но и четверо из китайского «паркетника» с тонированными стеклами, которые осмотрели двор под окнами Зинки еще до повторного появления милиции. Обрезка нигде не было. Скорее всего его утащила какая-то бродячая собака.

  Чрезвычайно тесное жизненное, но уже освещенное пространство багажника автомобиля.
  Как ни напрягала Зинка глаза, а увидеть что либо в тесном багажнике ничего не удавалось. Вовремя вспомнила про огниво. Ощупала ременные петли на джинсах. Карабин сразу попал в занемевшие пальцы. С трудом отстегнула его и, потянув за цепочку, вытащила магниевый корпус из-за пояса. Пальцы слушались плохо, но выкрутить поджигаемый вкладыш с фитилем все же удалось. Два «чирка» с искрами и  ровное пламя осветило видимое пространство багажника. Первым делом поднесла пылающий фитиль под пластиковый ремешок, стягивающий руки. Запахло паленой пластмассой. За секунду до того, как начала тлеть куртка, стянутые руки почувствовали свободу. Переводя дыхание, Зинка глубоко выдохнула и затушила фитиль. Вновь зажигать не торопилась, разминала кисти и пальцы. Во второй раз, зажигая фитиль,  пришлось сделать больше попыток. Она осмотрелась. Канистра, лопата, огнетушитель,  ключи, насос, домкрат, запасное колесо, ящик с инструментом, какие-то тряпки - возможно одежда. Больше всего заинтересовала сумка. Одной рукой потянула застежку и запустила внутрь руку. Вначале попались плотные пакеты с белым кристаллическим порошком похожим на сахар. А после… То, что извлекла потом было не просто знакомым. Тротиловые шашки - такие ей в годы бурной юности приходилось закладывать для принудительного схода снежных лавин. Как же давно это было… Машину начало трясти сильнее – наверное, съехали с асфальта на грунтовку. Мысли в голове закружились бешенной каруселью. Выбрала себе ключ потяжелее и заткнула за пояс брюк на спине. Короткую отвертку зажала зубами, и прежде чем погасить фитиль, сунула скомканную тряпку в рукав куртки. Продев руку в петлю цепочки  закрепленной на огниве, затянула ее на запястье карабином. Уже в темноте разорвала две упаковки взрывчатки и искрошила отверткой спрессованный тол. Особо не осторожничала – помнила, что брикет взрывается от детонатора и лишь измельченный, да и то не всегда, детонирует от пламени. На всякий случай, разорвала упаковки с порошком и прямо в сумке перемешала с тротиловым крошевом. Оставалось воплотить последний этап задуманного. С трудом перемещая части тела в тесном багажнике, Зинка подвинула под себя все, что попалось под руки. Ногами уперлась в запасное колесо, сунула сумку под голову, под тело задвинула канистру, держак лопаты, инструменты. Примостила под скрюченные колени огнетушитель. Когда убедилась, что коврика почти не касается, открыла крышку канистры. Уже превозмогая удушье от бензиновых паров, сунула в горловину ткань, вытащенную из рукава. Оставалось молиться и ждать. Молиться не умела, даже если бы и знала хоть одну молитву, то вспомнить бы не смогла. Куда-то на второй план ушли и боль, и последствия опьянения. Ее трясло в дикой неумной лихорадке. Но зубы не цокотали – зубами она сжимала отвертку.  Предчувствие неминуемого превратило худощавое тело в сжатую пружину, готовую ударить – вот только куда и кого? Это оставалось под вопросом. Но отдавать свою никчемную жизнь задаром уж точно не входило в ее планы.

    Мокрый от дождя двор почти в центре города.
  - Ничего. Все осмотрели, - доложил сержант.
  Он стоял под моросящим дождем перед человеком в черной кожаной куртке, прятавшимся от дождя под грибком на детской площадке. Глаза принявшего своеобразный доклад прикрывал козырек такого же цвета кожаной кепки. Опер кивнул головой и тихо, но твердо произнес:
  - Отбой. Отбой всем, - уже более мягко добавил, - Пойдите отогрейтесь, обсохните. Будьте на связи, если что…
  Когда последние сотрудники покинули двор, он еще выждал немного, докуривая сигарету и, направился к автомобилю в глубине двора. Стекло пассажира рядом с водителем мягко опустилось. Встретившись глазами с человеком сидевшим в полутьме салона, опер слегка качнул головой. В ответ одобрительный кивок. Но как только стекло начало движение вверх залился трелью рингтона телефон. Стекло замерло. Человек достал трубку и около минуты вслушивался  в голос собеседника. Затем коротко ответил:
 - Понял. Сейчас буду.
