Троянский конь

На главной улице Рибурга появился всадник, вызвавший  нешуточный интерес  горожан. Тонкие  конские ноги весело цокали по мостовой, позолоченная сбруя поблёскивала на   лошадиных бицепсах, глаза лошади  могли бы по выразительности поспорить со взглядом восточной красавицы , лишь   большая чайная роза, прикрепленная к грудному ремню, выглядела нелепо. Всадник был не менее  колоритен, смуглое волевое лицо под  фирменной шапочкой  было словно изваяно резцом скульптора,  на белом свитере красовалось  стилизованное солнце. 
      Приближаясь к уличному перекрестку, всадник, как положено,    останавливался на  красный свет, гнедая  лошадь под ним послушно замирала. Возобновляя ход, животное издавало выразительное ржание, означавшее: "Осторожно,  лошадь!"

Притормаживали шоферы, недоуменно поглядывая на всадника: "О! Наверное снимают кино!" Тем временем всадник взял налево и вскоре достиг парка, где под сенью патриархальных лип и буков раскинулись  газоны и    цветники. Справа от главной аллеи поблескивал заросший   пруд.
    Всадник спешился, пустил лошадь пастись  на газон и  растянулся  тут же, возле  раскидистого бука. Появившиеся  два стража порядка  попытались пресечь осквернение газона, но   мужчина достал из внутреннего кармана  удостоверение,   предъявил охранникам, и  стражи почтительно удалились.
   Забывшийся сном прямо на траве   мужчина с первыми лучами солнца был уже на ногах. Смахнув  травинки с тёмных волос, он поискал глазами  гнедую лошадь. Увидев, что она тихо стоит возле дерева,  напоминая скульптуру, незнакомец направился    в центр города.

В городской управе он представился как Станислав Палеску, доктор биологических наук, и попросил выдать ему кредит – двадцать тысяч долларов на проведение первого в мире эксперимента по изучению биоритмов   лошади  в городской среде.
Кредит  предполагалось использовать для  постройки  конного павильона. Гарантом возвращения кредита называлась фирма "Р@К.".
     В парк срочно были доставлены  доски, кирпичи,  мешки с цементом, ящики со стеклом и прочие стройматериалы. Группа рабочих в рекордный срок соорудила павильон, куда Палеску поместил гнедую,  на оставшиеся деньги он  нанял  двух конюхов; один из них, Тим  был  смуглым и курчавым,  другой, Ингус-  долговязым и   рыжым. 

 Фая впервые увидела Палеску на Мельничной улице. Остановившийся на перекрестке  всадник    повернул голову и в упор посмотрел на девушку. Карие, навыкате глаза на неподвижном как маска лице  словно гипнотизировали прохожую.     Фая вздрогнула,  поспешила перейти улицу. 
     С тех пор она постоянно думала о всаднике.     Образ величественного     мужчины на гнедой лошади преследовал ее. Порой ей казалось, что всадник – это кентавр, едущий против цивилизации, в нем угадывалась почти первобытная сила.    
   
     Фая возвращалась в  маленькую квартиру, где быстро писала стихотворение, заполняя словами  листок за листом. Фая уже не воспевала    солнце, березы, птиц,  башни и  крыши  старого города. Прежние темы  перестали волновать поэтессу. Теперь она писала  странные стихи, где присутствовали ожидание и  тревога, надежда и боль. Девушка приобрела   модную одежду,  ее волосы уже не развевались беспорядочно.
В НИИ проектирования,где она работала машинисткой, заметили перемену, произошедшую с девушкой, за ней даже стал ухаживать младший научный  сотрудник, но она игнорировала его попытки понравиться. Предмет ее воздыханий находился в другом  месте.
 В свободное  время  она приходила в парк, усаживалась на скамейку, откуда хорошо просматривался павильон,  и для видимости  раскрывала книгу.   

 Всадник появлялся редко, однажды, это было в   субботу,  он  поравнялся со скамейкой, где прикорнула девушка.     Его  взгляд снова привел Фаю в смятение. Она  готова была сквозь землю провалиться, чувствуя, что разоблачена.  Проклиная себя за слабоволие,  она  вернулась домой. Через неделю  произошла следующая  встреча:  всадник галопом промчался по аллее  и скрылся за  деревьями.
 
    Однажды вечером, когда на павильонных окнах уже появились ставни, в парк пришёл Георг. Он сел рядом с поэтессой, безмолвный и грустный. Он   хотел помочь,  уберечь её от пагубного влияния всадника. Георг  чувствовал опасность, исходящую от наездника,  но не мог логически объяснить, почему этот человек   вызывает в нем такую неприязнь: здесь была  не только   ревность.  А вот он и сам, Станислав Палеску  проскакал по  главной аллее,   обдав сидящих комочками земли  из-под копыт лошади. 


Дождавшись субботы, Фая надела юбку,которая делала фигуру стройнее, розовую блузку и направилась в парк, намереваясь проявить выдержку, дождаться Палеску и объясниться с ним. Ослепительное солнце проблескивало между могучими буками, липами и кленами, под сенью которых уютно устроились молодые мамы с малышами, неторопливые  мужчины и женщины. Дети всех возрастов группировались возле песочницы и деревянной горки, откуда доносились смех, веселые голоса, временами  плач.
Фая сидела,  заслонившись  от солнца модным журналом, не выпуская из вида интересующий ее объект. К павильону подкатил фургончик, из него выскочил парень, выгрузил из машины несколько больших коробок, отнес в павильон, вскоре конюхи вынесли оттуда два увесистых мешка, в которых что-то позвякивало, погрузили их в фургон, который вскоре уехал. Подобную картину  с фургончиком и вывозимыми мешками Фая   видела несколько раз.

Когда Фая узрела всадника,  у нее стали влажными ладони. Всадник  проскакал не по главной, а по соседней аллее и скрылся за вековыми липами. Фая продолжала сидеть.  Она услышала голоса возле павильона и отчетливо расслышала, о чем говорят конюхи: они говорили о ней!
- Надоела мне эта за девица, которая  все время здесь ошивается. Может быть, турнуть ее? – спросил рыжий чернявого.
– Это  чокнутая, втюрилась в хозяина, места себе не находит, мечтает о свидании, небось красавицей себя возомнила. А он на такую и  не посмотрит. Страхолюдина, – чернявый небрежно бросил в кусты огрызок яблока.
- Действительно. Наш хозяин вообще до баб не охотник, а до такой – тем более!
- Может быть нам ее того, …-  гнусаво засмеялся черный.


Дальше она не слышала, вскочила с места и пошла, сначала медленно, потом все быстрее.  Пришла домой с горящими щеками. Не успела она немного прийти в себя, как появился Георг. Молодой человек был полон решимости высказать Фае все,  что наболело.
– Я считаю, что Палеску и его лошадь – враждебное явление для нашего города, вот! – выпалив это, Георг уставился на девушку, ожидая ее гнева. Фая  странно-спокойно  произнесла:
– Почему ты так думаешь? Я  не понимаю.
С Георга разом слетел боевой настрой, он рассудительно ответил:
– В самом облике Палеску есть что-то деспотичное, а лошадь его оставляет прямо-таки зловещее впечатление.
– Я с тобой не согласна. Появление лошади среди машинного царства вселяет надежду на оздоровление человечества. Пора вернуть людям четвероногих  друзей, вопреки техническому прогрессу.

Георг  понимал, что это только слова, за которыми скрывается   личное.
– Пойми, я не против лошадей, наоборот, я очень люблю этих животных и с детства мечтал быть наездником. Но эта лошадь какая-то неживая, что ли. Неужели тебе нравится этот истукан? – напрямую спросил он девушку. Фая   подошла к окну и уткнулась лбом в стекло,  скрывая от друга смятение.

–Вы, поэты, люди  эмоциональные, влюбчивые. А ведь это гипноз, не иначе. Я видел, как он смотрел на тебя! Давай, я отвезу тебя за город,где  у моих родителей есть  домик с садом, там тебе будет хорошо,  поедешь?
– Спасибо, Георг, ты добрый и хороший. Но я никуда не поеду. Во-первых, у меня работа, а во-вторых, я тебе потом всё расскажу.
Она напоила  его чаем, Георг хороший, но  привычный.  Она не станет бежать от любви, пусть даже похожей на рабство. Надо все познать, испытать, окунуться в стихию чувств, а потом написать свою лучшую поэму.
Георг грустно простился с романтически настроенной девушкой, чье лицо в обрамлении каштановых локонов так и  просилось на полотно художника.


"Они хотели меня унизить, особенно тот, чернявый, он такой страшный! Я вовсе не уродина, а очень даже красивая", –  Фая стояла перед зеркалом,  всматриваясь в свое  отражение.
 Дождавшись вечера, она пошла в парк. Фонари были похожи на одуванчики, свет от  них  вибрировал, серебристыми хлопьями опускаясь на темные аллеи   парка. Трепеща, Фая подошла к  павильону. Дверь распахнулась,в дверях  стоял он. 

– Здравствуй, девушка. Я знал, что ты придешь. Заходи. Ты скрасишь мое одиночество.
Палеску повел Фаю по серебристо-голубому коридору.  Волнуясь, вошла она в комнату, уставленную цветами. Здесь были розы, лилии, астры, даже орхидеи. Это выглядело чудесно. Но главное, любимый человек был рядом, совсем близко. И волна счастья захлестнула Фаю.

