Максим Горький Армения страна с большим будущим...

В истории русско-армянских литературно-культурных  отношений  XIX-ХХ вв. есть знаковые имена, без которых эти связи просто невозможно представить. Эти имена широко известны армянской интеллигенции и армянскому народу – Грибоедов, Пушкин, Лев Толстой, Чехов, Алексей и Юрий Веселовские, В.Брюсов, С.Городецкий, Н.Тихонов, П.Антокольский,  О.Мандельштам, А.Белый, В.Гроссман, А.Фадеев, В.Звягинцева и многие другие великолепные мастера поэзии и прозы, чье перо тепло и искренне воспело дружбу двух единоверных народов или вдохновенно донесло до русского читателя все величие и богатство армянской поэзии в своих переводах.
В авангарде этого благородного движения находится выдающийся русский писатель Алексей Максимович Пешков – Максим  Горький, от которого и пошла   новая летопись литературно-культурных  отношений Армении и России. Связь Горького с армянской литературой и армянской интеллигенцией берет начало еще в 1891 году и продолжается вплоть до последних дней его жизни. Он интересовался экономической и культурной жизнью армян, вопросами его истории и культуры. Выдающийся мастер прозы был знаком с рядом армянских писателей  – Ширванзаде, Терьяном, Акопом Акопяном, Аветиком Исаакяном…
Аветик Исаакян вспоминал: “Однажды в 1899 году, когда я бродил среди шумной толпы огромного одесского порта, предо мной вдруг остановился оборванный нищий и, протянув руку, сказал: “Помогите, ради Горького”. Я впервые услышал имя Горького и подумал: “Видимо, это новый святой”. Спрашиваю его: “А кто он?” – “Это первый человек, который пишет о нас, бедняках, правду”. В тот же день я купил два тома рассказов М. Горького и начал читать. Читал с увлечением и вновь перечитывал. Каждое слово находило горячий отклик в моей душе. Горький – цельный человек. Слово и дело для него были неотделимы. Он был писателем-борцом, неутомимым деятелем и пропагандистом. Он был настоящим интернационалистом: уважал все народы – большие и малые. Великий гуманист, он свой талант и свою жизнь отдал на служение народу, хотел, чтоб люди на земле жили счастливой и свободной жизнью. Он ненавидил насилие и рабство”.
Варпет (по-арм. - Мастер) был первым, кто познакомил армян с знаменитым “Буревестником” Горького. По этому поводу он писал: “В 1901 году я был на Западе, когда мне попалась “Песнь о Буревестнике”, это замечательное произведение Горького, только что вышедшее в свет. Я тут же его перевел и напечатал в зарубежных армянских газетах. Таким образом, мне первому выпала честь перевести на армянский язык “Песню о Буревестнике”, и факт этот я отмечаю с особой гордостью. Это изумительное произведение нашло большой отклик в армянском обществе, я получил восторженные письма, на армянских литературных вечерах везде читали “Песню о Буревестнике”.
Сам Горький издавна и хорошо был знаком с армянской литературой. Знакомство это зародилось еще в 1891-1892 годах в Тифлисе, где жила тогда в основном восточноармянская элита – известные писатели, публицисты, другие деятели культуры.
В конце 1890-х годов и позже армянская периодическая печать широко представляла творчество Горького на своих страницах. Журналы “Тараз” и “Лума” в 1900-1902 гг. печатают ряд переводов произведений Горького, появляются статьи профессора Самвеляна, литератора и общественного деятеля М.Берберяна, посвященные жизни и литературной деятельности  русского  писателя. К 1906 году армянские читатели уже знали Максима Горького по многим  переводам его рассказов (“Макар Чудра”, “Челкаш”, “Двадцать шесть и одна”, “Старуха Изергиль” и др.). Произведения русского выразителя дум простых людей переводили Ованес Туманян, Нар-Дос, Арази и др.
Горькому были близки жизнь и интересы закавказских народов в целом – ведь, живя  некоторое время в Тифлисе, он  сталкивался в жизни и быту с проблемами, существовавшими здесь  между людьми различных национальностей, разных слоев общества.