  На вопросительный взгляд из салона автомобиля ответил коротко:
  - Пострадавший сменил статус.
  - Как это? – глухо раздалось из окна «паркетника».
  - Суицид. Ужрался и пустил себе пулю в рот.
  Еще с минуту стоявший под дождем опер, наблюдал, как заметно подрагивающие пальцы складывают несколько купюр и укладывают их в пачку с сигаретами. Затем пачка перекочевала в руку, а потом в карман оборотня.
  -  Быть по сему, - в голосе из авто слышалось нескрываемое торжество.
  Уже отходя от машины, человек в кожаной куртке профессионально привычно, пристально осмотрел двор.

   Салон автомобиля несущегося к черту на кулички – подальше от цивилизации.
  - Запах! Ты чуешь? – Кева крутанулся, разворачиваясь на сиденье, - Давай к обрыву!
  - Ну, ссссука! – процедил Кастет и резко свернул к морю. Прежде чем заглушить двигатель все же развернулся – чтобы проще выгружать жертву.
  Через секунду они выскочили из стоящей над кручей «волги» и кинулись к багажнику. Едва Кастет приоткрыл крышку, как после встречного толчка изнутри ему в лицо вылетел огнетушитель. Лязг зубов заглушил начатое ругательство. Кева, не успев убрать руку с крыла автомобиля, получил второй удар, но по пальцам. В следующий миг взвыл от боли.  В животе из пропоротой куртки торчала рукоять отвертки. Оба не ожидали ни такой стремительной атаки, ни того, что жертва окажется с развязанными руками. Третий удар огнетушителем Зикуське не удался – Кастет перехватил орудие нападения руками, но уже в следующее мгновение в руке Зинки блеснул разводной ключ. Удары сыпались во все стороны с невероятной стремительностью. Била прицельно, хоть и была крайне возбуждена. Оба мужчины получили по удару в колени, упали и теперь пытались защититься руками от соперницы наносившей удары сверху. Но после каждого движения блестящего инструмента вопли и крики лишь подтверждали – удары попадали в цель. Лишь убедившись, что оба бандита практически обездвижены, Зинка не особо целясь запустила ключом в Кеву и в тот же миг вытащила смоченную бензином тряпку из рукава. Ей не пришлось повторять попытку зажечь огниво – тряпка, а вместе с ней и рукав куртки вспыхнули от первых искр. Двое мужчин, пытавшихся подняться с мокрой скользкой земли, ошалело проводили взглядом пролетевшую между ними тряпку. Открытая пасть багажника полыхнула. Кастет потянулся было к огнетушителю, Кева в это время силился разбитыми пальцами передернуть затворную рамку пистолета. Но Зинка этого уже не видела. Даже не пытаясь сбить пламя с пылающей руки, она со всех сил бросилась к обрыву. Море и небо в ее слезящихся глазах слились в единое пятно, окрашенное в серовато голубой цвет. Цвет манящий и обещающий свободу. Взрывная волна настигла ее уже в прыжке. Ее легкое тело откинуло на несколько метров дальше россыпи острых камней и, хотя падение пришлось на мелководье, удар от падения был достаточно мягким. Только здесь, в холодной воде к ней вернулись отступившие на время приключений ощущения. Вернулась боль, даже удары волн заставляли корчиться от боли в ребрах. Соленая вода обжигала разбитые губы. Тяжелее всего было терпеть навязчивую тяжесть в голове – будто к затылку гирю приклеили. Одного понять не могла – она видела волны, выплескивающиеся на песок, но звука не слышала. Уши словно заткнуты ватой.
Как только выбралась на песок, поняла – она замерзает, и ее  оглушило взрывом. Но все это меркло перед жаждой принять внутрь алкоголя и сделать затяжку любого, пусть даже самого дешевого табака.

  Пустынный обрывистый берег у черта на куличках без намека на цивилизацию.
  Зинка хорошо знала, как замерзают те, кто оказывался в ледяной воде за бортом. Море неутомимо собирает свои ежегодные жертвы. Собирает затем, что бы потом выбросить закоченевшие, с лицами обглоданными бычками и крабами на казалось бы спасительный берег. Но наивен тот, кто думает, что выбравшийся на берег всегда на нем найдет спасение. Замерзнуть на пронизывающем ветру так же просто, как и в воде. Только если заранее заготовлены дрова для костра, если ждут потерпевшего теплое жилье и горячее питье – только тогда есть шанс выжить. Наверное, в голове Зикуська не раз прокручивала такие похожие варианты – где ее жизнь только не мотала.