Утром, когда Фая проснулась, Палеску рядом с ней не было. Комната выглядела теперь вполне обыкновенной, а цветы, как ни странно, оказались искусственными. Фая  вышла в коридор и   добралась до стойла, где находилась  шикарная гнедая лошадь. Кожа её лоснилась, хвост и грива отличались аккуратностью, словно причёска  актрисы перед выходом  на сцену. Странно: ни один мускул у гнедой не дрогнул,  она даже  не навострила уши, при приближении незнакомой особы.  Разочарование  нарастало в ней. 
    Наконец  появился  чуть запыхавшийся Палеску,  объяснил, что ему пришлось срочно встретиться с нужным человеком, позвал позавтракать в кафе.  Станислав  Палеску и Фая вышли на главную аллею и, медленно двигаясь,  достигли  высоких лип, чтобы выйти на улицу.   Георг, притаившийся за толстым липовым стволом,  проводил счастливую парочку взглядом побитой собаки.


***

– Вам сюда, Дубров, – медсестра в белоснежном халате открыла дверь палаты, в которую вошел новый пациент. Петр сел на кровать и осмотрелся. Кроме него, в палате находились двое.
Возле окна на больничной койке полулежал мужчина. Его забинтованные, напоминающие тумбы ноги были подвешены к специальному устройству. Больной не обратил на Петра ни малейшего внимания. На другой кровати находился молодой человек с пятнами зеленки на лице. Петр устроился на своем месте, поместил на тумбочку продуктовый мешочек. Свет лампы  под потолком показался ему чересчур ярким. У Петра разболелась голова, наложенная на правый глаз повязка давила. Он прилег на кровать, собираясь  с мыслями.
– Вы не будете возражать, если я включу радио, сейчас будут новости, – обратился к Петру молодой человек.
– Включайте,  – отозвался Петр рассеянно.


 В палату вошла медсестра, раздала лекарства, помогла больному с тумбообразными ногами запить  водой таблетку.
– Сестричка, будьте так добры, отнесите записочку в третье отделение моей жене, – молодой человек приветливо улыбнулся сестре.
– Марк, вы неисправимы, – сестра удивленно подняла  брови, но записочку взяла.
– Когда выпишусь, пришлю вам  букет цветов, – пообещал Марк.
     Принесли ужин, к которому Петр не притронулся. Вскоре он задремал. Когда он открыл глаза, в палате было темно, лишь возле двери горел ночник.  Справа доносился храп,  слева – сонное бормотание. Зря вся-таки он согласился лечь в общую палату, когда предлагали отдельную.  Время от времени в коридоре раздавались шаги, стоны, стуки.  Петр  лежал без сна, в сознании проносились сумбурные видения. Он видел нескончаемый поток машин, фары, посылающие яркие пучки света, и в их скрещении - всадник на устрашающей лошади...
    Нарушаются стройные ряды машин,  вздымаются  сломанные  бамперы, и над хаосом   – оскаленная, словно смеющаяся лошадиная морда...


Петр приобрел машину три года тому назад. Он гордился  синим "вольво", берег и ухаживал за ним,  словно тот был живым существом. Попав в аварию, он не столько страдал от полученных травм, сколько от шока. Петр винил себя в случившемся,ведь в день аварии  с  утра у него  болела голова.  Надо было переждать, на работу поехать  позднее.
 Но в Институте полимеров  в тот день  открывался международный симпозиум, как такое пропустишь.   Однако вместо симпозиума Петр попал в больницу с многочисленными ушибами.
    После завтрака  настроение его  улучшилось. Соседи по больничной палате – Марк и Анатолий оживленно беседовали.  Марк обратился к Петру:
- На что жалуетесь, больной? В общем, из-за чего вы попали сюда в нашу теплую компанию?

– Обычная история. Ехал я на работу,  остановился на красный свет, а в меня сзади как врежется драндулет, – охотно стал рассказывать Петр. – В общем,  могло быть и хуже. А вы как сюда попали? – спросил Петр у того, кто был прикован к кровати. Одутловатое лицо мужчины оживилось:
– Я с лошадью можно сказать столкнулся. Всадник и его лошадь мне совсем голову заморочили. Когда я впервые  их увидел,  втемяшились они мне в голову, и все тут.  У этой  лошади  что-то там  блестит,  сверкает, а человек вовсе  как истукан. Я их несколько раз в городе видел. Последний раз как встретил, руки ноги задрожали. Я дал газ и  словно пьяный,  врезался в дерево, будь оно  неладно. Вот оклемаюсь, выпишусьи жалобу начальству напишу, чтобы лошадей по улицам не распускали.
На минуту в палате воцарилась тишина. Петр посмотрел на Марка, ожидая от него рассказа. Марк уселся поудобнее и поведал о том, что уже слышал Анатолий, но еще не знал новенький.

– Мы с женой возвращались из загородной поездки, дело было к вечеру, я устал и почти дремал за рулем, плёлся,  никого не обгоняя. Вдруг передо мной ввинтилась в ряд синяя машина с красными номерными знаками.  Потом она стала тормозить, и я решил  обогнать капуху. И вот результат: у меня сломаны два ребра и ключица, у жены сотрясение мозга.
– Печальная история. А что же с машиной? – поинтересовался Петр.
– Мой "форд" теперь годен лишь на свалку. Да, насчет всадника.  Я его несколько раз встречал, и впечатление от него  неприятное. В принципе я люблю лошадей, но это какая-то ненастоящая,  дрессированная, что-ли.

После врачебного обхода в палату вошла посетительница. Модно одетая блондинка подошла к Марку и протянула ему букетик цветов, апельсины. Вскоре и к Петру пришел посетитель, его брат Георг.
– Здравствуй, Петя, тебе привет от Ани, она немного приболела, но завтра, я думаю, обязательно придет.
– Как у тебя дела, Гоша, что ты такой мрачный? – спросил Петр у брата – с Фаей поссорился?
– Не говори о ней, – буркнул Георг.
– Так что же все-таки случилось? – не унимался Петр.
– Я не хочу сейчас об этом, – Георг отвернулся, потом  добавил:
- Я тебе расскажу, когда ты будешь здоров.

– Что, такие плохие новости, что ты боишься, как бы мне не стало хуже? Или ты не хочешь, чтобы соседи услышали? – Петр пытливо всматривался в брата, который заметно похудел, осунулся.
– Ты прав, – лаконично ответил Георг, и было неясно, на какой вопрос – на первый или второй он дал ответ.
– Я тут я много о чем передумал. И о тебе тоже. Ты говорил, что всадник и его лошадь поселились в Старом парке, в твоем районе. Я хочу, чтобы ты понаблюдал за ними, можешь записывать все, что тебе покажется странным, необычным, потом мне расскажешь.
– Хорошо, братишка. Выздоравливай,  хорошо питайся. Я скажу Анне, что ты чувствуешь себя неплохо, – улыбнулся Георг.
– Я ей сам позвоню, в больнице есть телефон.
Когда Георг ушел, Петр просмотрел принесенный братом журнал  и  погрузился в думу. Анатолий и Марк вели долгий негромкий разговор, к которому Петр начал прислушиваться. Говорил шофер:

– Знаешь, Марк, мне кажется, что я уже никогда не смогу водить машину. Ты думаешь, что я  псих, алкоголик, так вот,  говорю тебе, – нет!  Перед тем, как произошла авария, меня  такой страх обуял, что не передать! Мне казалось, что на меня едут все встречные машины, земля подо мной разверзлась, – вот что со мной было. Сердце колотилось, руки дрожали.  Я и рванул как сумасшедший и врезался. Повторяю, я спиртного в рот не брал ни в тот день, ни накануне.
– Ты же сказал, что лошадь тебя напугала, – сказал Марк.
– Да, но разве нормальный человек может до такой степени испугаться лошади? Нет, со мной что-то неладное творится…
Анатолий замолчал. А в голове Петра продолжали звучать слова: "Что-то неладное со мной…"

***

Фая и Палеску сидели в маленькой кухне поэтессы. Девушка  в длинном голубом халате, с распущенными волосами была похожа на русалку.
– Ты красивая, – сказал Палеску, уплетая яичницу с грибами.
– Тебе чай погорячее? -спросила  она. Страх перед этим человеком давно прошёл, Станислав,  весёлый  и остроумный, каждый день   дарил ей цветы, желтые и белые    хризантемы  выглядели как настоящие.
– Фая, для тебя наступает возможность проявить себя, –  торжественно произнес Палеску
-  В чем дело? – удивилась она.
– Мне  все говорили, что лошадь нуждается в друге. Я  связался с Белопольским  конным заводом,   не сегодня- завтра к нам пришлют жеребца. Я хочу, чтобы ты научилась ездить верхом, – тон  Палеску  не допускал возражений.
– Стас, можешь не волноваться. В подростковом возрасте  я посещала конную школу.
– Прекрасно, значит у тебя есть опыт.
– Но это было  совсем недолго. Однажды я упала, сильно повредила ногу, и мама запретила мне заниматься верховой ездой. 
–  Надеюсь,  у тебя нет комплексов.  Я на тебя рассчитываю.

Они направились в павильон. Несмотря на  вторую декаду сентября   было тепло как летом.  И только кое-где появившиеся на деревьях желтые листья указывали на истинное время года. Фая вслед за Палеску вошла в павильон, приблизилась к стойлу.
-  Здесь совершенно не пахнет  навозом, не то что в конной школе, – заметила Фая.
- Поблагодари конюхов за отличную работу, - усмехнулся Палеску и спросил у подошедшего  чернявого конюха Тима, подковал ли он лошадь.
 Тот уверил, что все в  полном порядке. Хозяин павильона бережно похлопал гнедую по бархатному боку,приговаривая:
- Хорошая ты  Ма, хорошая.
Фая наконец узнала, как зовут лошадь: Ма!