Колониальная политика самодержавия (“разделяй и властвуй”) в 1905-1906 гг. довела народы края до кровопролитных столкновений, царская администрация искусно инспирировала конфликты, пытаясь таким образом сбить революционный подъем народных масс. Так, противоречия между армянами и кавказскими татарами (азербайджанцами) достигли такого накала, что до этого годами мирно жившие бок о бок, делившие хлеб-соль крестьяне, ремесленники, простые труженики пошли “стенка на стенку”... Армянская и российская интеллигенция подняли свой голос протеста против кровопролития. Максим Горький, одним из первых среди русских мастеров пера, публикует в 1905 г. пламенное письмо, в котором со свойственной ему резкостью и решимостью бичует царизм, ввергнувший народы в бойню ради своих собственных шовинистических интересов. Это письмо является одним из блестящих дореволюционных выступлений Горького. Царская цензура, конечно, запретила его публикацию, - оно вышло в свет отдельной брошюрой заграницей, в том же году появилось в армянской печати Спюрка (диаспоры). Вот как отзывается в нем М.Горький о Закавказье: “Я так горячо люблю эту прекрасную страну, олицетворение грандиозной красоты и силы, ее горы, окрыленные снегами, долины и ущелья, полные веселого шума быстрых, певучих рек, и ее красивых, гордых детей. Бывая на Кавказе, я всюду видел, как дружно и мирно работали рядом грузин с татарином и армянином, как детски весело и просто они пели и смеялись, и так трудно поверить, что эти простые, славные люди ныне тупо и бессмысленно избивают друг друга, подчиняясь подстрекающей их злой и темной силе”.
“Мне не кажется, - писал Горький, - чтоб одинаково позорные для всей страны кровавые трагедии в Баку и Эривани отличались по своим мотивам от таких же трагедий в Кишиневе и Варшаве, в Житомире и Лодзи. В Нахичевани, Курске, Риге и в Иваново-Вознесенске – везде видна гнусная работа кучки людей, обезумевших от страха потерять свою власть над страной, - людей, которые стремятся залить кровью ярко вспыхнувший огонь сознания народом своего права быть строителем форм жизни”. Национальный вопрос был, пожалуй, одним из тех узловых идейных вопросов, который сблизил Горького с большевиками, - в осуществлении их национальной политики пролетарский писатель искренне видел спасение всех малых культурных народов России.
Вопросы изучения и распространения национальной литературы с давних пор занимали Горького. Еще в начале 1900-х годов он намеревался издавать на русском языке сборники литератур народов России. Осуществление этой программы с самого начала столкнулось с серьезными препонами, однако писателю удалось издать в Петербурге “Сборник армянской литературы” (1916). К участию в переводе материалов для книги Горький привлек известных русских поэтов –  Блока, Брюсова и др.
Насколько обширны были планы Горького в отношении издания армянской литературы, видно также из писем и встреч гениального Ваана Терьяна в этот период. Армянский поэт был главным помощником русского писателя при составлении и редактировании указанного сборника, довольно часто встречался и беседовал с Горьким об Армении, армянской литературе и искусстве. Так, например, в письме от 21 июля   1915 г. Терьян из Петрограда писал Горькому: “Многоуважаемый  Алексей Максимович!  На днях будет готов подстрочный перевод “Пэпо” Сундукяна. Благоволите сообщить мне, как мне поступить. Выслать перевод Вам или прийти к Вам (как условились, если не забыли)? Если Вы намерены немедленно взяться за перевод и если сочтете мое присутствие необходимым, я могу прийти в субботу, захватив с собой рукопись (подстрочный перевод “Пэпо”). Из поэтов осталось перевести несколько работ, не вошедших в их стихотворные книги и разбросанных по различным периодическим изданиям. Эти работы выберу и представлю уже переводчикам. Обо всем остальном, относительно  сборника,  сообщу Вам лично, если понадобится прийти, если же не будет необходимости – дождусь Александра Николаевича (Тихонов, директор издательства “Парус”, ближайший помощник М.Горького. – Р.Б.) и сообщу ему. Искренне Вас любящий и уважающий  Ваан Терьян”.