  На ее удачу было еще достаточно тепло. Она не стала,  дрожа от холода прятаться в расщелины между камней. Не стала бегать на леденящем ветру, пытаясь согреться.  Выбрав нишу под большим камнем, где по ее интуиции должен быть более-менее сухой песок, она все время наблюдая за кромкой обрыва, с которого только что слетела, быстро разделась, кое-как швырнула одежду на камни и резво извалялась в песке. Все так же бросая взгляды на обрыв, растирала себя до крови смесью песка и ракушечного крошева. Ее озноб усиливался даже при одной только мысли притронуться к мокрой тяжелой одежде, упавшей лепешками на камнях. Вскоре стало теплее, но растираться, напрягая все мышцы, она не переставала. Еще немного и тело горело. Очень хотелось пить. Все равно какой влаги  - воды, водки, вина или пива – все равно. Она оглянулась вправо и влево по берегу – кое-где видны клочья высушенной морской травы. Тут же осмотрела огниво. Зажигательный элемент с фитилем скользил на отдельном колечке по цепочке. Это шанс. Пусть керосин даже вымыло водой. Опилки магния должны загореться. Оставалось найти,  что поджечь. Она кинулась по берегу. Собирала все – траву, пластиковые бутылки, изодранные пляжные шлепанцы, обломки детских игрушек, куски пенопласта. Особой удачей была древесина. Хоть какая – дно от бочки, ветки, детали мебели, обломки стройматериала, все – вплоть до палочек для суши. Будет огонь, она согреется, высушит одежду и поищет еду. Мидии, пусть даже небольшие есть практически везде, бычков можно поискать под камнями. Ей повезло. Из нескольких найденных закрытых пластиковых бутылок в двух была жидкость пригодная для питья. В первой же оказалась обычная питьевая вода – такие бутылки чаще всего отдыхающие попросту бросают на берегу, не утруждая себя убрать за собой. Во второй что-то сладкое – что именно знало лишь море, смывшее этикетку. Стаскивая в кучу свои находки, Зинка то и дело бросала взгляд вверх, но на обрыве никто не появлялся. Пройдя влево по берегу с находками ей повезло больше. Кусок шлюпочного борта, разбитая деревянная скамейка, а дальше и вовсе клад – выбеленное соленой водой ветвистое дерево на половину занесенное песком. Сюда стащила все, что насобирала раньше, сюда же бегом перетащила и одежду. 
  На самом большом куске пенопласта Зинка сложила небольшой кучкой то, что по ее мнению должно было загореться в первую очередь. Особая надежда на высушенную траву и выбеленные, распушенные на ветру волокна древесины. То и дело начинал моросить дождь и, ей приходилось прикрывать готовящийся костер то куском полиэтилена, то днищем от бочки. Когда все было готово для первой искры, она еще раз окинула взглядом обрыв. Не заметив ничего подозрительного, склонилась над заготовленным материалом и отстегнула огниво с запястья. Выкрутила поджигаемый вкладыш и поднесла к носу. Запах керосина был слабым, еле ощущался. Развернув вкладыш стороной с острыми ребристыми насечками, стала натирать магниевые опилки на приготовленный поджигаемый материал. Прикинув количество полученных опилок, склонилась еще ниже и, подставив озябшую тощую спину ветру, приготовилась извлечь искру. Раз, второй… искры высекались исправно и вскоре опилки заиграли искрящимися огоньками. Как только появился первый дымок, стала осторожно раздувать пламя. Первые крупные языки пламени опалили брови и ресницы, сожгли волосы в носу. Не удержалась и, отвернувшись в сторону, чихнула. Еще несколько минут и костер полыхал. Для начала отогрелась, давая пламени лизать кожу, затем рассортировала материал для костра. Потом снова и снова отогревалась. Вспомнила рассказы сына после первой отсидки, как в камере заваривают чай и варят бульоны в пластиковых бутылках. Сунула остатки воды прямо с бутылкой в огонь. Держала за горлышко до тех пор, пока пар не стал обжигать ладонь. Встряхнув несколько раз оплавленную бутылку, сделала несколько глотков обжигающего питья. Так согрелась изнутри. Подкинула в костер пластиковых бутылок и еще какой-то пластмассы. Дыма и копоти прибавилось. Занялась одеждой. Перекинув через толстую ветку выкрутила джинсы и футболку, неопределенного цвета кофту выжимала более осторожно. Все развесила на ветвях поближе к костру.  Уже в сумерках стала обшаривать камни на мелководье. Нашла много мелких мидий и всего двух бычков. Пока готовила еду, совсем стемнело. С темнотой пришел страх. Защищаться было нечем. Уходить по берегу нужно было еще засветло, но рискуя замерзнуть. Оставалось положиться на удачу.