Палеску тем временем  надел  на животное  оголовье из подбитых войлоком глянцевых ремней, положил седло белой кожи. Конюх  Тим помог затянуть подпруги.

Когда на грудь лошади была помещена   желтая роза,  Фая почувствовала такое сильное головокружение,что  еле удерживалась на ногах, еще немного, и она  упала бы, но    Палеску   поддержал подругу,   отвел ее  в комнату.   Вернувшись к лошади,он  вскочил в седло и  выехал  в парк, а оттуда в город. 
     Всадник  вернулся  через полтора часа,    прошёл к  поэтессе, чтобы  осведомиться об её самочувствии.   Пользуясь его хорошим настроением,Фая   задала вопрос, который давно засел в ее голове:

- Стас, я вот что хочу спросить. В коридоре имеется желта дверь, на которой надпись "Вход воспрещен." Что там,  за ней?
 Голос Палеску  стал суровым:
– Не вздумай туда  заходить,  там склад взрывоопасных предметов. Запомнила? А теперь пойдем обедать.


Вестибюль ресторана был оформлен в восточном стиле. На стенах и шелковых занавесях были вытканы птицы, виднелись пейзажи с  горами и соснами. 
– Что ты будешь есть? – спросил он.
– Все равно. Заказывай, что тебе хочется,на двоих,  – рассеянно ответила Фая.
– Хорошо.  Салат из  омаров, рис и бутылочку   того самого,пожалуйста,  - подмигнул он  официанту.
Они сидели в  полутёмном зале,где звучала китайская  музыка.
– Ты бы видела, как они на нас реагируют, –  самодовольно сказал Палеску,  отправляя в рот кусочек омара.
– Кто? – не поняла Фая.
– Автомобилисты. Увидев меня и Ма, многие теряют самообладание, руки руль не держат, вихляют из стороны в сторону, создавая аварийные ситуации. А когда я на лошади подстраиваюсь в автомобильный ряд, многие предпочитают повернуть  направо, налево -  лишь бы подальше от нас.
– Это странно,  – вздохнула Фая, – выходит, что лошади несовместимы с автомобилями. И потом... Я думаю, что животное должно  шарахаться от машин, а получается  наоборот.

– Тебе что, этих безмозглых водителей жалко? Они постоянно попадают в переделки и без лошадиной помощи. Между прочим, не все паникеры, есть и крутые парни. Я уже кое-с кем из них познакомился. А ты, я вижу, жалеешь слабаков, зачем тогда со мной связалась? Или тебе больше по нраву твой журналист, , Георг, кажется? Что он про меня говорит, интересно?
- Ничего он о тебе не говорит, – сказала она обиженно. До сих пор Стас с ней так резко не разговаривал.
-  Вот что. Пригласи его к нам в павильон, пусть посмотрит – как и что тут у нас, –    глаза  Палеску  сверкнули.

На следующий день, когда Фая мыла полы в павильоне, в глубине раздался звон разбитого стекла.  Раздался топот бегущих ног –конюхи выбежали  в парк.   Ма спокойно стояла в стойле. Вскоре мужчины вернулись в павильон.
– Мальчишки разбили окно со стороны теннисного корта, не волнуйся, мы сейчас заделаем отверстие, – сказал рыжий конюх хозяину.

– Лошадь просто флегматик,ни на что не реагирует,- вздохнула Фая.
– Прекрасно, а ты хотела, чтобы она  бесновалась, ржала? – скривил рот Палеску. Обиженная Фая пошла к себе, остановилась,  оглянулась. Палеску скрылся  за жёлтой дверью.  Поэтесса  тихонько подобралась к запретному помещению   и услышала  голос Стаса, звучавший непривычно- почтительно:
– Да. Стараемся, всё идёт в штатном  режиме.  Нет, она ни о чем не догадывается.  Спасибо за поддержку,  шеф.
Увидев чернявого конюха, который бежал к ней по коридору, Фая  отпрянула от желтой  двери.  Конюх приблизился, зло сверкая глазками:
– Фаина, не могли бы вы сходить в магазин, я вам дам список.
Фая очень удивилась такой просьбе, обычно за продуктами ходил кто-то из конюхов, но все же пошла исполнять поручение, раздумывая о том, что услышала. С кем  Палеску говорил  по телефону,  о чем она не должна догадываться? Палеску окружен тайной, это она ощущала,  беспокойство глубоко угнездилось в  ней.
Вернувшись с покупками, Фая приблизилась   к лошади.   

– Можно, я дам лошади рогалик? – спросила она голосом примерной девочки  у Тима, что-то налаживающего возле    стойла.
– Нет,  только я и Ингус  имеем право кормить Ма.
– И я! – добавил незаметно подошедший Палеску, – никакой самодеятельности, моя девочка.
Фая ничего не ответила.

Фая позвонила Георгу и сказала, что хочет встретиться с ним. "Есть важный разговор", – оживлённо произнесла она в ответ на попытку друга отказаться от встречи.
Георг пришел точно в назначенное время.   Фая обрадовалась ему, но вида не подала.
-  Вот что, Георг. Станислав хочет, чтобы ты пришел в павильон. У него есть к тебе какое-то  дело.
Георг вздрогнул как от удара хлыстом.
– И ты для этого вызвала меня? Я-то думал… А ему я зачем понадобился? Между прочим, я однажды пытался зайти в павильон, но передо мной моментально возникла металлическая решетка.
– Он хочет показать тебе лошадь, он хочет, чтобы ты написал статью о конном эксперименте, – как можно убедительнее произнесла Фая.
– Хорошо. Я могу написать, сколько аварий из-за этой лошади произошло в городе. Мне брат кое-что рассказал.

– Причины аварий могут быть разные. Но к делу. Есть новости. К нам прибудет жеребец английской породы, и я буду ездить на нем верхом, правда, здорово?    Георг почувствовал, как в нем растет раздражение.
– Рано радуешься, как бы не пришлось плакать. А теперь мне в редакцию пора, до свидания, – Георг круто повернулся и скрылся за дверью.

Встреча Палеску и Георга произошла в фойе павильона. Георг сидел, с трудом сохраняя спокойствие,  один вид Палеску вызывал у него отрицательные эмоции. "Как она,такая талантливая и одухотворенная, могла увлечься этим  тираном?  Тут не обошлось без гипноза", -  думал молодой журналист. 
Палеску задал прямой  вопрос:
– Вы любите лошадей?
– Безусловно. Я считаю, что они незаслуженно отодвинуты на задний план, хотя по красоте, силе и выносливости не имеют себе равных, и если в цивилизованном мире наступит энергетический кризис, то лошадь вновь займет подобающее ей место.
Выслушав пышную  фразу, Палеску засмеялся.  "Какие у него ужасные зубы,"- подумал Георг.  Хозяин павильона между тем продолжал:
– Я предлагаю вам как журналисту крупной газеты написать о нашем эксперименте  о возможной  совместимости  лошадей и автотранспорта. От себя могу заметить, что лошадь, ее зовут Ма, на улицах  чувствует себя отлично. Что касается автомобилистов, то можно среди них  провести опрос. У вас есть машина?
Георг ответил, что он убежденный пешеход, а вот его брат  автоводитель.
– Вот с него и начнём опрос, – оживился Палеску.
– Я хотел бы взглянуть на лошадь, – сказал Георг.
– Разумеется. Только имейте в виду, что после выезда она находится в полусонном состоянии, я называю это синдромом оцепенения, так что вряд ли гнедая вам  понравится.

– Тогда я хотел бы познакомиться с какими-нибудь материалами,  родословной Ма, чтобы статья получилась более достоверной.
 Палеску ответил, что документы находятся в другом городе, но он попытается достать их к следующему визиту журналиста.

Георг шел через парк,  думая о том, что Палеску - очень сложный человек, с ним трудно будет бороться, но,  притворившись союзником, он бросит этому человеку вызов. Он поможет Фае освободиться от чар деспота.

На следующий  день Фая и Палеску поспешили в павильон, ожидая  новостей.
– Хозяин, конь уже  прибыл, вы только посмотрите, это такой хороший лошак! – обычно хмурое лицо Ингуса сияло. Но Палеску было не до восторгов, он сухо спросил:
– Где документы?
– В вашем кабинете  паспорт и  какие-то бумаги.  Да! Тим сказал, что этого зверя зовут Ви.

Фая поспешила в стойло. Красавец жеребец   английской породы вел себя  неспокойно, нетерпеливо  переступал тонкими ногами с подрагивающими   бугорками бицепсов,  его ноздри трепетали, черные блестящие глаза смотрели настороженно. Подошел Палеску:
– Ого, Фая, будь начеку, Ви сильный, темпераментный, может скинуть тебя  запросто на  землю.- Сказав это, он направился в соседнее стойло, к своей любимице.
– Я сейчас сбегаю  переоденусь, – крикнула Фая. Она  вернулась в  брюках,   свитере и  кроссовках. Когда     Ингус вывел из павильона оседланного жеребца, Фая    с трудом взобралась на него. Ви не сбросил ее, и на том спасибо.