Примечательно, что из всех произведений, помещенных в этой нашумевшей в армянском обществе книге, самому Горькому больше всего нравилась пьеса выдающегося драматурга Габриэла Сундукяна “Пэпо”, над переводом которой он работал. (Надо полагать, его больше привлекла не столько мелодраматически-трагикомическая фабула сочинения из жизни хорошо знакомых ему тифлисских армянских низов, сколько классовая злободневность и заостренность произведения).
В русской и особенно в армянской, в частности кавказской, печати были помещены многочисленные восторженные и благожелательные статьи о “Сборнике армянской литературы” под редакцией М.Горького. И действительно, книга преследовала благородную цель – ознакомить российское общество с литературой одного из малых народов, живущих вместе с ним единой общественно-политической и культурной жизнью, а в годы Первой мировой войны переживавшего кошмар геноцида в Турции...
26 января 1916 г. Ал.Ширванзаде в письме известному писателю восторженно отзывается о его “Детстве” и благодарит за то “редкое духовное удовлетворение”, которое доставила “чудная книга”. Армянский писатель подчеркивает, что при чтении ее испытал такое “высокое художественное наслаждение… какое может дать лишь гениальное творчество”. Ширванзаде восхищен “общечеловечностью” и “чарующей искренностью” “великой книги” Горького.
Тронутый вниманием армянского писателя, Алексей Максимович отзывается теплым письмом: “Уважаемый собрат! Ваша похвала глубоко тронула меня своей искренностью, сердечно благодарю вас! Знаю, что слова Ваши слишком лестны для меня, не сомневаюсь, что не заслужил такого отношения с Вашей стороны. Но Вы - писатель, человек, живущий всеми скорбями и радостями мира. Вы сами знаете, как ценно, как радостно знать, что Ваше слово понятно… Спасибо, что откликнулись, сердечное спасибо! Мне приятно сказать Вам, что я немного знаю Вас, - читал ваши вещи. А имя Ваше услыхал впервые в 92 г. в Тифлисе, а затем в 97 г. – сидя в Метехском замке. Видите, мы старые знакомые. Желаю Вам всего доброго!”.
В том же году, после выхода в свет горьковского сборника армянской литературы, Ширванзаде приветствует издание в рецензии “Новая книга” (“Мшак”,1916,N119), особо акцентируя: “Не впервые произведения армянских писателей переводятся  и издаются на русском языке, но впервые знаменитый русский писатель, а именно Максим Горький, не только сам, по собственной инициативе проявляет  интерес к армянской изящной словесности, но и старается заинтересовать ею русское общество”. Здесь же он лаконично характеризует творчество писателя в целом:  “…Максим Горький не просто поэт, а исключительная творческая величина в России и первый по авторитету и популярности. Он единственный русский писатель после Толстого и Достоевского, который пользуется мировой славой, имя его известно в Европе так же  хорошо, как и на родине, а может быть и более”. Все еще находящийся под сильным впечатлением от горьковского автобиографического “Детства”, Ширванзаде и в этой статье замечает: “после романов Достоевского  я  не чувствовал  в  русской  романистике такой  глубины  и  красоты, как  в  этом  произведении”.
Максим Горький был одним из тех, кто одобрил составление и издание в том же 1916 г., уже в Москве, антологии “Поэзия Армении” под редакцией Валерия  Брюсова. Ведь и это издание, предпринятое Московским Армянским комитетом, преследовало цель ознакомить “русский мир” с трагедией армян в Османской империи и на средства, вырученные от продажи сборника, материально помочь хлынувшим в Россию беженцам из Западной Армении.
В 1928 г. русский писатель посетил Армению, общался как с интеллигенцией, так и с простым народом. Вернувшись в Москву после поездки по Советскому Союзу, Горький в 1929 г. поместил свои путевые очерки в журнале “Наши достижения”. Он писал  также об Армении, о тех крупных успехах, которых добился армянский народ при новой власти во многих сферах – в экономике, образовании, литературе, культуре и искусстве.