   До утра Зинка почти не сомкнула глаз. Сожгла почти весь ствол. Подсохшую одежду натянула еще влажной – так и досушивала. Все, что могло сгореть сгорело еще до рассвета. Найдя плоский широкий камень, сгребла остывающие угли, в хорошо прогретом песке вырыла углубление забравшись в него нагребла на себя теплый песок. Согрелась, а следом пришел сон. Проснулась то ли от холода, то ли от крика чаек. Слышала только одним ухом. Зубы выбивали барабанную дробь. Оглянулась – восток уже окрасила заря рассвета. Нужно было двигаться. Куда? Да хоть куда – не сидеть же на пустынном берегу. Ушла на встречу заре, шла и внимательно высматривала подходящее для подъема на обрыв место. По пути поднимала все бутылки в которых видела хоть какую жидкость. Ей бы накануне вечером пройти еще дальше – очередная находка заметно подняла настроение. Небольшой пляж с остатками кострища и разбросанного мусора свидетельствовал о недавнем посещении этого места людьми. Но съезда не было – похоже, что причаливали на лодке. Может браконьеры? Прямо возле кучи еще не сожженных дров нашла стеклянную бутылку с керосином. Не мешкая разожгла костер, обсыхая осмотрелась, тащила в огонь все, что горит. Что-то блеснуло в песке – разгребла, достала потерянный самодельный нержавеющий шампур. Уже не выпуская его из рук, обследовала место пикника. Обрадовала упаковка для вина. Три больших глотка сухого каберне – алкоголичке со стажем хоть и не спасение, но для настроения то, что нужно. Собрала все водочные бутылки, отбивая хитроумные пробки с дозаторами, нацедила немного водки. И в душе поселился праздник. Из еды нашла лишь остатки маринованного лука сильно разящего укусом, надгрызенное яблоко и банановые шкурки. Все разогрела в пламени и жадно съела. Недостатка в окурках не испытывала, но все они были подмоченные, с коричневыми разводами. Набила целлофановую обертку от сигарет махоркой, самые длинные просушила и скурила. Солнце уже было высоко, когда отправилась дальше, то и дело наклонялась и ковыряла песок шампуром. И так до тропинки ведущей наверх.
   Место, в котором Зинка выбралась на обрыв было гораздо выше того обрыва, с которого вчера рискнула спрыгнуть. Долго наблюдала за застывшим автомобилем и, не заметив никакого движения, решилась – пошла посмотреть. Подходила осторожно, то и дело останавливаясь, приседая и внимательно рассматривая детали. Первое, на что натолкнулась был труп Кевы. Казалось, что перед смертью он еще полз – меж раскинутых ног тянулись облепленные грязью и сухой травой кишки. Была бы более брезгливой – блеванула бы, но сжав зубы сделала шаг мимо и тут же поддела ногой что-то твердое. Глаза уставились в пистолет. Зачем-то оглянулась, осмотрелась и только тогда подняла оружие. Осмотрела неизвестную ей модель, на всякий случай зажав шампур в зубах, стала протирать его рукавом куртки. И вдруг выронила, от неожиданности отпрыгнув на пару шагов. Шампур тоже выскользнул и упал в пожухлую траву. В дикий ужас Зикуську поверг дурацкий рингтон телефона мертвеца. Опомнившись, но все еще дрожа от страха, присела у оброненного пистолета, но встать не смогла – ноги не слушались. Так на четвереньках и приблизилась к покойнику. Осторожно ткнула стволом раз, другой… Вначале в ногу, потом в скрюченные пальцы. Человек не двигался. А телефон продолжать кричать идиотским голосом мультяшного персонажа какую-то чепуху. Держа оружие над головой распластанного перед ней тела, она готова была нанести удар. Именно удар, не соображая в данный момент, что тяжелый предмет в ее руке может еще и стрелять. Левой рукой обшарила боковые карманы куртки, достала телефон и…. Как только он оказался в ее руке, тут же смолк. Во внезапно нависшей тишине, она услышала, как бешено колотится ее сердце, ощутила сильные пульсирующие удары в висках. Ее трясло, а спина казалась онемевшей. Несколько минут не двигалась, пытаясь прийти в себя. Совладала. Первым делом сняла крышку и вытащила сим-карту. У Зикуськи никогда не было своего телефона, хотя разносортных трубок через ее руки прошло немало. Ей попросту некому было звонить. А телефоны, которые в виде задатка за дозу оставляли алкаши и наркоши, в каких только направлениях не «уходили». Спрятав «мобилу» в один из бесчисленных карманов куртки, Зинка стараясь не смотреть на растянутые по траве внутренности обшарила карманы мертвеца. Сигареты, зажигалка, нож, ключи. Все без разбору совала в свои карманы. Оставалось