 Тренировки проходили в парке, к радости  ни весть откуда взявшихся  мальчишек.  Фая  осваивала галоп, рысь, аллюр, училась сдерживать и останавливать коня, стараясь не опозориться перед Стасом.
Каждый раз, общаясь с  Ви, она мысленно  сравнивала  его с  лошадью  Ма и каждый раз радовалась жизнелюбию и грации  своего подопечного. 
   К конному выезду, который состоится в октябре,  были заказаны мужской и женский костюмы для верховой езды. Скорее бы наступил этот знаменательный день!   

***

Когда Петр выписался из больницы,  к нему пришел Георг. Беседа братьев получилась напряженной и долгой.
 Петр не находил себе места, ненависть и жажда мести кипели в нем. Надо уничтожить, стереть  с лица  земли этого человека,   гарцующего по улицам Рибурга,   травмирующего автомобилистов. Мало того, что он отнял у Георга невесту, он захотел славы,   статью сопернику  заказал!
Физически уничтожить его  не выйдет, поэтому  надо настроить общественное мнение против тирана, для этого  необходимо собрать факты.     Петр позвонил Анатолию, с которым лежал в одной палате. Анатолий взял  трубку.

– Я вас слушаю, – прозвучал его голос с хрипотцой.
– Говорит ваш бывший сосед по больничной палате, Петр. Я хотел бы узнать, как ваше здоровье?
– Неплохо, не считая того, что я получил инвалидность. Больше не работаю. Вас это устраивает?
– Ради Бога, простите меня. Дело в том, что мой брат – журналист,  его интересует тема всадника и  лошади. Вы разрешите ему поговорить к вам?
– Пусть приходит, я каждый день дома.  А если будет писать, то пусть не называет мою фамилию, договорились?
– Да, конечно.
Затем Петр позвонил второму соседу по больничной палате.  Марк обрадовался  Петру и охотно рассказал о том, как у него обстоят дела.
– Я записался в Общество защиты автомобилистов, – заявил Марк.
– Отлично. Дайте мне, пожалуйста, координаты этого общества. И еще я прошу вас, позвоните Анатолию . Ему сейчас очень нужна поддержка.

    Совместный конный выезд состоялся погожим осенним днем, когда на деревьях еще трепетали  золотые  листья. Палеску  на Ма, Фаина на   Ви гарцевали по парку  в бардовых пиджаках, белых брюках и жокейских шапочках. На улице
 у Фаи начались трудности. Ви стал  кусать удила, пытался сбросить наездницу. Фая  напряглась как струна, пришпорила бока коня.      Ви пошел ровнее, однако каждый раз вздрагивал, когда мимо проносилась машина.
Палеску скакал впереди Фаи, держась величественно, словно  монумент, ни разу не оглянувшись на  спутницу. Ма скакала ровно и чётко, как заведённая.   Постепенно Ви приноровился к уличному ритму,  всадники мерно покачивались в седлах. Вдруг Ви прибавил скорость, рванул, чтобы обогнать гнедую, и это ему удалось бы, если бы не загорелся красный  свет у перекрестка.
  Фая думала лишь об одном – скорее бы конец выезда. 

   Когда наконец   они вернулись в павильон, Ингус и Тим приняли разгорячённых лошадей,заботливо повели в стойла.
– А ты здорово держалась, – похвалил подругу Палеску. Фая радостно улыбнулась: наконец-то Станислав  оценил её старания!
– Я горжусь тобой, моя маленькая наездница. Это тебе, – Палеску преподнес Фае искусственную красную  розу.

Во время обеда  Фая стала расспрашивать Стаса об его родителях. Ей хотелось побольше узнать о своем друге. Палеску ответил неохотно:
– Увы, мать и отец давно покоятся на кладбище. А кем они были? Отец – инженер, мать – учительница. Достатка в жизни не имели. Братьев и сестер у меня нет.  Вот и вся моя  биография, – сказал он, зевнув.
 И Фая почувствовала себя девочкой,  которая действуют старшим на нервы.



***


Поговорив с шефом по телефону, Палеску вышел из секретной комнаты и чуть не столкнулся с Ингусом, который нес ведро с водой.
– Где Фая? –  недовольно спросил Палеску.
– Она в парке, тренируется, – ответил конюх.
Палеску вышел на   аллею, деревья уже сбросили листву, стояли черные и озябшие. Слева мелькнул яркий свитер,  Палеску приблизился к наезднице.

– Дорогая, передай, пожалуйста, Георгу, чтобы он пришел завтра в десять утра, пусть не опаздывает, я хочу показать ему родословную Ви.
– Я ему позвоню. А если он не сможет в десять часов? – отозвалась Фая, осаждая коня.
– Пусть назначит удобное для него время,  продолжай тренироваться, я иду   за газетами.
Фая сделала несколько кругов по парку, размышляя, что еще Стасу понадобилось от Георга. Статья о конном эксперименте уже появилась в газете, и Палеску был доволен  содержанием. Он назвал Георга талантливым, но скучноватым малым.  И вот теперь снова хочет с ним встретиться.

На следующий день с  утра Палеску велел седлать  гнедую.
– Ты собираешься уехать?  А ведь скоро придет Георг,  ты просил, чтобы он не опаздывал.
– Не волнуйся, я встречу твоего дружка во всей красе, – ответил Станислав.
 
Георг уже вышагивал по центральной  аллее, когда навстречу ему устремился  всадник.   Гнедая под всадником  изящно  гарцевала, прикрепленная к грудному ремню роза сияла,  словно это был   алмаз чистой воды. Внезапно Георг споткнулся   на ровном месте и упал. Когда всадник пронесся,   Георг с трудом поднялся,  у него кружилась голова. К нему подбежала встревоженная Фая.
– Что это значит? Зачем меня вызывали? – закричал Георг.  Фая ничего толком не смогла  объяснить.


***

     Общество защиты автомобилистов собиралось два раза в месяц в помещении бывшего    кружка "Юный техник". После интенсивных,  бурных дебатов Общество   направляло в Думу обращения   наладить дорожное покрытие, устроить новую  стоянку автомобилей, отменить ряд  штрафов.  С появлением  в Рибурге всадника и увеличением аварий  на дорогах,    члены   ОЗА стали  добиваться ареста или  изгнания  Палеску из  города. 


   Собрание, на котором  присутствовали Петр, Анатолий и Марк с  Майей,  обещало быть интересным. В зале яблоку негде было упасть, присутствующие оживленно переговаривались, ожидая появления председателя.
 Иван Мерлов, крупный мужчина в добротном сером костюме, поприветствовал собравшихся  и обратился к ним с краткой речью:
- Друзья, товарищи, автомобилисты. Я рад, что вас сегодня так много собралось. Нам предстоит обсудить много важных вопросов. В последнее время ко мне все чаще обращаются водители с жалобами на ситуацию  со всадником.    Надо с этим что-то делать. Сегодня к нам пришли  люди, у них есть  факты  по интересующему вас вопросу. Слово предоставляется профессиональному водителю Анатолию Б.

Анатолий вышел к председательскому столику и,  волнуясь, рассказал  историю об аварии в результате встречи с   всадником.  После рассказа Анатолия  все разом заговорили, тема всадника и его лошади так или иначе затрагивала каждого из присутствующих. Председатель постучал карандашом по столу.
– Друзья, теперь о другом. Я был сегодня в муниципалитете. Ответа на наше прошение об уменьшении штрафов за неправильный провоз  детей  пока нет.   Зато у меня есть разрешение на устройство автостоянки на углу Садовой и Мельничной, – Мерлов достал из папки документ и показал его собравшимся. Люди зааплодировали   и  вскоре  разошлись.


Георг, впустив Петра к себе, вернулся за письменный стол и запустил пятерню в  густую шевелюру:
- Концовка   не получается, выдохся  я. В последнее  время чертовски  устаю. 
 Петр заметил, что младший брат осунулся, плохо выглядит.
– Послушай,  что если пригласить Палеску в ОЗА, пусть он ответит за свои злодеяния.   Как тебе такая идея?
– Тут нужны не автомобилисты, а прокуратура.  Он меня так подставил! Вызвал  для разговора, а сам  демонстративно умчался, спровоцировав мое падение.
-  Постой, братишка, давай поужинаем вместе, приглашаю тебя в  ресторан.
- У меня  есть  кукуруза и рыбные палочки, чем не роскошный ужин, -  улыбнулся Георг.


***

Когда выпал снег, город сразу стал чистым и помолодевшим.   Парк преобразился,   от каждого заснеженного дерева веяло сказкой. Фая достала из шкафа беличью  шубку , вязаную шапочку,  посмотрелась в зеркало и, довольная собой, вышла на улицу. "Как хорошо, весело ", – подумала Фая, приближаясь к парку. Дети первыми открыли для себя зиму. Ребята играли в снежки,  малыши оседлали санки, превратив мам и бабушек в лошадок.
Фая уже подходила к павильону, когда внезапно настроение девушки испортилось. Ей показалось, что недобрые вибрации витают вокруг этого места. Необъяснимый страх закрался в душу, захотелось убежать  далеко-далеко. Но Фая  взяла себя в руки и вошла в павильон, думая о том, что сейчас увидит своего любимца Ви. Навстречу девушке вышел Палеску. Он сказал, что уезжает.
 - Надолго? - спросила она.
-  На три дня.
-  Тогда я поеду к родственникам в Избор, - ответила она.  Палеску подошел совсем близко:
– Отпуска у тебя не получится, Фая. Я  хочу попросить тебя, чтобы ты дежурила здесь   в мое отсутствие.
– Зачем? конюхи отлично справляются со своими обязанностями,  – возразила  она.
–  Фая, я хочу, чтобы  ты провела здесь три дня и три ночи,пока меня не будет, - тёмные  брови его сошлись на переносице.
–  Очередной эксперимент, теперь уже на мне? – вырвалось у Фаи. Она пошла к стойлу, где нетерпеливо постукивал копытами Ви. Палеску догнал её.
-  Фая, я забыл сказать,  что Ингус отпросился  уехать на несколько дней, чтобы отпраздновать  рождество с семьей.
– И я должна буду делать за него черную работу? Спасибо, – ответила девушка чуть не плача.  Станислав  мог бы нанять человека вместо рыжего конюха. Потом она подумала, что можно позвать сюда Георга, и ей стало немного легче.
–  Я должна сходить домой и взять кое-что из вещей.