В ярких красках описывал великий художник очаровавшую его природу Армении – дивные  пейзажи Дилижана, озеро Севан и другие места. Горький  констатировал: “У меня осталось самое прекрасное впечатление от поездки в Эривань и от объезда Армении. Армения – страна с большим будущим. Народ Армении производит впечатление энергичного народа, который, без сомнения, знает, что он делает, знает, какие задачи ему предстоит решать”.
В очерке “В долине Дилижана” он писал: “Да, удивительно красиво. Кажется, что горы обняли и охраняют долину с любовью и нежностью живых существ. На высоте 1500 метров воздух необыкновенно прозрачен и как будто окрашен в голубой мягко сияющий тон. Мягкость – преобладающее впечатление долины. Глубокое русло ее наполнено пышной зеленью садов, и дома как бы тихо плывут в зеленых волнах по направлению к озеру Гокче (тюркское название Севана. – Р.Б.). Южное Закавказье ошеломляет разнообразием и богатством своих красок, эта долина – одна из красивейших в нем”. И здесь же напоминает, что на красоту ее неустранимо падает мрачная тень воспоминаний о недавнем прошлом: “Меньше всего лирически прекрасная долина Дилижана должна бы служить рамой для воспоминаний о картинах кошмарных, кровавых преступлений. Но уже помимо воли память воскрешает трагическую историю Армении конца 19 - начала 20-х веков, резню в Константинополе, Сасунскую резню, “Великого убийцу”, гнусное равнодушие христиан “культурной” Европы, с которым они относились к истреблению их “братьев во Христе”, позорнейший акт грабежа самодержавным правительством церковных имуществ Армении, ужасы турецкого нашествия последних лет, - трудно вспомнить все трагедии, пережитые этим энергичным народом. Удивительно быстро и ловко забывают факты такого рода господа “гуманисты”, идеалисты, защитники “культуры”, основанной на жадности, зависти, на рабстве и циническом истреблении народных масс. Ложь и лицемерие защитников этой “культуры по уши в крови и грязи” восходят до явного безумия, до преступления, которому нет достойной кары”.
Как видим, писатель не ограничивается  лишь описанием природных красот Армении – его высокая гражданственность и острое общественно-политическое чутье  позволяют выделить драматический образ армянского народа, перенесшего еще не так давно, на памяти самого Горького, Апокалипсис своей истории…
…Смерть Горького 18 июня 1936 г. повергла в шок многих армянских деятелей литературы – ведь русский писатель был действительно бескорыстным и искренним другом Армении и с ним связывалось немало дальнейших планов и литературно-общественных акций на благо армянской литературы в целом. Достаточно сказать, что подготовленная в середине тридцатых годов под редакцией Горького “Антология армянской поэзии” после его смерти претерпела столь существенную переработку, что ставить его имя в изданный в 1940 г. сборник уже потеряло всякий смысл…
Неистовый Чаренц откликнулся эмоциональной  статьей  “Путь гениев и звезд” (“Хорурдаин Айастан”, 24 июня 1936 г.), в которой, в частности, обрисовал  писателя  как “великого человека, гражданина”, “шествующего по путям новой  человеческой истины  интеллектуального чудотворца с взглядом пророка… которому предстояло обессмертиться  в веках не феноменом, поднявшимся со дна социального океана, а родившимся из лона гениального русского народа  гениальным писателем и великим гражданином, своим литературным талантом  происходившим из величественного рода Пушкина и Толстого, последним органичным звеном  в классической цепи  русской литературы”.