перевернуть тело и осмотреть внутри  куртки. Перевернуть довольно крупного мужика одной рукой не удалось, пришлось отложить в сторону пистолет. А перевернув, отшатнулась и некоторое время не решалась приблизиться – открытыми остекленевшими глазами труп смотрел в небо. Казалось, что плывущие облака четко отражаются в них. Снова взяла пистолет и жалобно поскуливая стала осматривать карманы. Документы, бумажник, какие-то бумаги… Сорвала цепочку с шеи. Ниже. У самого пояса, пропитанные засохшей кровью еще два кармана. В них что-то тяжелое. Сжала зубы до скрежета и просунула руку. В левом длинный тяжелый предмет. Достала. Запасная обойма. Таких она не видела – толстая, патроны в шахматном порядке. В молодости стреляла в ДОСААФовском тире, но не из такого. В правом кармане плоская изогнутая фляга. Полная, едва булькает. Чуть ли не ползком отодвинулась от покойника и присев на тощую задницу, резво отвинтила крышку. Глоток, второй и теплая волна в несколько секунд разогрела все внутри. Велик был соблазн еще отхлебнуть коньяка, но сдержалась. Теперь она не сводила взгляда с перстня на пальце. Именно того перстня, которым убитый искромсал ей губы. Сняла не сразу, пришлось несколько раз плевать на пальцы. Перстень сунула в карман брюк, уверенно поднялась и, отойдя на пару шагов, достала сигареты. От первой же затяжки в глазах слегка поплыло. Она остановилась, еще раз оглянулась и, сплюнув под ноги, произнесла в пол голоса неизвестно в чей адрес:
  - От же ж сука!
  Подошла к машине. От багажника почти ничего не осталось, крылья чудовищной силой развернуло в стороны. Крышку оторвало, она лежала в десятке метров от развороченной «волги». Крыша автомобиля была почти сорвана и перевернутая держалась на согнутых передних стояках. Следов огня не было видно. Это только в глупых американских фильмах взрывы красочные, с языками пламени. Вчерашним взрывом скорее всего сбило пламя, которое разожгла Зинка. Подойдя к развороченному автомобилю, она вдруг задалась вопросом: «А где второй?» В который раз осмотрелась, обошла груду металла, но прежде, чем отойти хотя бы на шаг решила проверить оружие. Резко оттянула рамку затвора, вылетел, ударившись о металл патрон из патронника. Значит не на предохранителе. Со второй попытки разобралась, как извлекается обойма, как ставить на предохранитель, вставила выпавший патрон, с мягким щелчком воткнула обойму обратно. Странно, но у флажка предохранителя было три положения. Этому она не придала особого значения. Все еще не решаясь отойти от автомобиля,  достала таки флягу и сделала щедрый глоток.
  - Фу-у-уф! Лажа – пьют всякую хрень. Нет, что б водку…
  Спрятав флягу и держа пистолет на готове, двинулась в направлении, где мог оказаться второй. Зачем-то подняла оброненный ранее шампур и зажала в побелевших пальцах левой руки. Едва сделав несколько коротких шагов, вздрогнула от неожиданности – теперь и второго бандита выдавал телефон. Незатейливая трель была едва слышна. Зинка двинулась на звук смелее. Источник звука находился почти в тридцати шагах в небольшом овражке. Мужчина лежал на боку с вытянутыми вперед руками, лицо прикрыто курткой. В трех шагах перед ним лежал огнетушитель. Зинка остановилась. Теперь у нее не было сомнения. Этот второй полз, неизвестно когда, но полз – это точно. Кровавый бурый след на земле лишь убеждал ее в этом. Дрожь пробежала по спине. Едва остановившись, она снова двинулась еще более короткими осторожными шагами. Подошла и тронула ногой. Никакой реакции. Чуть дальше, сильнее пнула в спину. Человек не двигался. Наклонилась. Телефон выдавал трель за трелью, но лежал в левом кармане, как раз под телом. Она отложила пистолет, воткнула шампур в землю и уже собиралась перевернуть мужика, как отчетливо услышала приглушенный стон. Чуть позже еще раз… Думала недолго, схватила шампур, нащупав пальцем вмятину у основания черепа, резким движением вонзила острие, попыталась протолкнуть дальше, но полоска нержавейки согнулась. Сразу же ноги лежавшего начали дергаться, он стал переворачиваться на спину. От вида обезображенного лица Зинку стошнило. Отошла. Приходила в себя долго. Когда Кастет затих, обыскала, время от времени прикладываясь к фляге. Вернулась к машине и, положив два ствола на перевернутую крышу, накрыла их снятой курткой. Пока обыскивала второго, минутами ранее решила, что сбросит обоих с обрыва. С трудом дотащила и столкнула вниз обоих. Вслед уже не смотрела.