– Насчет питания не беспокойся, я купил все необходимое. А если чего-то не хватит, Тим будет рядом. Береги лошадей, - добавил он.


  Фая собрала сумку, позвонила Георгу и попросила навестить её  в павильоне. В трубке раздался  голос Георга:
– О господи, Фая, я так рад твоему звонку. Но вот незадача: сегодня западный сочельник, и наш шеф собирает всех на посиделки. Я побуду у шефа,  затем под благовидным предлогом уйду и обязательно в тот же вечер  буду  у тебя.

Фая,  поблагодарив,  сказала Георгу постучаться  в дверь павильона три раза.
Фая заперла двери и пошла к лошадям. Тим выглянул из своей комнаты, напомнив девушке кудлатого пса. Только пес этот был недобрый. Расположившись на диване, Фая раскрыла книгу и попыталась читать. Однако она не могла сосредоточиться на незатейливом сюжете. Мысли ее возвращались к Стасу. Куда он постоянно уезжает, с кем встречается, какие у него дела? Он не посвящает ее в свои планы. А может быть, в этом замешана женщина? Но Фая прогнала от себя тревожные мысли Сегодня католический сочельник. Мама привила дочке уважение к европейскому празднику. Со стороны парка послышались голоса, смех, хлопки петард, потом все стихло. Фае захотелось, чтобы рядом был кто-то надёжный.

 Фая поспешила к коню, задала ему корм, почистила стойло, уткнулась лицом в теплую шею Ви. В соседнем стойле раздался звон опрокинутого ведра. Фая подошла к дощатой перегородке и увидела черные блестящие глаза, обрамленные гривой волос. Если бы она не знала, что поблизости Тим, то решила бы,  что это домовой.
   Фая прошла в комнату, вытащила из всех ваз искусственные цветы,   получилась внушительная  охапка роз, лилий, орхидей. Что с ними делать?. В коридоре возле двери послышались шаги, царапанье, дверь приоткрылась, и на пороге появился Тим. Странно-бледный, с полузакрытыми глазами, он был как будто не в себе.
      Фая спросила у Тима, что ему надо, он ничего не ответил. Страх обуял поэтессу.  Если Тим – лунатик, то его нельзя окликать. Что же делать? Он молча стал приближаться, Фая попятилась. Тим упорно шел к ней, вдруг широко раскрыл глаза, оскалился, растопырил руки... Фая швырнула  искусственные цветы в  конюха, и пока тот смахивал с себя эфемерные путы, она выбежала в коридор. За спиной послышались тяжелые шаги, до выхода ей не добежать... Слыша за спиной сопение Тима, Фая бросилась к ближнему стойлу, где стояла Ма, забилась в дальний угол. В соседнем стойле заржал Ви.

     Ма стояла бесстрастно, как истукан, глаза у нее были неживые, стеклянные. Тим оказался неподалеку.  Трубно заржал Ви, Тим бросился на него с хлыстом,   тем временем кто-то забарабанил в дверь.
– Фая, открой сейчас же! – послышался голос Георга.  Тим шастнул к себе. Фая с трудом отперла  дверные  запоры и без сил опустилась на пол. Георг, ни о чем не расспрашивая, снял куртку, набросил  на поэтессу, проводил в комнату.
– Спасибо тебе, Георгий, – произнесла она слабым голосом, – может быть, останешься?
 Георг  послушно прикорнул  на  расстеленном на полу старом ватном одеяле.

Когда Палеску вернулся, Фая все ему рассказала. Палеску вызвал к себе конюха. Тим предстал перед хозяином, не выказывая ни малейших признаков смущения или беспокойства.
-  Я требую объяснений, что произошло в ночь на двадцать пятое, – спросил Палеску ледяным тоном, брови на переносице сошлись.
- Ничего не было, хозяин, ваша подружка  меня оговорила,-
 ответил Тим, в глазах его сверкали  злые огоньки.   Палеску продолжал:
–  Ты избил коня! Неужели не понимаешь, что такие действия недопустимы?
– А вы видели, как я его бил? – буркнул Тим.

– Сейчас пойдем и посмотрим. – Палеску круто повернулся и пошел к стойлам. Ма стояла на своем месте. Она даже головы не повернула, когда к ней подошли люди.
У Ви отчетливо виднелись рубцы на темном  крупе.
– Вот, я же говорила! – воскликнула девушка.
– Так  ты же сама  его и хлестнула,  – не унимался Тим.
– Ладно, разберемся, –  Палеску ушел  в свою комнату.Фая прижалась к Ви, долго гладила его, мысленно прося прощения у четвероногого друга за  человеческую жестокость.   Он перестал вздрагивать,  успокоился.   Фая услышала, как Палеску выговаривал конюху:
– Дубина стоеросовая! Будешь два месяца без жалования. Все! И не смей ходить и клянчить.
Вскоре  Палеску заявил всем,  что у Ма будет жеребенок. Выезды в город прекратились.


***

В пятницу вечером Марк сказал жене, что завтра у него важная встреча,
–  Ты на весь день уедешь? – протянула Майя.
– Постараюсь вернуться не поздно. Но ты ведь знаешь, что деловые встречи иногда затягиваются, –  Марк  пошел к себе просмотреть корреспонденцию.

Наутро,  проводив мужа, Майя направилась к родителям. Проходя мимо старого парка, она заметила, что отросла и красиво выглядит молодая травка, ровными стали лужайки.   Деревья  уже не выглядели   грустными,   собираясь выпустить на свет зеленые листочки. Майя подошла к  многоквартирному дому, куда недавно переехали её родители. 
Мать впустила дочку,  и пока Майя раздевалась, обрушила на неё град вопросов:

– Как твой муж поживает? Что с машиной? Как ты себя чувствуешь? Что слышно на работе?
– Подожди, мама, я все расскажу по порядку. Где папа?
– Он смотрит новости. Идем на кухню, у меня чай заварен.
Втроем они сидели на кухне,   Майя с удовольствием поглощала блинчики с мармеладом.
– Я уже забыл, как Марк выглядит, – сказал отец.
– У него все нормально, в банке его ценят.
– Пусть ездить поосторожнее, не увлекается скоростями, так ему и передай,со всех сторон  только и слышно  что об авариях в городе,  – не унимался отец.

– Не беспокойся, все  нормально, – успокоила его Майя. Какие они стали паникеры, мать и отец, всего боятся. Когда она уже стояла в передней, мать втолковывала ей:
– Почему ты без шапки? Ветер очень холодный, с твоей мигренью это неразумно. Постой, я тебе сейчас дам беретик.
– Сейчас весна, мама, не беспокойся, – засмеялась Майя.
– Заходи почаще, не забывай нас, – крикнул отец вдогонку.

Когда Майя вышла на улицу, то недалеко от парадной  заметила двух  разговаривающих  мужчин.  Крупный темноволосый  человек,    напористо жестикулируя,  что-то разъяснял тому, кто  выглядел  старше.    Майя поравнялась   с разговаривающими, импозантный брюнет внезапно       повернул голову и,  словно выстрелив взглядом,   уставился на  молодую женщину. "Какой  пронзительный  нескромный   взгляд," -  она пыталась отмахнуться от странного  впечатления.

Через неделю, посетив родителей,   она снова  увидела  заинтересовавшего её мужчину.   На этот раз    он   разговаривал с химической блондинкой, которая строила ему глазки.  Майя быстро проскользнула мимо. На углу оглянулась, незнакомец шёл за ней.   Она  устремилась на остановку троллейбуса, через полчаса  ей надо быть в музее.   Незнакомец преследовал её.   
– Девушка, у вас перчатка упала.
- Ах, да, спасибо. - пробормотала она, поднимая черную кожаную перчатку.
– Не бойтесь, я не бандит.  У меня тут живет друг. Меня зовут Станислав, или просто Стас.
– Майя,- сказала она, чувствуя скованность во всем теле.
 Подъехал  троллейбус. Садясь в него, сама себе удивляясь, она вдруг сказала, что будет  в шесть  часов у музея.
Они встретились возле музейной лестницы.   Станислав рассказал Майе о конном эксперименте  и  пригласил ее в   павильон.
–  Самый лучший способ  узнать  новое  –  это увидеть  своими глазами.

 Майя собралась без проволочек, очень уж ей хотелось посмотреть на лошадок.  Она чувствовала себя спокойно.  Марк, хоть и склонен к сомнениям, ярый спорщик, всё подвергает критике, но предан ей, и в нужную минуту  всегда придёт  на помощь. 
Когда между деревьями   возникло парковое здание, от решимости Майи не осталось и следа.