На смерть великого русского писателя откликнулись многие мастера армянской литературы. Теплыми воспоминаниями  о встречах с ним окрашен, в частности, очерк ”Горький”  одного из классиков новой армянской литературы Дереника Демирчяна. Вот как описывает прозаик свою первую, ереванскую встречу с Горьким в 1928 году:  ”...В один из жарких июльских дней, когда солнце становится в Ереване все беспощаднее… я медленно прогуливался  вверх по улице Абовяна... Зной разогнал всех по домам и в тень. Кругом царила пустота и тишина... И вот в этот час... заметил на противоположном тротуаре большую группу людей, торжественно спускавшихся вниз по улице. Внушительную группу, в которой были наши тогдашние наркомы, руководящие работники ЦК и ЦИК, и все они с уважением и заботой окружили какого-то простоватого на вид русского человека, который шагал впереди всех и внимательным смышленым взглядом  новичка оглядывался по сторонам – на дома, уличную жизнь, казалось – даже на вывески. Это был рослый человек... с усталым лицом, просто одетый и в фуражке...” Каково же было удивление Демирчяна, когда окликнувший его из этой группы нарком просвещения А.Мравян пригласил присоединиться к ним – они вели Горького в Музей культуры на площади...
 ”Максим Горький... Он совершенно не был похож на того Горького, которого я представлял! Хотя я видел многие его портреты, знаком был со множеством касающихся его работ, воспоминаний, в которых описывались  и фигура, и особенные черты  его характера, тем не менее могу сказать, что ни один из них не  давал мне того облика, который я увидел, встретившись с живым-здоровым Горьким!” – пишет Демирчян и продолжает: ”Он, в простой летней серой одежде, высокий и костлявый, с длинными худыми руками, шагал несколько подавшись вперед… и деловым  шагом и взглядом, присущим лишь работягам, которые, будучи отягощенными какими-то заботами или делами, не имеют времени казаться  торжественными, выказывать себя или улыбаться встречному”.
Таким образом, первое впечатление от Горького – работяги, труженика – осталось у Демирчяна и до самого конца пребывания писателя в Армении.  У Горького, констатирует армянский писатель по имевшим место беседам,  - отменная память: он прекрасно помнит произведения и писателей, которые вошли в составленный и отредактированный им еще в 16-м году ”Сборник армянской литературы”; касаясь, например, творчества Ширванзаде и его ”Хаоса”, интересуется, над чем работает сейчас ”старик”,  над чем – сам Демирчян, и т.д.  ”Колоссально велик” диапазон интересов у этого поглощенного тысячами забот и проблем человека, замечает Демирчян и вспоминает о встречах Горького с простыми тружениками – армянскими рабочими и крестьянами. В одной из таких поездок по Араратской долине русский писатель, находясь среди богатых виноградников, восхищенно взирает на царящий над равниной библейский Арарат и, рассказывая приехавшему с ним сыну Максиму о приставшем к горе легендарном Ноевом ковчеге, непринужденно восклицает: ”Вот красота! Смотришь и прохладно становится; жары не чувствуешь и усталость проходит”...
Вспоминает Демирчян также о деловых и творческих встречах Горького с интеллигенцией как в Союзе писателей Армении в 1928-м, так и позднее, на Первом Всесоюзном съезде советских писателей в Москве (1934), когда рассматривались как насущные проблемы, особенности и пути развития  советской литературы в целом, так и конкретных национальных литератур. ”Мои две встречи с Горьким, - замечает Демирчян, - и по его простоте, и по его заботливому отношению к человеку, и по его широкой литературно-общественной заинтересованности произвели на меня глубокое и неизгладимое впечатление”.
Завершает Демирчян свой  очерк  выразительным портретом выдающегося русского писателя: ”В этом человеке с грубой внешностью, с обликом труженика, в тонах его хриплого, низкого голоса и в движениях его костлявых и длинных рук было что-то удивительно культурное, какая-то приятная мягкость, показывающая, что это человек большой духовной культуры и ... настоящий человек!  На лицо внешне  казался холодным, даже неприветливым, но сердце, сердце было полно доброты – когда улыбался, глубокие морщины его бесстрастного лица и серые глаза наполнялись беспредельной добротой и красотой. А Лев Толстой говорил: кто улыбаясь становится красивее, - он добрый, настоящий человек!” И Горький был таким”.