  В бардачке нашла сверток, в нем пачку денег. А еще коньяк, какой-то импортный, очень хороший. Сидела на обрыве и размышляла – домой нельзя. В город вообще нельзя. Найдут или те, или другие – а тогда не жить. Менты закроют, бандюки прибьют. Нужно убираться и подальше. В большой город. Чем город больше, тем лучше. В большей толпе проще затеряться. Перебрала в памяти всех из родни и знакомых – ехать к кому- то определенно не имело смысла. Она никому и нигде не нужна. У нее нет никого, кроме сына в тюрьме. Ему она тоже нужна что бы постирать, жрать приготовить и убраться из квартиры к приходу друзей-нариков. Куда? Вот уж точно - куда глаза глядят.
  Поднялась, еще раз осмотрелась. Поправила заткнутые на спине за пояс пистолеты. Закрепила огниво на петле джинсовых брюк и пошла прямиком через степь, мерно покачивая начатой бутылкой..
  Земля круглая – куда-то да приведет…

 
   Лес, искусственно высаженный черт-ти когда у черта на куличках.
   Уже виднелось в просветах деревьев пространство в том месте, где должен быть горизонт. Она вошла в лес почти на исходе дня. Долго плутала, пока не вышла на еле заметную тропу. Заросли густые и труднопроходимые. То и дело приходилось опускаться на четвереньки. Пробиралась и думала что дальше делать. Ну, доберется до города, спрячет снятое с трупов золото и деньги. Ведь без документов придется примкнуть к бомжам – одной не прожить. А в бомжатнике обчистят на первой же попойке. Стволы продать. Мясникам или валютным менялам продать, только не хачам. Хачи надурят и кинут. У мясников и менял деньги есть всегда. И стволы им тоже нужны. Потом и золото толкнуть на рынке. А потом? Денег надолго не хватит – вытрясут собутыльники.
  Неожиданный треск заставил остановиться и насторожиться. Какой-то зверь метнулся вглубь леса. Зинка достала пистолет. Дослала патрон. Шла осторожно, стараясь не шуметь, держа пистолет двумя руками на груди, стволом вверх. Шум сзади уже испугал ее. Несколько быстрых шагов…
  Она не заметила проволочной петли под ногами. Кроссовок затянуло в браконьерский силок при следующем шаге, она зацепилась второй ногой за проволоку и с размаху упала лицом вниз. Грудью на кочку. В последний момент инстинктивно пытаясь закрыть лицо руками.
  Флажок предохранителя 93-й модели находился  в положении стрельбы очередями. Раффика исправно сработала, в доли секунды соединив три выстрела в один. Все три пули вошли в изгиб нижней челюсти и вышли через макушку, разбросав по веткам кустов смесь мозгов, клочьев коротко остриженных волос и крошева костей черепа.
  Неделей позже ее нашли грибники. Обгрызенную диким зверьем, исклеванную воронами, присыпанную листвой с начинающих опадать деревьев. Заявлять не стали. Похоронили, заложив тело камнями.

Ночь. Полупустынный перрон в степи, без каких либо строений.
   Пальцы все еще перебирали звенья цепочки, ощупывали рельеф магниевого корпуса. Грустно и глухо позвякивал титановый карабинчик. Дед смотрел вопросительно и протягивал руку, желая получить обратно предмет своего хвастовства. Черт с тобой. На, бери… Мародер хренов. Я протянул ему огниво, повисшее на среднем пальце. На фоне углей затухающего костра, его трофей напоминал какой-то зловещий медальон.