***

Фая задала корм Ви, вымыла полы в павильоне и вышла  подышать свежим воздухом. Она увидела светловолосую молодую женщину, которая нерешительно топталась возле  строения.
– Скажите пожалуйста, могу я видеть Станислава? – спросила незнакомка.
– Я его сейчас позову, –  Фая быстро   прошла в помещение:
– Станислав, к тебе пришли.

 Он  устремился в фойе.
– Проходите, Майя,я рад, что вы пришли, сейчас я вам все покажу.
Фае   захотелось убежать без оглядки.
– Я  выйду ненадолго  –  бросила она. 
Она  старалась  убедить  себя, что ничего  не произошло,   девушка, возможно,  его бывшая соученица или  журналистка,   любительница лошадей.
   Фая    навела порядок у себя,  сгребла в охапку   искусственные хризантемы,   спустила в мусоропровод и лишь тогда вернулась к лошадям.

  В тот вечер она долго ждала  Стаса. Стемнело, за окном разлилась теплая майская ночь, но  Палеску так и не появился.
     На следующее  утро Стас  стоял перед ней без всякой тени раскаяния.    Он объяснил:
– Пришлось вечером  срочно уехать на ферму, я звонил тебе, но ты не взяла трубку. Хозяин там очень гостеприимный. Мы с тобой съездим туда как-нибудь. 
 
   Когда в павильон опять  пришла  белокурая девушка,  Палеску представил ее:   
- Знакомьтесь, это Майя. Она обожает лошадей и  хочет работать с нами.
- Ну что ж, пусть попробует, - хладнокровно произнесла Фая.
– Я очень хочу помогать вам, – смущенно призналась Майя.
Вся компания пошла к лошадям.

Фая лежала без сна. Палеску опять куда-то исчез, под благовидным предлогом, разумеется. Фая понимала, что настало время осмыслить произошедшее.   Она  сознавала, что давно  стала зависимой от Стаса. В ней уже нет прежней радости жизни  и любви к  окружающему,  она давно не пишет стихов. Похоже, что Палеску её  разлюбил.  В ней ней заговорили обида и гордость.   Хватит! Интересно, сколько у него было таких любительниц лошадей?

Утром в квартире Фаи появился Георг, взглянул с тревогой:
– Что с тобой, Фаюшка, ты заболела?
– Знаешь, Георг, ты был абсолютно прав.
– О чем ты? – спросил он озабоченно.
 Георг уже  не тот, его что-то угнетает,  он постоянно  погружен в свои мысли.
– Георг, я в порядке,  а ты?
– Я совсем закрутился, извини. Я тебе все расскажу, но сейчас еще рано.
– С ним  покончено, – торопливо сказала она.
– С кем?
– С Палеску. Он завел себе новую пассию! Я ухожу из павильона.
 
Но  Георг ответил неожиданно:
– Фая, я тебя очень прошу, не бросай Ви, ты ему очень нужна. Никто не сможет заменить тебя.
– Но почему? – на глаза Фаи навернулись слезы.
– Ну, в общем,  понимаешь, мне нужна твоя помощь, чтобы разоблачить Палеску и Тима. В павильоне творится страшный обман, может быть, ты сама догадалась...

     В этот момент в передней хлопнула дверь, и  в кухне возникла высокая фигура Станислава.
– Привет, Фая, привет, Георг, очень рад видеть вас обоих в добром здравии. Фая, почему тебя не было сегодня в павильоне?
– Я пойду, – Георг вышел,   громко хлопнув дверью.
– Дорогая, я принес отличную новость. Ма разродилась двойней, – бодро произнес Палеску. Фая сразу позабыла все свои обиды.

– Не может быть, мы ждали на месяц позже, – ахнула она.
– Верно. Но этой ночью в парке кто-то стрелял из  ракетницы,  Ма испугалась, и вот результат. Все хорошо, кроме одного: у нашей мамы-лошадки пропало молоко.
– Что же теперь будет?
– Ветеринар прописал искусственное питание, в нем  комплекс витаминов и микроэлементов. Ингус уже привез. Пойдем в павильон.
Видя, что Фая колеблется, он сказал:

– Имей в виду, что Майя интересует меня только как помощница в нашем деле, не более  того.
– Спасибо за откровенность. В таком случае, я тебе тоже нужна лишь для работы.
– Можешь думать, что хочешь. Однако ты сильно ошибаешься, если думаешь, что я тебя  не люблю.
– Станислав – ты страшный человек, – только и могла сказать Фая. Но все же пошла в павильон.

Жеребята оказались разными – у одного, рыженького, на лбу сверкало белое пятнышко, другой был совсем темным. Худенькие, миниатюрные, они крепко стояли на тонких ножках. Возле жеребят ползал  Ингус, держа в руках бутылочки с сосками, пытаясь сунуть их жеребятам. Вот один малыш вцепился в соску. Фая сейчас же включилась в кормление новорожденных.
Пришла Майя в старых джинсах и  блузе и  умилилась:
– Ох, какие хорошенькие, просто красавчики!

Майя забыла  неприятности. А они были немалыми. Вчера во время обеда между ней и Марком произошел серьезный разговор. Она сказала ему, что решила бросить работу и уходит в павильон, чтобы ухаживать за лошадьми. Челюсть у Марка отвисла, он отодвинул бифштекс и уставился на свою скромницу-жену.
– Ты это серьезно? Ты меня не разыгрываешь?
– Да, абсолютно серьезно Мне осточертело искусствоведение! – крикнула она.
– И я тебе тоже осточертел?
– Оставь меня в покое, – она отошла к окну. Она ругала себя последними словами. За два года совместной жизни ничего плохого от Марка она не видела, у них было много общего. И вдруг она предает его самым тривиальным образом. Марк подошел, встал рядом:
– Майя, я хочу сказать тебе, чтобы ты была осторожна, не доверяла этому человеку,этим людям... – сказал он  каким-то чужим голосом.
– Что ты имеешь в виду? – она стояла перед мужем с покрасневшими щеками.
– В парке по ночам неспокойно, недавно там было убийство. Народ связывает это с  обитателями павильона...

– Нет ничего проще оговорить кого-то, – вспыхнула Майя, – это мое дело.
Бедный Марк! Я не открыла тебе правду, не смогла сказать, что потеряла себя, у меня нет больше своей воли, я как за веревочку привязанная.


***

Георг вошел в комнату, не зажигая свет,  лег на застеленный бардовым покрывалом диван, погрузился в темноту, словно в пещеру. После напряженной работы на Георга надвинулось сонное оцепенение. Завтра трудный день, собрание ОЗА, где Георг намеревался выступить.  На небе появилась полная луна, комнату с не занавешенным окном словно фонарь озарил В какой-то момент Георгу показалось, что за  стеклом промелькнула тень. Ему послышалось, будто кто-то дышит возле входной двери. Совсем нервы расшатались, надо бы поскорее уснуть.

Ему приснился странный сон. Перед ним была огромная равнина, которая постепенно заполнялась людьми. Они шли откуда-то из глубины, всё прибывая, теперь их было великое множество, мужчины и женщины несли груз, некоторые выполняли на ходу ручную работу – плели сети, вытачивали детали, вязали изделия, другие несли носилки, паланкины, в которых сидели упитанные важные люди. Труженики, у ног которых вились  дети, были безрадостны, унылы, в них чувствовалась покорность судьбе, лишь в глазах молодых людей еще проблескивал огонь.
Старики плелись поодаль, протягивая руки, словно просили милостыню. Впереди возникло сооружение, похожее на трибуну, и там был человек, смуглый волевой, чем-то похожий на Палеску, издалека звучала маршеобразная музыка, оратор стал толкать речь, он призывал к миру и солидарности, трудолюбию и интернационализму, увеличению производительности труда и преданности вождю и идее. Люди слушали его с покорными лицами… Залаяла собака, видение рассеялось. Георг вскочил. Утреннее солнце вовсю хозяйничало в комнате.


***

Марк подъехал к старому парку, вышел из машины и по влажным от вчерашнего дождя дорожкам устремился к павильону. Листья на деревьях блестели словно лакированные, парковые цветы на клумбах составляли почти геометрические узоры. Не успел гость приблизиться к строению, как на пороге появился рыжеволосый человек в рабочей одежде и строго спросил:
– Вам кого?
– Я хочу видеть Майю.
– Постойте, я сейчас. Вас как зовут? – спросил работник.
–Что за вопросы, я ее муж, – вскипел Марк и решительно шагнул в павильон, однако дорогу ему преградила металлическая решетка. Страдания Марка длились недолго – появилась Майя, в сапогах, фартуке, голова повязана платочком. В первую минуту он ее не узнал. Она стянула с головы платок,  он с внезапной болью заметил, как огрубели у нее руки.
– Майя, какая ты… – только и смог вымолвить он.
– Зачем пожаловал? Я же просила не приходить!
– Я по тебе соскучился, я волновался. Я подумал, что может быть тебе что-то нужно. Я принесу.

– У меня все есть, я сама могу о себе позаботиться, – сухо сказала Майя.
– Ты плохо выглядишь. Как твое здоровье? – не унимался Марк.
– Я чувствую себя прекрасно, не нужна мне твоя жалость, – Майя попыталась уйти, но Марк схватил ее за руку.
– У меня есть предложение: давай я отвезу тебя к родителям. Они мне звонили, они очень по тебе скучают.
– Но это займет много времени, а у меня тут дела, – неуверенно ответила она.
– У меня рядом машина, мигом доедем.
– Хорошо. Подожди, я переоденусь.