...Разумеется, круг армянских друзей и знакомых  Максима Горького не ограничивался лишь  литераторами, благо в культурных центрах России жил и творил, особенно до революции, мощный слой армянской творческой интеллигенции – актеры, музыканты, художники. Так, среди самых именитых знакомых русского писателя был классик армянской музыки Александр Спендиаров. С Горьким композитор впервые познакомился в Ялте, в 1902 г., и при первой же встрече писатель прочел ему свою поэму “Рыбак и фея”, которая воодушевила и увлекла Спендиарова.  В это время в Крыму можно было видеть блестящее общество – Льва  Толстого, Чехова, Шаляпина, Рахманинова, Леонида Андреева, Бунина и др.; все они встречались друг с другом, и чаще всего у Максима Горького. “Я сам, - вспоминал А. Спендиаров, - часто бывал у Горького, и Горький бывал у меня в Ялте, где я жил в доме отца”.
Говоря о писателе как личности, Александр Афанасьевич давал ему весьма оригинальную характеристику: “Он был человекоискателем. В каждом человеке он искал человека. И если не удавалось найти, поражался. И снова и снова искал. Обнаружить залежи человека – вот была радость для него. Человечья руда – это звучит драгоценнее, чем золотая руда”. И далее замечал, что у Горького была “всепокоряющая простота, деликатность и нежность в обращении”. “Его все решительно любили, - констатирует он  и вспоминает: “…Однажды с виноватой улыбкой Горький говорил мне: “Вот знаете… не пишу я стихов… Все равно ведь, как Пушкин, не напишешь, а писать хуже – значит оскорблять память Пушкина! Пушкин за всех поэтов русских вперед на двести лет написал!.. И все-таки согрешил я стихом... Написал  поэмку – “Рыбак и фея”… Может вам для музыки пригодится...”  Спендиаров берется – ”понравилось” и получилось: в 1903 году в Павловске уже исполнялась его замечательная музыкальная  баллада “Рыбак и фея” для баса с оркестром (басом, как и предполагалось автором, выступал знаменитый Шаляпин). При первом исполнении этой баллады присутствовали Спендиаров и Горький. Русский писатель подарил поэму с надписью “Талантливому автору “Песни о фее” Александру Афанасьевичу Спендиарову – на память. М.Горький”. А в письме от того же 1903 года читаем: ”Многоуважаемый Алексей Максимович, одновременно с этим письмом высылаю Вам  партитуру и клавираусцуг  моей баллады, написанной  на Ваше стихотворение 20 апреля нынешнего (1903) года. Баллада эта была исполнена с оркестром в Петербурге, в симфоническом концерте... Еще раз сердечно благодарю Вас за то, что Вы дали мне случай написать лучшее из моих сочинений, которое поэтому я и позволил себе посвятить Вам. Искренне преданный Вам  Ал.Спендиаров”.
Личные встречи с Горьким дали возможность армянскому композитору проникновенно высказаться также о горячей любви русского писателя к музыке, к искусству. Так, в одной из статей более позднего времени (1928г.) Спендиаров, с теплотой вспоминая о крымских музыкальных вечерах, отмечал: “...Музыку  Алексей Максимович страстно любил. По его просьбе я, приглашая его к себе, всегда устраивал у себя концерты. Раз устроил квартетный вечер из солистов симфонического оркестра в Ялте. Этот вечер более всего понравился Горькому. А из квартетов более всего квартеты Бетховена. Вообще классиков Горький предпочитал. У себя тоже он устраивал немало музыкальных вечеров, на которых охотно певал и Шаляпин”.
Знакомство двух колоссов культуры, несомненно, обогащало их обоих – способствовало формированию передовых взглядов, помогало в разработке тех или иных тем в творчестве, взаимопониманию...
Тема “Горький и Армения” в целом  давно хорошо освещена и изучена армянским и русским литературоведением и критикой. Настоящей статьей нам хотелось лишь напомнить новому поколению армян и русских славное, но подзабытое прошлое и вновь выделить особое место выдающегося мастера в истории русско-армянских литературно-культурных связей  конца XIX –начала ХХ века.

*   *   *