Майя вышла в летнем платье, лиловые цветочки разбежались по розовому фону ткани, в белых босоножках она  выглядела теперь совсем как в прежние дни. Чуть помедлив, Майя уселась на переднем сидении автомобиля, пристегнула ремень. Подъехав к нужному перекрестку, Марк остановил машину и сказал жене, чтобы она шла наверх одна, он подождет. Он сидел, откинувшись в удобном водительском кресле, и ему на какое-то время показалось, что не было никакого Палеску, павильона с лошадьми, всего этого кошмара. Когда Майя  вернулась, Марк спросил.

– Поговорили? что ты им про нас сказала?
– В общем сказала, что ты нездоров, поэтому не поднялся со мной. Впрочем, неважно. Поехали, я и так сильно задержалась, – Майя закрепила ремень безопасности.
– Надеюсь, твой хозяин не против того, чтобы ты навещала стариков, – резко произнес Марк, выводя машину на проезжую часть улицы.
– Послушай, чего ты добиваешься? Завтра же подаю на развод. Ой, опять это, – Майя сжала руками голову, которая нестерпимо разболелась. Они больше не разговаривали. Возле парка Майя выскочила из машины. Марк резко переключил скорость, автомобиль рванулся вперед и скрылся за поворотом.


***

Асфальтированная площадка рядом со зданием, где должно было проходить собрание ОЗА, была забита автомобилями. Петр едва нашел место для парковки; наконец, поставил машину на углу и вошел в вестибюль здания, построенного в псевдоклассическом стиле. Окинув взглядом  мужчин и не увидев знакомых лиц, он прошел в зал. Вокруг царило оживление, все жаждали поскорее услышать выступление Георга, о котором было заявлено заранее, однако докладчик опаздывал.
   Вошел Марк и крупными шагами направился к председательскому столу, Мерлов разговаривал с президентом общества предпринимателей.
– Господа, у меня заявление! Я предлагаю взорвать конный павильон, - крикнул Марк.
На минуту воцарилось молчание, потом со всех сторон послышались голоса:
–  Что произошло?  В чем причина столь экстремального заявления? 

Тем временем Мерлов занял свое место, окинул взглядом зал:
– Где Георг? Петр, вы не скажете нам, где ваш брат?
– Он обещал быть. Не понимаю, почему он опаздывает, – сказал Петр Тогда Мерлов обратился к Фае, которая  сидела в первом ряду:
– Фая, вы не в курсе, почему опаздывает Георг Дубров?
Фая только плечами пожала. Тогда Мерлов обратился к собравшимся:
– Господа, пользуюсь тем, что есть минуточка времени. Хочу сообщить вам, что кабинет министров рассмотрел наше прошение. Ответ положительный.
В эту минуту в зал вбежал запыхавшийся раскрасневшийся Георг.
– Дадим слово докладчику, а мой отчет будет после, –  оповестил всех  Мерлов.
– Нет, вы ознакомьте людей с документом, а я после вас, – попросил Георг. Мерлов согласился и зачитал следующее:

– "Кабинет министров, рассмотрев прошение членов ОЗА о запрещении конных выездов, постановляет: С первого июля сего года запретить конный выезд г. Палеску по  улицам Рибурга, как мешающий движению городского транспорта.  За нарушение сего  взимается штраф до одной тысячи долларов". Держать лошадь разрешено только в павильоне.  Итак, господа, мы победили. Через две недели постановление вступает в силу.


– Это полумера. Я считаю, что нужно выдворить Палеску и его конный завод  из города прямо сейчас, – зло выкрикнул Марк.
– Господа, детали обсудим потом. Сейчас мы все с нетерпением ждем доклад Георга Дуброва. Прошу вас, – председатель пропустил молодого человека на свое  место.
– Откройте, пожалуйста, окно, здесь невыносимо жарко, – попросила молодая женщина.  Кто-то подошел  к окну и открыл обе рамы, впустив в зал струю свежего воздуха.

Георг встал возле председательского столика, собираясь с мыслями. Он опоздал оттого, что по дороге с ним произошел неприятный инцидент. Час тому назад Георг вышел из редакции.. Миновав Владимирскую, он вышел на улицу Столбовую, где была приличная пельменная. У входа он заметил машину темно-вишневого цвета. Поев, Георг вышел на улицу, вскоре он уже сидел в удобном кресле парикмахерской, отдав давно не стриженую голову  профессионалу. Выйдя из парикмахерской, Георг снова увидел темно-вишневый автомобиль. Без сомнения, это была та же машина.

 Он быстро пошел в сторону парка, решив зайти за Фаей, чтобы отвезти  её на собрание. Машина двинулась за Георгом. Сидящего за рулем не было видно из-за темного ветрового стекла. При переходе через  улицу темно-вишневый автомобиль, внезапно увеличив скорость, попытался  наехать на Георга,  но тому удалось увернуться. Он устремился в подъезд Фаиного дома, однако ее не оказалось дома. Он нашел в себе силы выйти на улицу. Вишневой машины не было.  И вот он здесь. Голос Георга прозвучал в переполненном зале остро, напряженно:

– Друзья, многие из вас, наверное, задумывались о том, кто такой Палеску и его лошадь. Так вот, скажу главное: всадник - это ТРОЯНСКИЙ КОНЬ.
У сидевшей в первом ряду Фаи быстрее забилось сердце:вот оно,  начинается разоблачение!
В зале поднялся шум, со всех сторон раздались вопросы. Георг поднял руку, призывая к тишине.
– Осенью у меня была встреча с Палеску, я пришел в павильон по его просьбе. Он хотел, чтобы я написал статью о конном эксперименте, однако к лошади меня не подпустил. В процессе работы над статьей у меня возникло все больше вопросов. Я знал об автомобильных авариях в городе, в которых так или иначе была замешана лошадь Ма, которая странным, образом всегда выходила "сухой из воды", без единой царапины  или перелома, о чем может подтвердить Фаина, работающая в конном павильоне..

 Гнедую обслуживали два конюха, раз в неделю они вывозили на фургончике несколько мешков мусора. Меня очень заинтересовали эти мешки. Мне показалось, что в них кроется разгадка на многие вопросы. И я решил покопаться в отходах. Я взял такси возле парка. Когда от павильона отъехал желто-белый фургончик, я велел шоферу такси следовать за ним. Так я очутился на городской свалке. Отпустив такси, я спрятался за кучей бытового мусора, подождал, пока фургон проехал в обратную сторону, и пошел в ту сторону, куда рабочий вывалил мусор.. Я стоял перед внушительной кучей отходов, с краю которой лежали два черных полиэтиленовых мешка. Вытащив из кармана перочинный нож, я распорол один из мешков, к моим ногам посыпались жестяные банки. С нетерпением я поднял одну банку, другую, дивясь тому, что увидел – жестянки были из-под машинного масла. "Странно, кто в павильоне использует столько машинного масла", – подумал я, взял пустую жестянку, завернул ее в газету и сунул за пазуху. В обозримом конце дороги появился самосвал, и я поспешно покинул свалку.

 Я плелся обратно по наезженной, избитой колесами тяжелых машин дороге и думал о своей находке. Может быть, в павильоне спрятана какая-то аппаратура, требующая обильной смазки? Или они перерабатывают машинное масло во что-то иное? На следующий день я появился в павильоне с той самой жестянкой из-под масла. Когда я проходил мимо Ма, лошадь внезапно сделала движение головой в мою сторону. В этот момент в коридор выглянул Тим. Я быстро прошел к Фае и попросил ее отвлечь чем-нибудь внимание конюхов (Палеску в павильоне не было).

Фая вышла в парк и стала бросать камешки в дальнее окно павильона. Тим и Ингус побежали прогнать мальчишек, как они думали, Я быстро подошел к Ма и протянул банку из-под машинного масла. Я не поверил своим глазам – лошадь стала облизывать банку. Вернулись конюхи. Я спросил у Ингуса, чем они кормят лошадей, он ответил: "сеном" и  подозрительно покосился на меня.
В том, что Ви питается сеном, я нисколько не сомневался, но Ма…

Я стал прозревать насчет   лошади. Но когда появились жеребята, я оказался в полной растерянности и готов был отказаться от своей версии. Однако вскоре мне позвонил фермер,  и он поведал… – Георг не договорил и как подкошенный рухнул на пол. Петр вскочил и в три прыжка оказался рядом с братом.

- Помогите кто-нибудь! – хрипло крикнул он. К нему поспешили несколько человек, среди них Фая. Когда Георга перевернули лицом вверх, то констатировали, что он не дышит.
 Мерлов велел никому не расходиться и вызвал полицию. Фая плакала. Это она во всем виновата. Из-за нее Георг ввязался в  расследование. Не пытался бы раскрыть тайну лошади – был бы жив. Прибывшие полицейские, осматривая труп, нашли на груди в области сердца крошечное пулевое отверстие. Так как окно было открыто, то сделали вывод, что преступник стрелял со стороны улицы из неизвестного оружия.

Не теряя ни минуты, Петр устремился на квартиру Георга. Ключа у него не было, пришлось зайти к хозяйке. Но ключ не понадобился, Петр сразу увидел, что входная дверь приоткрыта. Он вошел и ахнул: в комнате был полнейший беспорядок, везде валялись книги,  черновики статей, фотографии. Петр понял, что опоздал и не найдет то, что надеялся обнаружить. Надо было  осмотреть карманы брата после трагедии. Наверняка у него с собой был конспект выступления !

Петр направился домой, мозг его лихорадочно работал. Он вдумывался в то, что успел сказать Георг, и ломал голову над тем, что брат не успел поведать, и это теперь придется домыслить самим. Одно ясно: Георг хотел рассказать людям, что Ма – биоробот. Да, это многое объясняет и в первую очередь, загадку с аварийными ситуациями.  Но зачем, с какой целью пришел Палеску  в наш город? 
 В какую игру он играл, этот загадочный и опасный человек?

Палеску напрасно прождал Фаю в павильоне.  Он направился к Фае  домой.   Совсем недавно им было хорошо вдвоем. Не застав Фаину дома, Палеску вернулся  к себе, прошел в комнату связи и заперся  там. Тим и Ингус до вечера хлопотали возле лошадей, а потом начали стучаться к хозяину.  Палеску вышел из  комнаты,   мрачно посмотрел на своих подчиненных:

– Шеф приказал немедленно собираться, уходим сегодня ночью. Если на горизонте появятся девчонки, то их не пускать.
– Какие девчонки, хозяин? – спросил Ингус.
– Фая и Майя, болван, –хозяин быстрым шагом пошел к гнедой.

Ночью Фая ворочалась с боку на бок, тупая боль в груди не давала сомкнуть глаз. Как это ужасно, когда теряешь свою волю, становишься игрушкой в чьих-то руках! Но больше это не повторится, лучше на всю жизнь остаться одной, чем терпеть такое. Это она виновата в смерти Георга! Страшные картины того, что случилось сегодня, преследовали ее. Едва Фая забылась сном, как ее разбудил шум на улице. Она услышала женский голос, выкрикнувший: "Пожар в парке! Павильон горит!"
     Фая быстро оделась и выбежала на улицу. Было пять часов утра, небо посветлело, но солнце еще не взошло. Она устремилась в парк и еще издали увидела зарево. Не чувствуя под собой ног, Фая подошла ближе. Здание павильона было охвачено пламенем. Боже мой, что с Ви, с жеребятами, куда подевались люди? Павильон пылал, вокруг, несмотря на ранний час, стояли   мужчины и женщины, наблюдая, как парковое здание полыхает словно спичечный коробок. Пожарники, хлопочущие вокруг огня, не могли справиться со стихией. Из-за страшного жара у Фаи шевелились волосы на голове, кровь гулко стучала в висках. Языки пламени, пляшущие над почерневшим зданием, были похожи на оранжевые и красные орхидеи, багровые гладиолусы, букеты тигровых лилий
 
Когда с треском рухнула крыша, стоявшая рядом с Фаей пожилая женщина перекрестилась и громко сказала:
– Конец вертепу, все сгорели!
Старушка в белом платочке возразила:
– Никто не сгорел, Они ночью съехали. Я сама слыхала, как кони ржали и грузовики фырчали ровно в полночь, спать не давали.
Тем временем пламенная ткань постепенно сокращалась, опадала, и вскоре на месте павильона осталась груда головешек и горячего пепла, над которым незатухающие искры летали словно красные пчелы. Пожилая женщина повернулась к Фае и доверительно сказала:

– Давно пора было этот сарай спалить, а то развели тут лошадей, девиц, маньяков разных.
Фая не нашлась что ответить, только головой кивнула. Ей хотелось плакать, но она боялась выдать себя перед  людьми, которые сразу заподозрят в ней "одну из этих". Несмотря на несловоохотливость Фаи, женщина продолжала разговор:

– Был тут один чернобородый, с хитрыми разбойными глазками, разгуливал по парку. Тут по вечерам боялись проходить не только девушки, но и старые люди, разве что с собаками. Вот какие дела. Полиция ни на что не годится, поставили бы тут засаду, смотришь и навели бы порядок.
Фая вернулась к себе. Вместе со сгоревшим павильоном ушла, рухнула ее молодость.


***

Всадник скакал по асфальтированной дороге. Ночью он и лошадь казались совсем черными, лишь в свете изредка попадавшихся фонарей взблескивали детали сбруи, видны были то круп, то морда скачущей гнедой, и снова силуэты человека и лошади сливались с темным фоном ночи. Несмотря на то, что пришлось срочно сворачивать программу и эвакуироваться, Палеску не чувствовал себя побежденным.
     Он делал то, что ему приказывали – испытывал новый секретный генератор, а моральный аспект его не касается. Он подумал о своих помощниках. Ингус с Ви и жеребятами сейчас, пожалуй, уже достиг Тарту, где у  сестры конюха  имелось небольшое хозяйство. Тим направился к родителям в Белоруссию, странно, что они еще живы, не отправились на тот свет из-за выходок сынка.
     Палеску скакал в сторону границы с каменным лицом. Пускай слабаки и недоразвитые пеняют на себя, это их проблемы, если они так восприимчивы к экспериментальным воздействиям. Пусть такие уходят из жизни, давая дорогу более сильным и конкурентоспособным.
    Испытываемый Палеску Х-генератор может пригодиться в том случае, если народ взбунтуется, попытается свергнуть существующий режим. Генератор показал себя с наилучшей стороны, шеф был доволен результатами.
    Потом Палеску подумал о Фаине. Это лучшее, что было у него в жизни. Фая – нежная и доверчивая, естественная, без тени кокетства женщина-цветок. Ему будет очень не хватать ее.
    Майя была мимолетным увлечением, она попалась на пути под настроение, она была нужна ему как помощница в павильоне,  Фая не справилась бы с двумя жеребятами.  Долой бредни о роли и назначении лошадей, эти животные, вытесненные машинами, уже никогда не вернут себе былую роль, все это романтика для слабаков, отставших от мощной поступи цивилизации. Техника не перестает прогрессировать, и доказательством тому служит гнедая – робот-носитель для Х-генератора, заключенного в большой чайной розе. Сейчас роза мирно покоится во внутреннем кармане ветровки всадника, но при солнечном свете Х-генератор снова пошлет в окружающую среду мощные волны, заставляющие людей трепетать, покоряться, лишаться собственной воли ..
     Впереди замаячили часто поставленные фонари, граница совсем рядом. У Палеску промелькнула мысль о том, что в связи с пожаром полиция могла выйти на Фаю или Майю, те сболтнули лишнее, в результате чего всем пограничным постам переданы его приметы. Хотя вряд ли это произошло бы  столь оперативно... 
   
     В любом случае легавые на него не среагируют, он успел подстраховаться – накладной нос с легкой горбинкой и усы неузнаваемо изменили его внешность. Замаячил шлагбаум, двое пограничников преградили дорогу жезлами. Палеску предъявил документы. В паспорте у него имелись все нужные печати и отметки, и посветив фонариком, сличив фотографию с  человеком, покопавшись в чемодане, стражи границы пропустили Палеску в соседнее государство.


***

По главной улице Рибурга скакали два всадника на лошадях рыжей масти. Отличные  наездники,   мужчина и женщина казались своеобразным центром улицы – вокруг гармонично, как бы приспосабливаясь к лошадиному ритму, двигались автомобили всевозможных марок.
   Солнце прорвало  облака,  лошади под всадниками выглядели теперь почти огненными.  Приблизившись к особняку, окруженному ухоженным садом, всадники спешились, привязали  лошадей к стойке и  вошли на территорию пансионата, где под раскидистым деревом  сидела молодая женщина.
– Здравствуй, Фая, как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, хорошо, я рада, что вы меня навестили. Доктор сказал, что скоро я смогу выезжать  в город.
– Отлично! что тебе привезти – фрукты, соки?
– Спасибо, у меня все есть. Привезите, пожалуйста,  книги, я уже всё прочитала.
– Хорошо. Выздоравливай, скоро мы тебя посадим на лошадь.
С этим   бодрым напутствием посетители  покинули пансионат.

За оградой   Марк и Майя вскочили в седла и пустили лошадей галопом. По дороге домой они заехали в Рибургское информационное агентство, теперешним президентом которого был Петр Дубров.
– Что нового? Вышли на след Палеску?  – спросил Марк у друга.
– Пропал, как в воду канул, – нахмурился Петр.
– А ты написал статью о лошади-роботе, как обещал?
– Нет, я не буду этого делать, – быстро проговорил Петр, отвернувшись.
- Что такое, ты струсил? На тебя это не похоже, – Марк схватил Петра за плечо, сильно сжал.
– Пойми меня Марк. Недавно меня посетил мужчина, из этих, в штатском, образованных, учтивых, но беспощадных, и он сказал мне, что если в прессе появится статья о лошади-роботе, то не поздоровится не только мне, но и жене и ребенку, понимаешь? Довольно того, что мой брат убит, а Фая прикована к инвалидному креслу.  Я считаю, что надо переждать. Пройдет какое-то время, и тогда мы снова поднимем эту тему.

Друзья распрощались. Выехав на дорогу, Марк посмотрел на небо:
– Мне эта туча не нравится, скоро будет дождь.
– Не волнуйся, успеем. А насчет Петра я думаю, мы не должны его винить, он много пережил в последнее время. Возможно, я сама займусь этой темой, – Майя слегка пришпорила  лошадь, и та понеслась вскачь к вязовой роще, за которой виднелось длинное здание с красной крышей – конный завод, владельцами которого являлись Марк и Майя.


1995.


Рецензии
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.